Окрошка летняя

            Наковыряв в Wordе название повествования, я поднял взгляд на потолок, который был не настолько безукоризнен, как моя страница будущего романа, увидев на кромке обоев моль, взобрался на стол и смочив палец слюной, поднес его к пыльной спинке существа. На что оно тут же отреагировало, перепрыгнув через палец, попыталось забиться в ближайшую щель. Вот тебе и безмозглая бабочка, подумалось мне, вот тебе и червячок с куколкой. События, а вслед за ними  мысли, тут же зашли в тупик, накинул плащ, лязгнула защелкой тяжелая дверь квартиры, выталкивая меня в коридор,проскользнув мимо лифтов на лестницу, тут же натыкаюсь на испуганные,но цепкие черные глазки парня со спущенными штанами. Резко отпрянув от подстеленных на бетон площадки газет, он поскальзывается на собственных испражнениях, но устояв на кривеньких ножках, натягивая штаны,скачками устремляется вниз. Я спешу следом, перед поворотом в арку, он еще раз оглядывается и растворяется во тьме. Гул города, колючий свет фонарей, людской водоворот у входа в метро, поршень поезда,  из цилиндрического тоннеля. Пассажиры в наспех одетых личинах исподтишка следят за
моими действиями, на следующей станции перехожу в другой вагон, ни на кого не глядя
сажусь на освободившееся место, закрываю глаза, отключаюсь…скрежещущий голос из
дряхлых динамиков приводит меня в чувство, осматриваюсь – те же фигуры в серых  и черных одеяниях снова рядом со мной и делают вид, что им  до меня  вовсе нет дела, что эта жизнь в большом городе у них уже в печенках и им, загнанным клячам, отдохнуть больше негде.
   «Осторожно двери…» выскакиваю и перебегаю в поезд, следующий обратно. Вокруг меня молодые веселые люди, гогочут, как гуси громко и ни о чем, я успокаиваюсь, но через станцию они выходят, и я снова замечаю все те же фигуры. Да что это со мной, это ведь обычные люди, они всегда были здесь, ходили по улицам, гуляли в парках, просто теперь большинство из них пересели в скорлупки автомобилей. Забились в клетушки квартир, страны, в которой они родились, больше нет, и живут они по-новому, каждый сам по себе, никому до них нет дела. Все так, как они этого хотели, только вот… Поезд замедляет ход, на секунду свет гаснет, вагоны останавливаются между станциями, где-то под полом, протарахтев, смолкает двигатель, свет тухнет снова, но больше не загорается.
«Тихо, как в гробу,- произносит кто-то. Зачем я пересел в этот вагон?- подумалось мне, и вообще, почему не сиделось мне в этом пыльном, бетонном шкафу? То тут, то там засветились экраны  сотовых телефонов, но не один из них не заработал, зато их можно было использовать как габаритные огни… Почему-то во рту ощущаю вкус окрошки, летней прохладной окрошки, пахнет редисом и свежими огурцами, под ложечкой засосало, как же здесь темно...

         Нужно отбросить страх, все догмы и ограничения, правила, приличия и стыд,
   задушить в себе любые кривлянья совести. Отломать рычаг тормоза, навалиться на педаль газа всей массой бренного тела и вперед на стену бытия, выплеснув мозги на лобовое стекло чистого листа. Пусть все зеваки увидят, что это не мозг серое вещество, а весь окружающий нас мир серый и бесцветный и если бы не этот сгусток серости в нашей черепной коробке оставаться бы нам до сей поры маленькими четверолапыми головастиками, плавающими в серенькой луже повседневности, не стать никогда нам зелеными лягушками. Именно хлорофилл водорослей раскрасил половину мира изумрудными листьями и на их фоне стремились выделиться детородные органы цветов диковинными формами и экзотическими запахами. Из серой массы текста книги рождалась радуга страниц идеальной жизни, которой грезило не одно поколение бесцветной массы человечества и на ее фоне яркими мазками кисти создателя выделялись люди искусства и науки.
      Бесконечность - формула жизни этого мира. Звезда погибла.
Да здравствует Звезда! В бесконечном вареве Вселенной одни бактерии сгорают, дают энергию другим. В космосе нет пустоты
или бескрайних безжизненных  ледяных  просторов, жизнь повсюду и формы жизни настолько для нас необычны, что мы
не можем этого себе представить даже в самых смелых своих
фантазиях, невозможно представить то, о чем  не имеешь ни      
малейшего представления. А подтверждением этому служит, существование жизни на такой необычной и непохожей на другие
планеты Земля и то, что поблизости от нас нет ничего подобного
только  радоваться надо, это наше счастье… Ядерный взрыв рождения швырнул в бездну жизни осколки умершей звезды и, натыкаясь на метеоритный град общения, они летят, формируя, свою форму и орбиты, разум и речь, поведение и взгляды, характер и атмосферу…
 Одни из них, еще не родившись, уходят в небытие черных  дыр, другие позволяют появиться на свет голубым жемчужинам, брызгам далеких водных миров.
      Рыбы нежатся в лучах восходящего солнца, лемуры распахнули объятия навстречу далекому радиоактивному теплу, крабы вылезли на отмели в игривых радужных бликах, авто
с людьми наполнили солнечный ветер тяжестью выхлопных
газов.        Если бы вернуться на развилку дорог, если бы свернуть направо, к морю, если бы остановить руку хирурга, если бы не вызывать скорую, если бы, если бы, если бы… Переделать, переиграть ничего нельзя, все летит по тоннелю вечности в небеса голубой
бесконечности…
Все движется неотвратимо к логическому концу, километр за километром, секунда за секундой. Вот если бы не сказал, если бы медленнее, так и не иначе – сценарий написан, роли распределены, игра началась, можно импровизировать.

    В тени южного дерева на теплой просохшей земле дорожка муравьев, виноградные гроздья касаются земли, насекомые с устрашающей черно-желтой окраской  жужжат в душном воздухе.
Гроза  прошла быстро. Умытое солнце мельтешит сквозь щели
забора. Дикие крики мальчика пронзают тишину мира. Испуганная
собачонка забивается в своем ящике, искусственный спутник сердца матери врывается на орбиту тела. Голые ошпаренные ноги ребенка нарезают круги в крошечном дворике, босые ступни  скользят в илистых лужах на поворотах. Безумный бег, как средство погасить огнедышащую боль.

     Очнулся я на пороге дома, солнце в зените, легкий ветерок теребил занавеску в дверном проеме, пахло маминой окрошкой. Спина затекла на прохладном
полу, а ноги были присыпаны раскаленными углями.
Я приподнялся на локтях, чтобы глянуть на них, они действительно были засыпаны чем-то жгучим бледно желтым…
     - Мама, мам! – позвал я срывающимся голосом - в гортани пересохло.
     - Что сынок, проснулся?- спросила она, склонившись надо мной,
тебе полегче?
     - Пить, хочется пить…
 Мать зачерпнула из ведра, стоящего во дворе, полную кружку жизни.

     С этого момента я помню все и знаю, что произойдет дальше.
Время идет и идет своим чередом за веком век, за секундой секунда, а я все лежу на залитом солнцем прохладном пороге старого дома, которого уже и нет-то на этом свете, но есть мальчик и чувство вечности...

     Потом пришел отец взял меня на руки
– Немедленно в поликлинику, следы от ожогов останутся, нужно к хирургу.
     Впервые я увидел, как трамвай останавливается не на остановке, а прямо перед нами напротив переулка, незнакомые руки пассажиров подхватили меня, я почувствовал на себе сочувствующие взгляды.
 –Почему тертый картофель, а не просто вода? очищая мои ошпаренные ноги, недоумевал доктор,- чего только не придумает
этот народ.
    Помню запах окрошечного кваса и вареной плоти, содранной впоследствии медсестрой, перебиваемой вонючей мазью, как после каждой перевязки медсестра сдирала лоскутки кожи с
моих постных окорочков. Как потом ездили на немецком москвиче встречать брата из лагеря для пионеров. Дядя Сэм, как его ласково
называл отец, сказал, что это его первый и последний лагерь. Поездку помню, тогдашние лица размыты, представляются они мне в более поздних вариантах,- Сэм с улыбкой, высвечивающей тройку золотых зубов, распухшее от алкоголя бледное лицо двоюродного братца в обрамлении седых всклокоченных волос.

 Позже появилось еще одно: ощущение ускорения времени, оно приходило по ночам. Только я укладывался в постель, и тишина окутывала меня, я начинал слышать учащающийся пульс времени: звуки и шорохи 
гремели, будто пропущенные через усилитель, шестеренки настенных часов скрипели как на курантах, далекий лай собак приближался, как будто все они собрались у стен нашего дома. Время спешило и пульсировало в едином неистовом ритме, сминая привычные барьеры и препоны,  словно его нагоняла эта шумная свора псов. Фиксировал пальцами перепонки, но грохот  биения крови в висках продолжался с неукротимостью водопада. Выскочив во двор, я принимался медленно ходить вдоль ограды. Лозины винограда, дико шурша, протягивали  ко мне ладони листьев, гроздями звезды звенели меж ними, орали сверчки и верещали цикады, я замирал посреди кричащей тишины и мрака, оглушенный и голый, один на один с этим миром и постепенно
все возвращалось на круги своя,  убегая в дом, укрывался с головой ватным одеялом и так засыпал…
        Сон младенца, наверное, самый спокойный и сладостный, беззаботный и радостный, если его не нарушить самым беспардонным образом. Мозг  ребенка – это губка, он 
впитывает  любую информацию и учится правильно реагировать на нее, даже если эта информация поступила во сне.
        - Слышь, косой, а этот новенький, и вправду уснул…
        - Ага!!!
        - Кривой, подь сюды, щас мы его убаюкаем, Лысый, подползай!
        Лысый подкрался к самому моему уху и стал злобно рычать, потом разразился заливистым лаем, Косой с Кривым ему подгавкивали, собравшиеся у кроватки любопытные девчонки стали верещать:
        - Собаки, помогите, собаки!!!
        За мной гнались огромные лохматые псы, они окружали меня со всех сторон. Я в ужасе проснулся, и  увидел, что у них мордашки человеческих детенышей, но лучше б это были собаки…
         Через пару месяцев мать вызвала к себе Ольга Николаевна, дверь в кабинет была приоткрыта…
        - Вы поймите, Зинаида Петровна, ваш мальчик не детсадовский, у него ранимая психика, он не может уживаться  с детьми…
        - Конечно, я не из их собачьей стаи, я, наверное, енотовидный…

                Собака. Господи! я всего лишь собака в маленькой своей конуре. Лежу, в луже собственных испражнений  и никому до меня дела нет. За всю свою короткую, собачью жизнь всего лишь мгновение была счастлива я, когда сбежала из родительской конуры в деревне. Жрать было нечего, голод гнал всех в большие города, где можно было поживиться. Запрыгнула я на станции на подножку железного вагона с краюшкой хлеба в зубах и помчал он меня в неизведанное. А из дверей вагона старая овчарка  голодную пасть свою оскалила, хотела меня с подножки сбросить, но, увидев краюху, вырвала ее и скрылась. Я же, мертвой хваткою, зубами в  поручень вцепилась и так до города доехала. Голодная, холодная, но счастливая. Это было ощущение полной свободы, бегаешь, выпучив глаза, по улицам, кобели следом увиваются. Но не долго все это продолжалось. Приглянулась я одному черному доберману, понравилась ему моя преданность и привел он меня жить во двор, в теплую конуру. Первый мой щенок, кобелек, я ему только их и рожала, умер, но, вскоре  родился еще один, потом еще и все наладилось. Мой удел был – охранять дом и растить потомство. Из своего двора за всю свою жизнь я так ни  куда не выбралась. Состарилась, еле лапы таскаю. Упаду где попало, ткнусь мордой в землю и скулю на всю Ивановскую, чтоб кто-то услышал… Прошлый раз, кобель мой пытался меня поднять, вцепился, как клещ, тянул, тянул, да и бросил, лапу мне только повредил. Стар стал, ослаб совсем, замучили его болячки всякие. А через месяц и вовсе околел, засыпали его сырой землею и стала я одна зимовать в конуре своей. Щенки мои, носа не кажут, младшенький, любимец мой, живет рядом в одном дворе, но в своей конуре, с молоденькой сученкою, сунет корочку и на том спасибо. Боже, за что мы то, собаки, на Земле страдаем, наверняка, Адам тоже псом твоим был, создавал ты его явно для своих  целей. Ослушался пес хозяина своего…
        Мама,ты окрошку будешь? Мама, ты опять упала, давай подыматься. Господи, только бы не очередной инсульт, итак  уже заговариваться стала, и что у тебя в голове?
      - Собака!
      - Что собака?
      - Я  собака…
      - Ну вот, началось...

    Я ощущал себя  в центре неведомого пространства, мизерную часть которого могли воспринимать мои органы чувств. Наверное, губка на дне теплой лужицы океана ощущала себя так же, пока не похолодало, и потому создала кластер, чтобы подняться к залитой солнцем  поверхности…
     По началу мне думалось, что лужа, это мой дворик, потом ею стал наш
Земной шар, и центр мирозданья, и точка опоры, и точка отсчета. Маленькая, светящаяся голубым цветом в лучах Звезды, точка в моей школьной тетради в косую линейку…
Когда  сомневался в знаке препинания, я старался сделать его именно таким, едва заметным и призрачным. Мир вошел в меня таким простым и обыденным не суетливым и размеренным. Я дожен был научиться писать и читать, пользоваться таблицей умножения, запомнить стихи Пушкина и Лермонтова, Блока и Маяковского, открыть для себя Есенина и Северянина.
 И еще много чего, например закон Бойля-Мариота, вычерчивание сложных деталей в разрезе, того что в жизни никогда бы не пригодилось…
     Дребезжащая трель школьного звонка, косички девчонок перед глазами, сумасшедший бег по лестнице и по площадке внутри школьного дворика. Вдруг, чья та  рука резко и бесцеремонно останавливает меня, радостного и запыхавшегося. Это лысеющий очкарик
Корноушков в своем бессменном темно-коричневом  полушерстяном костюме.
    - Деточка, - шепчет он мне на ушко, - тебе не стоит так резво бегать, нужно беречь свои глазки, они тебе еще ой как пригодятся, будущему литератору.
    На минуту задумавшись, я хмыкнул и помчался дальше нагонять своих одноклассниц.
А в классе на своем уроке он стал нахваливать мое последнее сочинение о поездке в город
Орел на летних каникулах.
   - Только вот описание вокзала ты откуда-то передрал,…а впрочем, может быть…
   - А вот и наша Калинина, – закудахтал он,- Куда, куда вы удались, пошли вы в сад и…
провалились…
   Маленькая смешливая Наташка, похожая на мокрого цыпленка дернула худеньким плечиком и уселась за свою парту, не поднимая крышку, исписанную различными формулами и аксиомами.
   - А как твое отчество Наташа, - поинтересовался корноух.
   - Розовна,- тут же вставил остряк Тежерев, намекая на безотцовщину Калининой.
Класс так и грохнул.
   - Вам только дай посмеяться, пальчик покажи…обхохочитесь.
Сашка Яцена, сидевший со мной за одной партой, постучал по спине Розовны средним пальцем и его же ей и показал, Наташка покатилась со смеху.   
Это все, что осталось в памяти о лит-ре, впрочем, еще припоминается один стишок корноуха, звучавший приблизительно так: 
            Ко второму же спряженью
            Отнесем мы без сомненья
            Все глаголы, что на ИТЬ,
            Исключая только брить
            И еще смотреть, обидеть,
            Слышать, видеть, ненавидеть,
            Гнать, держать, бежать, терпеть,
            И зависеть и вертеть…
    Самый впечатляющий урок в школе – это физ-ра: девочки в облегающих лобочки трусиках... и маечках, не срывающих набухающие сосочки. Таким легковесам как Калинина или Корчиго тогда и показать то нечего было, но это с лихвой компенсировали Савченко и
Диброва к седьмому классу это были вполне сформировавшиеся женщины.
       Однажды, Бэла Валентиновна, стройная крашенная блондинка с рябым лицом, училка по физкультуре вечно щеголяющая в голубом спортивном костюме,  входила в учительскую с классным журналом, в этот момент дверь резко распахнулась и в нее врезалась наша Кашкина. 
      - Таня,- только и успела обратиться к ней Бела. Кашкина помчалась по коридору.
Она ворвалась в класс в тот момент, когда историк прошел в дальний угол  и  разогналась будто хотела перепрыгнуть через козла в спортзале, на ее пути оказался подоконник, пробив стекло головой она зависла на карнизе, оттолкнувшись руками, тело продолжило падение вниз. Класс замер в шоковом состоянии, было слышно жужжание мухи у разбитого окна. Историк первым вышел из оцепенения и молча удалился.
Все бросились к окнам, Кашка неподвижно лежала на крыльце, неловко подвернув руки.
     Так все и было события шли одно за другим: расцветали и увядали цветы в школьной теплице, таял снег и выпадал снова, пока и сама теплица не разрушилась, развалилась и
страна. в которой  я жил  и Армия. в которой я ей служил. Школа, это десять лет однообразного сосредоточенного труда, это время ожидания чего-то большого и значимого, это двери в огромный мир, в котором ты сам сможешь решать: жениться тебе или учиться дальше, работать таксистом или поэтом, зарабатывать деньги своим каждодневным кропотливым трудом, либо сразу найти золотой клад. Но дальше снова были видны двери: институтов, училищ, консерваторий, заводов, машин, пароходов. Двери, за ними еще и еще которые нужно открывать и открывать…
Вечность для нас проходит быстро и ускользает из под клавиш электронными буквами и растворяется в мировой паутине вседозволенности и доступности...  как память.

           - Серега, погнали с нами на текучку?
           - Да, ты чо, Ген, мне не разрешают на Кубань…
           - Брось, ты, родоки же на работе, а мы через пару часов будем уже дома.
           - Толясик, братишка, бери велик погнали.
        Пыльное дыхание зноя, улица уходящая на мост и вправо на берег реки. Удушающий настой соцветий в воздухе, трескотня насекомых в травах, тропинка, ведущая к воде. Пологий песчаный берег, потоки мутной воды закручивались в воронки. На другом берегу
Неизвестная страна.
          - Мы на тот берег, Серый, ты с нами?
          - Я никогда Кубань не переплывал, только в море бултыхался.
          - Ничего, на воде держишься, доплывешь.   
          - Один за одним пацаны нырнули, их головы с потемневшими от влаги волосами замаячили в солнечных бликах.
          - Геша, подожди я с тобой…
   Сразу же вода показалась мне тяжелой  и упрямой. Несмотря на то, что я старался плыть влево, меня все больше уносило вправо, казалось, я оставался на месте, тщетно борясь с  водоворотами.
На середине реки течение подхватило мое усталое тело и потащило его еще дальше вниз. По песчаному хребту уже мелькали пятки моих компаньонов подбивших меня на мокрое дело. Гешка пока еще стоял у самой кромки воды и наблюдал, как я выбиваюсь из сил. Руки налились свинцом, все тяжелее давались мне гребки, я уже тащился вертикально в бок. Только бы остаться на плаву, только бы не утянула песчаная муть на дно. Запаниковал, стал кричать Генке, что не могу больше грести, руки не слушаются, тону…
       - Держись, переворачивайся на спину, тебя вынесет к берегу,- прокричал он в ответ и побежал вслед за всеми.
       - Ну вот, ждать помощи не от кого, нужно рассчитывать только на себя. Чапаев же плыл раненый, с простреленной  рукой, а у меня две здоровые руки. И я продолжал бороться с текучкой, гребя через боль, через силу, уже не чувствуя мышц своего тела.
Только одна мысль пульсировала в мозгу:  Чапай же плыл!
Казалось этой схватке конца не будет, и когда пальцы ног чиркнули по дну, даже не поверилось …
     Вот они крылья победы за моей спиной, я мчался над землей  едва касаясь раскаленных искр песка.
     - Гендос, морда, почему ты меня бросил, я же кричал, что тону?
     - А я думал ты дурачишься…
     - Как же мы теперь назад?
     - Подплывем к баржам, а за ними совсем немного до нашего берега.
     Низкие ржавые борта баржи, канаты с помощью которых мы поднимались наверх. И только нога коснулась палубы дикая судорога пронзила голень, я завалился на бок и,  по- тихоньку присыпав ногу раскаленным песком, постарался расслабиться.
     Когда я пришкондылял к пляжу, где мы начали свой заплыв, все разъехались по домам.
Толик с моим велосипедом молча ждал меня.
    - Что так долго?- недовольно буркнул он сквозь зубы.
    - Судорога схватила!
    - Хоть не в воде?
    - Если бы в воде спрашивать было бы не у кого.
Спицы побрякивали травинками, деревья цепляли нас ветками. Мы оказались на огромной поляне, залитой энергией солнца.
       - Что это за ягоды черненькие, их можно есть?
       - Да, это волчьи ягодки, попробуй.
Толян протянул руку к гроздям и тут же ее одернул. Что-то на жуткой скорости просвис-
тело у нас над головами. Затем мы услышали резкие хлопки на другом берегу Кубани и снова  что-то прошелестело рядом над кустами.
      -Наглые адыги обстреливают нас, надо рвать когти отсюда, поскорее, пока  они …
      - Что?- испугался братишка.
      - Пока они не прострелили нам… шины. И мы налегли на педали…
        Земля, радостно подставляя пыльные бока ярким лучам, мелькающим в наших глазах сквозь штакетник заборов, уже уклонилось от солнца. Мы, подкатив велосипеды к крыльцу, поспешили  в дом, чтобы остыть от жаркого дня и подкрепиться на кухне. Уплетали с хлебом мамину окрошку и салат из помидоров с луком, обильно политый душистым маслом из семечек, мы перебирали в памяти эпизоды и события прошедшего дня.
   А вечером вся детвора нашего переулка собралась во дворе у кузнеца. Это было единственное укромное место, куда взрослые не могли пробраться. Вокруг крохотного домика из одной комнаты с коридорчиком, разыгрывались сцены из любимых фильмов и сюжеты из жизни взрослых. Сколько было связано с ним: первая влюбленность, чистая и светлая. Появилась на переулке Женька, дерзкая и шустрая девчонка. Она все время напевала песенку про родинку на щечке и подмигивала мне и попросила фотографию на память. Я подарил ей свою лучшую со слегка раскосым взглядом, она заверила, что всегда будет помнить обо мне. Исчезла акробатка так же неожиданно, как и появилась.
Какие кульбиты она делала, и мальчишки затаив дыхание рассматривали ее уже сформировавшуюся фигуру. Наташка Яценко завидовала ей и за глаза говорила:
        -  На руках ходит, а белые трусы между ног желтые.

       Мать уже несколько раз посылала меня на улицу за младшим братом…
     - Ты посмотри,- возмущалась она, - совсем от рук отбился.
И направилась уже сама за Толиком, но идти далеко не пришлось. За калиткой  был слышен детский гомон и странная возня.
      - Что за шум, а драки нет, - попробовала пошутить мать.
      - Толян на Наташке жениться собрался, - озвучили ситуацию из темноты.
      - Вот как, только женилка еще не выросла, отпусти девочку и живо домой.
      - Выросла! – парировал братец,- я буду с ней жить!
И с еще большим остервенением принялся затаскивать добычу на паутину двора.
Видя, что запретами истерику не погасить, маманька сменила тактику.
      - Ну, хорошо, сын – ты уже взрослый, тебе почти шесть лет, веди невесту в дом.
Завтра устроишся на работу, жену будешь одевать, обувать, кормить, ты теперь глава семьи. Завтра распишитесь, сыграем свадьбу, а сегодня вместе вам спать нельзя.
       Почувствовав, что никто больше не препятствует его намерениям, Толясик задумался о свадьбе и слегка расслабился, девка вырвала подол из его рук и побежала прочь…
      - Приходи завтра Наташенька,- свадебные наряды примерять…
 Больше о совместной семейной жизни никто не заикался.
        Как-то, ближе к осени появился кузнец в своем имении, кстати, почему его так прозвали никто не задумывался, у меня он ассоциировался  больше с кузнечиком, нежели
с жаром и молотом.  Я увидел его сквозь соседский двор неуклюже балансирующего на одной ноге, держащего ружье за ствол, а второй босой ногой пытаясь что-то зацепить. Пробегая мимо по дорожке, я повернул за угол дома и в этот момент раздался жуткий хлопок,  вернулся, но никого не увидел, услышал крик:
         - Кузнец застрелился!
Так мы лишились нашего укромного местечка, это было концом нашей вольницы.
 В домик кузнеца переехали его родственники с хутора Ленина. 
               
  Я стою  на краю обрыва и улыбаюсь этот месяц только начался – это август … жизнь никогда не заканчивается, по крайней мере для нас. Мы живем, пока мы живы и продолжительность ее для нас не имеет никакого значения. Мой старший брат Алекс прожил несколько месяцев. Его закопали в землю, как картошину, на могилке выросло множество сорняков, но не одного младенца, хотя как сказать, его смерть дала жизнь мне…
          Если все упростить до беспрецедентной банальности с точки зрения обыденного потребителя, меня должны приготовить во фритюре и съесть. А все складывалось как нельзя лучше, до роддома меня не довезли, я выпал из папиных трусов прямо на трамвайной остановке. Это было самое оригинальное в моей сорняковой жизни и то произошедшее не по моей воле. Впоследствии я чуть было не утонул в реке, пытаясь ее переплыть, не умея плавать, едва не размазался о стену в автомобиле, не умея ездить, но не судьба, я должен был жить за себя и за Алекса. Далее половину моей никчемной  жизни в меня пытались вбить знания и ощущения живущих до меня умов. Я научился передвигаться в пространстве с помощью ног и других транспортных средств и добывать себе  на пропитание. И вот я стою на краю обрыва – за моей спиной стены древней крепости  Черная гора, предо мной теплая лужа Черного моря. Я иду к тебе брат, но время мое еще не пришло слишком много у нас долгов, нужно построить два дома, посадить два дерева, вырастить двоих сыновей…или одну дочь.

    Дядя  Сэм, при встрече, выставляя на показ блестящий ряд металлических зубов, всякий раз произносил:
         - Наш Сережа пионэр, будет славный инженэр!
Никто, естественно всерьез к этой фразе не относился, только раз Челбин, поглаживая канапатую плешину, поинтересовался:
         - А кем бы ты хотел стать?
         - Шофером!  -  не колеблясь ответил я.
         - Ну, это, с твоим-то зрением, вряд ли.
         - Было бы желание, возразил Сэм, добиться можно всего.
           И стал рассказывать о своем напарнике,  что вроде бы тот уже тридцать лет баранку крутит, а красный от зеленого отличить не может.
         - Вот мне, например, - вставил отец, свои пять копеек, - никто в детстве не объяснил
чем один цвет отличается от другого я и не смог на комиссии …   
         - Да ты, врожденный дальтоник, помолчал бы, тебе уже не ездить в этой жизни, давай на двоих возьмем машинку, на рыбалку будем ездить, да и сынишка твой на ней постажируется.
           На том и порешили. А через неделю отец ворвался во двор взбудораженный  и радостный.
         - Зина, - закричал он матери,- дай какую-нибудь посудину под рыбу, побольше.
         - Ура, рыбу будем делить,- и мы с Толясиком рванули к воротам.
У калитки стоял небольшой автомобильчик с открытым капотом.
         - Смотри сколько таранки, под самую крышку навалили!- удивлялись мы,- а мотор
куда дели?
         - В багажник переставили, - рассмеялся Сэм.
         - Это чудо техники, - подхватил разговор, подошедший с посудой, отец,- сделано для
инвалидов.
         Вечером я поближе познакомился с этим чудом, нарезая круги вокруг кварталов, следом ориентируясь по звуку, бегал рассерженный папа и пытался вычислить маршрут.
         - Когда я выехал к трамвайной остановке, из за угла на меня вылетел огромный грузовик, сзади надвигался нетерпеливый трамвай. Преодолевая страх, с дрожью в руках и коленях проехал  напряженный участок. Встретился с отцом  у ворот.
         - Надо же когда-то начинать.
         - Ты сначала права получи гонщик.Спать уже пора, а он круги нарезает.
   Я ложусь спать и мне снится сон. Человек без живота. Голое, ободранное тело, ниша его пуста, но оно дышит. Где-то на дне его приоткрываются слипшиеся бескровные темно-бежевые жабры. Цветок, лишенный корня, выпотрошенный кролик, огромное дупло в мощном стволе дуба, живой труп. Бьющееся сердце, лишенное тела курицы. Круглолицая ухмылка тетки, лишенная смысла. Чаша тела пуста. Из пищевода сочится кровь кока-колы. Ничто не останавливается мгновенно – инерция жизни…Смерть звезды - жизнь планетам. Рождение толчок и жизнь по инерции. Дорога жизни. Травинки тащат муравьи в свой муравейник, ничто не заставит их изменить маршрут, ни потоп, ни пожар, ни землетрясение.
        А однажды, очень давно, мне приснился мой роман, не то, чтобы я увидел во сне как выглядит моя книга, я ощутил ее содержание. Длинная вереница событий и лет, чувств и страстей, сжатых в молниеносный миг. Земная буря боли оргазма, радостей бед, ненависти любви, бесплодья ума, безумства убийства, в стакане абсента сна. Щекочущий солод его послевкусия, сменился медовой горечью полыни пробуждения. Передать это было невозможно, даже если использовать весь арсенал средств, живопись и компьютерную графику, язык  живого слова и жеста, музыки и песнопения. Как передать вкус окрошки жизни,если ты ее не попробуешь? Поэтому, если мои слова вызовет у вас хотя бы десятую долю того ощущения, значит, я достиг своей цели, - приятного вам сна.
  Я лежу на диване в темной комнате, так тихо и удивительно спокойно,  какое-то блаженство растекается по телу, оно невесомо, ничто не давит, не болит и даже стука сердца не слышно. Слегка поворачиваюсь на спину и замечаю звездочку на потолке, потом еще и еще  и, наконец, я начинаю чувствовать прохладу неба, послышались какие-то звуки, шум улицы, лай собак …
           - Ты там живой?- доносится откуда-то сверху.
     Чувствую  песок и камни  вместо  подушек дивана, вместо стен грунт ямы. На моей ноге лежит железная рама, выбираюсь из под нее, чувствую боль и слабость в мышцах. Хватаюсь за искореженный руль…
           - Ты смотри, он еще пытается колеса вытаскивать, сам вылазь, я помогу…
Яма оказалась довольно-таки глубокой – более двух метров, рухнув в нее, я ободрал о камни пол лица и сильно ушиб бедро.  Кое-как выбравшись из ловушки горе-строителей, я с помощью велосипедиста и еще одного оказавшегося  поблизости парня, извлек на поверхность и мое транспортное средство. Вставив колесо между штакетинами забора, слегка подравнял руль, попробовал завести двигатель, прочихавшись и прокашлявшись, он  снова  заурчал, увозя меня к дому. 
          На одном дыхании добрался до дивана и завалился, укутываясь в пелену сна. Разбудили меня врачи скорой, предложили сходить по маленькому, но встать я не смог…
           В приемном покое врач громогласно опрашивал потерпевших, и сестра записывала весь этот никому ненужный бред в огромный журнал, пропахший лекарствами…
           - Ну, что, ядреный  корень, доездился? На чем ехал? Куда свалился, в какую яму?
           - Ядреный корень- это корень с ядрами получается …
           - Так, понимаю, тяжело говорить, пишем: катил велосипед по дорожке, засмотрелся и упал …тупо, зато ни у кого не возникнет криминальных вопросов. На третий этаж его…
Знаю, что мест нет, разве я сказал в палату?
            На третьем этаже к больничному аромату примешивался кислый запах жареной капусты. Здесь в блоке для приема пищи в углу стояла кровать.
            - Этот уже отъездился, кивая в ее сторону, процедила сестричка.
Меня переложили с каталки на только что освободившуюся койку. Укрывшись с головой, я тут же провалился в котлован бесчувственного сна. Пришел в себя оттого, что кто-то украдкой приподнял простынку с моего разукрашенного лица.
    Молоденькая сестричка в белом халатике вытаращила на меня испуганные глазенки, вскрикнула и стремительно удалилась. Оказывается я лежал на освободившейся койке, молодой парень умер ночью и меня положили на его место... Я снова укрылся с головой и захрапел и приснился мне сон. Операционная. голый человек на столе,хирург вскрывает живот,а внутри окрошка...
       В купе было жарко. Кондиционер не работал, и я вошел, оставив дверь открытой.
     - Ну и жара,- проронил я, забрасывая на полку свою дорожную сумку, - сдохнуть можно.
     - А вы и так уже все мертвые , даже те, кто только что родились, - услышал я за спиной вкрадчивый, но уверенный голос. В дверях стоял странный тип; на нем был черный фрак, белая манишка и черные лаковые туфли, а зонтик-трость сжимали руки в белых лайковых перчатках.
     - Ни дать, не взять иллюзионист,- подумал я, - даже усы какие-то рисованные, что ж поездка обещает быть веселенькой.
     - Да, со мной Вам скучать не придется, - заверил попутчик, многозначительно осклабившись, усаживаясь напротив.
Несмотря на духоту, я почувствовал, как мороз пробежал у меня по спине, а мои вспотевшие пятки как-то сразу стали холодными, кончики ушей онемели, как после оргазма и меня бросило в дрожь.
     - Ну ничего себе энергетика, - тут не до иллюзий, тут попахивает,... ч...и я привстал,
взглянув на сумку, и тут же сел, - откинутый инерцией тронувшегося поезда. Дверь медленно прикрылась, и я увидел себя в зеркало. На мне буквально не было лица.
     - Что со мной,- подумал я,- надо взять себя в руки. Ноги меня не слушались.
     - Наконец-то додумались включить кондишн, - удовлетворенно произнес произнес странный тип, - только бы не перестарались, а то, чего доброго, придется мерзнуть.
Я понемногу стал приходить в себя, и мне даже стало как-то не по себе оттого, что я так испугался этого фокусника. Каких только чудаков не встретишь на своем пути...
     - И вы действительно считаете, что мы встретились случайно, продолжил свой монолог странный тип, - да, кстати, я не представился - Антип - это..., разумеется, псевдоним - актер драмтеатра.
     - А Вы, я так полагаю, Серж, - убежденно произнес он, отводя глаза от моего билета на столике, в командировку.
     - Да, по делам фирмы, - наконец-то откликнулся я, окончательно придя в себя, - А Вы?
     - Гастроли, - знаете ли, закрутился, - вещи отправили самолетом с трупой , даже переодеться не успел.
     - А играете Вы, если не секрет?
     - Воланда в пьесе...
     - Мастер и Маргарита. Он кивнул .Но как же Вас угораздило отстать от ...
     - Был тут на встрече с почитателями в клубе, вошел в туалет, стал умывать руки и ...
провал, очнулся в темной каморке под лестницей, без штанов...
      - Ну, понятно, почитательницы таланта.
      - А в итоге приходится добираться на перекладных, без трупы, без денег..., но где наша не пропадала.
      - Наша пропадала везде, продолжил я, посмотрев на вошедшего проводника.
      - А ваш билетик можно, вы у нас из какого ...
      - Спектакля,- продолжил Антип, - Вот, пожалуйста, будете у нас в саду, милости прошу на бал..., на балкон.
      - Что это?
      - Контромарка...
      - На следующей станции войдут контролеры, Вам нужно будет покинуть вагон.
      - Покину, - спокойно произнес безбилетник.
      - Вот и замечательно, а Вам чай, кофе, - обратился ко мне проводник.
      - Спасибо, мы потанцуем, - отрезал Воланд.
      - Ну что, вернемся к нашим баранам, - обратился он ко мне.
      - К каким баранам? - не понял я.
      - К мертвым,- ответил Воланд, как-то сразу переменившись,- глаза его вспыхнули, лицо побледнело, рот растянулся, обнажив ряд красивых, здоровых зубов.
Мне снова стало не по себе, на этот раз я стал задыхаться и рванул ворот рубашки. Проводника как будто ветром сдуло. Я закашлялся и стал нервно разминать связки, как будто
готовился запеть или закукарекать. И было от чего, в купе вальяжно, по-хозяйски вошел кот. Нет это был не кот, а котище - огромный темно рыжий котяра, казалось, его пушистый живот касался пола, но , несмотря на это, он резво вспрыгнул на стол, обнюхал мой билет,
подернул своим лисьим хвостом, развернулся и сел, уставившись на меня зелеными немигающими глазами, затем он смачно зевнул и облизнулся, как будто язычок пламени вырвался из золотой зажигалки.
      - Это что за бегемот? Ну да, кажется, трупа собирается,- пробормотал я, откинувшись на стенку купе.
На что кот немедленно отреагировал, зашипев по-змеиному, обнажая свои острые белоснежные клыки. Казалось гастролера наш новый попутчик заинтересовал  не меньше моего, но он старался не подавать виду.
      - Косик, мальчик мой, где ты? - нам пора выходить! - послышалось нежное воркование из-за двери, и в проеме показалась грудь и лицо женщины бальзаковских лет. Губы в яркой помаде, волосы в колечках, - такие же рыжие как и шерсть ее Косика. Она направилась к столику, кот муркнул и бросился к хозяйке на грудь.
      - Действительно, скучать не приходится, - пролепетал я, а Вы кота красите или...
- и не закончил, -  дама, фыркнув, хлопнула дверью.
      - А Вы как... - хотел я ,было, обратиться к Антипу, но ,к своему удивлению, обнаружил, что его в купе нет. Надо же, как это он ловко прошмыгнул, - иллюзионист...
     В Ленинграде на московском вокзале было многолюдно.Возле касс полно народу.  Я с тоской посмотрел на очередь и отвернулся в замешательстве,и нос в нос  столкнулся с Антипом, вернее с мужиком очень на него похожим

     - В Москву? - спросил ,ухмыляясь прохожий.
     - Ага.
     - Один?
Я кивнул и с недоверием посмотрел на, непонятно откуда, появившегося гастролера.
     - Да, я не перепродаю, я в командировку еду с ребятами, взял им билеты, а они самолетом рванули. Два билета теперь лишние. Девушка в вишневом плащике и кепочке с длинным козырьком, услышала наш разговор, отделилась от очереди и предложила купить второй билетик.
     - А третьего у вас нет? Жаль,-подружке придется постоять в кассу:-протараторила она.
В купе я вошел перед самым отправлением поезда.
Все уже были на местах, но девушка в вишневом куда-то вышла. Поезд тронулся и вскоре она появилась - общительная, улыбающаяся, цветущая.
     - А вот и наша Ниночка, засуетились пассажиры купе.
     - Надо же, уже успели познакомиться:- отметил я.
     - Это что же получается,- защебетала Ниночка, - в мужком купе я одна девушка,- пропала ночь,- как захрапите в три голоса.
     - Да, - подтвердили шутя попутчики,- Сейчас как примем по литру на грудь и захрапим со страшной силой - у нас не уснешь...
     - Не расстраивайтесь, девушка, - успокоил я ее , - попробуйте поменяться с кем-нибудь.
     - А это мысль, попробую поговорить с дедом, из купе в котором едет Люська,-предположила она, мелькнув в проеме двери.
Через пару минут она снова появилась в нем.
     - Все поменялась, - радостно объявила она, как узнал что мужское купе, сразу же согласился,- а тут с вами, бабами,-сказал,- не поболтать, ни выпить...
Она забрала багаж и потом долго не появлялась.
Вошел дед, - спившийся мужичонка - седая щетина и свалявшиеся волосы, создавали впечатление, что он жил в этом поезде.
    - Ну, что скинемся на третьяка? Четвертым будешь? - обратился он ко мне.
    - Я пас!
    - У меня завтра совещание утром,- оправдывался продавец билетов,- не могу же я в таком виде...
Третий молча забился в угол и тупо смотрел в окно, где тьма поглотила все, - спали деревни и деревья, колхозы и колхозницы...
    - Да пошли вы,- обиженно вякнул дед и удалился.
    - Мужики,кто хочет выпить, я угощаю, - послышался его голос из соседнего купе.
Потом Ниночка еще раз заскочила в наше мужское купе, попросила разменять 10 рублей.
    - Кто разменяет червонец,- тому ничего не будет, - задорно произнесла она.
Черное трико плотно облегало ее красивую фигурку, оранжевая тоненькая кофточка, как бы демонстрировала ее небольшую, но упругую грудь.
    - А Ниночка ничего девушка, симпатичная, - отметил я вслух.
    - Общительная, но не для семейной жизни, легкомысленная,- высказался билетер.
    - Пока мы ее тут обсуждаем, - заверил ,третий вернувшийся из туалета, - она там уже шашни крутит с проводником.
    - Зачем ей меняться с кем-то,- заключил продавец, - сразу бы пошла к проводнику...
    - Ну, хватит, угомонитесь уже, - я оборвал гогочущих мужиков, как бабы на базаре,- тушите свет.
    - Да надо укладываться, пока не пришел этот алкоголик, резюмировал любитель тьмы, и выключил свет.
Только все затихли под одеялами, как вошел уже поддатый дед и стал возмущаться, что здесь, в этот мужском купе, единственном во всем вагоне, его не понимают, и что он
уйдет в свое купе, ругал Нину, за то, что она его обманула.
   - Говорила там мужская компания, а разве вы мужики?
И чертыхаясь вышел. Ломился во все двери, искал свое купе, но вернулся ни с чем, упал и захрапел. Это был единственный храпун в нашем купе, что мы только не предпринимали,- кидали в него подушкой, тормошили, поворачивали на бок - безрезультатно. Он не дал нам нормально поспать...
   - Утром, дыша запахом разогретых букс и "поморином", с головной болью от бессонной ночи проходил по вагону. В проходе стояла Нина и беседовала с подругой.
   - Доброе утро,- сказал я, акцентируя внимание на Ниночке.
   - Доброе, - ответила она и улыбнулась.
   - Какая милая девушка, живая и веселая, - подумал я, ступая на московский перрон,- жаль расставаться.         
   - Коль суждено чему случиться, того никак не миновать.Сколько не прощайся, сколько не убегай - судьба тебя настигнет, - рассудил я,- направляясь в переход к Казанскому.
Багажа у меня не было, если не считать дипломата и коробки с туфлями, поэтому я прямиком направился к кассам. Народу в нужное окошко было не так много и, став в очередь за женщиной в синем, я стал рассматривать публику. Очередь быстро росла за моей спиной, извечный вопрос:"Кто крайний?" то и дело доносился откуда-то издалека.А вскоре я вновь увидел свою попутчицу.Она скользнула по мне взглядом, но не заметила, растеряно посмотрела на очередь, покрутилась у окошечка кассы, стала возвращаться и, наконец увидела  знакомое лицо.
   - Сережка! Когда ты успел так далеко продвинуться?- спросила она, ослепительно улыбаясь.
   - Не так далеко, как нам хотелось бы ?- засмеялся я в ответ. Мне было приятно, что она сама меня нашла, и не скрывала своей радости.
   - Есть одно обнадеживающее свойство очереди, - она живая!
   - Ты сейчас поедешь,- спросила Нина.
   - Нет, я еще хочу попасть на выставку Эль Греко в Пушкинском.
   - Ой, и я хочу,- сразу откликнулась девушка.
   - Ну, поедем вместе!
И как-то за болтовней мы и не заметили, как оказались уже у окошка. Кассирша вопросительно уставилась на меня, поверх роговых очков.
   - Один до Краснодара, на вечер!
   - Тебе до куда брать? - спросил я у Нины.
   - До Каменской...
   - На Краснодар поезд отходит через десять минут, отрезала кассирша,вечером поезда нет.
   - Бери на "Тихий Дон" два.
   - Давайте два на ростовский,один до Ростова и один до Каменска - решился я.

   - Оставь свой дипломат в камере хранения,- что ты будешь с ним таскаться, я весь свой багаж пока  сдавала, чуть не осталась без билета.
   - Да, пожалуй, мы избавимся от всего, что занимает наши руки...
Было сентябрьское утро, тлели листья на кленах. Косые лучи солнца золотили окна зданий. Тротуары улиц Москвы начала восьмидесятых были переполнены людьми, они толпились на переходах у дверей магазинов, овощных палаток, кафе, закусочных, пивнушек, блинных  и   бульонных. В одной из таких бульонных и решили подкрепиться новые знакомые. Бульон и пельмешки, сосиски и булочки, какао и коржики. Все было свежим, вкусным и аппетитным. Ниночка щебетала о чем-то без умолку. В очереди у музея, она вспоминала о забавной сценке, которая произошла с ней в каком-то кабачке. Я, осматриваясь вокруг все время думал о чем-то о своем, но остановив взгляд на девушке, подумал: - А ведь есть что-то притягательное в этой хрупкой на вид девушке. Казалось, что нет у нее никаких проблем, что ей легко в жизни. Это мне нравилось и я рад был отвлечься от своих грустных мыслей.
    В залах музея, переходя от картине к картине, всматриваясь в вытянутые лица персонажей Эль Греко, я чувствовал как нарастает притяжение к этой хрупкой девчонке.
Непреодолимое желание обнять девушку,прижаться губами к ее нежной шейке не покидало меня ни на минуту.
Я стоял позади нее, взяв за руки чуть пониже плеч и сжимал их в волнении. Мне было хорошо рядом с ней, - легко и беззаботно. Я хотел ее так, как никогда еще никого не хотел, понимая, что в данной ситуации это не возможно. Одна надежда познакомиться поближе в поезде.
    На вокзал приехали усталые, но счастливые - под впечатлением от увиденного.
С багажом прошли через весь перрон к своему вагону.
   - У нас места по разные стороны вагона, но попробуем дедушкин вариант,-рассуждал Я.
   - В жестком плацкарте было душно и как-то особенно неуютно.Повсюду в проходах рюкзаки, торбы и чемоданы. Пахло кислыми щами и потными носками. Пассажиры сидели угрюмые и злые. И когда наши знакомые вошли в вагон со своими сумками, их встретили неприветливо, - ставить багаж было некуда. Одна дама, продолжавшая сидеть в пальто и шляпе, - поинтересовалась у Нины: - "А это ваш муж? Что же это он не смог найти вам места рядом?"
Я попросил молодого человека,сидящему у окна, пересесть на другую сторону.Но тому, почему-то, было лень вставать ради того, чтобы кому-то от этого стало лучше.
  - Так,-заключил я, - дедовский вариант не прошел, но не будем зацикливаться. Сейчас мы найдем себе гнездышко,- поезд не из одного вагона.
Однако, не в соседнем, ни в следующих вагонах мест не оказалось, но я не собирался сдаваться. Остался позади вагон ресторан, несколько купейных вагонов и наш герой оказался в СВ - спальном вагоне. Две проводницы с пережженными перекисью волосами мирно беседовали в пустом проходе вагона, застеленного ковровой дорожкой.
  - Местечка на двоих не найдется? - бойко спросил я.
  - Найдется, с вас доплата и шоколадка, занимайте предпоследнее.
  - Сейчас еще за багажом схожу.
Назад  мчался , как на крыльях, не замечая ничего вокруг, желание быть рядом с ней заполнило все мое сознание. Я откидывал от себя двери тамбуров, перепрыгивая через лязгающие переходы и наконец -то я снова возле нее.
  - Ниночка, - сказал я спокойно, взяв себя в руки, есть два места рядом,но далеко.Ты посиди здесь еще немножко, а пока отнесу часть багажа.
И ,взяв чемоданы в обе руки, отправился обратно.Двери в тамбурах открывая ногами, не закрывая за собой, быстро добрался до СВ. Вернулся за Ниночкой и остальными вещами.
  - Ну вот и наше гнездышко для двоих!
  - Надо же оно двух местное, и умывальник есть, смущенно улыбаясь сказала она.
  Разложили багаж. Нина сняла плащ и осталась в джинсовом халатике. Я приобнял ее за талию и приблизил к себе.
  - Какая у тебя замечательная фигурка, - отметил я, когда мы сели напротив друг друга, осматривая купе,- уютно здесь, не то что в жестком!
  - Сережа, а ты женат?
  - Нет.
  - И я нет, значит мы оба свободные, - заключила она и рассмеялась.
Встала, подошла к зеркалу и оказалась вплотную ко мне. Я не сводил с нее восхищенного взгляда. В створках халатика были видны ее стройные тонкие ножки. Я не выдержал, расстегнул одну пуговичку. Она кокетливо воспротивилась, но я крепко обнял ее за талию.
  - Ты симпатичная. У тебя очень красивая фигурка,- сказал я, - ощущая ее упругое тело.
Она снова попыталась освободиться от его цепких и сильных рук, но я поднялся и стал целовать ее в шею, губы, глаза, не в состоянии больше сдерживать своих чувств.
Она дала понять, что еще рано. Надо сходить в ресторан поужинать. Но я, возбужденный, ничего не хотел слушать. В конце концов ей удалось меня уговорить.
  - Мы быстренько, надо же отметить нашу встречу.
  - Да, да туда и обратно! - согласился я.
в ресторане выпили по бокалу вина, закусили. Бутылку шампанского и шоколад забрали в купе. Снова мы оказались наедине, стучали колеса, приятно покачивало.
    Она смочила губки в сладкой пене. Покусывая шоколад, рассказывала о том, что никак не может получить квартиру, о несправедливости распределения. Он, слушая, думал: "Вот тебе и легкость по жизни, сколько боли и обиды было в ее рассказе.
   - Уже поздно, сказала она смущенно,- нужно отдыхать. Стала готовить постели. Я стал
раздеваться. Она постелила, легли. Она выключила свет. За окном купе мелькали фонарные столбы и в этом кубике стесненного пространства, в котором находились, а вернее нашли уже друг друга два одиноких человека, началась пляска светотеней и было в ней что-то завораживающее, таинственное и загадочное.

           Я вернулся домой долгожданной весной, все цвело и пахло. Бесцельно бродя по улицам родного поселка, у известного дома, заметил знакомую фигуру. Быстро и неслышно подошел из-за спины.
         - Стоять, Карлюк, не двигаться, руки за голову,- произнес я сухо и требовательно.
         - Серж, дружище, сколько зим,- обернулся смеясь приятель.
         - Представляешь,  Самвэл,- обратился он к стоящему рядом с ним армянину,-
это мой школьный товарищ, столько лет прошло, а я узнал его,- Джон продолжал смеяться громким раскатистым смехом, - ты с нами?
         - Почему бы нет?- ответил я решительно.
         - Ну, нет, так нет,- отшутился одноклассник, - поехали!
         - Старая добрая шестерка…
         -  А что еще надо для работы.
         - Наши машины для наших дорог, жигуленок не роскошь, а средство передвижения.
Я вольготно расположился на заднем сиденье, Выбросив по дороге Самвела, довольно скоро мы добрались до Гидростроя, соседнего с нашим поселком района города, остановились у небольшого магазинчика. Евгений переговорил с продавщицей, взял литровую беленькой и сок, и направились в сторону Кубани, въехали в какой-то автокооператив и основились между гаражами. Жека, откупорил бутылку, разлил по стаканчикам…
         - За встречу!
         - За нашу дружбу, я благодарен судьбе…ну вздрогнули!
         - Когда ж мы с тобой-то последний раз виделись, - Серый?
         - Помнишь, летом 79-го, я пришел к тебе с Ириной и Юриком, мы ехали тогда отдыхать в бухту Инал и ты отвез нас на трассу.
         - Да, что-то припоминаю…у меня были дела, и я не поехал с вами…и как отдохнули?
         - Замечательно,- молодость прекрасна, не так ли, Джонни, сейчас бы съездить в бухту восьмидесятых…
         - Если бы это было возможно, похерил бы все дела.
            
            Джон был в прекрасном расположении духа. На зеркальце заднего вида перед лобовым стеклом раскачивалась и подпрыгивала детская пустышка.
          - Это что, талисман? – поинтересовалась, Иришка.
          - Индикатор. Показываешь девушке на сосочку, она кивает, значит, берем с собой…
Довольно быстро мы добрались до базы. Через час наши тела ласкали теплые воды залива.
          - Ну, что, Юрчик, махнем за буйки, там водичка чистейшая…
          - Нет, я здесь на матрасе у берега побарахтаюсь.
          - Да что ты вцепился в эту надувную кровать, тренируйся плавать, а то спину сожжешь…
          - Хочется побольше солнца и тепла, а то я бледный, как поганка.
          - Каждый раз одно и тоже, сколько не предупреждай, дикаря, результат  будет один: в первый же день он обязательно сгорит… но почему он не хочет плавать?
Ну что, малыш, погнали на скалы?
          - Плывешь с нами Юрик?- можешь на своем матрасе, там, в море каменная гряда выходит к самой поверхности, воробью по колено.
          - Да, а потом обрыв в глубину с ледяной водой. Нет уж, плывите сами.
          - Уходим под воду, последний раз ныряем…
          - Нанырялись до красных глаз и посинения,- заметил Юрий, а я, похоже, все-таки сгорел…
          - Пойдем в душ, охладишь свой помидорный загар.
          - Попозже, сейчас намажусь сметаной.
Когда я вернулся в наш в фанерный домик, мой друг кряхтел на матрасе посреди единственной крохотной комнаты.
          - Ты знаешь, я сейчас случайно перепутал, дверь и ввалился к соседям.
          - Это к тетке с грудью по пояс?
          - Ну не по пояс, а до пупка достает, но какие сочные дыни, она как раз переодевалась…
          - А я думаю, на кого она там верещит.
          - То, что я увидел сейчас ерунда, вот в душе мне удалось рассмотреть ее в подробностях, спортивная дамочка, а грудь бесподобна.
          - Это в дырочку в перегородке ты рассмотрел?
          - Конечно, она как подзорная труба акцентирует внимание на отдельных деталях.
          - Понятно, какие детали тебя интересовали, рядом с ним молодая,красивая, кстати
тоже не без груди. Хотя интерес к соседке не мешает тебе в сексуальном плане, думаешь я  не знаю чем вы занимаетесь в скалах.
          - И не только в скалах…       

     Хрустели под ногами затянутые льдом ноябрьские лужи, молодое здоровое дыхание
застывало в воздухе курящимися облачками. Бежал, спешил, зная, что все это слишком  похоже на сон, а он не может длиться вечно, сколько его не реанимируй. Чувство, помноженное на осознание того, что происходит – у меня есть женщина: красивая, стройная, позволяющая воплощать любые мои фантазии. Ее тело огонь, прикасаясь к нему, вспыхивал пух моей страсти, плавились ледяные линзы приличий.

     Она качала коляску с младенцем, откинувшись на перила детской кроватки, неодетая даже в загар, прикрывшись только тенями волос и ночи. Луна в окне и бра на стене излучали свет кровосмешения, розы разлуки в вазе из гранатометного снаряда, искаженное улыбкой  и полусветом ее забытое лицо. 
     Сколько столетий, десятки лет и ночей бес сна, без отдыха, без слов. Целых пять часов
ласки и нежности, мириады секунд наслаждения. За стеной раскаленная печь, за другой снежная заметь, за третьей сонное посапывание ее матери.
      - Тебе пора уходить, скоро вернется папа, я сделаю кофе…
      - Не надо кофе, лучше еще раз тебя, хочу тебя бесконечно, безудержно, запредельно.
Иди ко мне, опусти мне в ладони планеты своих ягодиц, прижмись своими горячими ляжками млечных путей к моим небритым щекам. Будем пить нектар блаженства, и вдыхать пыльцу безумного счастья соцветий наших галактик.
      - Что ты шепчешь, я не понимаю слов, но они так щекочут мне слух, дыханье и низ живота…
       Спешу, надевая костюм, шарю под кроватью в поисках портфеля, она завязывает мне галстук у двери, пока я допиваю остывающий кофе.
      - Встретимся, когда планета Галлея обожжет хвостом ресницы твоих снов, прощай
моя всепоглощающая космическая воронка, бездна моих желаний …

       Все случилось прошлым дождем. Машины вяло просачивались сквозь узкое горлышко уличного кольца. Хлопнув дверцей, я шагнул под вязкие струи. Промытый потоками воды тротуар в застывших плевках жвачки. Летние туфли неприятно захлюпали, брюки, прилипли к лодыжкам. Она стояла под раскидистыми ветвями вяза, но дерево уже не спасало ее от шалости ливня. Маслянистые струи оттенили ее темные кудри, промокшая блузка обнажила мальчишечью грудь…
      Я уже готов был пройти мимо, когда она спросила:
      - Решили прогуляться под дождем, а как же машина?
Пять минут спустя, развесив на передних креслах мокрые одежды,
мы жадно слились воедино как две капли воды.
      - Чтобы сделать такое сверх сексуальное?- воскликнула она,-
инжектор промыть что ли?
      - Делать ничего тебе не надо, - выдавил я, подминая ее под себя.
      Погас неон рекламы, отгорели в лужах фонари, я отвез ее домой. В подъезде на первом этаже мы стали прощаться. Последний поцелуй, объятья, она ухватилась за него рукой, чувствуя его упругость, повернулась ко мне спиной, нагнулась,
упершись в перила лестницы. В самый разгар чистки инжектора
послышались шаги по ступенькам, я откинул полу просохшее платьице на голову своей незнакомке, продолжая процесс …
шаги приближались, но прерваться я уже не мог, только закрыл
глаза.
    - Совсем обнаглели,- услышал я над головой раздраженный
мужской голос, - в подъезде как у себя дома.
    - Так ведь на улице дождь,- парировал я.

      Дорожка муравьев внутри подземного тоннеля и направление движения не изменить. Мы движемся друг за другом, соединенные блеклым излучением смартфонов, что ждет нас впереди какие новые взрывы, землетрясения, ураганы, наводнения.Все живое движется к свету.
     Когда я вышел на улицу телефон совсем разрядился. А утром меня ждали непрочитанные эсэмэски.         
     - Серый, привет! Как у тебя с работой? Мой магазинчик загибается, нужно искать новые способы доходов. Мне тут предложили эвакуатор выкупить. Возьму еще кредит, буду
 в свободное время подрабатывать. Как ты думаешь стоящее дело?
    - Почему ты молчишь, Серый? Как сам? Напиши, что ты думаешь насчет эвакуатора? 
Наемного водителя мне, пожалуй, не потянуть, придется самому садиться за руль, да еще в любое время суток. Никакой личной жизни. А есть ли у меня выбор?
     - Серж, я все-таки решился, вчера купил эвакуатор, не новый, правда, зато на ходу, дизельный двигатель работает как часы. Дал объявление в справочные службы, жду звонков.Ты почему не отвечаешь? Звоню, ты не доступен, ты что,там под землю провалился?
     -  Доброй ночи, брат. Ты, наверное, уже спишь? Сейчас позвонили любители горных лыж, слетели с дороги, просят их выдернуть. Ночь под рождество. Минус двадцать, кто еще им поможет? Только у меня опыта по спасению в горах маловато…
     - Ехать больше некому все празднуют, я один, как всегда, трезвый и крайний. Двигатель запустился нормально, будем надеяться, что все обойдется. Выезжаю на трассу.
     - Вот и все, Серега, отказал компрессор, исчезли тормоза, сцепление не работает, еле удержался на краю дороги, звонил напарнику, он говорит, нужна паяльная лампа, отогревать краны. Разорвал картонный ящик, разжег под машиной костер, пока не помогает. Лыжники звонят каждые пять минут, на одном из телефонов садится батарейка.
    - Наконец-то, Серый, после третьего, последнего ящика, компрессор начал нормально работать. Продолжаю двигаться в сторону перевала. Дорога очень скользкая, продолжает идти снег, надел цепи на колеса, но если снова навернется компрессор, они меня не спасут. Помолись за меня, брат!
    Я сидел за компом в тёплой московской квартире и пытался, уже в третий раз, начать писать о парковском периоде своей жизни, но все как-то не клеилось, пробовал писать на айфоне, текст исчезал после попытки его переместить и я стал работать он-лайн, что тоже не совсем удобно, зато перемещать и вставлять никуда уже не надо.