Петроградка

Я очень люблю стоять возле центральных станций метро. Кто знает – тот поймёт. Вот например Петроградка. Я там работаю. Можно взять пива, совершенно свежего – недавно появившегося Невского Живого – и зависнуть перед входом в метро. Мимо идёт нескончаемый поток.

Вот нефор: в ушах тоннели, вниз из-под тесьмы дреды, татуирован изрядно, потрёпанная джинсня. Взгляд вправо – на проезжую часть – в седьмом бумере скучающая блондинка вальяжно сбрасывает пепел какого-то там золотистого собрания или вообще чисто импортного бэндсон энд хэджс на мостовую и скучающе-заинтересованным взглядом обозревает то, что в её представлении называется обочиной. Её давно уже бесит тот жирный боров, что изредка кладёт толстую и потную ручищу на рычаг автомата и ей интересно выцеплять взглядом поджарых мачосов которые могли бы по её мнению задать ей жару на том же самом заднем сиденье той же бэхи.

А вот мимо два раза подряд проходит реальный планктон. Костюм, портфель, пухлые губы, жадный скользкий взгляд. Я сразу чувствую и вижу – это сука откатчик – он застрелялся и ждёт бабла. Облизывает свои толстые вафли и плотоядно улыбается сам себе, совсем тихонько, типа как маньяк какой-то. Вот два мажора – сразу видно – задвинули только что по кокосу и сидят ****ят, медленно курят – долго смогут так сидеть. Завидую тому, как они прикинуты, вальяжные манеры, сигарета навытяжку в полуженских пальцах. Пидорьё. Вот юный рэпчина присел на ограждение – на глазах черепахи, с затычек вещает Тимати, притоптывает ножкой в r'n'b-ритме – всё заебись.

Эта дикая смена персонажей – тоже своего рода развлечение. Такого не увидишь на окраинных станциях. Но часто я ловлю себя на мысли, что почти готов увидеть среди всего этого разнообразного потока тебя. Тебя.

Она пришла в десятый класс. Так часто бывает, что с разных школ куда-то кто-то переходит, кто-то после девятого уходит в хабзу и в результате некоторые старые твои товарищи постепенно теряются и появляются новые. Именно так в его жизни появилась и она. Скромница. Позже выянилось – помимо прочего ещё и сирота. Красивая до омерзения. Омерзенна была до боли в своей стервозной красоте с первого беглого взгляда.

Они дружили с первого дня, а он два бесконечно долгих года до окончания школы скрывал ту рвущую сердце страсть к ней, что полыхала в нём день за днём всё сильнее. Они не превратились в фарс банальности на выпускном и не трахнулись в честь светлого праздника окончания школы и выхода во взрослую жизнь. Трахались они уже давно оба, но по отдельности с другими мимопроходящими случайными персонажами. Они станцевали один единственный в своей жизни медляк под «Unbreak my heart» Tony Braxton, и, казалось бы, разошлись почти навсегда. Впрочем, он не смог удержаться, чтоб не заходить к ней в гости раз в месяц, несмотря на то, что у них уже была совершенно разная жизнь, разное окружение, маршруты, учебные заведения и род занятий.

Возможно, она давным-давно обо всём догадывалась, но так никогда не подала виду, что знает хоть что-либо о его к ней отношении. А ему было достаточно её взгляда – прямого, искреннего с хитринкой, и он готов был отдать всё, что угодно, лишь бы встречать этот взгляд каждое утро с соседней подушки. Этого так и не произошло никогда. У него долго хранились дома тонны её фотографий, сделанные на последнем звонке и выпускном. Он пересматривал их часто и часто открывал школьные тетради, в которых кое-где остались смешные записки от неё, написанные её рукой. Она была единственной в их классе девочкой с татуировкой на удивительно нежном правом предплечье. Сердце, проколотое стрелой. Его мама считала её почти невесткой и намётанным взглядом прикидывала процент её склонности к полноте и ориентировочный срок наступления данного акцепта. Однако они скорее были всё же слишком разными, хоть и друзьями.

Потом он уехал в другой город, а её фотографии остались храниться, бережно запрятанные в дальний ящик его письменного стола в родительском доме. Они встретились спустя десять лет, когда он приехал навестить город, в котором родился. В тот день он рассказал ей всё о своих чувствах, которые были трепетно пронесены им в сердце через все эти десять лет. И они поняли друг друга. Поняли, что за все эти годы ночей со своими разными партнёрами и спутниками между ними что-то оставалось. Что-то неуловимое, оставшееся витать в воздухе после двух лет, проведённых за одной партой.

Может быть, именно это что-то неуловимое и позволило ей приехать к нему ночью в гостиницу. Никто не ведает, что могла бы дать им эта ночь и чем бы она в итоге могла бы обернуться. Всё дело в том, что ей позвонил муж в тот момент, когда она села рядом с ним на гостиничную постель. Она не нашла в себе сил не ответить на его звонок и была вынуждена уехать в клетку своего почти семейного очага, где и была избита своим обиженным в лучших чувствах мужчиной. Спустя два месяца он узнал, что наутро она сбежала от мужа. Ему сказали её подруги, в каком городе она начала всё сначала, но он не искал её. Он называл её «С».