Эквилибристка

I 
Я хожу по туго натянутой проволоке с закрытыми глазами. На мне черное  блестящее трико, волосы собраны в пучок, губы ярко накрашены -  это еще больше подчеркивает мою бледность и худобу. Зрителю  нравится. Каждый из сидящих в зале, хотя бы раз в жизни представлял как я живописно упаду. Все воскликнут: «Ах, бедняжка, а ведь она совсем еще молодая! Кто же заменит теперь малютку Лолу?» Обо мне погорюют неделю-другую, а потом в одно из воскресений, когда в цирке особенно много люду, уже и не вспомнят о моем трагическом сальто. Моя смерть может быть зрелищна лишь один раз. А пока они с замиранием сердца следят, как я иду по тоненькой ниточке и верчу в руках шары. «Неужели у нее не дрожат коленки, не кружится голова и не сводит живот? Интересно, а принимает ли она для храбрости?» Я делаю неожиданный выпад – слабонервным лучше не смотреть, и начинаю раскачиваться. Штейн-трапе, - так называют это профессионалы, моя трапеция игрива, как и я: всевозможные раскачки и пируэты – мой конек. Я  люблю танцевать на краю пропасти, хотя пропасть там – внизу, здесь же я смотрю на всех свысока. Плавно поднимаю вверх одну ногу. Кружусь, кружусь, кружусь, кружусь… Но никогда не лечу. Мой полет сдерживает лонжа и строгое следование программе. По сценарию я должна висеть в пустоте всего лишь пару минут, для меня не составляет особого труда перевернуться вверх тормашками, в моей жизни и так все с ног на голову. Я качаюсь на лопинге – это что-то вроде детской качели, но оставаться на одном месте слишком скучно и я перепрыгиваю с трапеции на трапецию,  но не попадаю в руки ловитора, ведь  работаю сольно, а потому я сама себе и опора, и поддержка, и партнер.
Сейчас я держусь одними нижними конечностями, руки не участвует в этой игре на выносливость тела. Мои ступни крепко приросли к железной перекладине, откидываюсь назад, и в таком положении ловлю на себе восхищенные улыбки. Оп-ля! Теперь пусть потрудятся руки. Бланж или сальто прогнувшись, вы, безусловно, видели даже в самом  захудалом цирке.  И хотя с виду я довольно худосочная, руки у меня сильные и крепкие: у каждой воздушной гимнастки  в ладонях и мышцах должна быть выносливость мужчины, иначе как, повисая лишь на двух руках, можно удержать свое тело в горизонтальном положении спереди, сзади, вверх тормашками и в свободном полете?

Я снова стою на цыпочках, к концу вечера  уже почти не чувствую ног, спину ломит, в голове гудит от надоедливого веселья других, но это как говорится, всего лишь издержки профессии.
Глотать огонь или быть живой мишенью для кинжалов – намного хуже. Укрощать тигров, делая их безропотными зверушками -   слишком жестоко и несправедливо со стороны спивающихся дрессировщиков. Скакать всю жизнь на лошадях лишь в пределах манежа, разве это свобода?! Не легче живется фокусникам и клоунам: одни обманывают других, что имеют хоть приближенное отношение к чуду; вторые – предают, прежде всего, себя, когда продают публике свою мнимую радость.
Иное дело – парить под куполом цирка! Да-да, именно парить! Не смеяться или плакать по заказу, не наносить себе или другим увечья, не лезть из кожи вон, чтобы хоть кому-то понравиться, а подняться вверх и покорять высоту,  точнее незримый воздух. И главное – здесь я по-настоящему живу и рискую, ведь никто не уверен в том, что мое представление не последнее. Причем, за мое ремесло еще и неплохо платят, очень даже хорошо, куда же в наше время без выгоды? Хотя цену деньгам я никогда толком не знала, не то что мои коллеги: это только в сентиментальных романах цирковая братия живет ради искусства, а хлеб насущный отходит на второй план. Видели бы вы как грызутся «великие артисты» за место под софитами. Но я никогда не вступаю в подобные склоки: в нашей труппе всего лишь три эквилибриста - любовная парочка и я – грустная девушка в черном, малютка Лола. А  потому конкуренция мне не страшна, да и номера у нас совершенно разные. Хотя Вики однажды приревновала, когда я репетировала сложнейшую поддержку с Ники и даже грозилась расцарапать мне лицо, выдрать волосы и повесить прямо под куполом.  Сейчас буря поутихла, но мы по-прежнему здороваемся очень холодно, увидев меня, она всегда сильнее прижимается к своему ветреному ухажеру, вот типа смотри, он любит только меня, а ты для него пустое место. Если честно, пару лет назад я и вправду крутила шашни с Ники, так ничего серьезного: пару банальных ночей и обоюдное разочарование от процесса. К счастью, нам не пришлось оставаться друзьями. 

Еще по глупости я долгое время спала со старым директором Альфредом, он платил мне раза в два  больше положенного гонорара, покупал приторно-сладкие духи и водил в единственный в нашем городе ресторан, куда бы ни могла заглянуть его жена. Теперь же все разрешилось само собой: даже нерегулярных тренировок со мной  и двумя гимнастками хватило, чтобы сделать Фредди безопасным для всех представительниц прекрасного пола. Иногда он приходит ко мне в гости и очень сетует о моем одиночестве. Я  не особо возражаю против его периодического  спонсорства, но в последнее время  старикан Альфред называет меня своей маленькой дочуркой и почему-то мечтает выдать замуж за своего нервного племянника. Сюсюканья бывшего любовника отдают какой-то бульварной пошлостью, все-таки нужно его попросить в следующий раз не изображать из себя заботливого папочку или вовсе выгнать. Пошел он к черту со своими подачками!

Больше всего на свете я не выношу лицемерия и жалости. Если предавшего тебя человека можно навсегда вычеркнуть из своей жизни или скрепя сердце, все же простить, то фальшь и снисходительное или даже искреннее  сочувствие (какая собственно разница, если все это еще больше подчеркивает твою ущербность и превосходство благодетеля) я не могу принимать как должное. Ладно,  завистники: у них свой тяжкий крест -  всегда желать другому зла, но  как же  меня раздражают эти добрые самаритяне, например как Альфред! Подумать только, ему жаль, что мне пришлось сделать аборт и потому я   вряд ли  смогу иметь детей, но он готов во всем мне помогать и даже выступить поручителем в приюте! Ха-ха! Поздно плакать о моей утраченной невинности. Конечно, никто не заставлял меня с ним связываться, впрочем, как и с другими мужчинами,  этот, по крайней мере, тихий и щедрый, только вот слишком навязчивый. 

Сейчас сидящие в зале зажмурятся сильнее: ведь пришло время штрабата – моего любимого трюка на «уход». Раскачиваясь и катастрофически срываясь, я  очень реалистично  лечу головой вниз. Вот-вот и веревка распустится   полностью, а от меня на манеже останется лишь мокрое место. Ну, что испугались? И лишь в самый последний момент я  крепко повисаю на свободном канате, кольца с хлопушками бодро пощелкивают петардами, выпуская горсточки цветных конфетти, аплодисменты взрывают зал, прощальная улыбка и я спускаюсь на манеж. 

Впереди ночь. Я люблю ночь гораздо больше, чем день: ночью я не чувствую на себе ничьего пытливого взгляда, на улице меньше прохожих, а в баре, где я напиваюсь до чертиков давно уже смирились с тем, что я  не очень-то жалую мужчин. Конечно, я сплю с кем-то иногда, но это не считается. Да  и  в любовь до гроба я особо не верю. Гораздо легче представить, что у меня  вдруг закружится голова от высоты, чем от какого-нибудь мужчины. Хотите верьте, хотите нет, но мне абсолютно не интересны любовные похождения, страсти, волнения, слезы, трепет в груди и прочая чушь. И хотя у меня было много любовников: хорошего секса ведь никто не отменял, я еще  никогда  никого не любила. Мне совсем не нравится перспектива принадлежать кому-нибудь полностью. Я не могу отдаваться человеку вся и без остатка. Что же тогда останется мне?

II
 - Я тебе больше не налью, Лола, иди-ка лучше домой. Как ты завтра удержишься на трапеции?
- А разве я пьяная? Ты кто мне  папаша или брат? Ну, кто ты мне, что решаешь, сколько и когда мне пить? Я и в таком состоянии могу исполнить несколько самых сложных трюков. – Язык у меня уже заплетается, но до главной стадии моего опьянения еще далеко. Когда я пьяная в дым, то реву в три ручья и жалуюсь на свою судьбу. Стоит приговорить несколько бутылок, я становлюсь размазней, и куда девается эта сильная и независимая девушка. Потом на утро я очень злюсь, что опять позволила себе слабость. И даю клятву, что никогда не опущусь до унижения и слез, но все повторяется по-новому.
Вы спросите, почему я несчастна? Я и сама не могу дать четкий ответ на этот вопрос. От родителей я сбежала еще в шестнадцать с одним ходулистом, переехала в другой город, меня, правда особо никто не искал, и  вот уже восемь лет я живу как мне нравится. У меня нет ни мужа, ни детей, ни бытовых забот, я снимаю небольшую квартирку, куда привожу, кого хочу, не спрашивая разрешения, как это было в родительском доме, а главное – занимаюсь любимым делом. Я ни к чему не привязана. Мне легко, очень легко! Я свободна от каких-либо обязательств, я просто живу в  свое удовольствие, особо не задумываясь о том, что ждет меня завтра. Хотя линия жизни на левой руке у меня слишком короткая,– так говорит Азалия, но я не очень-то верю гаданиям, тем более, она шарлатанка. Но, если все так хорошо, почему я не могу оставаться одна в пустой квартире, что мне мешает смотреть прямо в глаза своему отражению в зеркале? Почему мне хочется волком выть, стоит только всерьез задуматься,  как же  все-таки пуста моя жизнь. 

После второй бутылки портвейна начались душевные излияния. Сейчас я начну говорить о том, как мне обидно, что со всеми моими ухажерами меня связывала лишь телесная страсть, ведь никто из них меня не любил. Правда, и я не питала  к ним  особо трепетных чувств, так что мы – квиты. 
- Дай мне еще рюмочку, не будь такой свиньей, Луи. Ты же знаешь как мне плохо. - В выпивке я не знаю меры, вполне возможно, что лет через пять я сопьюсь, если буду продолжать в таком же  духе; да еще и курю, как паровоз. Удивляюсь, как до сих пор у меня не началась одышка. Но пока я себе ни в чем  не отказываю. 
Луи сдается и наливает мне рюмочку прекрасной сливянки, сливянка – удачное продолжение крепкого вина. Сегодня у меня чертовски плаксивое настроение.
В бар заходит стройный и немного надменный блондин, раньше я его здесь не видела.
– Черный кофе, – голос хрипловат и какой-то домашний, наверное, все дело в акценте. Некоторое время я присматриваюсь к красавчику, а потом, не обращая внимания на свою размазанную тушь и красный нос, начинаю с ним кокетничать. Оказывается, он тоже артист, только музыкант. О своей жизни Андре заливает неплохо, у меня же наоборот  пропадает дар красноречия, я его почему-то стесняюсь. Пить я больше не могу, порцию слез я выплакала, пора и домой. Может, позвать его к себе? Хотя не хочется первой навязываться. 

Всю свою сознательную жизнь я рассматривала мужчин исключительно в потребительских целях, мне нравилось выбирать каждого из них, полагаясь лишь на собственный вкус, сердце при этом молчало. Я не чувствовала и тени грусти или сожаления, только банальное разочарование от зря потраченного времени, если  партнер был не очень хорош. Тем лучше для нас двоих, никто никому ничего не должен, и спрашивать соответственно не с кого. Еще лучше, если после бурной ночи так и не знаешь, как зовут твоего разового друга. Конечно, я немного лукавлю, будто мне было сто процентов все равно, что меня так быстро забывали, так толком и не узнав, но плакать в подушку из-за мужчин я не привыкла.

 Какого же было мое удивление, когда в очередное безликое утро после ночи попойки и кутежа, я обнаружила в своей квартире незнакомца. Этот наглец вовсю хозяйничал на моей прокуренной кухне. Экая невидаль, скажите вы, но только представьте, какая разбирает злость человека с похмелья и без утренних происшествий, а тут тебе совершенно ненужный эффект неожиданного и может быть  вражеского вторжения. Видя мое злое и недоуменное выражение лица, молодой человек, премило улыбаясь, протянул  мне чашку кофе. Запах, которого я терпеть не могла еще с детства, не говоря о вкусе. Как вообще можно пить эту горькую обжигающую дрянь? 
- Доброе утро, Лола. Это тебе поможет. Я сходил в кафетерий, пока ты спала, у тебя в шкафу и холодильнике мышь повеселилась. Я – Андре, парень из бара, вчера я тебя проводил. Неужели не помнишь? 
Тут я отдаленно начала припоминать, что познакомилась с кем-то, а момент как я его притащила домой напрочь выпал из головы. Интересно, у нас что-нибудь было? 
- Спасибо за помощь, надеюсь, я вела себя прилично.
- Не волнуйся, между нами ничего не было: я  не стал бы пользоваться тем, что ты в стельку пьяная, хотя ты много раз предлагала. Сам не знаю, как я устоял, – мужчина посмотрел с  издевкой. 
В ответ я только недовольно  хмыкнула. Чему тут удивляться? Пьяная я забываю о каких-либо приличиях, небось пыталась затащить его в постель, не зря же он мне приглянулся в баре. Только для случайного знакомого он слишком вежлив, строит из себя джентльмена: любой другой на его месте еще ночью бы сбежал, а этот кофе подает, ничего не получив. Вот умора! Как же мне от него побыстрей избавиться? 
- Готов поспорить, ты сейчас размышляешь над тем, почему я до сих пор не ушел? А ты мне сразу понравилась, - вот так без всякого там пафоса и кривляния. - Мне не нужен секс с мертвецки пьяной женщиной, я хочу, чтобы ты занялась со мной любовью на трезвую голову. Если ты против продолжения, то я тот час же уйду. – Андре слегка  притянул меня к себе и ждал моей реакции. Вы, наверное, думаете, что, срывая  одежды, мы  предались безудержной страсти? Вовсе нет, крепко поцеловав меня, Андре пообещал зайти вечером. Ну, посмотрим,  не уплывет ли он бесследно в потоке толпы, как это делали другие. Целуется он очень хорошо. 

III
Представление в цирке  сегодня отменили, люди почему-то не раскупили билеты, а выступать ради кучки заезжих туристов мы не привыкли. Но я нисколько не расстроилась: лучше отлежусь дома, куплю себе какого-нибудь чудодейственного крепкого зелья, а, если будет мало, то отправлюсь в свою Мекку – в бар у Луи. Только я распечатала первую бутылку и выкурила пару сигарет, как в дверь раздался настойчивый стук. На пороге стоял Андре. Может, ему не открывать? Ну, нет у меня настроения для свиданий,  и башка гудит. Хотя что это за ребячество? Схожу с ним куда-нибудь,  развеюсь. Какая разница, где напиваться?
- Привет. Это тебе. – Андре протянул мне букет фиалок. -  Давай-ка одевайся, я приглашаю тебя в ресторан. О, я вижу ты уже начала что-то праздновать. И зачем ты пьешь такую бормотуху? – Глядя на бутылку в моих руках, Андре недовольно поморщился. Еще бы: ни одному мужику не нравится, когда баба хлещет вино как святую воду. Этот блондинчик видно совсем непьющий.
- Еще начни меня воспитывать. Я пью, чтобы расслабиться. К тому же у меня болит голова, не нравится, можешь не составлять мне компанию, раз ты такой правильный. – Я даже не собиралась скрывать злость в голосе.
- Значит, мне придется спиваться вместе с тобой, только выпивку выберу я, ты я вижу, не очень-то в ней разбираешься.
- Ладно, дай мне двадцать минут,  я оденусь и накрашусь. Не пойду же в твой ресторан как облезшая кошка. 
Понятное дело, двадцати минут для моего преображения было мало, пока я приняла ванную, подвела глаза, напудрилась и нацепила на себя  платье, Андре пришлось просидеть на диване не меньше часа. Но ожидания стоили того: косметика меня по-настоящему изменяет, причем в лучшую сторону.  Грим – прекрасная защита для тех, кто не хочет показывать свое истинное лицо.  Не один из моих любовников не видел меня без макияжа: и вовсе не потому, что  неоштукатуренная, я страшна, как смертный грех. Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь из них распознал во мне беззащитную девочку, нежного ребенка,  ведь у меня для публики совсем иной образ.

По иронии судьбы  мы отправились в тот самый ресторан, в который меня всегда таскал Альфред. Оказывается, пару лет назад Андре здесь играл со старым составом, поэтому с этим, как он выразился милым притоном у него самые светлые воспоминания. Чего не скажешь обо мне: меня  чертовски раздражала окружающая  обстановка -  эти тупые сытые лица людей, темно-зеленые скатерти на столах и слишком громко звучащая «живая» музыка в негритянском стиле.
- Я вижу, тебе здесь не нравится. Если хочешь, давай уйдем. И хотя в нашем городе не так много приличных мест, куда бы можно было сводить девушку, все же можно изменить наши планы на вечер. Ты сегодня особенно грустная. У тебя что-то случилось? Чем  я могу помочь?
Только этого хватало, чтобы меня жалели! Неужели прошлой ночью я и ему пропела  заунывную песню о моем пустом сердце? 
- Слушай, давай сразу договоримся: мы болтаем на совершенно нейтральные темы: о природе, погоде,  искусстве, музыке, моем цирке, но ты никогда не лезешь мне в душу – я этого не люблю. Даже, если мы будем спать, это вовсе не означает,  что ты мне свой в доску. 
- Хорошо. Только не надо так нервничать, а то рано появятся морщины. – Опять он шутит. Может, взять его  клоуном в наш цирк?

Весь вечер я вела себя как дурочка: нервно реагировала на комплименты, краснела, стоило ему взять меня за руку, и почему-то дико злилась, когда с ним заигрывали местные официантки. Словно, мне было дело до его личной жизни. Для полного счастья еще не хватало втюриться в этого красавчика. Все шансы для такой глупости у меня есть. 
После второй бутылки белого вина, Андре действовал на меня как афродизиак: либо паренек и  правда был неотразим, либо меня давно никто не приглашал на свидание, а может, это просто гормоны. Одно я знала наверняка – я его хочу. Потому хватит тратить время  на ужин и светскую беседу, давно пора заняться делом, как говорится, напрямую перейти к самой главной части вечера.
 Но моя природная нетерпеливость вперемешку с алкоголем  решила сыграть со мной злую шутку: все мои излюбленные способы  совращения оказались дохлым номером. Ну, никак не действовала на него моя сексуальность, а намеки поскорее пойти ко мне, он полностью игнорировал. 
- Мне здесь надоело, я хочу спать! – Я злилась все сильнее и сильнее, Андре наоборот был доволен жизнью и моей компанией.
- Ладно, давай я тебя провожу. Могу  просто поймать машину, и ты поедешь одна, если я тебя достал своей болтовней. 
Мы сели вдвоем в такси, и всю дорогу я дулась как избалованный ребенок. Еще бы! Меня до глубины души задело, что я зря корчила из себя нимфоманку перед этим пижоном, а он даже усом не повел.
Когда мы уже приехали к моему дому и поднимались по ступенькам,  я впилась губами в губы Андре, расстегивая одной рукой его рубашку, а второй с  силой держала его светлые волосы. Я поцеловала его грубо и властно, так обычно целуются не очень деликатные мужчины, но я не собиралась сбавлять напор. Обнаглев окончательно, я полезла в его брюки, и вот тогда, Андре поймал меня за руку как нашкодившую девчонку.
- Детка, не торопись, мы же не животные, зачем сразу так? - это и было последней каплей моего терпения. Мало того, что мне приходится все делать самой, запрыгивать на этого несговорчивого мужика, он еще вздумал меня динамить! Может, он долбанный педик или импотент?! 
- Да пошел ты, козел недотраханный! – сказала я и выбежала пулей из подъезда, Андре так и остался в недоумении. 

«Приду в бар и заклею кого угодно, даже черта плешивого, теперь-то мне точно все равно с кем провести ночь, раз этот ублюдок так меня обломал!» – утешала я себя.
Как я уже говорила, стоит мне перебрать, я забываю о приличиях. Жертву в баре не пришлось искать долго: ей оказался симпатяга лет тридцати пяти, абсолютно не моего типажа, но это было не столь важно. Следуя своим правилам, я не только не спросила, как его зовут, но даже толком с ним и не поговорила. Пустых разговоров мне хватило и с Андре. Когда  мы уже не просто  целовались, а перешли к более серьезным действиям, в баре, как и полагается, в лучших традициях жанра, появился дико злой Андре. 
- Я вижу, ты быстро нашла мне замену. Вот с кем тебе приятней и веселей проводить время,  нежели со мной. – Андре навис над нашим столиком, словно мрачный  герой шекспировской трагедии. - Я с тобой разговариваю, ты, что меня за идиота держишь?
- Он тебе кто? -  пролепетал мой несостоявшийся любовничек. - Я, наверное, пойду. –
Конечно, своя шкура дороже, стал бы он рисковать нею ради нескольких обжиманий и поцелуев. Андре иронично проводил его взглядом, затем грубо схватил меня за руку и поволок за собой. 
- Отпусти меня, дурак несчастный, ты мне не нравишься. Отстань! Иди к черту! Идиот!!! –  Но Андре не обращал внимания на мои крики, посетителей бара в свою очередь  очень позабивала сцена ревности, а душка Луи заливался от смеха, когда видел, что меня  уводят, будто бессловесную скотину. 
- Лола, не пей так много, а то твой любовник тебя поколотит. Ишь какой он у тебя строгий!  - веселились эти подлецы.
Ну, ничего, вы у меня  ответите за мое прилюдное унижение!

Дорога домой показалась мне восхождением на Голгофу, я не успевала бежать за этим садистом Андре, который и не собирался ослаблять тиски своих рук. В парке мой мучитель остановился, оглянулся по сторонам и потащил меня в заросли шиповника.
- Я буду кричать. Не смей со мной ничего делать! Я тебя ненавижу маньяк проклятый!
- Я сделаю с тобой лишь то, о чем ты мечтала весь вечер. Если ты ведешь себя как сучка, то нечего теперь строить из себя святую невинность. Готов поспорить я по этой части лучше того мудака, которого ты подцепила. – Андре смотрел на меня с какой-то злой грустью, к  которой примешивалась и животное желание, в его глазах, явно читалась, сейчас я возьму тебя прямо здесь в этом пустом парке. 
Бросив на пожухлую траву свою  кожаную куртку,  он повалил меня на землю, и совсем уж по-хозяйски начал изучать мое тело. И я никак не могла избавиться от его крепких и очень жестких объятий, он просто придавил меня  всем своим весом. Самое странное, что я не могла четко понять, нравится мне это или я просто терплю, потому что даже в этих грубых ласках, чувствовалось, что он превосходный любовник, наверное, лучший, что у меня когда-либо  был. Полностью сняв с меня одежду, он все еще оставался при всем обмундирование. С нескрываемой ненавистью мы смотрели друг на друга. Я лежала голая, призывно раздвинув ноги, ничуть не стесняясь своей наготы; он своей грубостью доказывал мне, что я – всего лишь красивая самка, но ничего более. Я уже изнемогала от этой потребительской страсти, но Андре так и не переходил к главному.
«Чего он ждет, - думала я. – Я так его хочу. Он такой красивый и сильный. Боже, я вела себя как последняя дрянь...» 
- Возьми же меня! Ну, возьми!-  умоляла я.
- Я не могу так, не могу! Оденься, пожалуйста, я отвернусь. Я не могу брать женщину силой, не хочу, чтобы ты была покорной. Я хочу, чтобы ты была собой. Но не здесь, не в парке. Ах, Лола, прости меня, я так тебя унизил, но я патологически не выношу предательства, а в подъезде ты меня предала. – Ни один мужчина в моей жизни никогда не интересовался тем, что я чувствую, никто из моих партнеров не переживал, что причинял мне боль.
- Это ты меня прости, я – просто пьяная свинья, а не женщина. – Я размазывала тушь по лицу, говоря ему какие-то нежности, Андре заботливо кутал меня в свою куртку, кто бы мог подумать, что еще пару минут назад  мы готовы были вцепиться друг другу в глотку. Теперь же напоминали маленьких одиноких взрослых детей, остро нуждающихся в заботе и ласке. Остаток этой безумной ночи мы провели вместе в одной постели, но заснули как невинные младенцы. 


IV
Еще до того как рассвело, Андре ушел, но оставил на столе записку. 
«Милая, мне нужно убегать, у нас главная репетиция, предстоит играть перед большими шишками, но вечером я обязательно приду. Целую P. S. Во сне ты сопишь как медвежонок».
И вовсе я не соплю, а, может, и соплю. Кто его знает? Не могу же я себя слышать со стороны. 
В цирке у меня снова  был выходной, поэтому я решила выспаться до полудня: так приятно было нежиться в постельке, и не думать о том, что мне надо куда-то торопиться. Признаться, я все же хотела немного подкрутить стрелки часов: ведь Андре придет только после восьми, а это еще  – целая пропасть времени. 
Надо себя  чем-нибудь занять, может устроить ему романтический ужин? Нет, не подходит – слишком банально, еще подумает, что мне позарез хочется за него замуж, раз я всеми силами стараюсь поразить его кулинарными талантами. Может, пойти в парикмахерскую? Но я недели две назад делала стрижку. Читать я не хочу, спать не хочу. Может, прошвырнуться по магазинам и прикупить себе развратное платьице?
И чем я себя занимала в другие свои выходные? Чем, чем? Дрыхла до вечера, а потом бежала вприпрыжку в бар и напивалась или ездила с приятелями за город. Вообще, без цирка мне скучно. Не привыкла я без движения. Скукота! Как же все-таки не интересно я живу: в моей жизни совершенно нет перемен, может, хоть Андре вытащит меня из этой пустоты. Такие беседы по душам всегда приводят к тому, что у меня резко пропадает жизненный тонус, уже два часа спустя, я кляла, на чем свет стоит не только свою судьбу, но и Андре. Мое второе «я» наконец-то решило окончательно испортить мне настроение. 
«Да  он -  псих несчастный, совсем не дружит с головой, конечно, ты тоже хороша, но кто давал ему право так бесцеремонно влезать в твою жизнь. Ты его знаешь второй день, а он уже устанавливает свои правила. Прогони его ко всем чертям!»
Другая светлая и менее эгоистичная часть моей натуры наоборот убеждала меня в том, что нужно отбросить все сомнения и отдаться этому незнакомому мне чувству, что не стоит бояться, ведь, если бы он хотел меня использовать,  сделал бы это еще в первую ночь. Будь он подлецом, разве бы не трахнул меня по пьяни или вчера в парке. Нет, он обращается со мной нежно, учтиво, слушает меня и совсем не пристает, при этом показывает, что я ему нравлюсь. Наверное, так и должен себя вести нормальный взрослый мужчина (хотя какой Андре взрослый: он старше меня всего на пару лет). И все мои сомнения лишь оттого, что  я всегда имела дело с придурками, вот и удивляюсь теперь хорошему отношению к себе. Самобичевание продлилось до вечера, хорошо, что мне хватило ума не напиться до прихода Андре, а то бы он тогда точно подумал, что я плотно сижу на стакане. 

Ровно в восемь пришел Андре. Оказывается, пунктуальность – еще одно из его положительных качеств, я-то сама вечно куда-то тороплюсь и опаздываю. В отличие от меня, у Андре был какой-то измученный и усталый вид, он притащил пакет со всякими вкусностями из кулинарии и пару бутылок светлого пива для меня. Сам он не пил. 
- Почему ты никогда не пьешь? Я видела, как ты делал вид, что смакуешь вино в ресторане, но на самом деле, ты  так и не выпил ни капли. – Аппетит после тяжких раздумий у меня просыпается зверский, когда другим и кусок хлеба в рот не лезет от стресса, я наоборот уминаю все, что вижу съедобного за обе щеки. Вот и сейчас я оприходовала большую часть принесенного Андре, он же вяло ковырялся вилкой в овощном салате.

- Я весь день думал о прошлой ночи. Я обещаю, с моей стороны такого больше не повторится, но и ты должна дать мне слово. Может, я забегаю вперед, ведь мы с тобой даже не любовники, но   я хочу быть с тобой. А не пью  потому, что не пью. Может же это мне просто не нравится. И так в свое время пил все, что горит. 
После ужина он помог мне помыть посуду, но разговор не клеился, Андре  ерзал на диване и как-то опасливо смотрел на часы, словно выискивал причину остаться у меня.
- Если хочешь остаться, то я разложу раскладушку или мы можем лечь вместе как вчера. Обещаю, я не буду тебя совращать. К тому же я почти не пила, а, когда я трезвая, то веду себя прилично, – я нервно хихикнула.
- Спасибо, а то мне было неудобно тебя стеснять. Давай, я все же лягу на раскладушке. Только без обид, но на диванчике мало места двоим. А пока я в ванную. В твоем захолустье есть горячая вода или ты греешь в ведра? – Видимо, как большинство мужчин  Андре считает, что чувство юмора  - его главный конек. 
- Обижаешь, братишка. Свежие полотенца в шкафу. Только, смотри, не надушись моими парфюмами, а то вы музыканты народ своеобразный,  –не менее банально съязвила я .
«Может, ему спинку потереть? Сижу ведь  без дела, когда у меня такой шикарный голый мужик в ванной…» - размышляла я, пока Андре плескался в воде и пел блюз о безответной любви чернокожего парня к белой леди. Голос у него и, правда очень чувственный и горячий. Послушать бы его на сцене!
После принятия водных процедур «шикарный голый мужик» имел еще более соблазнительный вид: такому торсу позавидовали бы и атлеты. Я-то дурочка почему-то считала, что все творческие натуры  с виду – хлюпики хлюпиками, а тут тебе такая спортивная текстура, стройность и сила. Аполлон в Лувре отдыхает!
- У тебя очень красивое тело. Ты похож на греческое изваяние, – все-таки не удержалась я.
- Спасибо, Лола. Ты первая женщина, которая мне об этом говорит. 
Какой он все-таки непробиваемый. Поболтав со мной до одиннадцати, Андре, лишь поцеловал меня по-братски и   пожелал  доброго сна. Никакого намела на бурную ночь не было и  в помине. Мне ничего не оставалось, как недовольно отвернуться к стенке и заснуть. 

Среди ночи  я проснулась от того, что по моему  телу разливалось красное  вино: меня дурманил его крепкий запах, каждая моя  клеточка вибрировала от удовольствия, но главный «источник» сосредоточения кайфа был, безусловно, внизу живота. Рой невидимых бабочек кружил над моим лоном, словно это было поле цветов. Они были очень маленькие и нежные:  прозрачные крылышки, слегка касались кожи, но это едва уловимое ощущение бросало в жар, настолько оно было приятным. С  каждым моим стоном порхающих бабочек становилось больше,  я уже не могла их сосчитать. Потом они рассыпались на яркие  искры, и вместо них в меня начала заползать гибкая и скользкая змея с удивительно острым и длинным жалом,  язык змеи меня не просто обжигал, он оставлял алые ожоги,  которые  еще больше распухали  от  нового «укуса». Затем надо мной сжалились: на меня подуло ветром и брызнуло влагой, но все это не в силах было потушить пожар, прилетевшие бабочки еще больше его распалили: они стали огненным светом, феерической вспышкой.  Я чувствовала дыхание огня, пламя пожирало меня изнутри, сердце не успевало за этим бешеным ритмом. Но я совсем не боялась сгореть: мое дыхание, разум и усталость  потерялись где-то в ином измерении; здесь, же я могла только чувствовать неземное удовольствие, безумную страсть, каждый маленький взрыв моей Вселенной воскрешал меня и дарил новые силы.  Уже умирая от удовольствия, я все еще  не могла определить,  явь ли это или всего лишь эротический сон.  Еле-еле открыв глаза, я увидела Андре ласкающего меня языком. Это было настолько прекрасно, что больше всего на свете я боялась, что он  вдруг возьмет и остановится. 
- Только не прекращай, я тебя умоляю. Мне так хорошо! Я тебя люблю! Люблю!..– учащенно дышала я.
Вместо ответа Андре удвоил свои усилия, используя все более утонченные ласки, чем довел меня до какого-то буйного помешательства. Я кричала так, словно, это был последний крик в моей жизни. 
Всю ночь Андре дарил мне счастье, вы не поверите, но именно он стал моим первым мужчиной. Все, что было до Него можно смело называть, тренировками, не особо удачными репетициями, слабыми попытками получить наслаждение или постучать в ворота Рая. Наша первая ночь было лучше Рая. Мне уже не нужен был когда-то придуманный мною Рай. 

V
- У меня замирает сердце, когда ты стоишь там вверху. Я всегда зажмуриваюсь. Может, станешь обычной гимнасткой, и еще ты могла бы тренировать  детей, – маленький клоун Пепе, наверное, и правда в меня влюблен. Вечно плетется за мной домой, читает какие-то смешные вирши о большой и чистой любви, подсовывает в карманы моей куртки конфеты и апельсины, смотрит щенячьими глазами и боится взять за руку – в общем, ведет себя, как ребенок.  Он и есть ребенок. Я уже как-то и сама привыкла к его детским  ухаживаниям. Этого дурачка даже  не смущает, что я его старше на девять лет. И хотя я ему тысячу раз говорила, что не сплю с подростками, а он все равно  мечтает повзрослеть и жениться на мне. Я ему советую найти себе подружку, такую же мелюзгу, как и  он.  На днях Пепе устроил мне сцену ревности: влетел в  гримерку, схватил меня за плечи и начал трясти как куклу, оказывается, он узнал, что у меня появился постоянный мужчина, а не очередной ухажер. 
- Ты не можешь так со мной поступить, что ты нашла в этом белобрысом? Я его убью, если еще раз увижу в нашем цирке! Если ты никого не любила и не верила в любовь, чем он заслужил это? 
- Да, кто ты такой, чтобы так со мной говорить. Пошел вон отсюда и забери свои поганые ромашки. Меня уже тошнит от твоих цветов. 

В  итоге я надавала Пепе пощечин, он разревелся, а потом скулил под дверью моей квартиры. Пришлось его впустить и оставить у себя. Я отношусь к нему как к  младшему брату. Хотя Андре не очень-то нравится, что у меня под ногами крутится, как он выражается, этот сопливый мальчишка. Я его постоянно убеждаю в том, что  смешно  ревновать к ребенку. 
С Андре мы вместе чуть больше месяца. Он тоже не одобряет мое ремесло и говорит, что рисковать своей жизнью ради подобного искусства - вверх глупости (это единственное в чем  они солидарны с Пепе). Типа,  я не имею права быть такой беспечной.  Но я не собираюсь бросать любимое дело ради мужчины, еще чего не хватало! Я же ему не мешаю играть блюз, вот и не нужно  пытаться изменить меня, я – не его собственность. 
Вот и мой выход. Ну, с Богом! 

Теперь после выступлений я не думаю, как мне убить вечер: ведь у меня есть Андре. Я все еще боюсь сама себе признаваться, но мне кажется, что порхающие бабочки прилетают не только, когда мы занимаемся любовью, стоит ему взять меня за руку, я чувствую внутри себя всепоглощающий и непонятный логическому объяснению восторг. Я закрываю глаза и больше не боюсь темноты, ведь рядом со мной Андре, я доверяю ему, наверное, больше, чем себе, хотя это не самое удачное сравнение, ведь я себе не особо верю. Но даже это не столь важно. Важно то, что я чувствую себя живой не только под куполом цирка, а здесь  - внизу. Хотя какой же это низ, если я летаю без крыльев? Интересно все женщины несут подобную сентиментальную чушь, стоит по-настоящему влюбиться. Если бы Андре умел читать все мои мысли, то подумал, что в моей голове не хватает каких-то деталей, раз я такая глупая. Зато счастливая. Обожаю с ним молчать, просто молчать после того как мы отдыхаем. Он держит меня за руку или гладит  по голове, убаюкивая,  и  никогда не засыпает первым, словно бережет мой сон. Все-таки Андре еще больший ребенок, чем я и Пепе: его может расстроить любая незначительная царапина или ссадина на мне или мои беспричинные слезы.  Он всегда корит меня, что я совсем не думаю о нас двоих, когда соглашаюсь на трюки без страховки.  Больше всего на свете он ревнует меня к моей профессии. Интересно, какой серьезный разговор меня ждет на десерт. Душка Андре сегодня как никогда особенно решительный. 

- Лола, я не хочу, чтобы ты  жила в этой комнатушке, я снял большую квартиру, где хватит места нам двоим. Моя любимая женщина не должна ни в чем нуждаться, и, если тебе так дорог цирк, я смирюсь, и не буду мешать твоему творчеству. Вот только вряд ли доживу до старости, какие это железные нервы нужно иметь, чтобы спокойно смотреть, как висишь в пустоте. Лола, и хотя мы мало знаем друг друга у меня серьезные к тебе намерения.
Мы сидели голые в постели и курили, впервые в жизни мужчина говорил мне о том, что у него серьезные намерения. Я даже опешила.
- Ты, что признаешься мне в любви? – И зачем я задала этот вопрос в духе героинь мыльных опер.
- Ну, вот придется жениться на дурочке, которая не видит очевидных вещей. Эх, Лола, Лола!.. Я же тебя люблю, сейчас я могу говорить об этом с полной уверенностью. И дело даже не  только в том, что у нас полная гармония в постели, и ты мне интересна как личность, мне с тобой очень легко, просто я не могу без тебя. Если ты не хочешь со мной жить, нам придется расстаться, оставаться твоим очередным любовником я не могу. Мне нужно большее. 
- Я и не подозревала, что можно быть такой счастливой! – Что я  могла еще сказать. Разве могут какие-то фразы выразить всю глубину моих чувств?

VI
В этот вечер я вновь иду по туго натянутой проволоке с закрытыми глазами. На мне черное  блестящее трико, волосы собраны в пучок, губы ярко накрашены -  это еще больше подчеркивает мою бледность и худобу. Зрителю  нравится. Каждый из сидящих в зале, хотя бы раз в жизни представлял как я живописно упаду. Все воскликнут: «Ах, бедняжка, а ведь она совсем еще молодая, интересно кто заменит теперь малютку Лолу?» Обо мне погорюют неделю-другую, а потом в одно из воскресений, когда в цирке особенно много люду, уже и не вспомнят о моем трагическом сальто. Моя смерть может быть зрелищна лишь один раз. А пока они с замиранием сердца следят, как я иду по тоненькой ниточке и верчу в руках шары. «Неужели у нее не дрожат коленки, не кружится голова и не сводит живот? Интересно, а принимает ли она для храбрости?»  Глупые, у меня кружится голова совсем от другого. Я делаю неожиданный штейн-трапе, моя трапеция еще игривее, чем я. Всевозможные раскачки и пируэты – мой конек, ведь свои трюки я отрабатываю много лет.  Кружусь, кружусь, кружусь, кружусь… и  лечу. Да-да, лечу! Плавно поднимаю вверх одну ногу. Мой полет уже не может  сдержать лонжа и строгое следование программе. По сценарию я должна висеть в пустоте всего лишь пару минут, но сегодня  я усложняю задачу и продлеваю минуты риска.  Я качаюсь на лопинге, но оставаться на одном месте слишком скучно, и я перепрыгиваю, точнее, перелетаю с трапеции на трапецию. Теперь держусь одними нижними конечностями, руки не участвуют в этой игре на выносливость тела. Мои ступни крепко приросли к железной перекладине, откидываюсь назад, и в таком положении ловлю на себе восхищенные улыбки  и беспокойный взгляд Андре.
Теперь пусть потрудятся руки. Бланж или сальто прогнувшись  -  обязательный элемент для воздушной гимнастки, и с каждым выступлением  я оттачиваю свое ремесло, ведь нет предела совершенству.  Голова и в правду кружится, но это все от бессонных ночей с Андре. Аплодисменты и крики  «браво!» не смолкают. Сегодня я хочу по-настоящему удивить публику и показать на что способна. Я припасла несколько особенно смертельных штучек!
Сейчас сидящие в зале зажмурятся сильнее: ведь пришло время штрабата – моего любимого трюка на «уход». Раскачиваюсь и катастрофически срываясь,  я очень реалистично лечу головой вниз. Вот-вот и веревка распустится   полностью, а от меня на манеже останется лишь мокрое место. Ну, что испугались? Я  должна крепко повиснуть на канате лишь в самый последний момент, напоследок  издали смотрю на Андре, Боже, как же я его люблю! Черт, ремень расстегивается!.. Всего несколько секунд. Этого не может быть! О, черт! Я же не смогу удержаться на этой сопливой веревке! Зачем я попросила убрать страховку внизу?! - Потные ладони лишь скользят, но не могут по-настоящему зацепиться хоть за какую-то опору. 
- Посмотрите же, я сейчас упаду, помогите кто-нибудь, подставьте мне батут! Помогите! – я кричу изо всех сил,  дыхание спирает от ужаса, сердце буквально выскакивает из груди, мне нечем дышать, никогда мне не было так  страшно. Но все мои усилия напрасны: громкая музыка и веселье других заглушают крики о помощи, я  неловко машу руками и падаю. Лечу не вверх, а вниз. Впервые в жизни шагаю в пустоту.