Зарытая любовь

      

               

                «Ценность идеала  в том, что он удаляется               
                по мере приближения к нему».
                Махатма Ганди

На границе земли и неба, где белые облака висят, зацепившись за белоснежные вершины гор, там, где не летают птицы, за невысоким столом сидели двое военных и один гражданский. С правой стороны расположился рыцарь в белой мантии с капюшоном, в  шерстяной рубахе с восьмиконечным красным крестом на левой стороне груди. Его лицо, покрытое шрамами, обрамляет редкая седая борода, полуприкрытые глаза рассеяно смотрят вдаль. На другой стороне стола сидит гладко выбритый, смуглый мужчина с необычно большими для турка серыми глазами, его голый череп прикрыт островерхим белым колпаком, под светло-коричневым плащом виден лёгкий панцирь, защищающий грудь, синие шаровары раздуваются  парусом  над красными башмаками. Третий мужчина отличался от суровых военных молодостью, на бледном, худом лице не было ни шрамов, ни следов перенесённых болезней, только глаза затуманены не то грустью, не то восхищением. Закутавшись, в кожаный, чёрный плащ до колен, он заворожено наблюдал за игрой двух бывалых воинов  в шахматы. Рыцарь в белых одеждах ходит изящными фигурами из белого камня первым, его соперник в светло-коричневом плаще отвечает ему, передвигая квадраты, кубы, цилиндры и другие дозволенные исламом изображения по гладкой  деревянной доске покрытой слоновой костью. Игроки не спешат, ходят молча, долго обдумывая свои партии. Передвижение фигур по шахматной доске меняет маски на лице игроков: гнев сменяется довольством, радость печалью. Однако же, соперники не замечают друг друга, ведя обречённую на ничью шахматную войну между прошлым и будущим.
    Несколько удачных ходов фигур белого рыцаря - и нет в мире богаче его ордена: монархи Европы должны  рыцарству огромные сумы, накапливаются колоссальные  денежные средства и земельные наделы, по всюду возводятся соборы, строятся дороги и крепости для защиты паломников идущих в Святую Землю.
     Белые снова ходят и попадают в западню зависти: рано утром в пятницу тринадцатого сотни рыцарей схвачены и брошены за решётку, взят замок-резиденция и арестован верховный магистр. Через пять лет пыток и допросов инквизиции орден обвинён в ереси и отлучён от церкви
     Белые не сдаются – всадник на белом коне, перелетая над фигурами противника, пытается вырваться из огненного кольца смерти: когда в Cоборе Парижской Богоматери при огромном стечении народа зачитывается приговор, магистр публично объявляет, что все признания были вырваны пытками, и орден не виновен.
      Патовая ситуация, когда уже никто не может ходить: нераскаявшихся членов ордена ждала виселица, а магистра костёр. Рыцари по всему миру покидают свои крепости, унося с собой тайны  богатства ордена нищих воинов Христа.   
       Чёрные керамические фигуры не дремлют –  они стремительно передвигаются по Восточной Европе и спустя несколько столетий занимают на ней новые поля. В битве при Мохаче  турки разбивают венгерское войско, король погибает.
       Чёрный визирь, посулив белому воеводе королевство, превращает его в чёрную фигуру. В венгерском королевстве два враждующих короля – страна разделена и оккупирована.
         Несколько ходов и белая ладья под ударом чёрных – восьмидесяти тысячная османская армия обложила двух тысячный гарнизон венгерской крепости Эгер.
         Атакуя, чёрные пешки оказываются в западне. Длительная осада не приносит султану победу, тысячи турецких воинов попадают в плен к венграм.
          Патовая ситуация, когда нет победителей и побеждённых, а есть только рабы и освобождённые. Османская империя раскинулась от Будапешта и Северной Таврии до северного побережья Африки, от Багдада и Тебриза до границ Марокко, а в то же время тысячи турецких военнопленных умирают от непосильного труда и плохого питания на сооружении оборонительных укреплений в венгерской провинции.    
         Откуда-то издалека, вместе с туманом, принёсся  колокольный звон. Звук нарастает, когда туман проясняется, утихая внутри густых облаков. Вот, наконец, туман рассеялся, и колокол зазвенел отчаянней и громче. Рыцарь с красным крестом на груди, покинув сидевших за шахматной доской,  присоединился к группе конных и пеших воинов. Пронзая туман, острыми копьями отряд медленно спускается по узкой горной дороге, несколько лошадей вместо седоков  несут на себе тяжёлые кожаные мешки, привязанные к сёдлам. Среди ржания лошадей и бряцанья оружия зазвучала тихая  музыка: чья-то искусная рука перебирает тонкие струны лютни, простые и печальные слова баллады ещё несколько мгновений напоминали об  исчезающем в тумане отряде рыцарей:
               
                Крепость крестоносцев на холме,
                Словно безымянная могила,
                Прошлое хранит в своей суме,
                Прошлое, которое забыла.
                Те руины древние стояли
                Над дорогой старой сарацинской.
                Здесь когда-то службу нёс отряд
                Тамплиерской стражи пилигримской…
    
       Колокольный звон затих, уступив место медным колокольчикам, поющим звонкими голосочками при каждом шаге по неровной горной дороге трудолюбивых буйволов. В веренице людей и повозок шли пешие асабы в меховых шапках с длинными копьями, ехали конные акынджы с кривыми саблями, шагали янычары в белых колпаках с костяными ложками, возле стенобитных пушек брели топчу в красных тюрбанах. На телегах лежат кучи разного барахла, сидит живой товар – невольники. Девочки и мальчики, женщины и подростки – нежные и хрупкие сидят на телегах, а мужчины покрепче плетутся, тяжело передвигая закованные в цепи ноги. Священники, владельцы земельных угодий, цыгане, крестьяне, цирюльники – теперь все отличаются от друг друга лишь своей ценой.. Верблюды в кожаных мешках везут порох для орудий, в бурдюках питьевую воду для солдат. Над скрипящими телегами и лязгающими цепями невольниками полилась печальная, как судьба раба песня:

                Синие шатры укрыли землю
                В ровном поле делится добыча
                Делят турки девушек мадьярских
                По две, по три каждому досталось,
                Молодому ж янычару дали
                Лишь одну рабыню – русую Марицу.
                В белый он шатёр её уводит.
                А когда спустилась ночь на землю,
                Вышел янычар во чисто поле,
                Вниз он глянул, посмотрел на небо –
                Синь огонь из-под земли струится,
                С синя неба дождь кровавый льётся.
                Страшно молодому янычару,
                И зовёт он русую Марицу,
                И Марице говорит с печалью:
                «Ах, Марица, ты моя рабыня,
                Что спрошу тебя, ответь по правде:
                «Если братец у тебя с сестрою,
                Да отец, да матушка родная?»
                И ему Марица отвечала:
                «Есть отец и матушка родная,
                Есть и брат, и милая сестрица».
                «Где ж твой брат, в плену ли он томится?»
                И Марица говорит с печалью:
                «Как пришли проклятые к нам турки.
                Молодых мадьяр они разбили,
                Был мой брат тогда в венгерском войске.
                Десять лет уж нынче миновало,
                Как я братца вовсе не видала».
                «Ах, Марица, ты моя рабыня,
                Коль увидишь, так узнаешь брата?»
                «Коль увижу, я его узнаю,
                Я узнаю по груди  могучей
                Да по клятой голове узнаю»
                Янычар спросил тогда Марицу:
                «Ну, а что ж на голове у брата?»
                «Шрам от острой сабли был у брата,
                С ним вернулся он из лютой сечи».
                Янычар спросил тогда Марицу:
                «Ну, а что же на груди у брата?»
                «Шрам у брата на груди могучей,
                Враг пронзил её стрелой калёной».
                Янычар открыл перед Марицей
                Белу грудь да голову ту кляту,
                И Марице он сказал с печалью:
                «Ты вставай, сестра, домой поедем,
                Мы домой поедем, матушку увидим!»

        Где-то в туманной дали понемногу затихала печальная песня невольников. Бритый турок с большими серыми глазами ушёл с янычарами вниз по дороге, оставив гражданского сидеть в одиночестве за пустой шахматной доской. Маленький кисет, забытый на столе кем-то из игроков отвлёк  на мгновенье  его от созерцания сияющих  на солнце ослепительных горных вершин. Мешочек, затянутый шнурком оказался лёгким и твёрдым на ощупь. Когда тугой узел, почти поддался, кисет вдруг задрожал, сотрясая своей вибрацией шахматную доску с фигурами и переместившись на край стола, скатился по скалам в бездну…            
Денис проснулся, от того, что его мобильный крутился юлой по полу спальни. Отключив телефон, он ещё несколько минут лежал в постели, прислушиваясь к тишине в доме. Это был не приглушённый ночной пустотой городской шум, а настоящая тишина, какую можно услышать только за городом. Светало, вот запела птица, за ней другая, вот уже целый оркестр начал исполнять какую-то фантастическую симфонию звуков. Подул ветер, жалобно заскрипели старые деревья у окон. Птичье пение напомнило Денису песню невольников из странного сна. В том сне было ещё тише, ещё отчётливее был слышен каждый звук: скольжение фигур по шахматной доске, течение тумана, звон колокольчика, ржание лошади, стоны раненых, скрип телеги.
В соседней комнате спали жена и младший сын. С появлением второго ребёнка ночи в их доме стали беспокойными, и Денис устав от постоянного недосыпания перебрался в другую спальню. «Какой всё-таки странный сон» - размышлял Денис, спускаясь по скрипучей деревянной лестнице со второго этажа в ванную. Скоро проснётся их старший сын, и его нужно будет отправить в школу. Тёплая вода из душа, освежившая тело не в силах была прогнать пронзительные картины ночного сновидения. Рыцари, турок с большими серыми глазами, невольники-венгры – не сон, а исторический ребус какой-то. Такое просто так не присниться, но кто бы мог помочь разгадать его загадку?
Прощаясь с женой, Денис поцеловал её в щёку – это не был страстный поцелуй любовника, скорей поцелуй друга и партнёра по воспитанию детей. Между ними уже почти год не было искренних супружеских отношений, а лишь связанное семейными узами деловое партнёрство. Как-то незаметно для них самих  в их отношениях появилась трещина, становившаяся с каждым днём всё шире и шире, угрожая превратиться в пропасть, об дно которой наверняка когда-нибудь разобьётся их брак. Доставив старшего сына в школу, Денис, как обычно, за полчаса до открытия прибыл в нотариальную контору, и, поручив помощнику подготовку нескольких документов, уединился в кабинете. Для того чтобы полностью отдаться работе ему необходимо, каким-то образом освободиться от навящево всплывающих в памяти ночных образов. Нужно срочно позвонить однокласснику -  преподавателю исторического факультета.
- Орест, привет!
- Привет, Денис! Тысячу лет тебя не видел, как жизнь?
- Спасибо, всё хорошо. Ну, а ты, как всё ещё в университете?
- Да, преподаю, а что?
- Просто, мне срочно нужна консультация историка.
- Всегда рад тебе помочь, но предупреждаю: будешь отдавать юридическими услугами. - попробовал пошутить Орест.
- Согласен. Давай теперь сыграем в игру под названием: «Узнай героя и его время». - в свою очередь пошутил Денис.
- Это уже интересно, продолжай.
- Я буду тебе описывать героев, а ты мне скажешь, если сможешь, кто это и из какого времени.
- Хорошо, давай попробуем.
- Слушай описание первого героя: рыцарь в белом плаще с капюшоном, на груди с левой стороны восьмиконечный крест, такой как на парусниках Колумба.
- Я понял, Денис, твой герой всего скорей рыцарь ордена «Бедных рыцарей Христа и храма Соломона». Тамплиеры – это воины-монахи.
- Орест, там был ещё один воин турок.
- Расскажи, как он был одет.
- На голове у него шапка с прикреплённым куском ткани, и ложкой, платье похоже на халат, шаровары…
- Это янычар.
- Кто?
- Янычары – это спецназ турецкого султана. Ещё детьми их забирали у родителей христиан на оккупированных территориях, и воспитывали в мусульманских семьях. Кстати, эти фанатики тоже состояли в религиозном ордене какого-то дервиша.
- Орест, скажи, что может объединять этих двух воинов?
- Ну, трудно сказать. Орден рыцарей тамплиеров был распущен в 1312 году, а янычарская гвардия основана на восемнадцать лет позже в 1330. Хотя, нет, подожди. Связь всё-таки есть, но не во времени, а в месте.
- Как это?
- В двадцати минутах езды от Ужгорода в Среднем есть развалины замка тринадцатого столетия построенного тамплиерами. Кроме этого, там же в Среднем есть подземелья выкопанные военнопленными турками и среди них, конечно же, могли быть янычары.
- Спасибо, Орест, за консультацию.
- Да не за что, всегда рад, всегда рад.
- Ну, тогда всё, пока, Орест.
- Нет, погоди, скажи, всё-таки, где ты их видел?
- Во сне.
- И ты обеспокоен своим сновидением?
- Есть немного.
- Давать советы занятие неблагодарное, но я рискну.
- Рискни.
- Езжай в Среднее, полазь по развалинам, погуляй по подземельям, живи дальше и забудь про сон.
- Хорошо, Орест, я подумаю. Пока!
- Бывай!
Полученная от учёного информация запутала Дениса вконец. Он был далёк от военной темы, и даже не служил в армии. Лишь в семейном архиве хранилось пожелтевшее от времени письмо погибшего на фронте прадеда. Его правнук навсегда запомнил несколько строк из этого письма: «Похоже, что эта война не на один год, поэтому береги детей, пеки хлеб и запасайся сухарями. Потому что я с этой войны не вернусь». С другой стороны полученная Денисом информация побуждала его к действию, и он решил по совету Ореста съездить в Среднее.
Супруга Дениса – Марина весь последний год их совместной жизни всё свое свободное время посвящала перевоспитанию детей живущих на улице. С ней - замкнутой, красивой и гордой девушкой он познакомился на презентации книги молодого беллетриста. Она писала стихи о безответной любви, Денис просто любил читать, а его друг, познакомивший их, любил шампанское, любезно предоставленное влезшим в долги беллетристом. Денис приезжал из Киева на каникулы, и они встречались втайне от всех, наслаждаясь своей неизвестностью. Когда он закончил учёбу и вернулся в родной город -  дело дошло до свадьбы.
Отец Марины – совладелец строительного предприятия предложил зятю возглавить одно из подразделений. Но Денис забрал жену в Киев, где, помотавшись по съёмным квартирам, пережив появление первенца, проблемы с работой, неустройство быта, изоляцию и одиночество многолюдной столицы, в конечном счёте, узнал цену независимости и вернулся назад. Тесть был рад возвращению дочери, но работу в своём предприятии зятю больше не предлагал. Когда Марина родила второго ребёнка, тесть подарил им несколько доходных объектов недвижимости. Денис смог открыть нотариальную контору, которая хотя и не приносила большого дохода, зато позволяла молодому главе семейства чувствовать себя независимым от родителей жены. Когда младшему сыну исполнился год, Марина познакомилась с волонтёрами благотворительного фонда опекавшего беспризорных детей. В фонде ей стали доверять выполнение ответственных поручений, а она, почувствовав себя востребованной, и значимой стала ежемесячно отдавать на нужды фонда десять процентов своих доходов.  Вернувшись с работы, Денис часто заставал жену на кухне в окружении  грязных, дурно пахнущих, голодных беспризорников, тогда он злой и голодный  ехал ужинать в ресторан. Беспризорники обожали Марину и называли её не иначе, как: «мама Маша». Всё чаще Марина задерживалась в фонде, всё чаще их собственные дети оставались у дедушки с бабушкой, а Денис понемногу привыкал к ресторанной еде. Мать двоих маленьких детей, словно навёрстывая потерянные в столице годы, с головой окунулась в работу фонда. В трещинку между ними падали новые и новые камешки обид, недосказанного, недопонятого отдаляя их от друг друга. Как-то Денис заболел гриппом и чтобы не заразить жену и детей перестал заходить в спальню к супруге. Выздоровев, он всё ещё сохранял дистанцию, но Марина, занятая благотворительностью, казалось, не замечала этого. Он, конечно же, мог просто остаться в её спальне и вернуть всё на круги своя, но на память всё время приходила услышанная где-то история про женщину-сапёра из американской армии. Больше всех в подразделении женщин сапёров рисковал тот, кто шёл первым с миноискателем в руках. Командир подразделения – лейтенант закрутил роман с одной из женщин-сапёров. В те дни, когда они встречались, любовница лейтенанта шла последней и ничем не рисковала. По возвращении в США лейтенанта обвинили в изнасиловании и посадили на пять лет, хотя тот до сих пор твёрдо верит в то, что та женщина любила его. Денис не хотел расставлять для своей жены мины, а потом спасать её взамен на взаимность. Он хотел знать наверняка любит ли она его по-настоящему. Но, как это часто бывает с идеалистами вместо ясности, всё становилось ещё запутаннее, а их семья всё меньше походила на семью. Он уже не спал ночами, ему не помогали ни спортзал, ни холодный душ, ни антидепрессанты. Друг из Израиля, обещал привезти препарат, угнетающий мужские гормоны, но и это не было настоящим решением проблемы.
          Любили ли его родители друг друга – он не помнил. Отец умер от пьянки, когда Денис был ещё маленьким. Потом заболела и быстро умерла мать. Родственники разделили наследство, отдав Денису лишь небольшую часть, которую он решился потратить на обучение в столичном вузе. По сути ему после учёбы некуда было возвращаться, а тут знакомство с обеспеченной всем Мариной. Может быть, он женился на ней из-за денег, а любовь к ней просто себе внушил? Нет, нет, всё было по-настоящему. Но, когда же между ними возникла эта трещина? Когда таскал её по съёмным квартирам в столице, чтобы сохранить независимость? Или когда перебрался в другую комнату, чтобы не слышать детского крика? Когда в погоне за комфортом отделился от всех стенами кабинета с книжными полками и печатью нотариуса? Ну, нет, всем разрывающим голову и сердце сомнениям должен быть положен конец. На какую-то секунду Денис поверил в то, что там, в Среднем он покончит со всем этим. Ведь наверно не зря ему приснился и запомнился этот странный сон.      
          Когда первые лучи рассвета осветили развалины Середнянского замка, Денис уже стоял в проломе стены, читая текст, написанный на ржавой металлической табличке прикрепленной болтами к каменной  стене: «Украинская Советская Социалистическая Республика. Памятник архитектуры. Развалины замка тринадцатого столетия. Охраняется государством. Повреждение карается законом». Внезапно из облака застывшего над развалинами пошёл тёплый, невидимый майский дождь. Вода в поросших рвах вокруг замка и в речке Выле от дождевых капель зарябилась, заволновалась, ещё сильней запахла зелёная трава, омытая небесной влагой. Под открытым небом вместо крыши, внутри четырёхугольной башни-донжона, положив руку на серые и мокрые от дождя камни, Денис почувствовал, как что-то живое, сотканное из мыслей и желаний, молитв и поступков, воплей и стонов, смеха и хохота, окутывает его тело мягким покрывалом, в то же время сотрясая душу. Ещё пятнадцать минут Денис сидел неподвижно в машине, приходя в себя. Он как будто выпил пять порций кофе одним глотком, только вот сердце билось спокойно, а душу трясло лихорадкой переживаний. Хотелось бежать и рассказать всем, о том, что он почувствовал, привести за руку близкого человека и увидеть на его лице подтверждение своих собственных переживаний. Но никого рядом не было, только по лобовому стеклу отбивали свою дробь последние капли дождя. Небо прояснилось, и Денис погнал свой автомобиль от омытых дождём и позолоченных солнцем руин к сокрытым глубоко под землёй пустотам.
           - Доброе утро!
           - Добрый день!
            За широким столом в бухгалтерии винодельческой агрофирмы «Леанка» женщина средних лет приветливо улыбалась раннему посетителю.
           - Я хотел бы побывать в винных подвалах, а то ведь живу рядом, и не был ни разу.
           - А откуда вы приехали?
           - Из Ужгорода.
           - Так вы наш, местный.
           - Ну, да, знаете, по новостям видел репортаж про ваши подвалы, думаю, поеду на экскурсию, посмотрю своими глазами.
          - Вы один? – уточнила бухгалтер.
           - Да.
             - У нас через полчаса будет группа американских туристов, присоединитесь?
          - С удовольствием.
           - С вас двенадцать гривен. Вот квитанция.
           - Спасибо. До свидания!
             - Всего доброго!
              Дождавшись престарелых американцев, Денис спустился с ними в глубокое подземелье.  Широкий тоннель, освещённый электрическими лампами, манил туристов своей прохладой вниз. Кисловатый винный запах сморщил лица привыкших к комфорту иностранцев. Вдоль стен стояли деревянные бочки разных размеров с подписанными табличками. Экскурсовод - средних лет женщина невысокого роста с каштановыми волосами и пронзительным взглядом рассказывала историю подземелья в манере обычно не свойственной профессиональным экскурсоводам. Её рассказ был лишён  длинных пауз и красочных эпитетов, аллегорий и пошлого юмора. Могло показаться, что своим твёрдым голосом она повествует не историю, а точно выверенную технологию изготовления лучших в регионе вин:
          «Винные подвалы в Среднем имеют большую историческую ценность, ведь им уже более пятьсот пятидесяти лет! Каменная табличка у старого входа в подземелье свидетельствует, что заложил их в 1557 году Доминик Добо – сын венгерского национального героя Иштвана Добо. На строительстве с кирками в руках трудились пленные турки, побеждённые легендарным полководцем под стенами Эгера. Изначально подземный лабиринт общей протяжённостью четыре с половиной километров задумывался как дополнение к Середнянскому замку – здесь хранили продовольствие и порох, а в случае опасности прятались жители. Сохранились три подземных колодца. Благодаря тому, что туннели вырублены в пористом туфе, который пропускает воздух и работает как природный кондиционер, внутри поддерживается температура плюс двенадцать и постоянная влажность, а это идеальные условия  для созревания вина. Так подвалы потеряли оборонное значение, но стали активно использоваться виноделами». Пока ярко накрашенная переводчица, затянутая на американский манер в джинсы, переводила заокеанским гостям, Денис высмотрел несколько замурованных коридоров и одну деревянную дверь с надписью: «Вход строго запрещён». Дребезжа каким-то инструментом в пластмассовых вёдрах, мимо прошли двое работников в синих халатах и остановились у огромной 1600 литровой бочки с вином. Когда переводчица закончила перевод один из туристов - ещё не старый отставной майор- танкист спросил: есть ли в колодце вода и остался доволен, получив утвердительный ответ. Наконец, все замолчали, и экскурсовод продолжила: «В 1711 году во время прусского похода здесь побывал русский царь Пётр Первый и после этого в Санкт-Петербург начали поставлять специально произведённые для царского двора белые сухие вина. При советской власти это было закрытое предприятие, куда простых смертных не допускали. Первым высокопоставленным дегустатором был советский генсек Брежнев, для которого одно из помещений специально оборудовали под дегустационный зал, изготовив кресла из старых бочек. Потом здесь принимали многих лидеров соцстран, дипломатов, космонавтов. Были в Среднем и украинские президенты Кравчук и Ющенко. А сегодня вы можете побыть в роли дегустаторов. Давайте пройдём в наш знаменитый дегустационный зал!». Как только девушка перевела последнюю фразу экскурсовода американцы, запивающие жевательную резинку дистиллированной водой из пластиковых бутылочек, энергично закивали: «Ес, ес!» и размахивая фотокамерами, последовали за экскурсоводом в дегустационный зал, что-то, оживлённо обсуждая на ходу.
           Денис, которому разговаривать было не с кем, тихонько отстал от группы. Спрятавшись за двух метровой бочкой с вином  и быстро осмотров из-за неё всё вокруг, решительным шагом направился к деревянной двери, где чёрными буквами на белой табличке было написано: «Вход строго запрещён!». Работники у гигантской бочки зашумели, застучали, что-то упало на каменный пол, утихло, и снова застучали по дереву. Денис всем телом навалился на дощатую дверь, та не поддалась, зато замок слетел вместе с засовом. Пролезши в образовавшийся проём, нотариус быстро прикрыл за собой дверь, и мгновенно очутился в кромешной тьме. «Пока экскурсовод заметит моё отсутствие и поднимет тревогу пройдёт минут пятнадцать, двадцать», - думал Денис, до конца не понимая для чего ему нужны эти пятнадцать минут. Освещая себе дорогу мобильным телефоном, переступая через     валяющиеся повсюду обломки старых винных бочек, он всё дальше и дальше удалялся от дощатых дверей с надписью: «Вход строго воспрещён». Наткнувшись на участок замурованной стены с широкими трещинами от пола до потолка, Денис с помощью обрезка железной трубы  вывернул из кладки несколько камней. В образовавшуюся дыру он влез, как лесной зверь залазит в своё логово и, ободрав в кровь колени и локти, но, сохранив при этом телефон не повреждённым, осознал, что двадцати минут ему не хватит. Как одержимый лудоман, он проигравший самое дорогое в жизни – чужую любовь, теперь был готов пустить в игру последнюю мелкую монету – свою собственную жизнь, чтобы окончательно выиграть или проиграть. «Здесь меня никто не потревожит, в конце концов, у меня сегодня выходной, пусть работа подождёт до понедельника, а жена и дети отдохнут от папочки-тирана», - подбадривал себя Денис, вытирая носовым платком ободранный до крови локоть. Здесь уже не было кислого винного запаха и старых трухлявых бочек, только вековая пыль и камни. Всего в двух метрах от Дениса, там, где пропадал свет гаснущего экрана телефона, царила тьма и безмолвие – то, что и нужно утомлённому суетой человеку. Левая нога Дениса наступила на камень, а левая не найдя опоры, потянула его тело за собой в узкий каменный мешок. Ледяная вода мгновенно проникла под одежду, миллионы острых игл впились в тёплую плоть, телефон выскользнул из рук и светящейся рыбой уплыл в темноту. Сильное подводное течение увлекло за собой погибающего, страдающего от недостатка кислорода человека. Вода вынесла скорченное тело на поверхность, и стекленеющие глаза Дениса уловили отблеск яркого, как солнце света.
          Несколько факелов освещали исчерченные кирками стены небольшой пещеры. Трое мужчин в грязных и пыльных халатах, подпоясанные верёвками сидели на тряпье, валявшемся повсюду. Их бледные, измождённые лица говорили о долгом времени, проведённом под землёй в непосильном труде. Трое янычар стали рабами во время провальной осады венгерского Эгера, когда восьмидесяти тысячное османское войско не смогло сломить отчаянное сопротивление двух тысячного гарнизона крепости. Их хозяином стал Иштван Добо – легендарный комендант Эгера. Несколько городов и пять тысяч пленных турок пожаловал Фердинанд Габсбург отважному капитану за успешную оборону Эгера и срыв турецкого наступления на Вену. В той войне проигравшие становились рабами,  предназначенными для тяжёлой, изнурительной работы. Любили или ненавидели рабы своих хозяев? Ведь и любовь, и ненависть являются чувствами, а чувства мешают человеку быть полноценным рабом. Только труд, каторжный труд помогает забыть о свободе, ощутить настоящее счастье в конце рабочей смены: размоченные сухари приятно обволакивают желудок, тело, улёгшееся на не струганные доски, покрытые прелой соломой, превращается в камень – без мыслей и движений забывается до утра. Эти трое уставали не меньше других пленных, но им ещё достало сил и воли, чтобы спрятаться в случайно обнаруженной пещере. Старшинствовал среди них младший по возрасту по имени Айдын, что значит Просвещённый. Подбородок и щёки молодого человека были покрыты редкими волосами, чёрные всё время полуприкрытые глаза, смотрели на мир отчаянно и решительно. Оставшись в раннем возрасте сиротой, Айдын воспитывался в доме своего дяди - дервиша. Опекун мальчика был богат, но жил как аскет. Когда мальчик подрос, и ему нужно было выбрать между аскетизмом и прелестями мирской жизни, он выбрал второе. Тёмной стамбульской ночью, когда нельзя было увидеть своей вытянутой руки, пятнадцатилетний Айдын залез в окно к  тринадцатилетней дочери высокопоставленного чиновника всего лишь для одного, как он думал, невинного поцелуя. Девочка подняла крик, и парень чудом избежал смерти, притворившись калекой, спящим у ворот дворца. Со временем дядя мальчика понял, что аскета из него не сделать и на семейном совете, вскоре созванном, было решено отдать парня в учебный отряд янычар для подготовки к карьере придворного военного. Конечно же, попасть в этот отряд турок не мог, ведь там учились только перевоспитанные в турецких семьях мальчики, насильно отнятые  у родителей христиан. Однако собранное родственниками золото и связи дядюшки при дворе сделали своё дело – Айдын поступил на службу империи. Все как один пророчили парню службу при дворе султана, но случилось иначе, на дядю донесли завистники, имущество конфисковали, а хозяина повесили. Парень так и остался жить в казарме, питаясь из одного котла со своими сослуживцами. Он стал рабом султана и империи, принадлежавшим армии душой и телом. Ежедневная муштра и труд выработали у юноши великое терпение и выносливость, а ещё ненависть к жестоким командирам. Только на праздники ему с товарищами позволяли выйти в город немного повеселиться. Особенно нравилось будущим защитникам империи громить торговые лавки евреев и христиан, на что их командиры и полиция смотрели сквозь пальцы. Набив карманы сладостями и мелким товаром, они окрылённые своими первыми «военными» успехами возвращались в казармы, где жили воспоминаниями об этих днях до следующих праздников. Во время одного такого стамбульского приключения Айдын увидел девочку, из-за которой чуть не лишился жизни. От прелестного нежного цветка не осталось и следа, перед ним был  уже увядший,  давно кем-то сорванный бутон. Юноша сначала узнал служанку, а потом и саму девушку, но не подошёл к ней. Отпустив волосы умоляющего о пощаде торговца фруктами, он развернулся и пошёл в другую сторону – теперь  в этом городе его уже ничего не держало. Молодым янычарам не терпелось покинуть душные казармы и испытать свою судьбу в ратных делах. Они думали, что для них лучше однажды пасть на поле боя и возлежать на мягких коврах с прекрасными гуриями, чем  каждый день медленно умирать под властью суровых командиров. Чем были эти мелкие набеги на лавочников? Игрой! Целые страны должны быть разграблены и подчинены империи!
           Второго из трёх мужчин сидящих в пещере звали Доган - то есть Сокол. Маленького роста, смуглый, круглолицый грек с курчавыми волосами и пышной бородой прикрывавшей грудь. Не было среди пленных более живого и быстрого человека. От его серых глаз не могли ускользнуть ни огонёк костра в тёмной степи, ни стрела, летящая среди белого дня. Благодаря небольшому весу, передвигался он легко и неслышно, словно, летал. Во время сечи Доган  внезапно появлялся в самой гуще вражеского войска  и двумя своими кривыми мечами рассекал не защищённую доспехами плоть, затем, не ввязываясь в длительную схватку, растворялся в поле боя, оставляя за собой кровавую полосу проклинающих стонами и  воплями свои раны воинов.             
           Последнего мужчину болгарина, самого крупного из троих, звали Балта или Топор. Кожа двухметрового богатыря была покрыта веснушками, рыжие волосы спадали с головы густыми космами, запутываясь в бороде такого же цвета. Огромная сила Балты сочеталась с таким же огромным терпением. Люди, которые имели счастье встретиться с ним в мирной обстановке могли запомнить не богатыря, а ручного медведя. Однако это была только ручка топора, гладкая и лёгкая, по-настоящему Балта раскрывался только на поле боя. Нет, он не осторожничал, как Айдын, прощупывая противника длинным копьём, не летал на кривых мечах, как Доган, но шёл медленно, как осадное орудие, сметая на своём пути каждого смелого.
           Три дня назад внимательный Доган заметил, как пламя факела всё время клонится к одной из стен, и сказал об этом Айдыну. Племянник дервиша, когда никого рядом не было, попросил рыжего великана сдвинуть несколько едва заметных камней в стене.  За камнями они обнаружили русло подземной речки, на дне которой  между отшлифованными водой камнями рассыпались алмазы, и застряла золотая утварь. В то время как тысячи пленных долбили кирками вулканическую породу, они пили запрещённое их религией кислое вино их золотых чаш, выплёвывая застрявшие в зубах алмазы. Только Айдын вместо вина пил воду, в последнее время он начал часто вспоминать своего дядю и стал, как-то особенно религиозен. За стеной пленные настойчиво углублялись в породу, приближаясь к самой преисподней, в то время как они наслаждались отдыхом.
           Вино, хлеб и сыр принёс Айдыну на рассвете монах, надеявшийся обратить его в христианство.
          - Айдын, прошу тебя, присоединись к Церкви Христовой и жизни вечной. - кротко умолял монах.
          - Маркус, я буду жить, пока будет стоять это подземелье. Люди, которые работают здесь - мои братья и моя церковь.
          - Истина Христова освободит не только твою душу, но и тело. -  осторожно намекнул на освобождение из плена кроткий монах.
          Маркус, Маркус, может я не знаю истины Христовой, но и ты не знаешь меня. Пять лет назад к нам в плен попал священник, такой же, как ты. Мы сняли с него чёрную одежду, крест и одели в одежду раба. Мы забрали у него всё, но Евангелие он знал наизусть и мне многое пришлось услышать от него. Однажды он даже смог молитвой и постом исцелить командира нашей орты, но себе помочь не смог.
          - Его отпустили? – дрогнувшим голосом спросил монах.
           - Бежало семеро пленных, убили двух солдат. Дабы другим было неповадно, казнили каждого десятого раба. Он долго молился и я сам  одел петлю на его шею.
           - Господи, упокой его душу! – уже спокойным голосом сказал монах.
           - Да, Маркус, всё это время я сравнивал христиан с Евангелием и понял, что их вера фальшива. - злорадно заметил Айдын. - Ваш закон учит не противиться злому, и любить врагов, а вместо этого, вы зарываете нас живыми в землю.
          - Лучше душе принять кратковременное страдание при жизни, чем вечно мучаться после смерти.
           - Коран учит нас вести джихад – войну с неверными, обещая рай, павшим в бою. Для меня, Маркус, честней оставаться в моей религии, чем притворяться христианином.
           - Айдын, фальшивые монеты чеканят только потому, что существует настоящее золото. А то, что смертному человеку трудно уразуметь и исполнить заповеди Христовы  лишь подтверждает то, что они даны нам Всевышним, а не людьми.
           - Ты складно говоришь, монах, но меня уже ждут друзья и работа.
          - Возьми, эта пища подкрепит тебя. Пожалуйста, подумай о моём предложении.
           - Прощай, Маркус!
          - Иди с миром!
           Вино разлилось горячими струями по жилам, согревая тело и расслабляя нервы, постепенно стирая жуткое противоречие между действительностью и мечтой. Только Айдына давили тяжёлые, как стены подземелья думы. Не в силах больше молчать он обратился к товарищам:
          - Друзья, мы богаты!
          - Хвала Аллаху!
           - Каждый из нас может теперь купить целый город с землями вокруг, завести табун арабских скакунов, содержать множество жён и наложниц, увековечить своё имя, построив большую мечеть и дворец, заселить землю своими сыновьями и дочерьми.
          - Разве это возможно? – воскликнули товарищи.
           - Не здесь и не сейчас. Нам не жить, если стража или пленные увидят хотя бы один камешек из этой россыпи, или просто услышат о нашей находке. Ради такого богатства, если надо, они порежут на мелкие ремешки всех пленных.
          - Они называют это вино бычьей кровью, -  прохрипел Балта, меняя тему разговора, - но на самом деле это кровь пленных янычар, наша кровь.
          Айдын встал на затёкшие от долгого сидения на каменном полу ноги и взяв в каждую руку по одному факелу вышел на середину пещеры. Дядюшка научил его не только молиться и часами стоять на коленях с взором погружённом в себя, но ещё кое-чему. Оставшись в одной рубахе, Айдын скрестил горящие факелы на груди, а затем, резко раскинув их в стороны, плавно закружился, запрокинув голову в мистическом танце, постепенно наращивая скорость вращения. Факелы с шипением разлетелись и приземлились на пол, руки танцора распростёрты в противоположные стороны, ладонь правой руки повёрнута вверх, чтобы получить благословение, левая повёрнута вниз, чтобы передать его на землю. Неизвестно, передалось ли благословение под землю, но через три минуты Айдын остановился и упал в изнеможении на колени. По его лицу стекали капли пота, грудь вздымалась от сильного дыхания. Глаза пленника открылись, и в них отобразился свет догорающих факелов, возвращая его в действительность.
          - Получилось, у меня получилось! – прохрипел Айдын
          - Что получилось, брат?
          - Стены этой каменной могилы больше не могут удержать меня. Я только что посетил дом моего дяди. Друзья, мы выберемся.
           - Но каким образом? – воскликнул Доган.
           - Ты, верно, издеваешься над нами, факир! – с угрюмой обидой заметил Балта и недоумевая, переглянулся с Доганом.
           - Мы покинем нашу тюрьму через русло подземной речки. – раскрыл карты Айдын.
          - Ты уверен в том, что собираешься делать? – серьёзно спросил Доган.
          - То, что я видел дом своего дяди – верный знак от Всевышнего, я не сомневаюсь в этом.
          Помолившись  и обнявшись, они, по очереди ныряя, исчезали в ледяной тёмной воде уходящей быстрым потоком в подземное русло. В пещере догорели и погасли факелы, вода унесла хлебные и сырные крошки, оставив на дне русла только горсть неприметных алмазов и тяжёлую шкатулку из жёлтого металла с выгравированным девизом тамплиеров: «Non nobis, Domine, non nobis, sed  Nomini Tuo da gloriam» - «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!».
          Когда американцы, надышавшись винных паров, шли вдоль речки к развалинам замка, Дениса вынесло на поверхность и ненадолго прибило к поросшему кустарником берегу. Течение воды своим плавным и сильным движением хотело увлечь его подальше от берега и людских глаз к отполированным  водой в течение столетий донным камням. Завидев человека у берега, туристы сбились в кучу, как овцы почуявшие волка, и только отставной майор, бросил своё стадо и ринулся в ледяную воду, рискуя быть унесённым течением. Схватив утопающего за куртку, американец вытащил его на скользкий глинистый берег. Как только спасатель со своей добычей оказался на берегу, толпа туристов ринулась к ним. До того, как приехала вызванная переводчицей скорая, отставной танкист освободил дыхательные пути Дениса от воды, перегнув его безжизненное тело через колено. Денис начал кашлять, судорожно вдыхая и выдыхая воздух. Роджер – так звали бывшего военного, остался, весьма доволен собой, и раздражён своими беспомощными соотечественниками. Адвокаты, врачи, и бизнесмены умеющие выбить последний доллар из своих клиентов, не хотели рисковать на чужой земле за просто так.
          Скорая  привезла Дениса в больницу с температурой тела  тридцать четыре градуса и его сразу же поместили в реанимацию, где он на мгновение пришёл в сознание и снова забылся.                Там в тяжёлом забытьи он сидел за широким столом с Мариной  и детьми. Из подземелья вышли трое мальчиков в потрепанной одежде: грек, болгарин и турок. Навстречу им из восстановленного замка вышло несколько тамплиеров без кольчуги и оружия. Рыцари взяли детей на руки и сели с ними за стол к семье Дениса. По столу были рассыпаны драгоценные камни, на которые никто не обращал внимания. Насытившись, простой едой, мальчики вместе с сыновьями Дениса и Марины пошли в их большой и уютный дом.
          Колющая боль разбудила Дениса – молоденькая медсестра с озабоченным выражением лица пыталась попасть в его вену иглой, но, заметив, что больной пришёл в себя, побежала за дежурным врачом.
           После той поездки в Среднее жизнь Дениса не стала комфортнее, а скорее наоборот. Он стал помогать жене в её заботах о беспризорниках. Со временем двое уличных пацанов назвали их своими родителями. Так закончились мучительные поиски идеала несовершенного человека в несовершенном мире. Теперь Денис смотрит на этот мир сквозь идеал, живущий в его сердце, как и Христос, заповедал людям искать Царствия Божьего внутри. После купания в речке кроссовки Дениса стали тесными из-за нескольких алмазов застрявших под стелькой. Похоже на то, что у Марины с Денисом будут ещё дети и алмазы тут ни причём.