Дочки-матери

В далекие 60-е годы, когда Ольга только-только вступала в пору ранней  юности, на улице Катушечной, на месте нынешних многоэтажек, стояли невзрачные деревянные дома, обнесенные длиннющим серым забором. За ним благоухал клумбами обширный двор с яблонями и сиренью, с маленькими огородиками под окнами, качелями для малышни, волейбольной площадкой и деревянной сценой, на которой время от времени местные жители устраивали концерты художественной самодеятельности.

Местные девочки – обитательницы чудесного дворика – лет до тринадцати увлекались старой, как мир, игрой в дочки-матери. Обычно действо разыгрывалось по ролям: кто-то был дочкой, кто-то мамой, а иногда в игру включались мальчишки – «папы». В их мужские обязанности входило устройство приличного «дома». Каждый  «папаша» строил для своего «семейства» надежный шалаш из досок, веток, железяк и старых пальто, а пол густо застилал свежесорванной травой. Почему-то всегда получалось так, что Оля  оказывалась в паре с заводилой и признанным дворовым лидером Славкой. Их шалаш всегда был самым лучшим, «обед», приготовленный из цветов и трав, - самым изысканным, а мир и лад в «семействе» не подвергался сомнению. Олю и Славку начали было дразнить  женихом и невестой, но пара-тройка оплеух быстро отбила охоту у желающих повеселиться на этот счет.
 
Ребята взрослели, и детские игры постепенно сменялись волейболом, долгими вечерними разговорами на лавочке и нестройными песнопениями под Славкину гитару. Оля не помнила, кто выдумал увлекательную и волнующую забаву с игривым названием «Кис-кис – мяу-мяу». Парни и девчонки рассаживались на перилах дворовой сцены, водящий отворачивался, и ему кричали: «Кис-кис!», -  указывая на кого-то из сидящих  рядком ребят. «Мяу-мяу!» - откликался тот и называл какой-нибудь цвет. Каждый цвет означал что-то интригующее: зеленый – «три вопроса наедине», синий – «три вопроса при всех», коричневый – «рукопожатие». Но самым желанным и самым запретным считался красный цвет – «поцелуй наедине». Называть его ребята не решались: не принято было в те поры афишировать эротические стремления и фантазии. Сердца подростков замирали даже от невинного рукопожатия или беседы тет-а-тет  в достаточном удалении от веселящейся компании.
Оля всегда мечтала оказаться в паре со Славкой, но злодейка-судьба и нечуткие приятели почему-то не предоставляли ей такой возможности. Чаще всего приходилось Ольге отвечать на ехидненькие  вопросы малыша Сереги:
- Кого любишь? Признавайся, а?
- Да уж не тебя, мелочь пузатую. Успокойся и не дергайся.
Но  однажды, когда подошла Олина очередь водить, как будто лукавый ехидный бес подтолкнул девчонку, и она громко, весело, с вызовом выкрикнула красный цвет. Обернулась и замерла: навстречу ей с перил сцены спрыгнул Славка. Оля подумала, что сейчас ребята захохочут, заулюлюкают, но тишина повисла такая, что все ясно услышали, как на ветке березы чирикают два воробья. К  Олиным щекам вдруг прилила краска, а в голове заметалась одна-единственная мысль: «Ой, что я, дура, наделала. Зачем? И как же теперь быть?»
- Вы чего не торопитесь? Поцелуй же назначен!  - решил напомнить маленький Серега, но получил  увесистый подзатыльник от старшего брата Кольки.
- Сами разберемся,- жестко сказал Славка и кивнул Оле, приглашая следовать за собой в маленький темный закуток сцены, предназначенный для артистов. Девочка послушно двинулась за ним, чувствуя, что коленки у нее дрожат, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Полумрак тесной уединенной комнатки окутал их, и Оля шепнула, прижимая руки к пылающим щекам:
- Давай постоим две минутки, а потом пойдем  к ребятам…
Славка подошел к ней вплотную и тоже шепотом произнес:
- Так нечестно будет. Не по правилам.
- Попробуй-ка, прикоснись ко мне, я живо тебе пощечину влеплю, - запаниковала Оля.
- Можешь. Только потом. А сейчас у нас с тобой «поцелуй наедине». Сама же красный цвет назвала.
И он осторожно отвел Олины руки от щек, приблизился и мягко, легко, едва коснувшись, дотронулся губами до ее раскрывшихся губ. Как будто дуновение майского ветра пробежало по лицу или на мгновение его задел мотылек своими невесомыми крылышками. Был ли это настоящий поцелуй или нет, Оля не знала, но ей сделалось почему-то так приятно, так сладко, что она глубоко вздохнула и замерла, ожидая чего-то неизведанного...
- Пойдем, - мягко сказал Славка и взял ее за руку.
Они вышли навстречу ребятам. Вид у этой парочки, наверное, был какой-то особенный, зачарованный. Никто ни о чем не спросил их и не засмеялся. Только игра вдруг как-то расклеилась, и все постепенно разбрелись по домам.

С этих пор отношения Славки и Оли перестали укладываться в рамки простой ребячьей дружбы. Казалось, что на всех дворовых посиделках, в играх они видят только друг друга, улыбаются друг другу. И никого больше не существует на всем белом свете. Несколько раз Славка приглашал Олю в кино – на вечерние  «взрослые» сеансы, и когда они сидели рядышком в темном зале, он брал ее руку в свою и тихонько, ласково гладил. Но никогда ничего не говорил о своих чувствах и мыслях.
А Оленька влюбилась не на шутку! Хотела все время быть рядом с ним, разговаривать, смотреть в глаза, угадывать его желания. Втайне она мечтала еще раз испытать тот необыкновенный поцелуй, который, казалось, перевернул всю ее жизнь, раскрасил окружающий мир во все цвета радуги. Только чтобы при этом никого не было рядом, и счастье ясным солнышком светило лишь им двоим.

Но первая любовь часто заканчивается расставанием, оставляя людям или сладкое волнение  незабываемо ярких воспоминаний, или горечь обманутого чувства, слезы по несбывшемуся.
Славкиным родителям дали квартиру  в новом микрорайоне, и он переехал на другой конец города. Поначалу часто приезжал в родной двор – к ребятам, к Оле. А потом как-то закрутился в суматохе повседневных дел, поступил в институт, увлекся наукой. И в этой новой Славкиной жизни не было места для Оли: видно, первое юношеское чувство отошло на задний план и осталось только в памяти, не требуя какого-то житейского продолжения.
Сначала Оля очень тосковала по Славке, плакала по ночам, потом постепенно успокоилась и, когда изредка встречала его, улыбалась радостно и приветливо. Слушала заверения о том, что скоро на их родимой улице тоже поднимутся новые  пятиэтажки ( об этом давно говорили в округе), и уж тогда-то он непременно поменяется с кем-нибудь квартирой, будет жить рядом с Оленькой и часто приглашать ее в кино, как раньше.

Время шло. Почти все деревянные дома в квартале были снесены, на их месте возводились новостройки. Только Олин двухэтажный, ладно скроенный дом оставался стоять и взирал недоуменно своими узкими оконцами  на беспокойную жизнь старинной улицы.
Ольга закончила пединститут, пошла работать в школу и познакомилась там  с очень интеллигентным и обаятельным историком. Он долго ухаживал за нею, несколько раз делал предложение, и наконец Ольга согласилась выйти за него замуж. Но не было в ее чувствах к мужу ни того восторга, ни того огня и замирания сердца, какие были в отношениях со Славкой -  героем ее девчоночьих мечтаний  и несбывшихся надежд.
Жить молодые супруги стали все в том же деревянном доме, и вскоре у них появилась дочка Ирочка – маленькая, резвая хохотушка. Семейная жизнь текла ровно, без ссор и недомолвок, но и без взлетов – обыденно.

К сорока пяти годам муж стал прихварывать, жаловаться на сердце. Однажды его увезли в больницу с обширным инфарктом, и обратно домой он уже не вернулся. Семья осиротела. Больше всего Ольга страшилась нищеты – той самой пресловутой жизни за чертой бедности, о которой так часто и жалостливо пишут газеты, но которую можно понять, прочувствовать до донышка только тогда, когда сам окажешься  без  ломаного гроша  в кармане  и с  несовершеннолетней дочкой на руках. Ольга взяла в школе дополнительные часы, но денег все равно катастрофически не хватало, и дочке Ирочке часто приходилось вздыхать  и печалиться о том, что модные одёжки в магазинах – это не для нее. Она поступила в техникум, чтобы поскорее получить специальность и начать работать.
Замотанная делами и нуждой, Ольга думала, что в ее жизни никогда уже не будет ничего светлого и радостного. Но однажды, возвращаясь домой после уроков, она увидела, что навстречу ей по улице  идет мужчина – высокий, степенный, хорошо одетый и почему-то очень-очень знакомый. Он вдруг остановился прямо перед нею и негромко сказал:
- Здравствуй, Оля. Ну, вот мы и встретились на улице нашего детства.
- Слава! – ахнула Ольга, не веря еще до конца, что это действительно он улыбается ей,- Ох, каким же ты стал импозантным мужчиной! Ну, расскажи о себе: как ты, что ты?
- А вот пойдем ко мне в гости – все и расскажу. Я недавно переселился вон в  тот новый дом. Помнишь, обещал, что буду жить с тобой по соседству. Обязательство исполнено. Приглашаю на чашку кофе в мои апартаменты.

Квартира у Вячеслава оказалась шикарной, прекрасно обставленной, сияющей чистотой, только почему-то не чувствовалось в ней уюта, домашнего тепла. Вячеслав рассказал, что с женой развелся два года тому назад. Не выдержала она испытания богатством и благополучием: стала пить рюмочку за рюмочкой, заглядываться на других мужчин. Вячеслав оставил ей квартиру, выделил ежемесячное пособие, а сам купил себе жилье в этом доме, на знакомой улице. 19-летний сын Лешка пожелал жить с отцом, изредка навещая беспечную мамашу. Вот и вся история  ныне преуспевающего бизнесмена  с улицы Катушечной, не нашедшего счастья в личной жизни.
Грустно было Ольге слушать рассказ  Вячеслава, хотя сидела она за богато накрытым столом в его роскошной квартире, потягивала дорогое вино и видела, что он с его энергией и деловитостью  достиг в жизни многого.
Когда Ольга встала из-за стола и начала прощаться, Вячеслав взял ее руку, поцеловал, а потом привлек женщину к себе, заглянул в глаза и спросил шепотом:
- А помнишь?..
- Я все помню, Слава, -  так же шепотом ответила Ольга и вдруг поняла, что сердце ее бьется учащенно, как тогда, в юности, и душа замирает от предчувствия  грядущих восторгов и чудес. Неужели любовь не исчезла, не забылась, не спряталась за далью лет? И счастье еще возможно?
Вячеслав начал ее целовать – пылко, неистово, страстно. Это были поцелуи не пятнадцатилетнего юнца  из далекого детства, а зрелого мужчины, много испытавшего и много желающего от жизни.
- Не уходи, -  попросил он. – Давай проведем  этот вечер вдвоем. Лешка сегодня к матери ушел, вернется поздно.
 И Ольга осталась.
 
Когда сиреневые майские сумерки  уже заглядывали в квартиру, она засобиралась домой: Иришка, наверное, беспокоится.
В это время в двери повернулся ключ, и на пороге появилась сияющая парочка – высокий светловолосый парень в модных джинсах и толстовке навыпуск и стройная длинноногая девушка в короткой юбочке и расстегнутой ветровке.
- Пап, привет! – из прихожей крикнул парень. – Я хочу тебя познакомить с моей подружкой, можно сказать – невестой. Это Ира. Она славная девчонка, и мы решили пожениться. Ой, у тебя гости?
Ольга широко открытыми глазами  смотрела на свою дочку Ирочку, и ей казалось, что все это сон. Или нет, не сон, а старая-престарая детская игра , где все удивительно,  странно переплелось и перепуталось. И не ясно, что же теперь делать?  Этого, наверное, никто не знал. Только причудница-судьба, улыбаясь втихомолку, поглядывала на растерянные лица двух влюбленных пар – пожилой и молодой.