Льювин. Книга 2. Невидимый враг. Глава V

Предположение воительницы относительно замка в каком-то смысле подтвердилось. Приблизившись к горам, дракон, не слушая требований мага немедленно приземлиться где-нибудь возле леса или, в крайнем случае, подле какого-нибудь нагромождения валунов, сделал круг, огибая могучие возвышенности. Не успел Гвейф замкнуть воображаемое кольцо, как на уступе северо-западной горы путники приметили одинокую башню. Пролетая мимо, дракон окинул её цепким взглядом.
– Стражи нет, – с оттенком нескрываемого удивления мысленно констатировал он, обращаясь к магу. – Может, эти олухи прячутся внутри? Хотя нет, не похоже, – тут же глубокомысленно добавил он, и теперь уже удивился Льювин – с чего это он так уверенно говорит?
А дракон продолжал с выразительной ухмылкой:
– Как ты думаешь, Льюв, эта хибара хорошо отапливается или нет? Может, стоит поддать им жару? Мне почему-то думается, что твоему антимагу в его начинаниях частенько не хватает огоньку!
– Ничего, в аду погреется, – пробормотал волшебник, с недобрым прищуром посматривая на башню. – Но всё-таки, Гвейф, прежде чем нам самим лезть в пекло – или в ледник, уж не знаю, что предпочитает этот тип – нужно сделать привал. Передохнуть, сил набраться… И потом – нужно вывернуть рубашку наизнанку. Элиллы просто так слов на ветер не бросают: раз их королева посоветовала, значит, так и нужно поступить.
Дракону, по всей видимости, очень хотелось поближе изучить башню: однако он не стал возражать магу и полетел прочь. Вскоре Гвейф приземлился возле чахленькой рощицы – даже и не рощи, а так, кучки искорёженных древесных стволов, почти лишённых листьев. Принимая во внимание осеннее время, отсутствие листвы было вполне нормальным явлением; но от внешнего вида деревьев, которые словно кто-то хлестал в неистовой злобе и пытался выдернуть из земли, Льювина охватила отчаянная тоска, надоедливо сверлящая душу.
Холодный осенний ветер пробирал до костей, а разводить костёр путники не решились. Загадочная башня торчала на горизонте, чётко выделяясь на фоне закатного неба. Тёмный силуэт башни назойливо напоминал Льювину видения отдалённого прошлого, которые вызывали у мага ощущения, весьма похожие на растерянность и сомнение. От холода, как и всегда, мучительно заныло плечо; хобгоблин что-то жалостным голосом бормотал о сливках с земляникой и бутербродах с сыром, ещё пуще растравляя воображение, и Льювин, не сдержавшись, суровым тоном велел Хьоффи заткнуться. Но, почти тотчас вспомнив об обидчивости хобгоблинов и о том, как Хьоффи по мере сил старался облегчить ему тяготы плена у вампиров, волшебник искренне пожалел о своей грубости и рассыпался в извинениях. Хобгоблин, поломавшись для порядка, милостиво согласился простить магу его вспышку. Льювин, желая должным образом закрепить примирение с хобгоблином, а также согреться и разогнать печальные мысли, решительно извлёк из своего дорожного мешка бурдюк с вином.
– Выпьем, друзья, за то, чтобы наше вино, наши кости и души не достались врагу! – провозгласил он.
– За торжество справедливости! – подхватила Меллидэн, но Вэйлинди с сомнением покачала головой.
– Эх, Мелл, – покачала головой волшебница, – справедливость, конечно, замечательная штука, с этим никто не спорит, но если вдуматься, удача всё же намного лучше.
Гвейф то и дело посматривал в сторону башни, которую всё плотнее окутывал сумрак; и Фарх, постоянно страдающий от невнимания окружающих (как полагал сам ястреб), наобум озвучил мысли дракона, хотя и не умел их читать.
– Странная башня, – проговорил ястреб между двумя кусками вяленого мяса. – Уже вечер, а ни в одном окне не зажигают свет. И факелов, с которыми ходит стража, тоже не видно. Что за чепуха такая? Может, и башня ненастоящая, а мираж?
– Нет, – уверенно возразил Льювин, – не мираж. Но действительно странно, что там нет никаких огней.
– Надо слетать туда и посмотреть, – заявил Гвейф, старательно обгладывая окорочок неведомой птицы из безумного леса. – Раз нет огней, возможно, в башне просто никого нет.
– Не спеши с выводами, почтенный ящер, – усмехнулся маг. – Что, если они могут видеть в темноте?
– Я тоже могу, – пожал плечами Гвейф. – Так что если кто там и есть, я их увижу. Но это вряд ли – я хочу сказать: вряд ли там кто-то есть. Присутствие живых индивидуумов мы, драконы, ощущаем безошибочно.
– Так, а нежить разную вы тоже чуете, как охотничий пёс – дичь? – оживился маг, допивая остатки вина.
– На этот счёт, к сожалению, не могу сказать ничего обнадёживающего, – вздохнул дракон. – И магию вашу, человеческую, я тоже не чувствую – она же на меня и не действует.
Хобгоблин что-то пробормотал под нос; разобрать слова было довольно затруднительно, но Льювину, знатоку изящной словесности, помешанному на поэзии и музыке, показалось, что бормотанье было рифмованным.
– Хьоффи, ты чего там бубнишь? – и маг дружески хлопнул хобгоблина по плечу. – Погромче скажи, не стесняйся! Может, я ошибаюсь, но мне почудилось, будто ты декламируешь стихи – или это у меня в ушах звенит?
После выпивки Льювин заметно повеселел, потому что ему наконец удалось временно избавиться от разных докучных мыслей, в подавляющем большинстве далеко не радужных. Хьоффи хитро покосился на Гвейфа, потом перевёл взгляд на волшебника, и негромко, но внятно произнёс, сопровождая четверостишие уморительными ужимками:
– Мудрецу невдомёк, в чём секрет пекарей,
А секрет этот прост – вынимай поскорей,
Если стала румяною корочка хлеба,
А не пялься на листья, гонимые ветром.
Дракон слегка нахмурился, соображая, что имел в виду нахальный хобгоблин, но все остальные выразили полное одобрение – правда, стараясь при этом не очень шуметь.
– Очень забавно, – улыбнулась Вэйлинди и повернулась к Льювину. – А эти листья, Льюв, определённо что-то напоминают… Что-то такое хорошо знакомое…
– Ещё бы, – хмыкнул волшебник. – Джефф! Его любимая поговорка: «Я лист, плывущий по течению». И где он набрался таких пораженческих идей, будь они трижды неладны!
– Корочка хлеба, – жалобно протянул ястреб. – Вот бы сейчас…
– Не береди душу, Фарх, – строго заметила Вэйлинди. – Жуй вон мясо сухопутного тюленя, если голоден, – она прикрыла глаза рукой.
Льювин без слов догадался – Вэйл думает о доме, о сыне… Что-то сейчас творится в Башне Сервэйна и её окрестностях, вздохнул магистр Мон-Эльвейга.
– На что это ты намекал, проныра? – сумрачно поинтересовался Гвейф, крепко ухватив хобгоблина за плечо.
– Не будь таким подозрительным, Гвейф, – заступился за того Льювин. – Хьоффи просто хотел немного отвлечь нас всех от тяжёлых раздумий, абсолютно бесполезных, кстати.
Ужин был съеден, вино выпито, но никто не мог заснуть. Холод, то и дело усиливавшийся от порывов ветра, пробирал до костей; лишь перед рассветом, когда под двумя плащами и большим пледом, предусмотрительно захваченным Вэйлинди из дома, стало тепло, Льювин задремал. Но, как это часто случалось в его жизни, из сладостной страны сонных грёз мага бесцеремонно вырвала чья-то рука, настойчиво трясшая его за плечо.
– Гвейф? Чего стряслось-то, разрази Тьма? – недовольно пробормотал Льювин сквозь сон.
– На рассвете Тьма слабеет, – веско заявил дракон. – Так что, я думаю, самое время изучить ту башню.
– Проклятая башня! – настроение Льювина после внезапного пробуждения стало портиться стремительными темпами. – Стереть бы её с лица земли, этот мерзкий прыщ, эту гнусную бородавку, родимое пятно зла! А я-то видел такой удивительный сон… – волшебник нехотя выполз из тёплого гнёздышка, бережно подоткнул края пледа вокруг спящей Вэйлинди и лениво потянулся.
– И что было в этом сне? – Гвейф вытащил из дорожного мешка кусок вяленого мяса и принялся ловко нарезать его к завтраку. – Горячая ванна, пуховая постель и обед с выпивкой в гостях у короля эльфов?
– Ты обо мне такого низкого мнения? – с притворной обидой спросил волшебник. – Ты же у нас мастер по взламыванию и прочтению чужих мыслей! Или ты, может, начинаешь терять квалификацию? Выходит, я только и мечтаю, что о комфорте и сытной жратве? Нет, конечно, я их ценю, не стану отрицать. Дураком надо быть, чтобы не любить жизненные удобства! Или же святым, – задумчиво прибавил Льювин. – Знаешь, Гвейф, мне снился очень странный сон. Как будто я заглядываю в глубокий колодец… Там черным-черно, и так жутковато, словно там… Не знаю даже, как тебе объяснить – я и сам не понял хорошенько. Ну, что-то вроде той непонятной и страшной Тьмы, о которой столько болтают. И вдруг в непроглядной черноте я увидел отражение звёзд. Нет, точнее, одной – ослепительно-белой, и от неё стало необычайно светло…
Волшебник с мечтательным видом уставился на алую полосу, разгорающуюся на востоке, и дракон уже собрался сделать какое-нибудь язвительное замечание, но Льювин вернулся к действительности за секунду до этого.
– Гвейф, – голос мага прозвучал необыкновенно серьёзно; собеседнику даже померещилась трагическая нотка, но немного циничный дракон приписал это привычке Льювина к некоторой театральности. – Я хочу попросить тебя… Если там… ну, ты понимаешь… – Льювин мельком оглянулся на Вэйлинди, свернувшуюся калачиком под одеялом, потом перевёл взгляд на остальных спутников; пальцы правой руки волшебника машинально сложились в охранительный знак. – В общем, если что – в первую очередь вытаскивай её. Я… я вообще не хотел никого брать с собой в этот поход, но… – Льювин опустил глаза, нервно теребя рукав. – Так обещаешь, Гвейф? – маг поднял голову, испытующе глядя на приятеля.
– Честное драконье, – не моргнув, подтвердил тот. – Но…
– Что ещё такое? – устало и с оттенком раздражения, которое ему не удалось скрыть, спросил Льювин.
– Я просто пытаюсь продолжить твою недосказанную реплику, дружище, – успокоил его дракон. – Никого не хотел брать с собой, гм! Нет, до чего всё же вы, люди, странные существа! У вас «да» и «нет» порой так перемешаны, что прямо-таки мозги сломать можно! На самом деле ты, между прочим, рад-радёшенек, что не приходится топать в одиночку и что она, – Гвейф кивнул в сторону спящей Вэйлинди, – любит тебя настолько, что отправилась вместе с тобой. Скажешь, вру? Или, как ты выразится, теряю квак… квалитр… тьфу! квалификацию?
Льювин старательно избегал встречаться взглядом с драконом; казалось, маг с интересом рассматривает свой перстень. Через миг волшебник тяжело вздохнул и обречённо промолвил:
– Ну ты и жуткий тип, Гвейф! Прямо душу выворачиваешь! Ужасно, но, боюсь, что ты прав. Я чувствую себя отвратительным эгоистом и наглой скотиной…
– Брось, пожалуйста, – скривился дракон. – Тоже мне, нашёл время каяться! Мы летим к башне или нет? Летим? Тогда давай буди остальных. Завтракаем и трогаемся! Что-то мне твои настроения не нравятся. Может, энергетика этих краёв на тебя плохо влияет?
На последний вопрос он не получил ответа. Льювину и себе-то самому отчаянно не хотелось признаваться в том, что словно исподволь проникало в его мысли. А надо ли было приходить сюда, упорно стучало в его мозгу. Что, собственно, он намерен делать, ехидно ухмылялся простой и сам собой напрашивающийся вопрос. А ещё ему неотвязно вспоминались мрачные видения прошлого – тёмные силуэты на вершине башни, поединок, смерть…
Не хватало ещё лишиться последних крох здравого рассудка, с негодованием подумал Льювин, в который уже раз усилием воли отгоняя яркое и назойливое воспоминание-видение. Хватит! Пора кончать эту заваруху!
* * * * *
Дракон кружил над башней, как орёл, зорко высматривающий добычу; Льювин и компания сидели на спине Гвейфа, напряжённо пялясь в туман, самым наглым образом ухудшающий видимость. Гвейф не спешил приближаться к таинственному сооружению. Он размеренно махал крыльями, устремив огненно-золотой взор на серое марево, окружающее башню. Внезапно дракон издал нечленораздельный звук, в котором Льювин уловил неподдельное изумление, и направил свой полёт к крыше башни. Точнее, к тому месту, где ей полагалось находиться. Ни волшебник, ни его спутники не успели задать Гвейфу законного вопроса – что его так заинтересовало, как дракон уже завис над верхом башни.
Вместо крыши или же смотровой площадки, которые нередко устраивают на вершинах башен, зиял провал. Нет, крыша не прогнила, не была унесена ветром или разрушена как-то иначе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – её никогда не было. Внутри башни не было ничего – ни перекрытий, ни лестниц, ни залов и переходов. Только наружные стены с редкими дырами окон – вот и всё.
– Забавно, – высказался дракон. – Очень символично, должно быть. Вероятно, у твоего антимага, Льюв, все башни без крыши, в том числе и та, которая у него на плечах.
Волшебник хмуро покосился на чёрный провал, весьма смахивающий на внутренность бездонного колодца – с той разницей, что в колодце обычно находится вода.
– Может, это дымоход, а? – не унимался дракон. – Только в это время в порядочных домах уже разводят огонь в очаге, а у этого типа ещё и конь не валялся – так, кажется, люди говорят о тех, кто медленно всё делает? Может, плеснуть ему туда огоньку?
– Оставь эти шуточки, Гвейф, – Льювин в задумчивости провёл пальцем по великолепному зубчатому гребню дракона. – Не надо раньше времени привлекать внимание… Знаешь, мне думается, что это один из входов. Конечно, невежливо входить, не постучавшись, – прибавил он, криво усмехаясь; при этом маг с плохо скрываемой тревогой обернулся на Вэйлинди, сидевшую у него за спиной.
– Не очень-то удобный вход, – проворчал дракон. – А вот выход… Стены внутри гладкие, так что лучников на них не натыкаешь. За эти каменюки даже летучая мышь не уцепится. Разве что какие-нибудь хитрые ловушки… – дракон помолчал, потом неожиданно изрёк. – Давайте поищем другой вход. У нас на Драконьих островах говорят: «Не входи в дом врага через те двери, через которые удобно уносить крылья».
– Тогда придётся спуститься, – подала голос Меллидэн. – Вход в пещеру нужно искать на склоне северо-восточной горы.
– Ладно, – согласился волшебник. – Давай, Гвейф, приземляемся.
Вскоре все они уже стояли у подножия северо-восточной горы, зябко кутаясь в плащи от налетающих порывов ветра. Перекинувшийся в человека Гвейф брезгливо посмотрел на обнажённые каменные уступы блёкло-серого цвета (лишь издали в вечернее время горы казались чёрными), потом повернулся к Меллидэн:
– Ну, и где эта пещера, красавица? Наверно, это какая-нибудь трещина, в которую надо протискиваться, отрывая пряжки, пуговицы и другие модные детали одежды?
– Нет, – отрезала воительница, исподлобья взглянув на шутника, и скорым шагом пошла вперёд. – Постойте пока на месте, – обернувшись, обронила она, обращаясь к спутникам. – Мне нужно сориентироваться.
Некоторое время воительница озиралась по сторонам, бормоча что-то себе под нос. Тем временем солнечным лучам наконец удалось пробиться сквозь туман; дрожащие тени и освещенные участки на ближайших уступах перемешивались в причудливом, переменчивом узоре. Меллидэн повернулась к спутникам и указала влево.
– Смотрите! – коротко произнесла воительница.
Между двумя огромными валунами виднелся узкий, но вполне достаточный для индивида средней комплекции проход. Присмотревшись, маг и его спутники с удивлением узрели на тёмной поверхности одного из валунов чёткие очертания рун.
– «Бродячим торговцам и проповедникам вход воспрещён», – прочёл Льювин и не удержался от ироничного смешка. – Н-да, и под каким же предлогом мы войдём, а? – он оглядел своих спутников, которые со слегка обалдевшим видом переминались с ноги на ногу. – Представимся бродячей цирковой труппой или ансамблем странствующих менестрелей? Жаль, что этот трюк ужасно затаскан разными романтическими мстителями да охотниками за волшебными кристаллами. И потом, что-то мне не очень хочется драть горло перед здешним хозяином, распевая героические баллады о битвах Света и Тьмы или слезливые лэ о трогательной любви представителей разных рас разумных созданий!
– Я пока не вижу швейцара, который потребует у нас визитные карточки, – хмыкнул дракон. – В случае чего, представимся мастерами боевых и магических искусств, а заодно и покажем чего-нибудь эдакое, интересное и познавательное для тех, кто уцелеет после нашей презентации.
Льювин, однако, не торопился. По лицу было видно, что мага мучает какая-то тревожная дума.
– Вэйл, – вполголоса произнёс он, положив руки на плечи своей возлюбленной. – Прошу тебя, не лезь туда. И вы все тоже, – обратился он к остальным спутникам. – Гвейф, позаботься о них, а если что – мчи их скорее к Койр Моуриг…
– Перестань молоть чушь, – спокойно промолвила волшебница. – Я тебя не брошу одного, а остальные – как хотят.
Хобгоблин и ястреб обиженно насупились. Воительница мрачно поглаживала рукоять меча, а дракон прямо заявил:
– И ты полагаешь, Льюв, я тащился сюда, чтобы потом вильнуть хвостом? У нас, драконов, если хочешь знать, тоже есть понятие о чести! И потом… неизвестно, чего там… может, тебе понадобится помощь… – Гвейф смущённо потупился.
Льювин улыбнулся.
– Вот послал Создатель ораву упрямцев, – со вздохом сказал он, но в глазах мага сверкнули весёлые искорки. – Шагу без присмотра не ступишь! Вэйл…
Волшебница поняла без слов и крепко обняла его.
– Этот так, на всякий случай, дорогая, – пояснил Льювин после долгого поцелуя. – Конечно, я свято верю в свою счастливую звезду… и в золотую нить, которую норны сплели для отделки моего парадного одеяния, хотя она и легко может превратиться в пеньковый галстук на моей шее…
Волшебница чуть нахмурилась, но он тут же поспешил добавить:
– Я хотел сказать – это для вдохновения и дополнительной храбрости.
– Тогда, может, ещё добавить, а? – сверкнув зелёными глазами, засмеялась бывшая некромантка.
* * * * *
Переступая порог вражьего логова, Льювин втайне опасался, что он и его спутники очутятся в запутанном лабиринте, совсем как герои древнего мифа из не менее древнего Мира, давно погрязшего в жестокости и сладострастии. Однако, к удивлению мага, хотя сводчатый коридор, проложенный неведомо кем в толще гор, то и дело сворачивал то в одну, то в другую сторону, все боковые ответвления были отгорожены прочными решётками, а то и вовсе массивными дверями с висячими замками величиной с голову трёхлетнего ребёнка. Порой приходилось спускаться вниз по двум-трём выщербленным ступеням, но через какое-то время такие же ступени вели вверх. В коридоре царил полумрак – свет проникал только через прорубленные кое-где небольшие отверстия, а светильников, факелов и тому подобных вещей не было и в помине. То есть они не просто не были зажжены – нигде не было заметно даже малейших признаков того, что нечто из этого разряда вещей хоть когда-то тут имелось.
– Что за чертовщина! – вполголоса рыкнул Гвейф: сие странное ругательство дракон слышал прежде в одном из Миров, где ему как-то раз довелось побывать в ходе краткой ознакомительной экскурсии. – Со свечкой, что ли они тут шастают по ночам, или, может, с лучиной? Или фонарь с собой таскают? Хотел бы я знать, что за дурень проектировал этот переход и почему он не предусмотрел систему освещения, чтоб его Тьма сожрала?!
– Мне интересно другое, – отозвался Льювин, осторожно пробиравшийся вслед за драконом. – Почему здешнему хозяину вдруг взбрело на ум срочно запереть все отнорки, а?
Нужно заметить, что перед входом в горные «врата», ведущие в подземное обиталище антимага, Льювин и Гвейф некоторое время серьёзно препирались, кто же должен идти первым. Маг, аргументируя своё право возглавлять шествие, заявлял, что это его враг; но дракон сумел убедить волшебника, что он, Гвейф, должен идти первым, так как превосходно видит в темноте, притом безо всякой магии. Очутившись в полумраке катакомб, маг постиг, насколько предусмотрителен дракон. Первое время Льювин пробирался чуть не ощупью; лишь постепенно его глаза привыкли к сумраку, и тогда-то он и не преминул сделать кое-какие интересные наблюдения.
– Почему ты думаешь, что боковые ответвления коридора заперли недавно? – спросила Вэйлинди, шагавшая рядом с ним.
– Посмотри внимательно, Вэйл, – Льювин указал на амбарный замок, висевший на ближайшей двери, потом обвёл кругом выразительным жестом. – На этих замках почти нет пыли, тогда как везде… – тут он постарался подавить кашель, вызванный огромным облаком пыли, поднявшейся столбом из-за того, что непосредственный ястреб неосторожно взмахнул крыльями.
Кое-как волшебник справился с приступом кашля, хотя и продолжал ощущать осевшую в горле пыль. Тьфу, ну и местечко! Льювин промолчал о том, что открытие относительно запертых дверей сразу его насторожило. В самом деле, зачем это сделали? «Он ждёт тебя и не хочет, чтоб ты сбился с дороги», – подсказывал магу внутренний голос; но от столь любезного предупреждения Льювин чувствовал себя не лучше, чем его носоглотка – от оседавшей в ней пылищи. Зачем он понадобился этому субъекту, зачем, во имя всех Богов, подлинных и выдуманных?!
На пути не попадалось даже самого завалящего стражника, годного разве на то, чтобы завопить, призывая подмогу, пока его не проткнули мечом, копьём или стрелой; но Льювину это, как и всё, что было связано с антимагом и его необъяснимой деятельностью, казалось ужасно подозрительным и куда более угрожающим, чем хорошо вооружённый и враждебно настроенный отряд воинов.
Как бы в ответ на мысли волшебника за очередным поворотом блеснули мечи, послышалось звяканье оружия. В полутьме было неясно, сколько воинов выставил антимаг против незваных гостей. В начавшейся схватке Вэйлинди была оттеснена от Льювина и Гвейфа; Фарх с остервенением кидался в лица врагов, стараясь выцарапать им глаза, но двое из них, головы которых были предусмотрительно защищены шлемами, выбили из рук волшебницы оружие и попытались увлечь её за собой. Льювин заметил это, но немедленно броситься к ней на выручку ему сильно мешали двое внушительного вида вояк, махавших мечами у него перед носом.
Они так и не поняли толком, что произошло. Две ослепительные молнии блеснули перед их глазами – и воины растянулись на холодном полу, покрытом многолетним слоем пыли. Перепрыгнув через их неподвижные тела, Льювин бросился к Вэйлинди; в этот же момент один из тащивших её воинов с глухим стоном повалился навзничь, пронзённый мечом Меллидэн. Второй бросился на воительницу, в одной руке сжимая меч, а другой держа нож для метания. «Берегись!» – но тускло поблёскивающее в полутьме лезвие опередило возглас Льювина. Воительница подалась в сторону, и нож лишь слегка оцарапал ей плечо.
Воин, бросивший нож, повернулся к Льювину – и вдруг резким движением сорвал с себя шлем. Увидев его лицо, маг содрогнулся – он узнал давным-давно убитого стражника из Гаэр Хильдона. Зомби не спешил нападать; Льювин чуть скосил глаза в сторону его поверженного товарища и заметил, что тот медленно поднимается, хотя этого не должно быть – ведь меч Меллидэн вонзился тому прямо в сердце. Суеверный ужас на миг накрыл Льювина своими тёмными крыльями; но маг упрямо шагнул навстречу неугомонным, назойливым мертвецам. Кажется, Вэйлинди шептала какое-то заклинание…
– А ну назад, сволочи!!! – раздался хриплый рёв Гвейфа, и дракон, расшвыряв в стороны наседающих врагов, встал рядом с магом. – Назад, кому я сказал, жалкие подонки! Не то…
Коридор, в котором шёл бой, был достаточно просторным, и Гвейф перекинулся, приняв свой истинный облик. Языки драконьего пламени хищно потянулись к зомби, и через пару минут вместо них остались лишь почерневшие от копоти доспехи да несколько обугленных костей. Живые противники, узрев дракона во всей красе его подлинного облика, с воплями ужаса поспешили унести ноги. Льювин и его спутники ринулись за ними, однако те скрылись за одной из дверей и заперлись изнутри.
– «Не оставляй живых врагов у себя в тылу», – хмуро процитировал Льювин один из пунктов «Правил перемещения по вражеской территории» и покосился на дракона. – Ну, с не-живыми ты вроде как покончил… правда, не знаю, надолго ли.
Гвейф не стал вдаваться в обсуждение этого серьёзного магико-философского вопроса; дракон одним рывком мощной когтистой лапы сорвал дверь с петель и немедленно преградил дорогу Льювину, дёрнувшемуся было в сторону прохода:
– Успокойся, дружище Льюв! К чему нам туда соваться? Можно без лишнего риска, – тут дракон вперил взор в темноту бокового коридора.
Не прошло и двух минут, как оттуда, глядя в пространство бессмысленными глазами и едва волоча ноги, как пьяные, стали выползать воины антимага. Дракон и Льювин аккуратно связывали их, а затем оставляли отдохнуть от боевых подвигов прямо посреди пыли.
Покончив с этим не особенно приятным, но необходимым делом, Гвейф принял человеческий облик и с минуту моргал глазами, чтобы устранить гипнотический эффект драконьего взгляда.
– Темнота – надёжный помощник влюблённых, воров и драконов-гипнотизёров, – философски изрёк он. – Жаль только, что я не сразу вспомнил об этом. Неужто и впрямь я всё больше становлюсь человеком?
Вэйлинди судорожно вцепилась в руку Льювина.
– Мелл ранена, – прошептала бывшая некромантка. – Помоги мне, Льюв… Почему-то у меня ничего не получается… Наверное, совсем струхнула, когда… – она всхлипнула.
Подле воительницы, прислонившейся к стене, беспомощно топтался Хьоффи. Льювин бросил на него мрачный взгляд, без слов говоривший: «И где ж ты, друг, ошивался, пока мы тут махали мечами?»
– Льюв… ну, я ж не того… не воин… – забормотал в своё оправдание аномальный домовой.
Маг не слушал. Меллидэн медленно сползала вниз по стене, теряя сознание. Помимо царапины от ножа, брошенного в неё зомби, её угораздило получить удар мечом в левый бок; другой удар скользнул по груди, и, хотя эта рана и не была опасной, вся одежда воительницы была залита кровью.
– Вы что, рехнулись, что ли, оба? – воскликнул Гвейф, подходя к ним.
Вэйлинди поддерживала бесчувственную воительницу, между тем как Льювин заклинаниями останавливал кровь, льющуюся из ран Меллидэн. Поток магической Силы послушно и стремительно повиновался магистру Мон-Эльвейга, и Льювин ощущал себя гораздо могущественнее, чем когда бы то ни было. А ведь где-то рядом затаился его враг… Тут до Льювина дошёл смысл высказывания Гвейфа, и волшебник вопросительно поднял на него глаза.
– Магия, – пояснил дракон таким тоном, словно перед ним были беспросветные тупицы. – Вы лечите девчонку магией…
– Теперь всё равно, – спокойно отозвался волшебник. – Ты разве не заметил, что я в бою использовал заклятье Огня? А её я просто обязан вытащить, – он кивнул на воительницу и затем мельком взглянул в сторону Вэйлинди.
Тут дракон вспомнил про молнии, на которые в пылу боя почти не обратил внимания. Да, похоже, сражение слишком его захватило, раз он не успел уловить мысли Льювина относительно применения волшебства. Хотя, скорей всего, тот много и не размышлял – просто спешил выручить свою милую. И, конечно, Льюв теперь примется корить себя, что не он первым успел оборонить Вэйл… «Её я просто обязан вытащить», – сказал он о воительнице. Не договорил, да ладно. Для дракона это не помеха. «…Потому что она защищала Вэйл». Да, люди, конечно, странные создания – но дракон вдруг понял, что слегка завидует им. Этим двоим ненормальным чародеям, в частности.
Раны Меллидэн перестали кровоточить. Воительница открыла глаза и попыталась приподняться. Вэйлинди между тем успела перевязать её раны и подала воительнице свою запасную тунику. Льювин стоял рядом, и вид у него был какой-то пришибленный.
– Льюв, а можно обойтись без комплекса вины, а? – со вздохом спросил дракон, рассеянно гладя ястреба, севшего ему на плечо.
– Наверное. Да. Нет. Не знаю, – невпопад ответил волшебник, опустив голову.
Длинные волосы упали на лицо Льювину, но он не спешил отбросить их в сторону. Антимаг пытался отнять у него Вэйл… как тогда…
Её руки торопливо отвели пряди волос, скрывающие его лицо.
– Льюв, – зелёные глаза смотрели прямо и решительно. – Перестань. Это он нарочно, чтоб ты поддался…
– Поддался – на что? – как-то вяло переспросил Льювин.
– Это ты у него на личной аудиенции спросишь, – попыталась она пошутить и строго добавила. – Он хочет, чтобы ты сомневался в себе, в своих силах. Он уже очень близко…
* * * * *
Полутёмный коридор наконец закончился просторным залом. Это помещение располагалось как раз под башней без крыши; по идее, здесь должно было быть посветлее; но, видимо, небо заволокли тучи, поэтому слабо просачивающийся свет пылинками рассеивался по тёмным углам, почти не отражаясь в тусклых тёмных зеркалах, которыми были выложены стены. Гладкий пол также был покрыт чёрными зеркальными плитами без единой царапинки; создавалось довольно неуютное ощущение, что под ногами расстилается гладь озера, по непонятной причине превратившаяся в камень. Льювин нетерпеливо огляделся и передёрнул плечами; при виде тёмного резного кресла у дальней стены Хьоффи и Гвейф многозначительно переглянулись, кисло ухмыльнувшись.
– Совсем, как в той книжке, – громким шёпотом поделился хобгоблин с драконом своими соображениями, кивнув в сторону уменьшенного подобия чёрного трона.
– Угу, – согласился тот. – Только чёрной короны нет…
– И башки, которую можно было бы снести, – негромко, но выразительно пресёк их разговор Льювин, краем глаза посматривая на своё отражение в стенных зеркалах.
Льювин всегда испытывал огромную благодарность к Творцу за дарованную внешность; поэтому неудивительно, что волшебнику было приятно нелишний раз полюбоваться сим благословенным даром. Однако на этот раз, присмотревшись к своему отражению, маг несколько опешил. Не то что бы он увидел жуткую образину, заросшую густой нечёсаной гривой, со взором загнанного в угол хищного зверя; отражённый в тёмном зеркале облик отнюдь не был лишён красоты и обаяния, а уж тем паче – каких-либо частей тела. Но… Из сумрачной глубины камня на мага иронично и в то же время одобрительно смотрел Айнумэр Мориэльдэ…
– Это что за бред?! – отшатнувшись, пробормотал Льювин. – Вэйл, посмотри хорошенько – я такой же, как раньше?
– Такой же сумасброд, не беспокойся, – снисходительно усмехнулась она; но, едва она перевела взгляд с лица Льювина на зеркальную стену, как инстинктивно ухватила мага за руку. – Всевеликие Силы! – прошептала она. – Это что за галлюцинация?!
– Вот и я про это, – отозвался Льювин, но его голос прозвучал уже гораздо спокойнее. – Хотя это вообще-то мелочи, если вдуматься. А вот где местный властелин? Фу, как это невежливо – не встретить гостей!
– Он уж посылал встречающих, – поморщилась Меллидэн, опирающаяся на руку Гвейфа. – Тебе мало?
Льювин не ответил. Он видел, как рядом с отражённым в стенных зеркалах Айнумэром появляются смутные очертания чьей-то фигуры; постепенно они обретают чёткость… Но тёмный плащ скрывает фигуру, а капюшон – лицо… Почему же тогда так явственно ощущается устремлённый на тебя взгляд?..
В зале не было никого, кроме Льювина и его спутников.
– Наконец-то ты пришёл, Айнумэро! – эхо подхватило чей-то голос, многократно усиливая и в то же время дробя его; казалось, звук идёт со всех сторон, в том числе и из недр подполья.
Льювин помолчал, потом равнодушно обронил в пространство:
– Вы к кому обращаетесь? И не кажется ли вам, что нужно хотя бы представиться для начала? Лично приветствовать гостей, а не при помощи дешёвых акустических эффектов?
– Не притворяйся тупицей, Айнумэро! – раздражённо отозвался незримый собеседник. – Даже если ты и продолжаешь страдать стойкой амнезией, думаю, вокруг тебя болталось немало доброхотов, которые сочли своим долгом напомнить тебе, кто ты и кто я!
– Ну, допустим, что так, – снисходительно согласился Льювин. – И что же тебе от меня надо, непочтенно-бывший наставник, а?
По залу, словно порыв ветра, пронёсся вздох. «Что за низкопробная театральщина!» – брезгливо поморщился Льювин. А голос с досадливым сожалением изрёк:
– До чего испортились твои манеры, мальчик! Признаюсь, я не ожидал от тебя, Айнумэро, что ты, с твоими-то аристократическими наклонностями, заявишься в сопровождении разнородного охвостья, словно укротитель из бродячего цирка! Конечно, я понимаю, цепь многочисленных перерождений всегда неоднозначно сказывается на личности…
– Должно быть, – ехидно прервал Льювин, – цепь перерождений, как вы выражаетесь, напрочь выбила из меня сословные и расовые предрассудки. И вообще, я тут не затем, чтоб обсуждать своё мировоззрение! У меня вот тоже есть вопрос философского характера – почему ты прячешься, выставляя мне под нос эти авангардные фрески вместо своей рожи? И я не побоюсь повториться – что тебе надо? – последние слова маг произнёс подчёркнуто громко и раздельно.
В ответ раздался смешок, весьма похожий на лающий кашель; затем Льювин и его спутники услышали следующее:
– Эти два вопроса неразрывно связаны, мой дорогой ученик… бывший, к сожалению. Но будущее целиком зависит от твоей доброй воли…
– Гм, доброй, – фыркнул волшебник, любовно поглаживая рукоять меча. – Что-то сомневаюсь я, чтоб ты имел чёткие понятия о Добре и Зле, бывший наставничек!
– Видишь ли, Айнумэро, – невидимый собеседник, видимо, решил проигнорировать намеренное хамство мага, – в том поединке… ну, ты, наверное, понимаешь, о чём я… так вот, я был развоплощён весьма основательно. Хотя сейчас, когда ты явился сюда, причём добровольно, я, пожалуй, сумею предстать перед тобой в зримом облике…
Чёрный трон, повинуясь скрытому механизму, бесшумно сдвинулся с места, открывая проход в стене. Оттуда неспешно появилась фигура в плаще, точь-в-точь как та, которую Льювин видел отражённой в зеркале рядом со своим былым воплощением; остановившись примерно на середине пути между троном, вновь вернувшимся на место, и отрядом мага, незнакомец сбросил капюшон.
На призрака этот тип не похож, с облегчением отметил Льювин и крепче сжал рукоять меча. У антимага был необычайно подвижный и выразительный взор – наверное, слабонервные от такого падают в обморок. По залу неожиданно прошелестел слабый ветерок; чёрные волосы давнего противника Льювина и полы его плаща взметнулись, словно крылья хищной птицы.
– И как же тебя называть? – критически поинтересовался магистр Мон-Эльвейга, сделав шаг навстречу своему врагу. – Линмор? Или… как же тут тебя называли? Оэг? Или… тьфу, ведь даже не выговоришь!
– Как хочешь, – спокойно отозвался тот. – Не в имени суть – для меня, по крайней мере.
– А в чём? – сердито спросил Льювин.
– В том, что хоть я и развоплощён, и только здесь могу снова обрести тело, да и то лишь в твоём присутствии, моя мощь по-прежнему велика. А ты когда-то был первым моим учеником, Айнумэро! Более того – моей правой рукой…
– Хорошо хоть, что не хвостом твоей любимой собаки или кольцом на твоей загребущей лапе, – негромко произнёс волшебник. – Терпеть не могу грязных лапищ политиканов! И вилять из стороны в сторону перед каким-нибудь неумытым рылом мне претит…
– Ты, я знаю, по-прежнему мечтаешь о власти, Айнумэро, – продолжал собеседник, упорно не реагируя на провокационные выпады Льювина. – Да, конечно, это так! Ты, с твоими дарованиями, вполне достоин того, чтобы другие находились у тебя в подчинении. Я предлагаю тебе…
– Спасибо, – прервал Льювин со скучающим видом. –  Мое непомерное честолюбие вполне довольствуется тем, что я сам себе господин после Создателя.
– Сначала выслушай, Айнумэро, – попытался воззвать антимаг. – Да, не буду скрывать, ты нужен мне. В своём нынешнем состоянии я не могу полностью использовать свои резервы; но ты-то, мой первый ученик – о, ты сумеешь достойно распорядиться властью и могуществом, которые я передам тебе. Вместе мы будем непобедимы…
– И во славу грядущих побед ты пытался захватить меня в плен, – бесстрастным, ровным тоном закончил Льювин. – Или же захватить Вэйл – чтобы было чем пригрозить мне, если я начну упрямиться, не желая принимать участия в твоих достойных начинаниях, продолжениях и концовках. Что ж, ты неплохо продумал свои подковёрные ходы – но немножко просчитался. Так, самую малость.
– Я отнюдь не стремлюсь поработить твою волю, Айнумэро, – вкрадчиво произнёс странный противник Льювина. – Я предлагаю тебе сотрудничество… Я искренне восхищаюсь твоими успехами, мой мальчик. Твоя инициатива и смелость стоят толпы беспрекословно подчиняющихся идиотов. Нет, ты, конечно, не можешь быть лишь послушным орудием хозяина, его мечом или, скажем верным псом…
– Да уж надеюсь, – ледяным тоном без тени почтения перебил Льювин. – Но я сам как-нибудь уж разберусь, к какой категории инструментов Создателя мне разумнее всего себя отнести. Твоя помощь в этом деле мне не требуется.
Настырный антимаг явно собирался продолжать искусительные речи – но он напал не на того слушателя, который внимает, развеся уши и от восторга забывая счищать с них толстый слой лапши.
– Неужели ты меня таким непрошибаемым идиотом считаешь, а, Линмор? – напрямик спросил Льювин. – Полагаешь, что я тебе поверю, как ворона лисице, и выпущу то, что и так моё, в обмен на призрачные обещания? Целый Мир в обмен на послушное выполнение твоих указаний! Или, может, я стану господином нескольких Миров? Всего Упорядоченного – и твоим рабом? Ценное приобретение, что и говорить! Ведь ты именно это хотел мне предложить, завесив свои истинные намерения узорной портьерой полуправды? Тебе ведь не хватает живого меча, удар которого будешь направлять ты? Да и кто ты такой?! Дух из бездны, воплотившийся в человеческом облике? Если ты так могущественен, как утверждаешь, то на что тебе какой-то захолустный волшебник вроде меня?
Антимаг горько улыбнулся уголками губ.
– Кто я… – повторил он. – Когда-то мы владели одним из лучших Миров Упорядоченного, Айнумэро. Но потом пришли они. Люди некогда называли их Богами; но теперь и они испытали мощь Времени, утратив былое могущество и став всего лишь хозяевами небольшого Мирка за Вратами Грёз. И они, и мы ограничены в своих действиях; мы не можем, как прежде, путешествовать между Мирами. А ты – можешь. Моя мощь станет твоей, если ты захочешь стать – нет, уже не учеником – моим союзником.
– Всё это прекрасно звучит, – Льювину уже начинала надоедать эта болтовня, за которой определённо кроется серьёзный подвох. – Но я привык больше доверять делам, а не речам. Если ты так замечательно ко мне относишься, то почему постоянно подстраивал мне гадости? Почему, – магистр не заметил, как перешёл на повышенный тон, – почему ты тогда, в той жизни, убил её? Вэйл… то есть Фариэль…
– Но ведь вы с ней вновь вместе и, кажется, неплохо поладили? – усмехнулся антимаг. – Пойми, Айнумэро – ты всё равно остался моим учеником. Ты – мой. И они все – тоже, – он небрежно махнул рукой в сторону спутников Льювина. – Эта бешеная воительница, которая и притащилась-то сюда, питая кровожадную надежду на месть; этот ящер, притворяющийся человеком; этот мелкий выходец из низших слоев нечисти и эта очаровательная пташка – все, все они мои! А уж твоя милая, ха! Она сама, добровольно, стала Тёмной чародейкой. Ну, конечно, я немного подтолкнул…
– Так это ты! – с ненавистью бросила Вэйлинди. – Ты, гад, приказал убить моего отца! – она рванулась вперёд, но Гвейф вовремя удержал её.
– Он сам отказался от предложенной возможности, – отпарировал антимаг. – Если бы он согласился отдать тебя мне в ученицы…
– Будь ты проклят, мерзкая тварь! – как дикая кошка, прошипела некромантка.
– Вспомни, Айнумэро, – антимаг обращался лишь к Льювину, не обращая внимания на неистовую ярость Вэйлинди, – вспомни: разве мои действия не совпадали с твоими желаниями? Я спас тебя от воинов Гаэр Хильдона. А Бэрхольм? Разве ты не мечтал стать героем? Я помог осуществиться твоей мечте, только и всего.
– А Хэйуэлл я тоже хотел стереть с лица земли, да?! – рявкнул маг. – И своих учеников затащить к пропасти? А те типы, которые пытались наброситься на меня после получения диплома? Это ведь тоже твоя работа? Я, конечно же, день и ночь только и мечтал, что о тёплой встрече с грабителями?
– Ну, не совсем так, – пояснил антимаг. – Это я проверял, как ты поступишь – кинешься в бой или предпочтёшь пойти на хитрость. Хотел узнать, чему ты научился за многие жизни: даром их прожил или сумел усвоить что-то полезное. Ты перестал переть напролом, как это случалось прежде. А Хэйуэлл… Вспомни-ка, ты ведь сам сотни раз проклинал свой город, едва столкнувшись с мелкой неудачей! Слова и мысли мага – великая сила, Айнумэро! А то небольшое приключение с твоими учениками… Разве не подняло оно тебя в глазах всех твоих соратников и в твоём собственном мнении?
– Не твоё дело! – огрызнулся волшебник. – Магический кодекс запрещает постороннему чародею совать нос между волшебником и его учениками, а тайны Мон-Эльвейга вообще не твоего ума дело!
– Магический кодекс, который ты сам составил, мальчик, – напомнил противник магистра. – Вернее, доработал – но суть от этого не меняется.
Льювин счёл ниже своего достоинства далее поддерживать разговор на столь щекотливую тему.
– А как ты вывернешься, – грозно изрёк он, – если я попрошу объяснить мне насчёт того урагана, который расшвырял нас с Вэйл в разные стороны?
– Ты же сам хотел совершить сие героическое турне в гордом одиночестве… – язвительно начал антимаг, но тут его грубо прервал Гвейф.
– Врёшь, щучий хвост! – твёрдо сказал дракон, выразительно сверкнув глазами, так что противник Льювина даже слегка попятился, несмотря на то баснословное могущество, о котором он только что так уверенно вещал.
Молча проигнорировав заявление Гвейфа, антимаг снова принялся что-то твердить о том величии, которое ждёт Льювина, если он согласится стать его союзником.
– Ты пытался снова разлучить меня с Вэйл, – резко обронил Льювин, прервав его на полуслове. – Только этого достаточно, чтобы я считал тебя врагом.
– Это вызов, Айнумэро, не так ли? – антимаг слегка поклонился. – Я принимаю его. Ты всё-таки остался прежним – твои привязанности остались твоим самым уязвимым местом.
– Льюв! – Вэйлинди рванулась вперёд, но Гвейф удержал её.
Меч Льювина сверкнул в воздухе, и вокруг стало светло от сияния волшебного клинка. А может, в горный зал просто стало проникать больше света снаружи?
Противник магистра Мон-Эльвейга тоже извлёк из-под своего широкого плаща меч.
– Ну, Айнумэро, – глядя в глаза Льювину, промолвил враг, – продолжим нашу затянувшуюся войну, мой ученик?
– Надеюсь, что наконец закончим… наставник, – ответил тот, и мечи со звоном встретились.
В зале становилось всё светлее и светлее; сноп света, похожий на исполинский клинок, пронзил толщу сумрака и упёрся в чёрный зеркальный пол. Противник Льювина внезапно поскользнулся, заслоняясь рукой от света, и растянулся на каменных плитах, выронив меч. Магистр проворно наступил на вражеское оружие, приставив остриё своего клинка к груди противника.
– Что скажешь теперь, Линмор? – с издёвкой спросил волшебник.
– Ты – мой ученик, Айнумэро, – со странной интонацией ответил антимаг. – Вспомни подземелье Гаэр Хильдона и то, что ты там сделал! Так давай, продолжай в том же духе!
Меч Льювина взвился в воздух, чтобы обрушиться на врага…
– Нет, Льюв, нет! – зазвенел голос Вэйлинди. – Он не просто так хочет, чтобы ты нанёс удар! Не слушай его, Льюв!
Сверкающий клинок, прервав начатый бег, чуть отклонился в сторону – и с разбега ударил со всей силы в чёрное зеркало под ногами. Искры брызнули во все стороны, а на полу осталась глубокая выбоина, от которой тотчас побежали, зазмеились трещины.
– Если бы со мной был мой прежний меч, ты не победил бы так легко! – услышал Льювин сдавленный голос своего противника. – Но ты ещё встретишься с моим мечом – если, конечно, сумеешь унести отсюда ноги! – антимаг закашлялся хриплым смехом; очертания его тела быстро таяли, и вскоре он пропал с глаз.
А его голос мощными раскатами разносился по залу; по полу бежали глубокие трещины, раскрываясь чёрными слепыми провалами, стенные зеркала падали и разбивались вдребезги:
– Отсюда тебе не уйти, сын Льюгга!
Льювин не помнил, как очутился на спине Гвейфа. И когда дракон успел перекинуться? Позади мага уже сидела Вэйлинди, за плащ которой намертво уцепился Фарх; волшебник оглянулся и увидел за плечом Вэйл бледное лицо Меллидэн. В этот миг когтистая лапа забросила последнего пассажира – растрёпанного хобгоблина, который чуть не кубарем прокатился по драконьей шее; Льювин успел ухватить Хьоффи за ворот рубахи, когда дракон уже взлетал.
А вокруг всё рушилось; издевательский хохот развоплотившегося антимага сверлил слух:
– Не так-то просто уйти отсюда, Айнумэро!
– Льюв, – мыслей мага коснулся встревоженный возглас дракона. – Я не могу подняться выше – что-то мешает. Сделай что-нибудь!
Магистру стало не по себе. Что это значит? Гвейф беспомощно завис в самом сердце солнечного столпа. «Почему Линмор упомянул моего отца?» – вроде бы некстати подумалось Льювину. В одно мгновение множество воспоминаний пронеслось в мыслях мага; облик отца – такой, каким помнил его сын, предстал перед мысленным взором… «Оставь Тьму во тьме! – словно наяву услышал Льювин голос отца. – Вверх, сынок! Из бездны только один путь – вверх!»
– Подумай о чём-нибудь хорошем, Гвейф! – посоветовал Льювин дракону, близкому к панике. – О весеннем утре у тебя на родине, например… О родителях… Представь себя бескрайний простор над любым из Миров Упорядоченного…
Дракон неуверенно взмахнул крыльями…
– Я лечу! – восторженно вскричал он, поднявшись над вершиной башни, лишённой крыши. – Я снова могу лететь! – ликовал он, стремительно набирая скорость и жмуря глаза от удовольствия, точно сытый кот.
Позади что-то грохотнуло несколько раз, потом зашипело и пахнуло дымом, как если бы на великаньей сковородке пригорало жаркое. Льювин и его спутники разом оглянулись.
На месте башни громоздились груды каменных осколков, из-под которых, словно кровь из раны, толчками выбивалось пламя и проворно бежала раскалённая жижа неопределённого цвета.
– Зона вулканической активности, – вспомнив школьные уроки географии, констатировал Льювин. – Вот уж повезло, так повезло! – и добавил, обращаясь к своей возлюбленной. – Держись крепче, Вэйл.
– Да не свалитесь вы, не бойтесь, – обиженно проговорил вслух дракон.
– Я не сомневаюсь в твоей дружбе и твоей магии, Гвейф, – миролюбиво отозвался Льювин. – Просто… Как бы тебе объяснить…
– Хочешь чувствовать, что милая с тобой, – подсказал несносный мыслеугадчик. – Да ладно, чего смущаться-то! Тут чужих нет. А уж я-то только по-хорошему позавидовать могу.
– Я тоже, – подала голос Меллидэн.
Вэйлинди молча обняла Льювина за плечи, виновато пряча лицо. Даже бывшие Тёмные волшебницы иногда краснеют, между прочим.
* * * * *
Освобождение из незримых тенёт антимага духовно окрылило дракона; учитывая то, что он и так уже имел пару мощных крыльев, скорость полёта существенно возросла. Вместо пяти дней, которые должен был занять перелёт до Койр Моуриг, Гвейф одолел это расстояние за три с половиной дня. Замечательное настроение Льювина и его спутников портило лишь то обстоятельство, что съестных припасов почти не осталось. Вроде бы мелочь для доблестных героев – но Льювин никогда всерьёз не причислял себя к этой категории людей. На коротких привалах все хмуро сидели вокруг костра, зажжённого драконьим огнём; все попытки разговора в конце концов сводились к одной теме – к еде. Охотиться, как это делалось по пути к жилищу антимага, не получилось по веской причине – никто не пожелал больше совать нос в тот сбесившийся лес, где грибы высотой с дом, а по траве бегают тюлени. Гвейф промчался над аномальным лесом, как метеор; дракону вид тех краёв тоже не доставлял удовольствия. Дальше начиналась равнина; правда, где-то рядом находился другой лес, но отклоняться в сторону тоже никто не захотел. Скорее бы уж очутиться под крышей, где можно поесть нормальную еду, сидя за столом, а потом выспаться на кровати, а не ёжиться от холода на земле, да ещё под порывами ветра или в сырой чащобе!
Приближаясь к сторожевым башням амазонок, дракон неожиданно издал предостерегающий возглас.
– Посмотрите-ка вниз! – предложил он.
– Гвейф, старина, у меня и так голова от недоедания и недосыпа кружится, – недовольным тоном отозвался Льювин. – Ну, что там ещё?
– Сам посмотри, говорят тебе! Да не свалишься ты, сколько раз повторять! – хмуро огрызнулся Гвейф, тоже порядком уставший и проголодавшийся.
– Это же те самые заколдованные воины, если только я ещё что-то соображаю! – воскликнул маг, присмотревшись к толпе внизу, медленно тащившейся по направлению к башням.
– Навоевались с чудовищами, герои! – едко усмехнулся дракон. – Тоже в тепло захотелось! А ведь, поди ж, те леди на башнях запросто могут подумать, что эти вояки опять идут с ними сражаться. Предупредить бы красавиц не помешало; только они, меня завидев, небось опять за луки и стрелы схватятся.
Льювин не спешил с выводами. Конечно, заклятия, по общепринятому мнению, рассеиваются с гибелью наложившего их чародея: но кто поручится, что его противник окончательно погиб и утратил былую мощь?
Проверить, действует ли поблизости какое-нибудь волшебство, для Льювина было делом нескольких минут. Он с облегчением вздохнул.
– Да, они свободны от заклятий, – сказал он вслух. – А насчёт предупреждения…
– Лети, Фарх, – Вэйлинди ласково погладила блестящие пёрышки ястреба. – Предупреди тех женщин, которые стерегут башни. Пусть не страшатся дракона и воинов на равнине.
– А вдруг они меня примут за движущуюся на убой живую мишень? – засомневался Фарх. – И поверят ли они мне?
– Не бойся, – подбодрила его Меллидэн. – Они тебя не тронут. Ястреб – священная птица, и проклят будет тот, кто посмеет поднять на неё руку.
Фарх чуть помедлил – уже не столько из опасения, сколько для пущей важности – а потом уверенно полетел к ближайшей башне. Дракон меж тем замедлил ход, ожидая результатов сего посольства. Расстояние не позволило Гвейфу, Льювину и остальным увидеть, как забавно округлились глаза амазонок при виде говорящего ястреба, осторожно приземлившегося на смотровой площадке ближайшей башни. Когда Фарх возвратился к своим спутникам, вид у него был довольный и горделивый, какой и полагается иметь личности, чьи выдающиеся заслуги наконец-то оценены по достоинству.
– Полный ход, дружище Гвейф, – коротко сказал он и добавил. – Ликуйте, друзья! Сегодня мы поохотимся на жареного вепря, и я не думаю, что зверь уйдёт дальше обеденного стола.
Приблизившись к башне, путешественники заметили возле башни небольшой, но хорошо вооружённый отряд амазонок. По настороженным лицам воительниц было ясно, что они не окончательно поверили в исчезновение вражеских чар, так долго державших в подчинении их мужчин, однако отчаянные дамы были готовы рискнуть – в конце концов, им к этому не привыкать. При виде дракона воины-мужчины инстинктивно схватились за оружие. Гвейф поспешно поднялся повыше и приземлился на верхней площадке башни.
– Как мне это надоело, – пожаловался он Льювину, приняв человеческий облик. – И что с этим делать – ума не приложу!
– Ты про что, старина? – рассеянно спросил маг, учтивым кивком приветствуя нескольких воительниц, с восхищением взиравших и на него, и на очеловечившегося дракона.
– Про то, что все шарахаются в стороны или хватаются за железяки, если я в своём настоящем виде, – угрюмо пояснил дракон, нервно расправляя складки плаща.
– А-а, – протянул маг. – Извини, друг, но мне нужно вдохновение, чтобы изобрести лекарство от этой болезни. А без должной подкормки вдохновение как-то не проклёвывается.
Снизу донеслись радостные возгласы – дамы из передового отряда приветствовали своих родных и любимых. Меллидэн перегнулась через парапет, напряжённо всматриваясь в толпу. Выражение лица амазонки, обычно хмуро-трагическое и оттого старившее её, вдруг переменилось. Как девчонка, она стремительно побежала вниз по лестнице, позабыв даже о своих ранах. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять причину таких перемен: Нуаран, брат Гвэн и муж Меллидэн, волей Богов уцелел в войне полов, развязанной (и навязанной) маньяком-антимагом.
Воительницам, ставшим свидетелями приземления Гвейфа, ясное дело, тоже хотелось во весь дух помчаться навстречу расколдованным мужчинам. Все, как одна, надеялись, что именно их родичи и мужья остались живы. Так уж человек устроен – всегда верит в лучшее до последнего. Льювин и Вэйлинди понимающе переглянулись.
– Идите, идите, – махнула рукой Вэйлинди, и королевский перстень Рэллы блеснул на солнце.
– Только сначала покажите, где у вас тут еда лежит, – плаксиво попросил Хьоффи.
Амазонки дружно рассмеялись; к ним присоединились и Льювин с компанией.
– Пойдём, малыш, – предложила одна из воительниц, совсем молоденькая, подавая хобгоблину руку.
Хьоффи нерешительно прикоснулся к узенькой ладошке девочки, которая со смехом привела его в просторный зал, где стояли длинные столы с расставленной снедью. Льювин и Вэйлинди остановились в дверях.
– Невоспитанно садиться за стол без хозяев, Хьоффи, – строго сказал маг и тут же обратился к дракону, мягко удерживая его за рукав. – Гвейф, дружище, к тебе это тоже относится.
К счастью, в этот момент появилась толпа амазонок в сопровождении вновь обретённых родичей, тоже успевших сильно проголодаться. Льювин подозревал, что антимаг вообще не сильно озабочивался продовольственным снабжением своей злополучной околдованной армии, предоставляя несчастным воякам питаться, так сказать, подножными кормами и плодами военных побед.
Несмотря на бессвязные восторги при встрече, первое время амазонки и их родичи держались несколько напряжённо, то и дело подозрительно косясь друг на друга. Это и понятно – столько лет они были… как ни крути, но всё-таки врагами – и вмиг забыть такое?.. Но постепенно под влиянием более или менее приличной человеческой еды, а, главное, бодрящей выпивки, эта натянутость стала таять, как снег под весенним солнышком. Вскоре уже кто-то фальшиво бренчал на расстроенной лютне, а несколько парочек отплясывали пикантный дейррэ – сначала не вполне уверенно, но всё больше и больше входя во вкус.
Льювин критически посматривал на танцоров. Хотя волшебник не был так уж пьян, его никогда не дремлющий задор был изрядно подогрет несколькими кубками вина.
– Эй, ребята, разве так танцуют дейррэ? – произнёс он, непринуждённо поднимаясь с места.
При этих словах все присутствующие повернулись в его сторону, а Льювин, которого всеобщее внимание никогда не смущало, обратился к Вэйлинди:
– Покажем им, как могут танцевать у нас, а, Вэйл?
Волшебница лукаво улыбнулась и, словно невесомое пёрышко, легко вскочила на обеденный стол, не задев ни единой посудины даже кончиком башмака. Амазонки выпучили глаза, а их родичи одобрительно зашумели. Среди нестройного гула голосов прорвалось несколько довольно членораздельных фраз:
– Шустрая девчонка!
– Колдовская штучка!
– Эй, леди, можно поцеловать вашу туфельку?
– Ну, долго мне тебя ждать, Льюв? – со смехом спросила бывшая некромантка.
Льювин меж тем вручил хобгоблину свою арфу.
– Я ж играть не умею! – испуганно возопил тот.
– Неважно, приятель, – маг потрепал его по лохматым патлам. – Просто держи её. Она сама будет играть – если я её попрошу. И если она сама захочет.
Маг провёл рукой по струнам – так, словно гладил живое существо. За первыми аккордами никто не уловил слов, произнесённых волшебником: но когда Льювин очутился рядом с Вэйлинди, музыка продолжала звучать – сама собой. Подхваченные летящей мелодией дейррэ, они ловко отплясывали среди тарелок и кубков, не касаясь их. После того, как маг, согласно обычаю, поцеловал свою даму, а звучание мелодии стало приглушённым – будто арфа ожидала, что скажет ей волшебник – многие мужчины оживлённо начали предлагать пари, что и они сумеют протанцевать вместе со своими дамами не хуже. Тут же дело не в чародействе, нужна простая сноровка, чтобы ничего не опрокинуть…
– Это верно, магии тут не было, – хитро улыбаясь, подтвердил Льювин. – Но, знаете, ребята, прежде чем вы начнёте, я доем свой салат и попробую пирог, пока вы его не затоптали. Мой вам совет – сначала попрактикуйтесь в стороне от продуктов питания.
Некоторые воины, несмотря на доброжелательный тон мага, возмутились при виде такого недоверия к их талантам; другие, более здравомыслящие, а также те, кто, как и Льювин, ещё не все блюда распробовали, предложили поставить для танцев отдельный стол, а к пляске на пиршественном столе допускать лишь тех, кто докажет свою ловкость. Воительницы, как и полагается домовитым хозяйкам, горячо поддержали последнее предложение.
Парочки одна за другой взбирались на стол, пытаясь повторить впечатляющий трюк магистра Мон-Эльвейга и его любимой. Со стороны это было довольно потешное зрелище. Дело в том, что многие танцоры и так-то уже выписывали кренделя, едва держась на ногах; взгромоздившись на стол, они шатались, как молодые деревца под порывами ветра. Чтобы предупредить возможные травмы, вокруг импровизированной танцплощадки сгрудились зрители; рискуя получить ненамеренный пинок, они подхватывали тех, кто падал, не удержавшись на ногах.
Арфа мага как ни в чём не бывало продолжала эльфийские народные наигрыши, в то время как Льювин с аппетитом поглощал вторую порцию салата из телятины, варёных яиц и овощей, заедая пирогом с дичью.
– Слушай, Льюв, я что-то не припомню, чтоб твоя арфа раньше проявляла столь небывалую для музыкального инструмента самостоятельность, – заметила Вэйлинди, наливая себе и волшебнику по полному кубку золотистого напитка. – Что это вдруг за новшество? И что ты ей сказал?
Льювин наклонился к её уху и тихо прошептал несколько слов.
– Это что за странные речи? – ревниво нахмурилась она.
– Так… результат небольшого эксперимента, – скромно потупился маг. – Часто этим способом пользоваться нельзя – арфа должна одновременно чувствовать прикосновение руки, разума и чувства. Но если её внутренняя мелодия, вложенная мастером, и мелодия души менестреля звучат в согласии друг с другом, порой достаточно лишь нескольких слов.
– Хорошенькие слова! – пробормотала волшебница. – Если б я не знала, что они адресованы арфе…
– Может, скажешь, чародей, как вы это проделываете? – со смешанным чувством восхищения и недоверия неожиданно спросил один из воинов, остановившись подле Льювина. – Наверное, всё-таки магические фокусы!
– Вовсе нет, – спокойно отозвался волшебник. – Я не ахти какой педагог и не уверен, что сумею объяснить просто и доходчиво, но попробую.
Он взял в руки арфу, к этому времени умолкнувшую, и начал наигрывать мелодию дейррэ, но гораздо медленнее, чем это обычно делалось на всевозможных пирушках и празднествах.
– Надо как следует вслушаться в мелодию, – Льювин честно попытался разъяснить технику настольного танца. – Нужно внутренне слиться с ней…
– Это как? – непонимающе уставились на мага обалдевшие глаза слушателей.
Льювин тяжело вздохнул. Ну как им это втолковать, когда и так всё ясно, как день?! Он-то просто чувствует, как это делается – а вот поди, объясни…
– Надо почувствовать мелодию, услышать её в своей душе… – маг героически предпринял ещё одну попытку, хотя по глазам видел, что с таким же успехом мог бы рассказывать о том, как сплести венок из звёзд или выткать полотно из лунных лучей.
– Да-а, это, может, у вас магией и не считается, а только для нас-то, похоже, она самая, – выразил общее мнение тот самый воин, который просил разъяснить непонятные па танца на столе. – Конечно, устоять на ногах, если, гм… в общем, ещё можно было б, но вот так, что ничего не зацепить…
– Это доступно каждому, – упрямо повторил маг. – Когда ты услышишь мелодию в своём сердце, она подхватит тебя, как волна, и понесёт плавно и легко…
– Может, и так, – задумчиво протянул кто-то. – Только непонятно…
– Да нечего тут понимать! – не выдержал Льювин, который всегда быстро выходил из себя, если долго приходилось объяснять очевидные, с его точки зрения, вещи. – В том-то и дело, что вы хотите сначала обдумать, что да как, а потом повторить. А нужно услышать мелодию и следовать за ней – не рассуждая, не пытаясь понять, как это происходит. Вы что, перед каждым вдохом и выдохом думаете, как правильно его сделать?
После этой фразы, запальчиво произнесённой магом, установилось напряжённое молчание; волшебнику, наделённому чрезвычайно живым воображением, даже почудилось, будто он слышит, как в тишине скрежещут мозговые извилины незадачливых учеников, тщетно пытающихся постичь очевидное. К счастью, Гвейф быстро нашёл способ, как рассеять тяжёлое раздумье.
– Эй, ребята, наливайте кубки до краёв! – жизнерадостно предложил дракон. – Вино – лучшее лекарство от лишних раздумий!
– А туда же, гномов учил хорошим манерам и культуре речи, – вполголоса напомнил ему Льювин с укоризной. – Чему ты учишь воинов, лишь недавно сбросивших цепи психологического рабства?
– Ты полагаешь, лучше прочесть им лекцию о застольном этикете? – насмешливо прищурился дракон.
– Как-нибудь в другой раз, дружище, – взмолился маг. – Честно говоря, я бы предпочёл завалиться спать, чем продолжать гулянку. А вот они все, похоже, настроены топать и орать всю ночь. Смотри, опять принялись плясать на столе! А нам завтра нужно добраться до Койр Моуриг, значит, надо как следует выспаться.
– К чему такая спешка, Льюв? – удивился дракон.
– Домой пора, – задумчиво хмурясь, проговорил маг. – Неизвестно, как там…
Льювин что-то тихо сказал Вэйлинди, и оба отошли к окну, в которое ещё заглядывали последние лучи заходящего солнца. Через некоторое время дракон с удивлением заметил, что окружающие начинают зевать и клевать носом, хотя только что не проявляли ни малейших признаков сонливости. Чуть позже весельчаки один за другим плюхались на лавки (или куда придётся), побеждённые неожиданным сном. Дракон, хотя и не чувствовал человеческую магию, тотчас догадался, откуда ветер веет. Вскоре в зале все крепко спали, кроме магов, Гвейфа и хобгоблина с ястребом, которые, как существа волшебные, тоже обладали солидной магикоустойчивостью.
– Пусть отдохнут, бедолаги, – ответил Льювин на невысказанный вопрос «зачем», прямо-таки рвущийся на поверхность из бездонной глубины золотистых глаз дракона. – Не беспокойся, с ними всё будет в порядке – даже больше, чем если бы я оставил их на произвол излишне оживлённого веселья. А вот где нам найти тут приличное местечко для отдыха?
К величайшему сожалению мага и его спутников, в сторожевой башне не водилось благоустроенных комнат для гостей. Пройдясь по полутёмным лестницам и залам, в которых гулял холодный ветер, Льювин и Вэйлинди вернулись в пиршественный зал, где тишину нарушало ровное дыхание спящих.
– Придётся тут расположиться, – недовольно произнесла волшебница.
– Как долог путь мага до человеческих условий жизни, – вздохнул Льювин. – Итак, посмотрим – чем тут можно воспользоваться для сооружения временного логова?
К счастью, в стенной нише отыскались две прочные дубовые лавки, широкие и длинные. Придвинули их вплотную друг к другу и застелили плащами и одеялами. Хьоффи клубочком свернулся в ногах у волшебников, Фарх облюбовал вешалку для оружия, изготовленную из причудливой коряги.
– Спокойной ночи, – пожелал Гвейф, садясь на подоконник.
– А ты что, не устал? – осведомился маг. – Конечно, нормальные драконы могут спать только в специально отведённых для этой цели пещерах, но ты-то у нас такой очеловеченный!
– Ну хоть кто-то должен стоять на страже, пока дозорные смотрят волшебные сны? – усмехнулся дракон. – Спокойной ночи.
* * * * *
На следующий день Льювин со спутниками – точнее, дракон, терпеливо продолжавший по мере необходимости выполнять обязанности транспортного средства – взял курс на Койр Моуриг, куда все они благополучно и прибыли под вечер. Меллидэн, не желая расставаться с вновь обретённым супругом даже на короткое время, уговорила Гвейфа принять ещё одного пассажира. Гвейф, наскоро прикинув в уме свою грузоподъёмность, с важным видом согласился. Что же касается остальных воинов, освобождённых от ига магического рабства, то им предстояло топать до Койр Моуриг пешком – разумеется, кроме тех, кто уже отыскал своих близких среди сторожевых отрядов амазонок.
В Койр Моуриг, к неудовольствию Льювина, теперь целиком поглощённого одной мыслью – поскорее вернуться домой – снова начались празднества с неизменными попойками и излюбленными в здешних краях военными игрищами. Магистр Мон-Эльвейга с поистине душераздирающей тоской вспоминал ставшую за долгие годы почти родной Башню Сервэйна, но в особенности – Поющий Лес, таинственные владения эльфов, где бывали немногие из людей и куда он входил запросто, как к себе домой.
Вэйлинди вполне разделяла его стремление поскорее распроститься с Койр Моуриг, королевой которого она, между прочим, всё ещё продолжала считаться. Когда буйное веселье в замке начинало бурлить, как закипевшая вода, Льювин и Вэйлинди, оставив Гвейфа, Хьоффи и Фарха наслаждаться бесконечными переменами блюд, незаметно покидали опостылевшие стены и бесцельно бродили по окрестностям, как настоящие сумасшедшие, позабывшие обо всякой осторожности. В самом деле, хоть антимаг вроде бы провалился в тартарары – кстати, никто из магов, даже из великих теоретиков знаменитой Хартландской Академии, так и не выяснил, насколько глубоко они находятся – но кто может поручиться за абсолютную и даже относительную безопасность, тем более в малознакомом Мире?.. Мало ли на свете других параноиков-властолюбцев, охваченных идеей всеобщего завоевания, и даже просто банальных разбойников – в том числе с недюжинными магическими способностями? А между тем Льювин и Вэйлинди нередко уходили довольно далеко от замка; впрочем, благосклонные норны неизменно хранили их от любых напастей.
– Вэйл, не знаю, как ты, но у меня от вида здешних краёв уже глаза болеть начинают, – высказался Льювин, когда они вдвоём бродили вдоль той самой речки, при переправе через которую Вэйлинди потеряла ожерелье. – Как ты думаешь, удастся нам завтра вытащить нашу компанию из-за пиршественного стола, чтобы наконец отправиться домой?
Вэйлинди рассеянно посмотрела на солнце, уже коснувшееся горизонта, потом перевела взгляд на речку. Что-то привлекло её внимание: она подошла ближе и, присмотревшись, радостно всплеснула руками.
– Ой, это же камешки из моего ожерелья! Льюв, помнишь, я тебе рассказывала, как потеряла его, когда мы с Мелл переправлялись по вон тому бревну? Это был подарок моего отца… Но, может, тут не все камни?
Речка в этом месте была неглубока; волшебница проворно скинула сапожки, вошла в воду и принялась собирать алые камни, хорошо заметные на фоне обычной речной гальки.
– Странно, что они оказались здесь, – задумчиво произнесла она, выйдя на берег. – Это выше по течению, чем то место, где я порвала нитку ожерелья! Словно кто-то принёс их сюда, – она пересчитала камешки, медленно перебирая их в ладонях. – Все на месте! – совершенно по-детски радуясь, воскликнула она. – Ох, Льюв, милый, честное слово, мне было так досадно, что я потеряла последний батюшкин подарок! Это настоящее чудо, что он нашёлся!
На следующий день, как ни уговаривали их амазонки остаться ещё, они решительно собрались и вместе со своими спутниками покинули Койр Моуриг. На прощанье Вэйлинди надела на палец Меллидэн перстень Рэллы – королевский знак амазонок.
– Наверное, давно надо было отдать его тебе, – с улыбкой сказала волшебница. – Та старуха, конечно же, говорила про тебя, да и вообще…
Гвэн насупилась, что не укрылось от новой королевы.
– Мы проводим вас, – предложила Меллидэн, переглянувшись со своим мужем. – Конечно, вам, как волшебникам, всё равно, где открывать Ворота в другие Миры – но, если вы не против, мне бы хотелось, чтобы мы все вместе дошли до той реки, которая утащила твоё ожерелье.
Вэйлинди хитро улыбнулась и незаметным движением вытащила из-за ворота одежды ожерелье из алых камней, которое она успела снизать заново.
– Я вчера нашла его, причём как-то странно – выше того места, где уронила, – скромно потупившись, пояснила она.
Меллидэн и некоторые амазонки, которые стояли поближе и слышали её слова, уставились на неё широко открытыми глазами.
– Быть не может, – пробормотала новая королева Койр Моуриг. – Пророчество… «Когда дух Ньёрлис вернёт полученное…»
– Мелл! – строго прервала её бывшая некромантка. – Будь другом, не напоминай ты мне больше про эти растреклятые пророчества! Я прямо из себя выхожу, когда слышу эти бредни! Может, они и сбываются, но почему-то я пока не могу про них слышать без раздражения! Это всё та бабка виновата… Куда всё-таки она подевалась, интересно?
– То ведомо лишь Создателю… но, может, и ещё кому-нибудь, – неопределённо отозвалась Меллидэн. – Но раз так – я хочу сказать, раз река стала такой сознательной – мне тем более необходимо побывать там.
Вэйлинди быстро взглянула на Льювина; тот пожал плечами и кивнул.
– Отчего же нет, – неторопливо произнёс он вслух и с поклоном обратился к Меллидэн. – Конечно, ваше величество, если прогулка в нашем обществе доставит вам удовольствие… Хоть маги и не обязаны служить королям, они никогда не отказываются быть полезными своим друзьям.
– О, это большая честь для нас, – весело отозвалась воительница и добавила, обращаясь к своей золовке. – Гвэн, ты возглавишь мою свиту.
Той не оставалось ничего другого, как подчиниться. Было ясно, что Гвэн не доставляет удовольствия исполнять приказания своей родственницы – но возражать ей она не решилась. Эта сумасбродка сумела-таки вместе с этими непонятными волшебниками проникнуть в логово врага; они утверждали, что там она храбро сражалась, да и её раны подтверждали правоту их слов. Авторитет Меллидэн в глазах воительниц, да и воинов-мужчин тоже, неизмеримо вырос, так что теперь тягаться с ней, пожалуй, станет только тот, кто совсем ничего не смыслит в жизни.
У речки, распростившись с провожающими, Льювин и его спутники уже намеревались перейти по бревну на противоположный берег, а там открыть Врата в Межреальность. Но Меллидэн попросила их чуть помедлить.
– Будьте свидетелями того, что я сейчас скажу, – заговорила она. – Я уже упомянула о пророчестве… Не останавливай меня, Вэйл! – предостерегла она волшебницу, которая с кислым выражением лица тяжело вздохнула при этих словах. – Это не та старуха сказала, не думай. То пророчество, о котором я хочу сказать, выбито на памятнике Рэллы, первой королевы Койр Моуриг, но никто до сих пор не понимал его смысл. «Когда дух Ньёрлис вернёт полученное, Койр Моуриг перестанет быть домом войны». Ньёрлис – так звали женщину, которая, по легенде, была превращена в эту реку. Но она никогда не возвращала то, что взяла; а женщина, которая переступала порог Койр Моуриг, всегда отказывалась от прошлого и до конца дней оставалась воином. Но вчера ты, Вэйл, нашла своё ожерелье – значит, дух алчной Ньёрлис наконец вернул то, что получил. Мы можем жить, как живут все нормальные люди. Королевства воительниц больше нет – так пусть Ньёрлис возьмёт в дар перстень Рэллы!
С этими словами Меллидэн сорвала королевский перстень и, размахнувшись, зашвырнула его на середину реки. Налетел ветерок, волны зашумели, словно радуясь королевскому дару, но вскоре улеглись и лишь тихонько набегали на каменистый берег.
– До чего они любят театральные позы и возвышенные монологи, – проворчал Льювин, когда он и его друзья наконец-то очутились на торной тропке Межреальности. – Хотя должен признать, эта штука с перстнем была хорошо задумана и очень эффектна. Надеюсь, леди Меллидэн мудро распорядится своей популярностью в народе и сумеет поставить на место свою родственницу, которая постоянно рвётся поруководить.
Гвейф вздохнул с мечтательным видом.
– Хорошенькая девчонка эта Меллидэн! – застенчиво признался он. – Жаль, что она уже замужем, а то бы я, пожалуй…
– Гвейф! Ты же у нас всё-таки дракон, а она – человек! – напомнил магистр Мон-Эльвейга. – Как же это… Ну, хотя бы, кем же были бы дети от подобного брака?
– Как это – кем? – обидчиво переспросил очеловечившийся дракон. – Конечно, достойными и сильными личностями! Ведь это главное, а не расовая принадлежность!
– Да, конечно, – поспешил согласиться ещё не вполне оправившийся от изумления волшебник. – Просто я до сих пор не слышал ни о чём подобном… Ладно, спишу на счёт недостаточной образованности и узкого кругозора, – при этих словах Льювин не без самодовольства улыбнулся, мысленно перечисляя Миры, в которых побывал, и представляя кучу огромнейших стопищ книг, которые ему довелось прочесть.
* * * * *
– Всё, хватит отсиживаться за стенами, как лисица в норе! – грохнув кулаком по столу, грозно рявкнул мэтр Джеффиндж, командор Ордена Мон-Эльвейг, временно исполняющий обязанности магистра Льювина, от которого уж почти год не было никаких известий. – Покажем этому королю, что мы годимся не только на то, чтобы плести козни… то есть заклятья, хотел я сказать, – неловко попытался он смягчить неприятное впечатление от своих необдуманных слов, немедленно отразившееся на лицах всех остальных командоров Ордена.
– У меня имеются возражения, – решительно заявил командор Улльдар, и вообще-то едва терпевший этого зануду и формалиста, как он за глаза именовал Джеффинджа. – Да, верно, мы оказались в сложной ситуации. Но наш мудрый магистр оставил некоторые распоряжения на подобный случай. Мы не будем бросать на убой наших рыцарей и учеников; вместо этого выпустим тех милых зверюшек, коллекцию которых мы с магистром составляли просто как любители экзотической фауны.
Командоры, собравшиеся на экстренный совет, одобрительно зашумели. Легион короля Эскерро, заключившего временное перемирие с мятежными баронами и со дня на день ожидающего возвращения остатков своей армии, бесславно разбитой войсками правителя Эддорна, вот уж месяц осаждал Башню Сервэйна. Король как-то пронюхал, гад, что магистр убыл в неизвестном направлении, и поспешил взяться за вольных магов всерьёз. Конечно, в этом замке магам можно было выдерживать осаду годами – однако то стеснение, которое из-за неё возникло, ужасно действовало свободолюбивым волшебникам на нервы; кроме того, нужно же дать по носу этому зарвавшемуся политикану! Подумаешь, напялил корону, так и думает, что может безнаказанно попирать права и свободы магов, владеющих великими тайнами Мира! «Если б Льювин был здесь!» – вот мысль, которая витала в воздухе. Уж конечно, Эскерро не дерзнул бы связываться с ним, а если б даже, паче чаяния, и обезумел настолько – магистр быстро придумал бы, как поставить того на место. На любое – даже на плаху, наверное, если бы это было необходимо для блага Ордена.
Один Джеффиндж не разделял восторга своих коллег по поводу предложения Улльдара.
– А почему я об этом распоряжении ничего не знал? – подозрительно осведомился временно исполняющий обязанности магистра. – И потом, это же нечестный способ ведения войны…
– Какого лешего! – взорвался Улльдар, но поспешил взять себя в руки. – Видишь ли, Джефф, – вкрадчиво заговорил главный правовед Ордена, – Льювин вполне справедливо предположил, что у тебя не хватит духу пойти на столь… негуманный шаг.
– У меня не хватит духу?! – с гневом повторил Джеффиндж, как ошпаренный вскочив с председательского кресла. – Да как ты смеешь, крючкотвор, мастер нечестного боя, обвинять меня в трусости! – и он выхватил меч.
В зале начался переполох. Улльдар, побагровев от гнева, тоже вытащил оружие; остальные пытались удержать не в меру обидчивых командоров от несвоевременного поединка. Тоже, выдумали, петухи непотрошёные! Вот Эскерро-то порадовался бы!
– Он порочил мою честь! Он предложил травить наших противников дикими зверями, тем самым опорочив честь Ордена! – отчаянно негодовал Джеффиндж, стараясь вырваться из рук тех, кто его удерживал.
– Ты посмел обвинять меня в том, что я обучаю нечестному бою! – возмущался Улльдар. – А если против наших учеников применят нечестные приёмы – им что, шею под нож подставлять, да? И я не порочу честь Ордена, а лишь стараюсь выполнить указание Льювина!
Издалека донёсся какой-то шум, грохот, приглушённые вопли ужаса и ликующие возгласы. Дверь резко распахнулась, и запыхавшийся дозорный выкрикнул с порога:
– Зелёный дракон приближается! Он мечет огонь в воинов Эскерро! – переведя дух, страж добавил. – На драконе сидят наш магистр, леди Вэйл и ещё какая-то непонятная мелюзга, вроде болотника.
Командоры, позабыв о ссоре, поспешили подняться на смотровую площадку. На почтенном расстоянии, недосягаемом для стрел и большинства приёмов боевой магии, цитадель волшебников была окружена лагерем королевских легионеров; в тылу у них сейчас дымились горящие повозки и палатки, а над суетящейся и вопящей человеческой толпой, в которую во мгновение ока превратились воины Эскерро, сновал некрупный, но удивительно шустрый изумрудно-зелёный дракон, то и дело подбавляя легионерам огоньку. На спине дракона, насколько можно было разглядеть на таком расстоянии, сидело два человека и ещё какое-то мелкое существо. Снопы пламени, выдыхаемые драконом, порой по его желанию принимали довольно причудливые очертания: в тот момент, когда Джеффиндж и остальные командоры появились на смотровой площадке, вдали на миг словно развернулись огненные крылья огромной бабочки.
Порезвившись и попугав легионеров, дракон взмыл повыше и, приблизившись к замку, приземлился рядом с оторопевшей руководящей верхушкой Ордена Мон-Эльвейг.
– Всем привет, – небрежно обронил Льювин таким тоном, словно он расстался с соратниками всего лишь пару недель назад. – Я вижу, у нас проблемы.
– Моё почтение, господа маги, – важно поклонился Гвейф, перекинувшийся в человека. – А что касается проблем, – он махнул рукой в сторону вражеского лагеря, – Льюв, поверь, этих уж точно можно пустить на шашлык, не отягощая своей совести. Наоборот, это будет доброе дело, за которое огромная масса подданных здешнего короля скажет нам спасибо.
– Благодарность рода человеческого – явление редкое и труднодостижимое, Гвейф, – спокойно отозвался Льювин. – К тому же с этими вояками гораздо проще поладить, чем с их нанимателем. Удивляюсь, что вы до этого не додумались, друзья мои, – обратился он к магам. – Эскерро вечно должен своим войскам. Вы хоть бы удосужились узнать, за какой месяц им последний раз платили жалованье? Небось, Эскерро пригнал это стадо баранов к нашим стенам, посулив наполнить шкуры их погибших собратьев… то есть карманы выживших, за наш счёт, когда они перебьют всех нас и захватят нашу казну. Однако что мы тут топчемся? Мы с дороги, устали, проголодались… И я ещё не представил вам почтенного Хьоффи из рода хобгоблинов. Гвейфа вы все давно знаете.
– А это Фарх, – в свою очередь, представила Вэйлинди ястреба.
– Рад с вами познакомиться, господа, – и ястреб с преуморительной важностью склонил голову, так что маги не удержались от одобрительных смешков.
* * * * *
– Так что же известно насчёт задержек жалованья наёмным войскам Эскерро? – когда обед подходил к концу, Льювин вновь вернулся к этому вопросу. – Улль, уж ты-то должен знать!
Тот бросил хмурый взгляд на Джеффинджа, сидевшего напротив него, и процедил сквозь зубы:
– Спроси вон сначала у своего первого помощника, магистр. Интересно, что он тебе расскажет.
От Льювина не укрылся ни выразительный взгляд, сопроводивший сие краткое сообщение, ни тон – недовольный тон человека, которого не оценили по достоинству.
– Так, – протянул магистр. – Значит, пока меня чуждыми ветрами, как неприкаянного, носило по дорогам Междумирья, вы тут устраивали ожесточённые философские диспуты о целях и средствах? Короче, поцапались между собой, выясняя, кто главный? А как же кодекс Сервэйна, статья третья пункта первого, гласящая, что все рыцари Ордена равны?
Улльдар с видом оскорблённого достоинства деловито ковырял вилкой в своей тарелке. Льювин обратился к Джеффинджу:
– Итак, Улль переадресовал мой вопрос, направив его тебе. Я жду ответа. А заодно расскажи, что вы тут натворили.
– Он внёс на рассмотрение такой способ ведения войны, который наносит урон чести Ордена, – без запинки, как затверженное правило, сообщил Джефф. – При этом утверждал, что так ты распорядился…
– Насчёт зверушек, – не выдержав, пояснил Улльдар.
Льювин нахмурился.
– Я действительно давал Уллю именно такие указания, – отчеканил он, сверля Джеффинджа взглядом. – Может, ты и меня обвинишь в нерадении о чести Ордена?
– Ты… ты… – Джеффиндж побагровел. – Я, конечно, всегда знал, но чтоб…
– Оставь свой высокоправедный гнев до более счастливых времён, – бесцеремонно оборвал его Льювин. – И советую запомнить: я, как магистр Ордена, обязан заботиться ещё и о жизни тех, кто мне доверился. Или, по-твоему, это такая пустяковина, что и говорить о ней не стоит?
– Я готов отказаться от звания командора Ордена, – мрачно произнёс Джеффиндж, глядя в тарелку. – Как только кончится эта война…
– О, для её завершения нет нужды лить реки крови, – с усмешкой отозвался магистр. – Так что же, Улль, всё-таки известно относительно королевской задолженности по денежному довольствию военнослужащих?
– За три месяца просрочки поручусь, – уверенно заявил заметно приободрившийся командор.
– Вот и отлично, – обрадовался Льювин. – Мы преподадим Эскерро замечательный урок! Не подобает правителю лишать людей причитающихся им по контракту звонких монет, особенно если в руках этих индивидов имеется оружие.
Магистр проворно поднялся с места.
– Эй, принесите-ка мою парадную мантию, она в моём кабинете на кресле валяется! – окликнул он двух своих учеников, от нечего делать скатывающих шарики из хлебного мякиша.
– Что ты задумал? – с беспокойством спросила Вэйлинди вполголоса. – По глазам вижу – опять очертя голову полезешь в пекло!
Льювин вздохнул.
– Прости, Вэйл, но иначе никак не получается, – опустив глаза, виновато признался он. – Без риска ничего не выходит… Да ты не тревожься, пока-то я просто побеседую с крепостной стены с храбрыми воинами великого государя Эскерро.
Она хотела спросить ещё что-то; но в это время мальчишки-ученики стремглав вбежали в зал, неся белоснежную мантию магистра. Льювин небрежно накинул её поверх своей одежды и направился к выходу, жестом приглашая остальных магов следовать за собой. Вэйлинди, естественно, не отставала от него ни на шаг, однако молчала, лишь то и дело испытующе поглядывая на своего отчаянного возлюбленного.
Воины Эскерро после того, как им довелось поближе познакомиться с огневым характером дракона, дружественного магам, были бы рады убраться подальше от Башни Сервэйна и никогда уж не появляться в её окрестностях. Но, увы, армейские порядки не располагают к проявлению инициативы и творческого подхода к жизни: воинов железной рукой погнали на прежние позиции суровые командиры, которым казначей Эскерро тайком вручил оплату за полмесяца (это вместо причитающейся за три месяца! – но вояки, у которых накопилось немало долгов, были рады и тому).
Появление на одной из смотровых площадок самого магистра Мон-Эльвейга в сопровождении многочисленной свиты не прибавило бравым наёмникам ни боевого задора, ни решимости. Дело в том, что Льювин, несмотря на довольно-таки миролюбивый нрав и привычки цивилизованного человека, среди сторонников Эскерро приобрёл устойчивую славу столь умелого чародея, что для него не составит труда испепелить человека взглядом, превратить в насекомое или иного мелкого гада, а целые армии одним щелчком пальцев обратить в пыль и так далее. Подобный ошибочный взгляд на талантливого, но всё же отнюдь не столь всемогущего мага был порождён, во-первых, тем обстоятельством, что прежде король и его приспешники не встречались с Льювином и рыцарями его Ордена в бою, но были наслышаны об их подвигах в иных Мирах; во-вторых же, отчасти в формировании столь зловещего имиджа был повинен сам магистр, который, зная о силе слухов и человеческой фантазии, иногда предпринимал рискованные эксперименты, запуская в массы ту или иную «утку».
Остановившись у резного каменного парапета, Льювин сделал знак рукой, что желает говорить с воинами. В лагере возникло замешательство, которое вызвало у магов не одну усмешку, впрочем, тщательно скрываемую рукавами или капюшонами плащей. Наконец к замку нетвёрдой походкой направился воин в богатом вооружении – несомненно, предводитель. Остановившись на расстоянии, позволяющем слышать речи опасного магистра, он сделал ответный жест, указывающий на готовность к переговорам.
Льювин отлично знал все баронские гербы Эскелана и значки наёмных войск Эскерро. Издали взглянув на медвежью лапу, изображённую на щите предводителя наёмников, магистр Мон-Эльвейга заранее безошибочно определил, кто перед ним.
– Приветствую славного Хейна, сына доблестного Лоора, – чуть склонив голову, церемонно произнёс Льювин.
– Привет и тебе, магистр Льювин, сын Льюгга, – донеслось в ответ.
– Отчего ты, Хейн, привёл своих воинов к моему замку? – с деланным недоумением спросил маг. – Разве я или кто-то из моих рыцарей посягал на добычу, захваченную тобой и твоими воинами в честном бою? И неужели ты думаешь, что легко тебе будет пробраться в башню, защищённую не только мечами, но и магией? Разве ты родился с десятью сердцами и десятью головами, что так отчаянно готов рискнуть ими?
– Ты не хуже меня знаешь, чародей, что мой владыка, король Эскерро, считает тебя своим врагом, – отвечал Хейн; Льювин и его спутники готовы были поклясться, что воин тихонько добавил ещё парочку слов в адрес упомянутого государя, однако расслышать их не удалось.
Впрочем, магистр догадался об их приблизительном смысле. Ещё бы, с чего Хейну награждать властителя Эскелана лестными эпитетами! Хронические неплатежи – пренеприятная вещь в отношениях «работодатель – наёмный работник».
– Это мне известно, – величественно кивнул маг. – Но объясни мне, Хейн: с каких это пор наёмники сражаются не за деньги, а за обещания? Или и ты считаешь меня врагом, потому война со мной для тебя – вопрос чести?
– Не морочь мне голову, волшебник! – огрызнулся предводитель наёмников. – Мне что ты, что бароны, что король – всё едино: кто платит, тот и приказывает.
– Вот и замечательно! – подхватил Льювин. – Разумно и внятно, приятно слышать. Я готов заплатить всем твои воинам, Хейн, всё, что вам задолжал государь Эскерро, а взамен попрошу лишь оставить в покое мою территорию.
– Но мы обещали королю… – нерешительно и вяло промямлил Хейн.
– А он разве не обещал своевременную оплату? – напомнил Льювин. – Или вы перешли на отношения вассальной верности? Что бы ни случилось, положим жизнь свою за короля? Извини, Хейн, но в таком случае тот дракон, которого вы сегодня уже видели…
– Нет! – поспешно откликнулся предводитель наёмников, испугавшись, что маг решил сохранить своё золото, избавившись от осады несколько нетрадиционным, но от этого не менее действенным способом. – Пожалуйста, магистр, не надо жарить моих воинов или отдавать их на растерзание чудовищам!
– Всё в порядке, Хейн, – доброжелательным тоном заверил его Льювин. – То есть будет, если ты быстро уберёшься с моей территории. А насчёт дракона не сомневайся – даю слово мага, просто так он на вас не кинется. Деньги я вам выдам – часть сейчас, а часть после, когда увижу, что вы отвалили от моих стен. Сейчас мы тебе треть сбросим, а остальное, если всё будет нормально, найдёшь у поваленной сосны на перекрёстке у Сизого бора.
Хейн согласился на все условия. Бравый вояка отчасти побаивался магов, и ему было крайне неприятно, что Эскерро бросил его дружину под стены Башни Сервэйна, этого оплота чародеев. Кроме того, воины в последнее время чуть не ежедневно надоедали предводителю требованиями законного заработка; до Хейна доходили слухи о глухом ропоте и речах солдат, обвиняющих командование в присвоении причитающегося им жалованья, а испытанные ветераны то и дело намёками и даже напрямик напоминали командиру о том, что воин вправе оставить службу у «неудачливого конунга».
Маги, выполняя обещание своего магистра, сбросили с башни три бочонка с золотом; наёмники, со своей стороны, добросовестно принялись сворачивать лагерь; первые подводы потянулись прочь ещё до захода солнца.
«Теперь осталось перемолвиться словечком с сиром Эскерро», – думал Льювин, провожая их взглядом.
* * * * *

Король Эскерро, узнав о возращении ненавистного магистра Мон-Эльвейга, а также о том, что наёмники сняли осаду с Башни Сервэйна, заперся в своих апартаментах. Уединившись, король принялся вымещать свою ярость на ни в чём не повинных предметах интерьера, круша мебель и хрустальные люстры, обрывая шторы из дорогих тканей и всеми иными доступными способами превращая убранство роскошного жилища в кучу негодного хлама. Часа за два гнев государя Эскелана несколько приутих – точнее, Эскерро просто устал бесплодно бесноваться и, растянувшись на чудом уцелевшем диване, тупо уставился на паука, свившего свои сети под высоким потолком. Король и не подозревал, что ненавистный волшебник совсем близко…
Льювин шагал по гулким коридорам королевского дворца – легко и неслышно, – так, словно он был родом из волшебной страны эльфов. Стражи оказалось на удивление мало – Эскерро, вынужденный держать заслон против баронов, готовых в любой момент взбунтоваться снова, разбитый в заморской войне да ещё опрометчиво бросивший вызов магам, большую часть своих телохранителей отправил в боевые дружины. Но магистру Мон-Эльвейга, собственно, было всё равно, повстречается ли он с сотней или с тысячей телохранителей короля. Он вовсе не собирался сражаться с ними, а уж им бы это и вовсе в голову не пришло – они-то были уверены, что видят перед собой своего государя!
После похода против антимага Льювин чувствовал, как возросли его силы и возможности. Отрывистым тоном, почти не глядя на воинов – точь-в-точь манера сира Эскерро – он отдавал телохранителям короля разнообразные приказания, и те без колебаний покидали свои посты, будучи уверены, что исполняют волю своего государя. Таким манером авантюристичный маг спровадил воинов конфликтного правителя, находившихся поблизости. Убедившись при помощи несложного волшебства, что все лишние индивидуумы покинули помещение, магистр неслышно отворил дверь королевского кабинета и так же бесшумно проник внутрь.
И сразу же ему бросился в глаза царивший там разгром, что несколько насторожило Льювина. Остановившись за обрывками бархатной портьеры, он прислушался. Из глубины комнаты доносилось какое-то странное бормотание, но иногда проскальзывали членораздельные фразы – правда, по большей части состоявшие из непечатных выражений. Вдруг Льювин услышал, как король, очевидно, слегка свихнувшийся от огорчения, упомянул его имя и звание.
– Чтоб его, этого магистра Льювина… – дальше шли очень нехорошие слова, и волшебник поудобнее взялся за рукоять меча; а Эскерро, нагромоздив многоэтажное словесное сооружение, продолжал мечтать вслух. – Попадись он мне только, колдунишка недоделанный! Если б только мне встретиться с ним в бою…
– К твоим услугам, государь, – громко сказал Льювин, быстро выходя на середину просторного кабинета.
Эскерро долю секунды обалдело таращился на него со своего дивана, силясь понять – как этот наглец проник сюда?! Но другая мысль опередила первую – наконец-то можно собственноручно прикончить этого гнусного мага! Правитель Эскелана вскочил на ноги, восхищённый открывшейся перспективой, и схватился за меч. В ответ верный эльфийский клинок, как молния, блеснул в руках магистра Мон-Эльвейга. Льювину показалось, что меч короля Эскерро он уже видел прежде, но в иной руке и в ином месте. Тёмный отполированный металл зловеще зазвенел, встретившись с золотистым мечом, в незапамятные времена вышедшим из эльфийских кузниц – и магистр безошибочно узнал оружие противника. Много лет назад молодому волшебнику Льювину довелось биться на поединке с Ордэйлом, нынешним ректором Академии Магии. В руке Ордэйла тогда был этот же самый меч.
Льювин хорошо помнил странную, непримиримую враждебность двух мечей: но если тогда противник не добавлял к иррациональной ненависти клинка человеческих эмоций, а наоборот, противился ей, то на этот раз всё обстояло прямо противоположным образом. Злоба, кипевшая в груди Эскерро, добавляла мощи тёмному клинку; однако нельзя сказать, что даже объединённая ярость короля и его оружия дали правителю Эскелана хотя бы одно очко вперёд мага. Конечно, Эскерро, как и полагалось воину и государю, неплохо владел оружием; но что это значило для того, чтобы как следует воспользоваться зловещим волшебным мечом, оказавшимся у него в руках! Для этого требовалось быть не только воином, но и магом; и разве могла простая человеческая злоба и зависть верно направить удары зачарованного оружия! Для злополучного Эскерро тёмный меч оказался чем-то вроде опасной игрушки, очутившейся в руках не в меру любопытного ребёнка – взять-то он её взял, а вот как с ней справиться?..
Между тем меч магистра Мон-Эльвейга в любом бою становился как бы продолжением мысли, руки и заклинания своего господина… нет, друга, потому что эльфийские мечи, как и другие изделия Перворождённых, не признают над собой власти, оставаясь лишь у того, кто понимает их красоту и силу. Эскерро, конечно, не раз бывал в сражениях – он воевал с баронами, другими королями и князьями, подавлял мятежи своих подданных и не раз принимал участие в боевых рыцарских игрищах. Но он привык сражаться только с людьми и обычным человеческим оружием. А Льювину доводилось биться в разных Мирах с самыми различными существами, и его оружием могло стать что угодно из всего того, что оказывалось под рукой; но его меч, равно как и его арфа, всегда были вернейшими помощниками удачливого мага.
Эскерро старался подавить своего противника стремительным натиском, обрушивая на него каскад ударов, каждый из которых легко мог сделаться для того последним; но вскоре правитель Эскелана, утомлённый собственном неистовством, стал выдыхаться. Его наскок заметно ослабевал; несколько раз меч мага едва не коснулся груди короля, и Эскерро вдруг понял, что противник щадит его. Однако такая гуманность лишь ещё больше озлобила правителя Эскелана. Чтоб какой-то колдунишка держал его жизнь в руках! Эскерро ринулся вперёд, намереваясь ложным выпадом обмануть бдительность противника; но в этот миг солнце, до того прятавшееся за тучами, пробилось сквозь облачную пелену, и его искрящиеся лучи залили королевский кабинет. Яркий свет ударил в глаза Эскерро, и он не рассчитал удар, на несколько мгновений потеряв своего противника из вида; меч короля, вместо того чтобы вонзиться в тело врага, с разбега сшибся с его мечом, в лучах солнца казавшимся отлитым из живого пламени…
Эскерро опомнился от боли в правой руке: оказалось, что он, король Эскелана, самым позорнейшим образом повержен на пол, а его меч, на котором появилась хорошо заметная зазубрина, плотно прижат к полу сапогом ненавистного магистра Мон-Эльвейга. Незадачливый король чуть скосил глаза вправо. Странно: рана на предплечье неглубокая, а боль такая, словно от прикосновения раскалённого докрасна металла!..
Льювин, чуть подавшись вперёд, спокойно взирал на своего противника. Пожалуй, маг испытывал по отношению к нему нечто вроде жалости – подумать только, и до чего может довести человека слепая и необоснованная злоба!
Эскерро чуть пошевелился, при этом едва не до крови закусив нижнюю губу. Остатки его королевского достоинства не вынесли бы, если бы он застонал от боли при своем враге. Уж лучше бы сразу прикончил! И чего, колдун растреклятый, стоит и молчит? Наслаждается своим триумфом, мерзкий мятежник?!
На самом деле Льювин ждал, пока явится Гвейф, которого он предупредил заранее. Маг вовсе не собирался устранять законного правителя Эскелана, лишив того жизни или заточив в подземелье. Напротив, Льювин намеревался примирить короля с баронами – разумеется, не без пользы для себя и своего Ордена. Король, поставленный в условия безальтернативного выбора, будет вынужден согласиться на условия баронов, а именно – на создание Тронного Совета лордов, который существенно ограничил бы самовластие монарха, можно сказать, взял бы его в ежовые рукавицы. Естественно, бароны, и так в подавляющем большинстве находящиеся с Орденом в превосходных отношениях, не останутся в долгу и всеми силами будут стараться сдерживать любые посягновения короля на независимость Ордена, тем паче, что дети многих из них состоят там учениками или рыцарями-магами, а подрастающие наследники других расценивают вхождение в Орден как величайший жизненный успех.
Пристально следя за Эскерро, который не предпринимал попыток заговорить со своим победителем, Льювин осторожно подобрал странный тёмный меч. Как он очутился у Эскерро – вот что тревожило мага. Как могло случиться, что меч Ордэйла попал к королю Эскелана? Ни Эскерро, ни любой другой король, даже в белой горячке или маниакальном бреду, даже будучи одержим злыми духами,  никогда не напал бы на Академию Магии – за это его скоро притянули бы к суду Архимага, которого чтили и маги, и обычные люди. Архимаги редко присуждали виновных к смертной казни; но те испытания, которые они назначали, как всем было известно, не вынес ни один преступник.
Нет, тёмный меч не мог быть военной добычей, это отпадает. Но тогда, выходит, Ордэйл отдал его королю добровольно? А ведь он отлично знал о том, что два меча, вот этот тёмный меч и меч Льювина, по непонятной причине враждуют между собой. Ордэйл никогда не проявлял к Льювину открытой неприязни, хотя некоторые промашки достойного ректора, совпавшие с успешными действиями магистра Мон-Эльвейга, и давали возможность заподозрить, что Ордэйл настроен по отношению к молодому магу менее доброжелательно, чем в прежние времена. Кроме того, некогда Ордэйл был в числе наставников юного принца Эскерро. «Неужели старый лис решил избавиться от меня руками этого коронованного придурка? – недоверчиво думал Льювин, косясь на Эскерро, люто страдающего не столько от раны, сколько от своего поражения. – Или, наоборот, решил, что я прикончу этого сира, осмеливающегося наступать на любимые мозоли магов? А, может, мэтр Ордэйл просто решил немного поэкспериментировать – посмотреть, что выйдет?»
«Ты ещё встретишься с моим мечом!» – посулил на прощанье антимаг. Ну конечно! Кто же ещё мог быть истинным властелином тёмного меча?!
– Эй, Льюв, ты в порядке? – рявкнул под окном голос дракона, бодрость которого показалась магу несколько натянутой; видимо, Гвейф серьёзно переживал за исход поединка.
Эскерро судорожно дёрнулся и позеленел от страха, но по-прежнему упорно молчал.
– Да тут я, старина, всё идёт по плану, – отозвался Льювин и нехотя добавил. – Конечно, не без мелких проколов.
– Ты не ранен? – встревожился Гвейф, заглядывая в окно, от чего Эскерро задрожал мелкой дрожью, вообразив, что злобный противник решил предать его, законного правителя Эскелана, ужасной и позорной смерти, а именно – скормить дракону.
– Ни царапины, – успокоил его волшебник. – Вот государь сего прекрасного королевства, правда, несколько пострадал, да тут ещё возник один прелюбопытный вопрос… Но это потом. Ты доставил мэтра Улльдара к нашим доблестным баронам? Как они отнеслись к перспективе окончательного примирения со своим государем?
– Проклятый мятежник! – пробормотал Эскерро, пытаясь подняться на ноги. – Так я и знал!
– Ошибаетесь, ваше величество, – хладнокровно сказал маг. – Мы – я и мои друзья – не жалеем усилий, чтобы завершить миром вашу ссору с подданными. Однако могу ли я предложить вам свою помощь? – осведомился Льювин, с состраданием глядя на своего врага. – Я не осмелюсь самовольно коснуться коронованной особы, хотя и сознаю, что нужно перевязать вашу рану. Но вы, государь, так сильно меня ненавидите, что как бы ни сделать вам хуже, стараясь помочь.
Эскерро, обессилевший от злости, раны и чар тёмного меча, вытянувшего у него немалую толику сил, ответил, стараясь сохранить хоть видимость величия, пусть и сломленного поражением:
– Ты же видишь, чародей – я в полной твоей власти.
– Ну, зачем же так обречённо, государь, – весело заявил маг. – Я же не какой-нибудь маньяк и душегуб, а этого моего друга, – он указал на дракона, – вам опасаться тоже не следует. Он куда человечнее, чем множество особей, горделиво именующих себя людьми, – тут он махнул рукой дракону. – Лезь сюда, дружище. Нужна твоя помощь.
Приняв человеческий облик, Гвейф быстро перевязал рану Эскерро, несколько бесцеремонно поднял венценосного пленника на ноги и подвёл к окну. Затем дракон принял свой истинный вид и, молниеносно схватив правителя Эскелана, усадил его себе на спину, так что тот даже пикнуть не успел. Льювин уселся позади пленного короля.
* * * * *
Дипломатические переговоры увенчались полным успехом. Эскерро, подавленный своим поражением и великодушием противника, согласился на все требования баронов. Он отказался от любых притязаний на владения магов, нехотя признав, что Орден Мон-Эльвейг не обязан ему повиновением и службой, как, впрочем, и любому из государей. На празднества, устроенные в честь примирения короля Эскелана с подданными, было приглашено множество народа, в том числе и представители Академии Магии. Льювин, явившийся в сопровождении блестящей свиты, крайне холодно раскланялся с Ордэйлом, который приветствовал его как ни в чём не бывало.
– О, как я рад тебя видеть, Льювин! Вэйлинди, – мягко обратился ректор к своей бывшей ученице, шедшей под руку с мужем, – ты стала ещё прекраснее, чем раньше.
Волшебница, которая уже знала о тёмном мече, неведомо как очутившемся в руках Эскерро, враждебно сверкнула изумрудно-зелёными глазами в сторону бывшего наставника.
– О, комплименты, конечно, вещь прекрасная, – отозвался Льювин ледяным тоном, глядя на Ордэйла так, словно перед магистром Мон-Эльвейга расстилалось бесконечное пространство заснеженной пустыни. – Но не думал я, Ордэйл, что после того давнего поединка остриё твоего меча снова будет целиться мне в сердце – ведь, если верить твоим словам, ты всегда так рад меня видеть! Вот только каким ты больше хотел бы лицезреть меня – живым или мёртвым?
– Что с вами, дорогие мои? – Ордэйл, конечно, понял, о чём идёт речь, но не подал вида. – Ничего не понимаю! Я злоумышлял на твою жизнь, Льювин?! Когда?!
– Ты это знаешь не хуже меня, Ордэйл, – произнёс магистр Мон-Эльвейга. – Благодари судьбу, что я не намерен сделать соответствующее заявление Архимагу. Пока не намерен, – прибавил Льювин с едва заметной угрозой. – Помни о тёмном мече, ректор.
Более он не проронил ни слова, с надменным видом величественно прошествовав со своей свитой мимо Ордэйла.
Вернувшись после торжеств в Башню Сервэйна, Льювин и Вэйлинди стали спешно собираться в Алдалиндор. Ведь они так давно не видели своего сына! Но кое-какие мелкие дела заставили ещё подзадержаться. Льювину пришлось мирить дувшихся друг на друга Джеффинджа и Улльдара. Несносный Джефф, как попугай, долбил своё – он уйдёт из Ордена, поселится где-нибудь в уединении, потому что не в силах смотреть безучастно на те нарушения древнего кодекса мага, которые без конца допускают магистр Льювин и иже с ним.
Льювину очень не хотелось, чтобы его старинный друг Джефф превратился в какого-то заплесневелого колдуна-отшельника; но уламывать упрямца пришлось долго. Чтобы отметить примирение Джеффа и Улля, на которое Льювин положил немало красноречия и энергии, была устроена пышная охота, хотя сам Льювин и не являлся страстным поклонником этой жестокой забавы. Джефф ещё колебался относительно ухода из Ордена, и на охоте Льювин предпринял решающую попытку спасти друга от творческого застоя и разложения.
– Как ты думаешь, Джефф, – спросил Льювин, придерживая разгорячённого коня, – кто устанавливает всякие там правила?
– Куда ты клонишь? – хмуро процедил тот.
– А туда, – невозмутимо отозвался Льювин, хотя его всё больше раздражала зацикленность Джеффа, иногда слишком уж напоминающая ограниченность. – На семь лиг к западу от востока, вот куда! Все эти кодексы придумали люди. А если даже и боги – то ведь и они порой теряют власть и могущество. Единый Создатель дал нам несколько основополагающих принципов поведения, и только их святость незыблема. Все иные правила и установления могут быть заменены – лишь бы эти новые постулаты не противоречили исходным указаниям, данным самим Творцом, вот и всё.
– И ты, конечно, полагаешь, что как нельзя лучше годишься на роль нового божества, приносящего свет дополнительно-разъяснительной истины? – с издёвкой промолвил Джефф.
Льювину на миг страшно захотелось ударить его.
– Нет, – скромно, но с достоинством ответил он, в то время как его конь проворно перескочил через овраг. – Ты не понимаешь или просто притворяешься тупицей, Джефф. Смотри, как бы эта маска не приросла к тебе – слишком часто ты её примеряешь в последнее время. Пойми, правила меняются, когда приходит время перемен. Один человек лишь своей собственной волей не в силах изменить их. Конечно, переменам способствует деятельность людей – но мы в этом деле лишь орудия Создателя, – с этими словами Льювин пустил своего коня вскачь, оставив Джеффа поразмышлять обо всём сказанном в одиночестве.
В конце концов, изрядно поворчав и помотав магистру и без того расшатанные нервы, Джефф остался в Ордене. Итак, все дела были так или иначе приведены в порядок. Льювин, на этот раз скрепя сердце передав управление Орденом энергичному, но не в меру властолюбивому Уллю, вместе с Вэйлинди покинул Башню Сервэйна. Прихватил он с собой и Гвейфа, отчаянно мечтавшего побывать в королевстве эльфов.
* * * * *
– Друг Эллэ, пожалуйста, не води нас кругами на этот раз, – обращаясь к незримому пока королю эльфов, произнёс Льювин, едва он, Вэйл и Гвейф очутились под сводом леса. – Если б ты знал, как мы устали шататься, словно неприкаянные бродяги!
Магистр хорошо знал обычаи своих друзей-эльфов и не сомневался, что те наблюдают за ним и Вэйл. Жалобное воззвание мага не пропало втуне. Льювин и Вэйлинди присели на поваленное дерево, а дракон тем временем топтался поблизости; оглядевшись через пару минут, они увидели хорошо знакомый поворот тропы, ведущей к Алдаронду, столице эльфийского королевства. Естественно, лес вокруг неузнаваемо преобразился: путников окружали не лишённые листвы осенние деревья их родного Мира, а могучие Поющие Деревья, одетые в роскошный зелёный наряд.
– Ну, спасибо, что услышали, – пробормотал Льювин, поднимаясь на ноги и подавая руку спутнице.
Они неторопливо пошли по тропке, среди спокойного великолепия волшебного леса по-настоящему ощутив, как утомительно было их странствие и как приятно вернуться в край, где вечно царит совершенная красота и мудрость.
Они не сделали и нескольких шагов, как из-за поворота с радостным криком выбежал Фьонн и бросился к ним. За ним торопливо шла Хэйди.
– Мама! Папа!
– Льюв, сынок! Вернулся!
Вэйлинди счастливо засмеялась, обнимая сына; мальчик пытался одновременно обнять обоих родителей. На глазах Хэйди блестели слёзы радости, которые она неловко вытирала изящным кружевным платочком.
Вслед за бабушкой с внуком неслышно появились эльфы. Эленнар, в зелёном плаще, удивительно похожем на плащ Льювина, шёл пешком; Линтинэль, в белом платье, с распущенными волосами, ехала верхом на светло-сером коне. После взаимных приветствий маг представил эльфийским владыкам дракона: конечно, те уже знали, что он сопровождает их друзей. То, что Гвейф был допущен в волшебный лес, без лишних слов свидетельствовало о дружественном отношении эльфов.
– Льювин, ты, как я вижу, упорно посягаешь на одно из исконных эльфийских прав, – сказал владыка Алдалиндора; его синие глаза искрились весельем.
Королева эльфов поспешно спрятала лицо в ладонях, стараясь удержаться от смеха.
– Да-а? – с деланным изумлением подхватил магистр. – И на какое же право Дивного народа дерзнул посягнуть наглый волшебник по имени Льювин, о мудрый государь Эленнар?
– Ты носишь зелёное – цвет Волшебной Страны, – пояснил король, и его глаза по-прежнему смеялись, хотя в остальном Эленнар сохранял невозмутимый вид.
– О, прошу простить мою дерзость, государь! – Льювину шутка эльфов пришлась по душе, и он был не прочь продолжить её. – Но в таком случае я прошу королевской милости – права и дальше носить цвета Волшебной Страны, как её верный рыцарь.
– Вот чудо-то – магистр Мон-Эльвейга о чём-то просит! – пожала плечами королева эльфов. – Нам казалось, что ты уж давненько, ещё с прошлых жизней, привык сам брать всё, что пожелаешь, спрашивая разрешения разве только у Создателя.
– Нет, королева, я пока не стал разбойником, – серьёзно ответил Льювин. – Хотя такая возможность мне предоставлялась совсем недавно.
* * * * *
– Эллэ, у меня к тебе небольшая просьба, – сказал Льювин как-то вечером, когда они с Линтинэль, Вэйлинди и допущенным в избранное общество Гвейфом сидели за вином и тавлеями в просторном кабинете владыки Алдалиндора. – Так, пустяк, в общем-то. Мне пришла одна забавная идея…
– Льюв, ну когда ты будешь говорить напрямик, а не идти к сути дела окольными тропами? – поинтересовалась Линтинэль.
– А я-то полагал, что мастера окольных троп – это эльфы, – непосредственно отозвался маг. – Ладно, попробую напрямик, через буераки. Эллэ, я же знаю, ты в металлах и камнях разбираешься. Я хотел переделать одну вещицу. Правда, камень подходящий я так и не подобрал. Всё хлопоты, суета… Может, твои мастера что-нибудь подыщут?
– Что за вещица? – нахмурился эльф. – Опять какая-нибудь заколдованная чепуха, которую надо в переплавку сдавать?
– Сейчас покажу, – и маг принялся рыться в карманах. – Куда же я его сунул? – в раздумье проговорил он. – Ты не видела, Вэйл?
– Посмотри в своём походном собрании артефактов, – и она, перегнувшись через стол, кончиками пальцев дёрнула кошель, висевший на поясе Льювина.
– Да, в самом деле, – обрадовался он.
Льювин порылся в кошеле, потом нетерпеливым жестом сорвал его с пояса и вытряхнул всё содержимое на стол.
– Да куда ж оно подевалось, дракон его расплавь! – в сердцах воскликнул маг, копаясь в куче артефактов и памятных сувениров под весёлый смех всей компании.
– Это я мигом! – услужливо дёрнулся вперёд Гвейф.
– Ради Создателя, только не здесь! – поспешно предостерёг Эленнар. – Над украшением этого кабинета я и мой отец немало потрудились в былые века, и не нужно превращать его в кузницу!
– Мигом, может, и не получится, дружище, – задумчиво проговорил Льювин, обращаясь к дракону. – Я не особенно смыслю в металлургии, но мне кажется, что колечко сработано из на редкость тугоухого… тьфу! что это у меня язык заплетается? тугоплавкого, я хотел сказать, сплава… Так, а это что за булыжник? – прервал свои рассуждения маг, держа в одной руке искомое кольцо, а в другой – небольшой чёрный камешек с неровными гранями. – А, это осколок магического кристалла моего милейшего наставника! – протянул он.
– Можно взглянуть поближе? – заинтересовался эльф.
– Да, да, конечно, Эллэ, – и Льювин передал королю Алдалиндора серебристое кольцо и странный камень.
Эльф мельком взглянул на кольцо и с улыбкой отложил его в сторону; камень он взял осторожно, кончиками пальцев, словно опасаясь обжечься, и принялся пристально разглядывать загадочный кристалл.
– Айнумэро! – изумлённо воскликнул Эленнар, поворачивая камень к свету.
Льювин болезненно поморщился.
– Ну, вот, опять, – устало промолвил он. – Именно так и тот субъект меня упорно величал!..
– Да нет, Льюв, ты меня не понял, – пояснил эльф, возвращая магу кристалл и кольцо. – Посмотри внимательно. Видишь сверкающую белую искру в глубине камня? Словно звезда в ночном небе… Такие камни очень редки. Издревле мы называем их айнумэро – «сияние во тьме». Искра остаётся светлой лишь тогда, когда камень находится в достойных руках; если айнумэро окажется у негодяя, она превратится в подобие кровавой капли.
К своему огромному изумлению, Льювин, присмотревшись, действительно различил светящуюся точку в толще камня. Где-то он такое уже видел, всплыло в памяти. Сон!..
– Но… как же так… – пробормотал маг. – Я же помню – там была алая капля, вроде как кровь…
Король эльфов загадочно улыбнулся; чуть помедлив, он сказал:
– Мне кажется, тебе нет смысла искать другой камень для этого кольца, Льюв. Раз уж ты как-то ухитрился и то, и другое полностью очистить от грязного налёта прошлого, пусть они и напоминают тебе о твоей победе.
Льювин кивнул с задумчивым видом. Королева эльфов грациозным движением наполнила вином серебряные кубки.
– За тебя, Льювин! – поднял свой кубок Эленнар. – За тебя и за Вэйл! Знаешь, – продолжал он после того, как все осушили свои кубки, – хоть нас, Перворождённых, и называют мудрыми, я всё чаще убеждаюсь, что и люди нередко разбираются во многих вещах ничуть не хуже – а возможно, иногда гораздо глубже. Лин, – обратился он к королеве, – ты помнишь тот «стишок», как именовал свою мысль один наш знакомый?
– Ну ещё бы! – звонко засмеялась она и нараспев произнесла:
Гудят стрекозы и смеются дети –
А где-то бой идёт, и кровь бежит рекой;
Но юность – время, лучшее на свете,
Когда душа полна волшебною мечтой.
– Неплохо, – одобрительно кивнула Вэйлинди. – Но ещё лучше, когда слова звучат вместе с мелодией…
– Очаровательный намёк, – усмехнулся король эльфов. – Льюв, ты не хочешь чего-нибудь спеть?
– Мне равняться с тобой, Эллэ? – поднял брови маг. – Нет, где уж мне!..
– Брось скромничать, – величественно махнул рукой Эленнар. – Я тебе подыграю. Или ты предпочитаешь свой собственный аккомпанемент?
– Ваше эльфийское величество оказывает мне огромную честь, – улыбнулся Льювин.
– Странно на тебя вино действует, магистр Мон-Эльвейга – ты не с того ни с сего вдруг вспоминаешь о придворном этикете, – съязвила Линтинэль.
Король эльфов между тем взялся за арфу; его пальцы ловко перебирали струны, а королева стала негромко напевать балладу о князе из рода Светлых, прискакавшем на волшебном коне к смертной девушке, уронившей в колодец кольцо и загадавшей, чтоб её мужем стал воин из Волшебной Страны:
…Промчались года, и века утекли,
Тропа заросла звездоцветом;
Но в замке волшебном пирует король
С любовью своею бессмертной, – как россыпь колокольчиков, звенел голос Линтинэль.
– Это не эльфы, это человек сложил, – как бы извиняясь, проговорила она, закончив песню.
Льювин улыбнулся.
– Так ты станешь состязаться с нами? – спросил Эленнар.
Волшебник молча поднялся, чтобы взять свою арфу, стоявшую возле стены. Он чуть касался струн, задумчиво глядя в окно, за которым уже сгустилась ночная тьма, а его голос, набирая силу и звучность, привычно сплетался с мелодией:
Танец пылинок в лунном луче
Над бахромой камыша на реке,
Дальнее эхо звенящей струны –
С сетью Миров говорю я на «ты»,
И наудачу, на полном скаку
Я проскользну сквозь коварную мглу:
Через долину печали и лжи,
Через пустыню, где спят миражи,
И по тропинке, прямой, как стрела,
Может быть, к замку приду из стекла
Или на берег, где виден порой
Древний маяк за незримой чертой…