БАБА ЯГА И НЛО
***
Горб болел четвертый день. Спину, покалеченную в молодости, крутило, тянуло и ломало, ныла каждая косточка, каждый позвонок. Нога, пожеванная, едва не откушенная речным кракеном, тоже не давала покоя, реагируя на погоду. А она, эта ненормальная погода, решила резко измениться: еще вчера светило солнышко, добираясь своими нахальными лучами даже сюда, в дремучие дебри, где пряталась бабкина избушка, и вдруг летний зной сменился ледяными порывами ветра, раскачивающими вершины вековых елей, треплющими ветки могучего дуба. Кот Баюн, облюбовавший под свое жилище раскидистые ветви старого великана, давно уже не родившего желудей, злобно шипел, прячась от дождя на чердаке избушки. Завывающий ветер настойчиво стучался в хлипкие ставенки, выколачивая из серых, почти черных туч то ливни, то град. Старые деревья натужно скрипели, как бабкина спина, когда та поворачивалась или наклонялась к низкому шестку печи. Еловые лапы роняли иголки, укрывая прошлогодний ковер опавших дубовых листьев, смешиваясь с чахлыми, невесть как выживающими в густой лесной тени поникшими кустиками трав.
Спину бабка покалечила по вине хвастливого трехглавого гада, пару сотен лет назад, будучи еще молодой и довольно симпатичной девицей. Совсем еще юный тогда Змей Горыныч, только учился летать, прихвастнул, что может запросто поднять ее к облакам, а она, дура эдакая, по молодости да глупости повелась, поверила. И он ее уронил! Еще и смеялся, мерзкая ящерица-мутант, всеми тремя уродливыми башками! Упала бабка неловко, спиной приложившись о пень, выздоравливала долго, и если бы не Аленушка, заблудившаяся в лесу и набредшая на ее избушку, вполне могла бы загнуться. От голода. Нет, девицу она не съела. Бабка вообще не делала многих вещей из тех, что ей приписывали: не зажаривала в печи добрых молодцев и красных девиц, не помогала придурку Кащею в осуществлении его наполеоновских планов по захвату и порабощению мира, а со змеем Горынычем дружила просто так, не смотря на то, что уронил, сделав калекой. Да, колдовала бабка знатно, лихо смешивала в своем котле всякую мерзость, от мышей до драконьего помета, получая кучу полезных (и не очень) снадобий. Бабкины зелья охотно раскупались наивными селянами. Даже с княжеского подворья послы захаживали, брали молодильное снадобье для очередного князя, щедро оплачивая покупку полновесным золотишком. И как бы между прочим интересовались составом волшебного пойла. Бабка своих секретов не раскрывала, по двум соображениям: во-первых, узнав состав зелья, клиента могло стошнить, во-вторых, торговлей этими снадобьями бабка жила, а значит состав – секрет фирмы.
В дверь постучали, судя по силе стука – сапогом, и не дожидаясь приглашения, распахнули настежь, впустив в теплое, такое уютное в ненастье нутро избушки ледяной порыв ветра, пахнущий дождем и прелыми листьями. Дверь с жалобным скрипом несмазанных петель грохнула о стену, с вбитого в нее гвоздя сорвался перетянутый облезлой тесьмой пучок болотной травы и, подхваченный сквозняком, отлетел к печи.
- Доброго здоровья, соседка! – проскрежетал Кащей, шагнув в избушку.
- Ты чего, шельмец, хулиганишь? – взвилась бабка, игнорируя приветствие. – А ну как дверь не выдержала бы, разлетелась щепой, что тогда? Тебя что ль вместо двери вставлять?
- Не шуми, цела дверь-то, – поморщился гость и, кряхтя, уселся на лавку. – Ишь, как дождик поливает – все кости ноют, спасу нет. Твоя нога, поди, тоже покою не дает, а?
- Не дает, – проворчала бабка, остывая. Не могла она долго на Кащея гневаться, хоть и злыдень, да только больше стращает, чем пакостит, и все его властолюбивые планы уже давно дальше сотрясений воздуха не идут – стар стал Кащей, осторожничает, не то, что в молодости, когда целые армии одной левой по полю раскатывал. Теперь как бы самого не раскатали, на отдельные косточки. Как ни крути, а один в поле он больше не воин. Хоть это понимает, и не ищет приключений на свой тощий зад. Так, постращает маленько, для поддержания репутации, на том и успокаивается. – Да и спина разболелась, все позвонки скрипят и стонут. Если бы не мои настойки да зелья, давно бы уж богу душу отдала.
- Вот-вот, – кивнул Кащей. – Я потому и пришел: ты ж как будто снадобье новое выдумала, что боли снимает, так может, поделишься, не дашь от костной ломоты помереть? Не бесплатно прошу, отдарю. Есть у меня диковина одна, штука странная, на нее и сменяю.
- Что за штука-то? – заинтересовалась Яга. И ведь знал Кощей, чем подкупить ее можно! Деньги-то с него брать – совестно, как-то не по-соседски, так вот и повелось у них услугой за услугу отплачивать, либо на диковины меняться.
- А и сам не пойму, что за вещица такая странная, – пожал плечами Кащей. – Ночью вышел до ветру, а тут с неба звездочка сорвалась, не иначе ветром с неба сбило, видно плохо ее приколотили, аль срок уж вышел с высоты на землю поглядывать. И упала так близехонько, лежит в кустах, мерцает. Я и подобрал, да только не похожа она на звезду…
- Ты что ж, вблизи звезды видел, знаешь, какие они с виду? – засмеялась Яга.
- Не видел, только у звезды, как у снежинки, лучики должны быть, а то вот, глянь-кось, что за диво дивное, – терпеливо объяснил Кащей, доставая из-за пазухи сверток. Развернув тряпицу, он сунул бабке под нос странную штуку – круглая, сплюснутая, как две миски, сложенные краями, отлитая из серебристого металла, а по краю будто кто огоньки, что твои бусы из крошечных звездочек, приклеил – так и сверкают, так и переливаются.
- Ишь ты, – удивилась бабка, разглядывая диковину. – С неба, говоришь, упала? Не, не звезда это, Кащей, но в хозяйстве сгодится.
- Ну, раз так, может, поделишься своим снадобьем волшебным? – обрадовался Кащей.
- Поделюсь, касатик, поделюсь, – задумчиво пробормотала Яга, крутя дивный кругляш в скрученных артритом руках.
Проводив довольного Кащея, Яга, кряхтя, поковыляла к лавке. Странный кругляш все так же переливался мерцающими огоньками, будто кто свечу внутри зажег. Бабка его покрутила, понюхала, даже брезгливо лизнула. Потом как следует потрясла, приложила к уху, прислушалась и с визгом отбросила, с проворством молодки вскочив на лавку.
Глухо ударившись о дощатый пол, кругляш будто ожил – огоньки вспыхнули ярче, забегали, гоняясь друг за другом. Бабка со страхом, вжимаясь горбом в бревенчатую стену, наблюдала за перемигивающимися огоньками, лихорадочно соображая, что делать – позорно бежать, бросив все свое добро на произвол судьбы, или вооружиться метлой и вымести страшный подарок Кащея за порог, постаравшись ускорить его хорошим пинком, чтоб уж точно догнал дарителя и чувствительно приложил по затылку.
Пока Яга решала, под столом все так же вращался странный кругляш, перемигиваясь огоньками. Едва вращение откатившейся под стол диковины замедлилось, как ее окутало паром, из которого доносились звуки, похожие на шипение разъяренной гадюки.
- Чур меня… – испуганно сплюнула бабка через плечо, косясь на поднявшуюся над паром серебристую крышечку, походившую на крышку чернильницы княжеского писаря.
Пар рассеялся, и настороженному взору Яги предстала дивная картина: из-под откинувшейся крышки кругляша в столешницу ударил тонкий луч яркого света, очертив края круглой дыры. Почти сразу из дыры взметнулись вверх тонкие зеленые ручки. Вслед за руками показалась голова, напоминающая перевернутую грушу, с непропорционально большими глазами на безносом лице. Ручки уперлись в бока кругляша, подтягивая крохотное тщедушное тельце, и вот уже маленькое зеленое существо сидит, оседлав диковину, тяжело дыша и потирая здоровенную шишку, наливающуюся на лысом затылке.
***
Тощие бока существа поднимались и опадали, словно оно задыхалось. Бабка испуганно ойкнула, когда оно покачнулось, а затем с тихим всхлипывающим свистом соскользнуло на пол, распластавшись рядом с помигивающей огоньками диковиной. Немного помедлив, Яга с кряхтением слезла с лавки и, прихватив ухват, с опаской подошла к столу. Существо не подавало признаков жизни, лежало, напоминая издохшую лягушку. Для верности потыкала в него ухватом – существо никак не отреагировало.
- Никак нечистый балуется? – озадачено пробормотала бабка и, со стоном опустившись на колени, боязливо протянула руку к маленькому тельцу. Коснулась холодной шероховатой кожи, уверилась, что существо действительно в отключке, да и нечистый вроде как ни при чем, и уже смело схватила существо за тоненькую ножку, вытаскивая из-под стола.
Вблизи обитатель диковины оказался совсем не страшным, мало того вызывал в бабке неприятное чувство жалости. Сморгнув внезапно набежавшие слезы, Яга рассматривала скорбное личико с огромными, прикрытыми веками глазами. Нос все-таки присутствовал на месте, но такой крохотный, что не сразу разглядишь. Рот – узкая, чуть приоткрытая щелочка, безгубая и беззубая.
Удивленная Яга положила существо на стол и подвергла детальному осмотру. Маленькое, не больше ладони, ручки, с длинными тонкими пальчиками, ножки, то ли обутые в зеленые, неотличимые от цвета кожи сапожки, то ли просто не имели ничего общего с человеческими ногами. Торчащие, резко очерченные ребра, будто странная лягушенка из такой же странной коробченки давно не ела.
- Бедняжка, видать совсем тебя голодом заморили, – пробормотала Яга и заковыляла к печи.
Вытащив из пышущего жаром устья горшок с томившимся в нем молоком, бабка размочила кусочек хлеба и осторожно выдавила каплю в приоткрытый рот. Кот Баюн, все это время испуганно шипящий на чердаке, тяжело спрыгнул на пол, заинтересованный бабкиными действиями, но еще больше – горшком с топленым молоком.
- Муррр? – вопросительно мурлыкнул он, осияв бабку изумрудными глазами, и с надеждой уставился на горшок.
Не обращая внимания на ластящегося к ногам кота, Яга продолжала операцию по реанимации зеленокожего существа, выдавливая ему в рот каплю за каплей из размоченного хлебного мякиша. Оскорбленный вопиющим невниманием к своей сказочной персоне, кот фыркнул и, гордо задрав пышный хвост, прошествовал к двери. Требовательно вякнул, настаивая, чтобы Яга немедленно выпустила его на улицу.
- Ступай, касатик, прогуляйся, – рассеянно кивнула бабка, не глядя, махнула рукой, открывая дверь, и так же не оглядываясь, поманила ее пальцем, заставив захлопнуться.
Больше ни на что не отвлекаясь, бабка продолжила колдовать над хрупким тельцем, про себя ласково называя существо Зеленей. Бормоча заговор, что всегда безотказно помогал привести в чувство сомлевших от переизбытка чувств красных девиц или (и такое бывало) красных молодцев, Яга осторожно растирала холодные ручки Зелени, не без удовольствия замечая пока еще слабые признаки возвращающейся в тельце жизни. Наконец, существо дернулось и закашлялось, перевернулось на бок и попыталось сесть. Бабка поддержала его под тощую спину, не позволив упасть, и с любопытством уставилась в огромные черные глаза без малейшего намека на белок.
- И кто ж ты будешь, ась? – щербато улыбаясь, спросила Яга.
Существо моргнуло и предприняло попытку сбежать, с неожиданным проворством пятясь от своей спасительницы.
- Да не боись, не съем я тебя, – усмехнулась бабка, пресекая его попытку. – Звать-то тебя как, чуда?
Зеленя непонимающе пялился на бабку, прерывисто дыша от страха. Сообразив, что спасенное существо ее не понимает, бабка представилась, указав на себя:
- Я бабка Яга, а ты? – и легонько ткнула существо в часто вздымающуюся грудь.
Покосившись на бабкин палец, существо, видимо, догадалось, чего от него хотят, приоткрыло узкий рот и едва слышно выдохнуло:
- Аалиеаньсши.
- Ась? Али… Тьфу ты, нехристь нерусская. Это Алешка что ли, по-нашему? – не сумев повторить заковыристое имя с обилием гласных, переспросила Яга.
- Аалиеаньсши, – повторило существо, коснувшись груди, и слегка склонило голову, приветствуя бабку.
- Аалия… – подавившись, Яга раздосадовано махнула рукой, ворчливо заявив: – Алешкой звать буду.
***
- Бабушка!
Тонкий голосок слегка дрожал. В дверь скорей скреблись, чем стучали. Яга, кряхтя, перевернулась с боку на бок и, часто моргая, уставилась в сочащееся слабым светом оконце. Дождь давно кончился, и сквозь кроны вековых елей нет-нет, да пробивались нахальные лучики еще холодного, утреннего солнца.
- И кого там нелегкая принесла? – проворчала бабка, с трудом спуская ноги с печи.
- Бабушка?
Визитер, подавив, наконец, робость, как следует стукнул в дверь и плаксиво запричитал, видимо, отбив костяшки.
- Слышу, чтоб у тебя приподняло да шлепнуло! – зычно гаркнула Яга, ковыляя к двери. Мельком глянула на лавку: в корзине, трогательно свернувшись калачиком, сладко посапывал Кащеев подарок. – Ишь ты, спит как крепко, – изумилась Яга. – Видать, намучался, бедолага, в этой своей коробченке-то… Ничего, бабушка тебя живо на ноги-то поставит… Ну, чего скребешься, как кошенок нашкодивший?
За дверью, переминаясь с копытца на копытце, стоял чертенок Здышко, племянник водяного Бобреца. Матушка рогатого сорванца, ветреная красотка-мавка Беспута, приходилась Бобрецу родной сестрою, и с радостью сбагривала шкодного дитятю дядьке на летние каникулы. От проделок Здышки стонала вся округа: то кикиморам патлы вокруг коряг запутает, то русалке, выбравшейся из прудика луной полюбоваться, на хвост наступит, то селянам стадо распугает. А недавно спер меч-кладенец у самого Ильи Муромца, воспользовавшись послеобеденным сном богатыря. Илья Муромец проказника поймал, меч отобрал да за уши оттаскал, пригрозив в следующий раз как следует выпороть, чтоб неповадно было на чужое зариться. На время, прямо сказать, недолгое, преподанного богатырем урока хватило. От трепки Здышко оправился быстро и снова взялся за старое, гневя своими выходками дядьку Бобреца и доводя до белого каления селян и лесных жителей.
- Чего тебе, дух нечистый? – буравя чертенка неласковым взглядом, спросила Яга. – Опять, поди, нашкодил?
- Ага… – чертенок часто закивал, испуганно оглядываясь и вздрагивая всем своим мохнатым тельцем.
- Прятать не буду, – нахмурилась бабка, собираясь захлопнуть перед Здышкиным носом дверь.
- Бабушка, пощади! Что хочешь для тебя сделаю, только не выдавай! – бухаясь на колени, запричитал чертенок, плаксиво сморщив мордашку.
- Чего натворил-то, бесово семя? – морщась, ворчливо спросила Яга.
И ведь знает, шельмец, чем пронять доброе бабкино сердце! Стоит лишь скорчить скорбную мину да слезу пустить, и все, бери бабку тепленькой.
- Гриву спутал… – отступая от бабки подальше, пискнул чертенок.
- Чью гриву-то?
- Коня Ильи Муромца…
- И чего? Ну, расчешет богатырь гриву лишний раз, руки, поди, не отвалятся, – усмехнулась бабка, живо представив тысячи мелких косичек, которые предстоит расплести Илье.
- Не расчешет, бабушка, – шмыгнул носом Здышко. – Я косички медом смазал…
Бабка, потеряв дар речи, жадно хватала пересохшим ртом воздух.
- Ты чего ж это удумал, а? – задохнувшись от гнева, выдавила она. – Ты хоть понимаешь, что лишил богатырского коня главной красы? Это ж всё, только состричь!..
- Понимаю, бабушка, – захныкал Здышко и тоненько заскулил. – Бес попутал…
- Сам ты бес! Бестолковый к тому же! – рявкнула Яга, в сердцах отвесив чертенку подзатыльник, и насторожилась.
- Йииаааа! – прокатилось над лесом разъяренное эхо.
- Живо, под печь! – подтолкнув чертенка в избу, рыкнула бабка и поправила сбившийся платок, приготовившись к встрече с разгневанным богатырем.
Дважды повторять не пришлось. Здышко юркнул под печь и затих, испуганно следя из спасительной пыльной темноты за дверью. В поле зрения оставались пока одни бабкины ноги в новеньких лаптях. Подолом юбки поигрывал шаловливый ветерок. Потом над порогом показалась откормленная морда кота Баюна. Изумрудные очи сказочной кисы уставились прямо в Здышкины испуганные глаза, губы расплылись в глумливой улыбочке. «Попалит…» – мелькнула обреченная мысль в Здышкиной голове.
- Кис-кис-кис! А ну, посиди-ка ты в подполе. Заодно мышей погоняешь, совсем они обнаглели, уже и капустой квашеной не брезгуют, – бабка оказалась хитрее своего пушистого питомца и ловко спихнула кота под подскочившую крышку в полу. Из-под половиц донесся приглушенный шлепок и гнусавый вяк.
Тем временем разъяренный крик приближался. Раздался дробный перестук копыт и лошадиное ржание. Гневное.
- Бабка! Чертенок не пробегал? – сдерживая гнев, прорычал Илья Муромец, взбегая по ступеням покосившегося крылечка. Здышко испуганно сжался, зажимая потной ладошкой рот.
- Нет, касатик, не видала, – ласково проворковала Яга. – А ты чего гневом пыхаешь? Ишь, так и искришь, факел поднеси – вспыхнет. Случилось чего?
- Случилось… Еще как случилось! – рявкнул богатырь. – Коню моему гриву спутал, косичек наплел, меленьких, да медом смазал, чтоб не расплелись, значит! У, бесово семя, попадись он мне! Уж я ему рога пообломаю, хвост на руку накручу да о землю шваркну!
- Тише, тише, богатырь! – поморщилась Яга, зажимая уши. – Показывай коня, авось спасем гриву-то.
- Ага, спасешь ее, как же, – горько усмехнулся Илья. – Только состричь и осталось.
- Тю! Тоже мне, горе, – всплеснула руками Яга. – Сострижешь – новая вырастет, краше прежней.
- И сколько ждать, пока она вырастет? – спросил богатырь звенящим от сдерживаемого гнева голосом. – Полгода? Год?
- А ты куда-то торопишься? – съехидничала Яга, уперев кулаки в бока. – Насколько я знаю, битв великих в ближайшем будущем не предвидится – на границах спокойно, чуды-юды из своих урочищ не лезут, у них, знаешь ли, брачный сезон начался, не до пакостей, а Кащей больше о своем здоровье печется. Так что стриги спокойно да жди, покуда новая вырастет…
- А тем временем Марья за другого выскочит! – взъярился Илья Муромец. – Ну, не могу же я к ней на лысом коне свататься приехать?!
- Так вот в чем дело! – расплылась в улыбке бабка. – Да ты не кручинься, Илюша. Помогу я тебе. Будет у коня грива всем на зависть, не срамно и перед княжной такой покрасоваться. Ты пока отведай щец, кашки спробуй – уважь бабку. А я тем временем займусь твоим скакуном.
- Ну, спасибо, бабушка, – облегченно рассмеялся богатырь и снова посуровел, гневно сведя пшеничные брови к переносице. – А чертенка я один черт достану. Этот паршивец намедни меч у меня упер!
- Достанешь, обязательно, – ворковала бабка, сноровисто накрывая на стол, и незаметно показала Здышке кулак – мол, уедет богатырь, я с тобой по-другому поговорю.
Тем временем, проснулся Кащеев подарок. Алешенька, сладко потягиваясь, сел в корзине и удивленно осмотрелся.
- Олоэко сшисыышх? Сши?
Илья Муромец от неожиданности подскочил на лавке и изумленно уставился на стоящую рядом корзину.
- Это что за чудо-юдо? – опасливо протягивая к Алешеньке руку, спросил богатырь.
- Подарок Кащеев, – улыбнулась бабка, с нежностью глядя на нового питомца. – Принес вчерась диковину, а в ней вот он, почитай при смерти. Насилу откачала, молоком отпаивала, отчитку читала, а он как был зеленый, так зеленым и остался.
- Так может его того, в баньке попарить? – предложил Илья, с жалостью глядя на лысую голову с огромными черными глазами и ртом-щелочкой. – Тощий… Один шкелет кожей обтянутый. А ну-ка, парень, давай щец бабкиных спробуем. Глядишь, полегчает тебе.
Осторожно обхватив Алешу пальцами поперек хрупкого тельца, богатырь перенес его на стол, придвинул миску со щами и ложку.
- Давай, подарок Кащеев, налегай. Щи да каша – пища наша! – подмигнул Алеше Илья Муромец.
- Ты сдурел, что ли? – всплеснула руками бабка. – Как он ложку-то поднимет, коль она с него ростом?
Богатырь почесал в затылке и вдруг просиял улыбкой.
- Так вырезать надо ложку! Махонькую, – сведя большой и указательный пальцы на длину булавки, воскликнул Илья Муромец.
- Ты что ль вырежешь? – усмехнулась Яга, иронично глядя на богатыря.
- Да хоть бы и я! – возмутился Илья. – Чай, руки откуда надо растут.
- Эх, богатырь, – укоризненно покачала головой Яга. – Да пока ты ложку Алешеньке вырежешь, он с голоду помрет.
- Ну, не через край же ему щи хлебать!
- Не через край, – улыбнулась бабка и прошаркала к сундуку. – Есть у меня где-то ложечка серебряная, заморская. Ею царь ихний яйца кушать изволил, а я выпросила, в награду за услугу. Уж больно вещица понравилась.
Пошарив в сундуке, Яга извлекла на свет лубочную шкатулку, а из нее завернутую в шелковую тряпицу крошечную ложечку.
- Ишь ты, – восхитился богатырь. – Тонкая работа. Надо бы Кузьме показать, пущай выкует такую же – Марьюшке на подарок. Одолжишь, бабушка? Сегодня же к вечеру верну.
- Нет, касатик, – качнула головой Яга. – Вот соберется Кузьма с духом, придет ко мне за снадобьем – покажу ему ложку, пусть кует. А с собой не дам, и не проси. Вдруг, потеряешь?
И протянула ложку Алеше. Тот непонимающе уставился на странный предмет, робко коснулся ажурного черенка и, взглянув на богатыря, ловко орудующего похожим приспособлением, ухватился за ложку обеими руками.
- Давай, Алешенька, покушай, – проворковала бабка, с умилением разглядывая своего питомца.
- Оокоэ алаунэ? – вопросительно заглядывая в миску со щами, пропищал Алеша.
- Кушай, касатик, – кивнула бабка, будто поняла вопрос.
Алешенька пожал узкими плечиками и погрузил ложку в щи. Все-таки была она великовата для его роста. Со стороны казалось, будто маленький ребенок пытается есть из черпака.
Притихший под печкой Здышко, раскрыв от удивления рот, смотрел, не мигая, на маленького зеленого человечка.
«Не иначе родич мальчика-спальчика… Вот бы мне такую игрушку! Зачем он бабке? А мне в самый раз будет, тетку Вупну пугать. Вот Лешко обзавидуется, когда увидит!» – думал чертенок. В непутевой голове уже вовсю работали мысли, придумывая планы, один другого гениальнее, как спереть у Яги диковинного недомерка.
Отведав щей и каши, Алеша сел рядом с миской, оперся спиной о кринку с молоком и удовлетворенно вздохнул, поглаживая округлившийся сытый живот.
- Вот и славно, вот и хорошо, – ворковала бабка, наливая молоко в наперсток. – Вот, молочком запей, касатик. А мы с тобой, Илюша, пойдем коня твоего спасать.
Едва за Ягой и Ильей Муромцем закрылась дверь, как чертенок выскользнул из-под печи, воровато огляделся и шмыгнул к столу. Алеша, разомлевший после сытного бабкиного угощения, и пискнуть не успел, как Здышко ухватил его за тонкие ножки и выскочил в окно…
Продолжение следует. ;-)
Свидетельство о публикации №210060800679
Журнал Братишки 08.06.2010 14:54 Заявить о нарушении
С уважением,
Бриско
Кирсанова Оксана Владимировна 08.06.2010 19:53 Заявить о нарушении