6. золотой болт с бриллиантовой гайкой

               
В то же время по заведенному и привычному уже распорядку (так что многие из скелетов, которые не имели к этому прямого отношения, и просто даже забывали, что такой порядок существует) в космосе болтался некий скелет. Возможно,  что он там был и не один,  да и объявлялось, кажется, по радио, по телевидению, и в печати сообщалось, что в соседнем отсеке на той же станции обитает кто-то еще, то ли пес, то ли кот, то ли ученая крыса, но скелет в своей сущности при всей своей симметрии всегда одинок, даже если скелет этот женского пола и среди его костей зреет уже иной.

     Зачем он туда отправился, в загаженный околоземный космос, по большому счету не очень понятно, и он сам, скорее всего, не совсем понимал. Можно, конечно, легко ответить, что его туда послали и он такой вояка, давно привык, что его все время куда-нибудь посылают: то на три веселых буквы, то в Урюпинск на жительство, то бомбить мосты в Афганистане, а то в космос болтаться, выказывая некую занятость, демонстрируя тем самым, что есть все-таки, несмотря ни на что, люди в стране, которые заняты бесспорным и нужным делом, которые куют свое счастие вдалеке, выполняя долг в экстремальных условиях, и есть которые пекутся неустанно и беспокоятся, кого куда и на сколько послать, и он, согласно нехитрой формуле, как говорят военные, «обозначил занятие»: «Обозначить занятие, товарищ полковник!» - «Есть обозначить занятие, товарищ генерал!» и полетел. «Мы обозначили занятие» - было затем сказано в докладах на высшем уровне, и доклады те были одобрены, потому что космос – наша забота общая, потому что он высоко, а власть она высотки любит. - Это как бы Вавилонская башня, пирамида Хеопса, Теночтитлан, это престиж и, вместе с тем, дело будущего, да и сейчас, вроде, приносит доходы немалые.

     Итак, его послали летать, крутить головой, вращать мозгами на манер небольших электромоторчиков, называемых сельсинами, которые, конечно, особо известны и летчикам, и космонавтам, глядеть на все стороны со стороны и пытаться чего-то косноязычно сказать, хотя в таком случае не лучше было бы послать того, кто говорить умеет?

     А может, он отправился за орденами и звездами?.. А вот это уже другое дело, другой подход, и в корне меняет проблему. Это немаловажный момент, потому что тогда все становится понятнее, ведь он, бедолага, к тому времени обзавелся семьей. А человеку надо дать заработать?.. И отправляясь, он размышлял примерно так:  «Ну вот, наконец-то свершилось. Сейчас я, значится, лечу,  и еще, сколько мне надо там по программе я полетаю, а когда я вернусь, то получу по звезде на плечи (из алюминия покрытого золотистой краской) и звезду на грудь (из золота высшей пробы)»…  И здесь, если слегка отвлечься, то становится опять непонятно, почему все же наградой служит звезда? Почему не спираль или даже не треугольник? Или, скажем, не золотой болт? Например: «Космонавту Волобуеву вручили ЗОЛОТОЙ БОЛТ С БРИЛЛИАНТОВОЙ ГАЙКОЙ»…
 
     И, летая, он думал: «… и золотую звезду на грудь. Лечу, стало быть, к звездам, как бы, чтобы достать их с небес, показать, что как бы достал… И про меня напечатают хорошие статейки и покажут хорошие сюжеты, пригласят в Светлый зал постоять на красном ковре под хрустальной переливчатой люстрой, и Член правительства вручит мне награды, и я стану сразу знаменитым и уважаемым человеком, и потом буду заведовать каким-нибудь Комитетом защиты мира, то есть ни хрена не делать, или бюро международного туризма «Спутник» (для хитрожопых), или, в худшем случае, шахматным клубом, или клубом фантастики, или другой подобной кормушкой, и всего-то и дел, что сесть в удобное кресло, пристегнуться ремнями (НОУ СМОКИН! ФЭСЭН БЕЛТС! ДОЛОЖИТЬ О ГОТОВНОСТИ!.. ИВАНУШКА-ДУРАЧОК ГОТОВ!.. КОНЬКА-ГОРБУНКА ВЗНУЗДАТЬ!.. КОНЬКА-ГОРБУНКА ВЗНУЗДАЛ!.. УДИЛА-А, ЗАКУСИТЬ!.. УДИЛА ЗАКУСИЛ!.. НУ, ТОГДА ЗАЖИГАНИЕ, МАТЬ ЯТИ… ЗАЖИГАНИЕ!.. 5, 4, 3, 2, 1… СТАРТ!), да поболтаться, не особенно напрягаясь…  Повезло, можно сказать, но для начала надо было поступить в летное училище, подучиться, потянуть курсантскую лямку, потом послужить в полку, тоже не мед, потом попасть в отряд космонавтов… »
    
     Встретил на юге, где отдыхал, сынка генерал-полковника… Летчик летчика видит издалека. Вместе с ним пили, клеили девок, прекрасный пол. Трахали без разбору, выручил его однажды из пьяной драки, стали друзьями не разлей вода, а потом тот сказал пару хороших слов папаше, и с тем выпили тоже: «Хочешь, в космонавты запишем?» и позвонил какому-то своему собутыльнику генералу Кондратьеву, мол, надежный кадр, ты возьми его – не пожалеешь, он парень талантливый, не подведет…

     Хотя, если вспомнить, то всегда было желание выделится и продвинуться, но когда с сынком, скажем, знакомился, то вовсе и не знал, что он сынок, расчета не было, и даже после не просил вовсе, чтобы тот намекал папаше, а папаша генералу Кондратьеву, но так уж получилось, может быть, те были такие люди, совпало, что интересно. И полк, где служил, базировался под самой Москвой, так что не было и тут особых проблем с переводом, переездом, с жильем, потому что первое время в Звездном городке для его семьи не хватило жилплощади. Кто рядом с начальством, тому всегда легче продвинуться. Это хоть где, хоть в Пентагоне, хоть в спорте. Будь ты хоть раскакой, например, футболист, фигурист, а если не живешь в столице, не попадаешь в поле зрения Центра, то и шансов оказаться в хорошей команде у тебя практически нет.
 
     Таким образом, в космосе бултыхался скелет. Он «совершал полет по рассчитанной траектории», и все окружающие его приборы, естественно, работали нормально, иначе он бы и не летал. Он болтался там в состоянии невесомости. По программе полетов ему надо было в урочный час вылезать из теплого, насиженного-належанного скафандра, кряхтя, пыхтя, отдуваясь после сытного обеда (из тюбиков), кувыркаться, мучаясь, хватаясь за предметы и при этом еще ему необходимо было думать, потроша свой скудный словарный запас, подыскивать сравнение необычному состоянию невесомости, потому что об этом нужно было рассказать остальным скелетам, когда те придут на Красивую Площадь демонстрировать себе и всем другим дружественным и враждебным скелетам свои скелетные достижения, будут, держа в руках палки с надетым на них тряпьем, раздуваемым теплым майским или студеным ноябрьским ветром, вышагивать, хором орать, а какая-то часть заранее отрежиссированных будет толпиться у мониторов, где плавающий космонавт станет вещать из вакуума косноязычные свои нескладушки.

     «Праздник уже можно сказать на носу, а вот что им сказать – ума не приложу, - сказал сам себе и осекся, потому что сообразил, что его могут подслушать, чего он там бухтит. – Странное состояние, товарищи: и вода не вода, и воздух не воздух – непривычное, в общем… Дичь какая-то, елки зеленые … Начинаю уже разговаривать вслух… Вот мы видим в иллюминаторе землю, голубую планету, маленький наш шарик, и здесь особенно понимаешь, как его надо беречь, и чего, непонятно, люди не могут там поделить? Не хватает им жилотсеков, тюбиков для питания, модных скафандров?.. Да кончай ты репетировать, - оборвал сам себя. – Будет сеанс космической связи, и все будет нормально. Ты же полковник, а у военных есть поговорка – «не бери в голову». Вот что придет в нее, то и скажу, например: «Поглядите. Товарищи, в иллюминатор, какая, надо сказать, небольшая, маленькая наша планета Земля, и только здесь, на орбите, понимаешь, как мы должны ее беречь, потому что иного нам не дано».

     И вот тут надо отдать справедливость, он родил довольно интересную мысль, «ибо и полковники мыслить умеют», перефразируя одно выражение Карамзина, можно сказать, то есть в его дубоватую головешку, вечно остриженную под глобус и перетянутую обычно убором, похожим на блин, называемым фуражкой, или фуранькой, в эту фаршированную инструкциями и мелкими брошюрами башку, в эти протухшие на политзанятиях и во время просмотра передач «Сегодня в мире»,«Время», «Международная панорама» мозги, изрядно пропахшие потом на тренировках, во время разных сальто-мортале на батутах и вращениях на колесах и центрифугах, пришла, как ни странно, не новая, но некоторым образом свежая и оригинальная мысль. Она пришла как бы со стороны, даже как бы по наущению или как бы по чьему-то приказу, и он сам удивился («Ай да Волобуев, ай да молодец!»).  Мысль состояла из трех частей:

1) …в космосе со временем скелет не понадобится совсем, или от долгого там нахождения у обитателей, скажем, космических станций он постепенно атрофируется, как у кальмаров или каракатиц, а из кальция в будущем может образоваться нарост на теле или красивая ракушка, ядреный шиш…

2) …а что, если моллюски – это завоевавшие в свое время водную среду организмы более высокой организации?.. Чушь, чушь… Но возможен такой ход?.. Возможен, елки зеленые, и, возможно, мы найдем такой прецедент во Вселенной или сами станем таким прецедентом, в рот тебе колбасу, пережив пик духовного развития, начнем деградировать в низшие организмы, как мы думаем, низшие, а может быть, и не низшие вовсе, а более совершенные, с точки зрения неизвестного нам абсолюта, хотя такого абсолюта, вполне возможно, что и нет, а есть стихийное движение, мать твою так…

3) …а что, если космос – это закономерный пятый океан в общем развитии, лишь на первый взгляд качественно новый, но который будет тоже населен новыми существами, аналогичными земным растениям и животным, и двигателем эволюции здесь выступит сознание, ядреный корень…

     И он представил себя бесформенным и текучим (кувырк-кувырк: почувствовал уколы в левой ноге и какая она налитая (кувырк), и озноб прошел по спине (кувырк), все забыл и стал думать о пиве (кувырк): «Пивка бы холодненького не помешало…» (кувырк), о женских прелестях, притягивающих, как магнит…  Покачиваясь, подплыл к иллюминатору и стал всматриваться в огромную (это было состояние перигея, и корабль был ближе всего) клубящуюся туманами, голубеющую океанами, по контуру закругленную и светящуюся атмосферными ореолами, наполненную бесконечной массой чувственных удовольствий, в его мыслях конкретную, а на расстоянии такую эфемерную поверхность…