Ночь для меня и Костика

В пути попадаются камни, которые припорошены песком, - именно они разбивают в самый сложный момент последние на ладан дышащие сапоги. Днем ты преодолеваешь жар днев-ного солнца, ночью – кутаясь в худое трофейное одеяло, пытаешься удержать остатки теп-ла. Если есть суп алюминиевой ложкой, вылавливая редкие кружки жира, то можно капать его на сухую корку хлеба, главное никуда не торопиться, тогда хлеб становится чуточку мягче и напоминает настоящий. Умываясь в горных реках и непролазных протоках, поста-раться помнить всё ли из вещей на местах. Рот полный раскалённых и жестких песчинок, трескающаяся кожа, и вот ты уже совсем не против несовершенных кожных лицевых по-кровов местных аборигенов великого Самарканда. Ютясь, ускользая, вжимаясь, преодоле-вая любой ценой, привыкаешь. К противостояниям, делению, поединкам, схваткам и сра-жениям. Самое удивительное неприхотливая суровая жизнь путника способствует выработ-ке равнодушия к благам, и делает душу тонкой и ранимой. Кажется, если душу вытрясти и аккуратно развернуть на солнце, то она будет просвечивать наподобие истлевшей просты-ни захудалой гостиницы маленького провинциального городка. В такие моменты кажется что счастье вот оно, близко и далеко, вот я вернусь, думает Он. «Вернусь, протяну руки и распахну их, и как в старопамятной истории, все будет счастливо и прекрасно». Куда идти? К ней. Той, что локонами и ясными глазами давала топливо для сердечной печи, ну, а если при этом она подкидывала туда пару поленьев, похожих на то, что может гореть до конца веков. Точишь меч, одеваешь, лучший макинтош, вскидываешь облаченное в стальные доспехи тело и мчишь к ней. И вот оно «здравствуй», ты на коленях как в молодости, глаза честны, планы ясны, душа поет, а сердце стучит как колокол. Вот она – мечта твоих пала-точных перекуров, муза бродяжьей жизни, светило и маяк ночных бдений. В старой авось-ке поместились – любовь, мечты, страсть, удача, надежда, будущее, вдох и выдох. И те-перь Её Шаг.
Костя идёт к паркингу. Обещал показать тачку какой-то звонившей. Он надеется. Она –самое то. Вся такая губы, глаза, лучистые, чуть прищурены. Его не парит, что он забыл но-утбук в офисе друзей. Уже всё равно, что дорога уносит его всё дальше от шоссейных пе-реплетений, куда то к скалам, вот уже и проселок закончился. Вот ещё чуть-чуть и его по-иски увенчаются успехом. Ещё немного.
Каждый уголок тачки, каждый миллиметр корпуса положен им, он уверен, что она стоит того, чтобы ей гордиться. Когда он ошибся? Наверное, когда изменил себе, когда оказалось трудным удержаться от искушения – хорошая тачка, красивая девочка. Неосторожный лю-битель.
Москва, такая знакомая, сильно контрастирует с аулами Узбекистана. Другая планета, «хи-хи», «Бентли» с открытым окном, Баста играет в динамиках, чистая рубашка приятно дер-жит тело, вкусно пахнет ароматным парфюмом. Показал направо и въехал на паркинг. Как отвык, всё изменилось, уже почти полночь, но ночь только начинается. Мясо и немного зе-лени, красное полусладкое вино, мне уже почти хорошо. Пожалуй, с этим намерением я го-тов. Иду. «Ну, я подъеду». Промолчала. Еду.
Изменилась. Пальцы аккуратно легли в ложе мастерски вылепленных туфель, длинное при-таленное платье стильно обнимает ее тело, аромат, торкает. На экране играет «Спартак», но она сегодня выигрывает, горло перехватило сухим вдохом городского удушья. Слова го-товы сорваться с губ, но застывают.
«Ты не предупредил, что прилетаешь», - она предательски легко рвёт дистанцию.
Нет, так легко отдать шесть лет разлуки. Она хороша, как коньяк набирает себе звёздочки класса. Лучше. Меня потрепало, а Она лучше. Он почти забыл, какая Она бывает. Небо сверкнуло звёздами.
«Звёзд на небе много», - ответил он ей в продолжение своих мыслей.
«Я хотела тебе позвонить, но дела…. Ты же понимаешь? А ты всё также один?» - не смотрит в глаза.
«Один», - Она же знает.
«А мы с Маринкой, ты же помнишь Марину?» - Конечно, ему бы не помнить эту спятившую от опиятов дырку.
«Я тебя не понимала никогда, ты как бородатый геолог колесишь по стране, не надоело?» - Купила себе долю в акционерном обществе. Прочитал утром на сайте.
«Ты помнишь?» - сделал он последнюю попытку.
«Не начинай, это всё твое самомнение», - Она провела указательным пальцем по тыльной стороне своей шеи.
«Я рад был увидеть тебя».
Вышла ошибка, вышел выдох из грудной клетки, скучная рисовка, ему не нравилась нико-гда.
«В аэропорт», - скомандовал и откинувшись на спинку, стянул с себя галстук, джаз бил в темп неровностям дорожного покрытия.
Ночь уходила неохотно, но летний рассвет по молодецки бодро выбивал последние остатки прохлады из углов и закоулков. В лесном редколесье запекалась кровь убитого Костика.
Я улетал в отчаянии от своих скончавшихся остатков надежды. Утро, которое надо бы по-быстрее забыть. Океан ждал меня. Родина, где я родился, и буду жить, остается под кры-лом самолета. Я немного отвлекусь. Поеду посмотрю как живут парни из любимых мной гангстерских киношек, прокачусь на яхте и вообще надо купить белые штаны.
Обычная такая ночь, с учетом того, что я родился там, где всё просто и удовольствия эле-ментарны, там, где не каждый доживает до тридцати, а Костика жаль, конечно. Но мы ведь другие и не позволим себе быть излишне впечатлительными. Если отбросить в сторону ше-луху, то получится, что кроме чести и свободы нам особо ничего и не нужно.
Тридцать с лишним – хороший возраст.

P.S. Автору кажется, что расставаться с иллюзиями грустно, но с жизнью совсем невесело. Поэтому отдаваться мечтам и предположениям стоит осторожно.
2010-06-11