Лето

Лето свалилось неожиданно. Все мало-мальски приличные люди забили пинками в чемоданы ласты, шорты и вьетнамки, умыли детей и дружной оравой покинули город. Наступил пельменно-вермишелевый период жизни. Вдобавок появились новые хлопоты по кормлению оставленного соседкой на содержание кота. Кот был редкой сволочью, кроме хозяйки не признавал никого, утробно орал ночами и метил всё подряд. Оставленные на плите кастрюли и сковороды, сбрасывал на пол, на остатках еды отбивал победную чечётку, осыпаясь шерстью, и удовлетворённый шёл спать на кровать или телевизор. Вид жареной картошки на подушке стал обыденностью.
 
Попытка вразумить его по доброму, по Дуровски, привела к отрыванию штор с карнизом и прокусу большого пальца моей правой руки. Кот был изловлен в ванной, где в процессе борьбы на него просыпался стиральный порошок, и заброшен в туалет на сутки. Хотя хотелось повесить. Палец болел неимоверно, спал на отдельной подушке, и сердце всю ночь гулко стучалось об ноготь. Следующие два дня палец стал центром мира. Я ел, работал и отдыхал только вокруг него. Ненависть к кошачьим протыкала меня насквозь даже во снах, в которых я плотоядно вгрызался в их лапы и как метатель молота раскручивал их за хвосты и забрасывал в кучевые облака.

Работал я тогда автослесарем на станции техобслуживания. Город был портовый и моряки, привозя первые импортные автомобили, наперегонки становились асфальтоукладчиками дороги к моему благополучию. Работы хватало и, приворачивая очередную гайку, я невольно вспоминал кота всуе.

В один из чудных вечеров, когда я, устранив следы мести животного, только собирался переместить пельмени в себя, зазвучал телефон.  Звонил мой сокурсник и слёзно умолял прибыть в Питер и помочь с машиной. Пока он возвращался пароходом домой, какие-то нехорошие люди алчно открутили с его недавно приобретённой и доставляемой паромом, иномарки кучу запчастей. И посему ехать самостоятельно она не может, а из автослесарей я один такой на свете. Похвала была лестной, но три тыщи вёрст трястись не знамо за чем, не хотелось. Приятель был настойчив, и мои вялые попытки отбрыкаться прихлопнул, озвучив сумму гонорара. На такие деньги я мог заказать серебряную пулю для кота калибра 11,2 мм и небольшой полированный ему же гробик. Я обещал подумать.

На следующий день, на коротком рабочем совещании, решено было ехать на нашей станционной разъездной «тройке», которую нам пару лет назад какой-то морячок оставил для ремонта, а сам удрал в Канаду, удачно женился, сменил фамилию и как страшный сон забыл изделия Тольяттинского автозавода. Доверенности на неё мы писали от руки по мере надобности. Запчасти с неё тоже отворачивались по мере надобности, но по договорённости она всегда была на ходу. Тормозили только передние колёса, вместо пассажирского сидения стояло зелёное плющевое кресло, в котором жила старая жирная жёлтая моль. Заднее сидение было утрачено. Может быть молью. Двери крепились верёвками, стёкла не открывались.
 
Рисковать одному не хотелось, и я приболтал напарника к путешествию. Звали его Егор. Пересчитав наличность, мы приуныли. Едва хватало на бензин. Занять было не у кого и мы, закинув в багажник бытовой пропановый баллон, и поменяв проставку в карбюраторе, переделали боевого коня на газ-бензин. Забросив туда же кота и трофейный ящик «Агдама», мы выехали в ночь. Ночь была полярная, поэтому наш экипаж особенно и не разгонялся. На 80 км/час он начинал дёргаться, хлопать дверьми и астматично свистеть форточками.
 
Наш гениально-экономичный продуманный план по заправке газом заставлял нас через каждые триста километров искать деревню, а в ней газовое хозяйство и, гипнотизируя газовщиков «Агдамом», менять баллоны. Выгодно, но утомительно. Из еды мы взяли баранки и сигареты. Километров через шестьсот утробно заорал кот, и мучительно захотелось есть. Баранки кончились, и кот не курил. Мысль залечь в лесу с голодным охотничьим котом на поводке, мы отбросили. Пока этот зверь что-нибудь поймает, комары растащат нас по гнёздам. Решили задавить какую-нибудь животину или птицу и сварить супчик. Началась охота.
 
Я, съезжая с горы, выключал двигатель и, выскакивая из-за поворотов, пытался настичь дичь. Мысль была изначально дэбильной, но затея наша удалась. На одном из поворотов я с хрустом заехал в стаю каких-то соек. Радость откликнулась бурчащими аплодисментами в животах, но была недолгой. На переднем бампере висела наша добыча, причём клюв её проткнул радиатор и, оттуда предательски парило. Ко всему прочему, весу в добыче было грамм сто. Птицу отдали коту, тот заткнулся и перестал злобно прогрызать дырку из багажника в салон.
 
Дальнейшая езда сводилась к поиску водоёмов и постоянному доливу охлаждающей воды. Мы как в экспедиции, посланной правительством Сахары, искали газ и воду. Так неспешно и зигзагообразно мы добрались до Петрозаводска. На окраине города стояло кафе, и вокруг пьяно роились дальнобойщики. Замысел наш был прост: тайно насытится едой и, не расплатившись, уехать.
 
Народу у стойки не было и мы, заливаясь слюной, сделали заказ, и пошли к столу. Очевидно, наш Бухенвальдский блеск в глазах смутил официантку,  она озвучила сумму сытости и попросила расплатиться вперёд. Пришлось умерить аппетит и заказать восемь кусков хлеба. Сев за стол, и сделав бутерброды с горчицей, мы напряжённо жевали. Подгадав момент, когда официантка удалилась, схватили пять фарфоровых горчичниц и умчались. Отъехали пару километров, натолкали в радиатор горчицы, и довольные своей прозорливостью, доели хлеб, прогуляли пованивающего кота, перекурили, и в один удар доехали до Питера.
 
Морячок встретил нас хлебосольно. Напоил, накормил, уложил отдыхать. По дурости набитый ливер и лающие собаки всю ночь мешали спать и нагоняли тревожные сны, в которых я бегал по грядкам от злобных патиссонов и тыкв, которые больно плевались косточками. Косточками оказались начитанные Питерские комары, которые накусали мне на лбу здоровенную букву «Z». Поржав над этим и позавтракав, мы засобирались обратно.

Автомобиль наш во дворе был заметен сразу. Вокруг него сидели, стояли, бегали и хором лаяли штук сорок собак. Парочка из них даже скакала по крыше и багажнику, судя по следам. Тут до нас только дошло, что радость встречи с морячком помутила рассудок, и любимый котик так и заночевал в багажнике. Видать от злобы и безысходности или распирающей храбрости, он прокусил пропановый шланг, потому что в салоне воняло невообразимо. Открывать багажник и обниматься с котом мы не рискнули, забросили сосиску в им же недогрызенную дыру и поехали на таможню.

Убив полдня на распутывание липких бюрократических паутин, к вечеру мы забрали иномарку и устремились на север. Ехать на буксире было невозможно. Не знаю, каким штурманом был морячок, но водила из него был предводителем чайников. На окраине Питера мы нашли какой-то завод, где за три бутылки сварщик, по кличке Бублик, превратил перила для дачи начальника в  нашу жёсткую сцепку по нашим размерам.
 
Перебравшись в головную машину, с шутками и песнями, мы продолжили движение. Иномарка хоть и была небольшого размера, но весила гораздо больше нашей тройки, поэтому езда была осторожной и продуманной. В подъёмы надо было разгоняться, а на спусках тормозить крайне аккуратно, так как тормозили только передние колёса, и  сцепка начинала складываться, и создавалось полное впечатление, что иномарка идёт на обгон боком и тоже торопится домой.
Ехали мы муторно, чесался лоб, палило солнце, печка не отключалась, постоянно орал и вонял кот. Очевидно томимый жаждой, он начал яростно прогрызаться в салон, чем пугал морячка. Того укачивало и мутило. Решено было остановиться, прогулять и напоить зверя.
- Может, привяжем его к баллону, - предложил морячок.

В багажнике нашлась ручка от зонтика, которую мы совместными усилиями вставили в пасть коту и примотали к башке изолентой. С таким приспособлением он не смог бы грызть наш любимый автомобиль и нудно мяукать. Зверь перестал орать, стал стучаться обо всё в багажнике и изредка кашлять. Моряк достал из чемодана солнцезащитные очки, купленные для младшей дочки. У одних линзы были в форме звёздочек, у других в форме сердечек. И так, веселя себя анекдотами, мы вползли в Карелию.

Времена тогда были мутные. Президент наш, очевидно перепив, вовсю боролся с алкоголизмом и его проявлениями, то есть со всем трудовым народом, и потому вдоль дорог постоянно стояли и призывно махали оттопыренными пальцами, требуя водки, низкорослые, гнилозубые и рыжие местные жители. Заезжая в очередную сопку, я как мог, разогнал наш потрёпанный кортеж. На самом её верху, у обочины, стоял очередной клиент, обиженный внутренней политикой, и усиленно жестикулировал ветками. Мы, беременно жужжа, пронеслись мимо, не обращая на него внимания. А зря.

Как только начался спуск, нашему взору представилась следующая картина: слева на дороге стоял огромный «Камаз», в кювете – на боку валялся новенький «Москвич», справа на обочине - разукрашенный милицейский «Уазик» и  следом «Скорая». Единственный свободный ряд вульгарно, по диагонали, занимало чьё-то тело, накрытое легкомысленной простынкой несвежих тонов. Вокруг кучковалось человек пять в белых халатах и мышиных формах.
Я начал тормозить, иномарка начала догонять нас боком и заносить наш зад. Я отпускал тормоза, пытаясь выровнять машины. Так повторялось раза три, и всем присутствующим стало понятно, что отпущенных до тела метров на наш красивейший манёвр, явно не хватит. Я даже в перепуге начал лихорадочно нажимать на клаксон, который в последний раз, до отворачивания, пискнул года два назад.

Короче, я всем этим адско-ржавым составом переехал отдыхающего под простынёй, незнакомого нам товарища. Машины подбросило, как на дровах, халаты и формы с криками разбежались по сторонам. За нами победно потащилась простыня, и судорожно побежал мент в звании капитана, который козырьком фуражки колотил по крыше над моей головой и орал всеми жабрами:
- Стой! Урод, стой!
Я остановился. Моряк упал с ящика, заменяющего заднее сидение, Егор икнул. Подбежавший мент начал безуспешно отрывать водительскую дверь, раскачивая машину.
- Вы чё, уроды, творите? Открывай дверь! Открывай дверь, сука!
Я отвязал верёвку, мент распахнул дверь, вздохнул из салона, посмотрел на наши лица в детских очках и начал кашлять.
- Права, документы живо сюда!
Я вышел из машины, протянул документы. Мент выхватил их у меня вместе с ногтями и пошёл к халатам. Вокруг тела стояли санитары, и живо обсуждали каким макаром теперь пририсовать наши художества к ранее зафиксированному портрету. Товарищ действительно был мало похож на безмятежно загорающего. Ранее его изобразил великий Леонардо и обозвал «золотым сечением». У нашего, правда, стрижка была покороче и цвет лица потусклее.

- Посмотри, дэбил, что натворил,- сказал мент, разглядывая мои права.
Санитары притихли, разглядывая меня как упавшую в парикмахерской макаронину. Их старший подошёл и стал пристально меня разглядывать.
- Сними-ка очки, Zorro хренов, - сказал он – Капитан, да он, по-моему, пьян. Глаза красные и вообще…
Мент принял стойку охотничьего пса, прошёлся вокруг меня, принюхиваясь.
- Много выпил? – спросил он.
- Да я вообще не пил. Второй день за рулём. Вот глаза и красные.
- Ну-ка дыхни.
Мент принюхался, подошёл к санитарам и о чём-то спросил.
- Хочешь сказать, что ты в трезвом уме и памяти незамысловато переехал человека двумя машинами? – спросил мент.
- Товарищ капитан, вы же всё видели. Как бы я остановился? Скажите спасибо, что это я ехал, а не лесовоз или фура. Сейчас бы лежали все тут шпротами. Я не виноватый. Разложили тут товарища, хрен проедешь. Сами ещё рядом лягте, - начал я свою оправдательную речь.

- Ты что тут запричитал? Как надо, так и разложили. Учить меня будешь? Кто вообще такие? Что везёте? Что за вонь в машине? – начал кипятиться мент, подходя к нашей машине – Я там, наверху человека поставил. Он знаки вам подавал, а вы – ноль внимания.
- Там стоял какой-то идиот, веточками махал. Я откуда знаю, может он там комаров кастрирует? Дали бы ему шапку вашу или жезл, или халат хотя бы, - оправдывался я – Товарищ капитан, отдайте документы. Я не виноватый. Я никому ничего не скажу.

- Зато я скажу! В газете напишу, что носится дэбил в очёчках с буквой на башке и честных граждан давит двумя машинами! Понял? - свирепел мент, стуча кулаком по нашему багажнику. Кот понял это как сигнал к обеду и начал стучаться тоже. Мент напрягся и сиплым голосом спросил:
- Кто в багажнике?
- Никого. Баллон газовый и котик, - ответил я.
Кот, как назло, начал кашлять. Мент полез в кобуру, достал пистолет, передёрнул затвор и истошно заорал:
Все из машины! Руки на капот!
Напарники мои испуганно вылезли из машины и встали у капота.
- Ключи давай! Открывай багажник! Быстро! – орал мент мне.
- Там открыто. Там нет никого, - ответил я.

Мент, как в американском кино, дулом пистолета нажал на кнопку багажника, тот открылся. Оттуда, как чёрт из табакерки, выпрыгнул кот с зонтом в зубах. Мент отпрянул назад, оступился и смачно хлопнулся на зад. Грянул хлёсткий выстрел. Санитары присели, кот метнулся прочь и, запутавшись в кустах, повис на ручке от зонта. Поизвивался, побарахтался, кашлянул и затих.
- Ну всё! Пипец! Ещё и кот повесился! – сказал я – Капитан, может хватит трупов на сегодня? Давай документы, мы поехали.
Мент встал, заглянул в багажник, поставил пистолет на предохранитель и начал отряхиваться.
- Фу, блин, испугался. Думал крокодил какой, - оправдывался мент.
- Егор, сними кота, пока живой, - крикнул я напарнику, и те оба побежали вызволять животину.

Санитары довольно подхахатывали пока Егор выковыривал кота из веток. И тут морячок внёс свою лепту в происшествие. Он подошёл, недолго смотрел на тело, потом икнул и, выпучив глаза, блеванул на бедолагу всем небогатым завтраком.
- Твою мать! Капитан, убери этих придурков! – заорал главный санитар.
Мент оторопел от увиденного, по военному развернулся на каблуках, протянул мне документы и начал набирать воздух для финального прощания.

Я всё понял, схватил документы и середину трёхэтажного повествования в дорожку мы слушали уже на ходу. Наши генеалогические деревья чуть не осыпались листвой от дружелюбного капитанского посыла. До дома мы доехали без особых приключений. Кот освободился от зонтика, догрыз дыру в салон и торжественно там нагадил, залез под педали и мешал мне ехать царапаньями и утробным рыком.
 
Соседка по возвращению не могла нарадоваться на кота. Он всё понимал с полуслова, был с ней ласков и нежен. И при малейшей возможности метил мой коврик у входной двери.
Моряк так и не достал нужные запчасти и машину потихоньку разворовали у него под окном.