Пов. 33. Часть 3. Гл. 5

              V
     В жизни иногда встречаются категории людей, постоянно жаждущие крови. И не приведи Всевышний к тому, если этот человек каким-то путем дорвется до власти. Из истории мы знаем про таких. Уверен: доведись Варваре в начале XIX века дорваться до верховной власти, она не многим бы отличалась от самого Наполеона. Но судьба-злодейка распорядилась по-иному. Варвара сумела добраться до верховной власти только в небольшом районе, насчитывающим около семнадцати тысяч жителей, семь совхозов, крупный леспромхоз, два десятка средних и мелких предприятий и организаций.

    Масштабы не особо великие, но и не малые. Во всяком случае, они давали ей возможность не только насладиться, но и насытиться до предела предоставленной властью.

    За неполные два года работы Варвара наломала немало дров. Переставила местами четырех директоров совхозов. Дважды заменила начальников строительной ПМК. Отправила на пенсию заслуженного ветерана – заведующего финансовым отделом райисполкома.

    Из ненависти к замужним женщинам, она без всяких причин выгнала с работы директора "Крестецкой строчки", поломала зубы о директора молокозавода (замены ей не нашлось, таких специалистов в районе больше не было). Убрала и некоторых других руководителей предприятий.

    Директор леспромхоза по личной инициативе покинул район, что-бы вернуться к себе на Родину - к этому времени тюменские органы правопорядка уголовное дело на него закрыли. Проблемы с его  биографией нормализовались. Что смогла – Варвара сделала.

От безысходности положения, она вынуждена была снова взяться за чистку «своего аппарата».

    Секретарь по идеологии Галина Михайловна Шапочкина, используя свои связи и умение четко ориентироваться в обстановке, сумела вырваться в Новгород в обком. На её место Сидорова поставила заворга, однокашницу по ВПШ.

     Именно в этот момент, при очередной перестановке кадров, Леске удалось внедрить в аппарат райкома двух "своих" человек: одну – заворгом, вторую – заведующей парткабинетом леспромхоза. Нельзя не отметить, что вновь испеченная заведующая парткабинетом являлась для Лески "дамой сердца".

     Спустя  пару месяцев, "даму сердца" продавцы универмага заловили при хищении из торгового зала... пеньюара. Женщины поселка не могли удержаться, чтобы не высказать свои предположения, что в таком пеньюаре ей очень хотелось покрасоваться перед предриком. Хотя у нее имелся муж, родители которого были известными и уважаемыми в поселке людьми.

    Как и должно быть, задержав воровку, продавщицы универмага вызвали наряд милиции. Прибыв в универмаг, милиционеры обыскал «подозреваемую» и обнаружили на дне её сумочки второпях скомканный тот самый пеньюар. Отняв похищенное, и составив по всей форме протокол, виновную отпустили.

     Заведующая парткабинетом прибежала домой, грымнула пару стаканов русской водки, выскочила на улицу и по лесовозной дороге ринулась прямиком к автостраде Москва – Ленинград.
    Выбежав на трассу в районе самолета, не останавливаясь, она бросилась под проходившую огромную грузовую автомашину. Водитель КАМАЗа, увидев в свете фар пьяную женщину, резко повернул руль влево на полосу встречного движения, где двигался автомобиль меньшей грузоподъемности.

     В результате этого дорожно-транспортного происшествия, поздно вечером, в ЦРБ были доставлены в стельку пьяная женщина со ссадиной на голове и окровавленный мужчина – водитель встречной автомашины. Как и положено установленным порядком, медики, по требованию ГАИ, взяли анализ крови на алкоголь у обоих пострадавших.

     К сожалению, врачам не удалось спасти ни в чем неповинного водителя. К утру, он скончался. В то же время, анализ крови в пробирке с надписью его фамилии показал высокий уровень алкоголя, а в другой пробирке – всё в норме.

     Всему поселку к середине следующего дня было известно обо всех мелочах этого происшествия. Даже медицинские сестры, дежурившие тогда в больнице, утверждали, что от Майки водочным перегаром несло почти целые сутки.
     Не будь смертельного исхода, этот случай посчитали бы очередным мелким недоразумением. Вместе с тем, смертельный исход вынуждал следственные органы и прокуратуру возбудить уголовное дело.

     Узнав об этом, родители Майкиного мужа во всю силу раскручивали механизм спасения «пострадавшей».

     Медики принимали все возможные и невозможные меры, усилия и аферы, чтобы вытащить Майку "сухой из воды". Обсуждался этот вопрос с лучшими адвокатами Новгорода и Ленинграда, по предложению которых необходимо было сделать так, чтобы медицинские эксперты, не крестецкие, а из Новгорода, а еще лучше – из Ленинграда, или из Москвы, выдали заключение, что Майка немного шизанутая. Только в таком случае, утверждали адвокаты, можно будет отвести Майку от тюрьмы.

     Задумано – сделано! Майку на скорой помощи отвезли в Ленинград, а через несколько недель выписали её оттуда с диагнозом, который необходим для того, чтобы не попасть за решетку.

     Впереди – суд.

     Согласно требованиям Устава КПСС, осужденный не мог быть членом партии, а принадлежность подсудимого принято было рассматривать до суда. Не исключать Майку из КПСС, а объявить ей строгий выговор с занесением в учетную карточку, так постановила первичная партийная организация управления леспромхоза, где Майка находилась на партийном учете.

     Решающая инстанция – бюро райкома, ход которого попытаемся восстановить.

     После темноватого, довольно запутанного доклада председателя партийной комиссии Николая Худова, приступили к обсуждению вопроса. Как всегда в таких склочных делах, первая вначале предоставила слово председателю районного комитета народного контроля.

    Для Георгия не только в то время, но и сейчас, непонятны причины того Майкиного поступка. У нее было всё. Она могла позволить себе купить без всяких проблем не одну, а сотню таких безделушек. Ни в чем не знала ни нужды, ни заботы, ни отказа. Поэтому Георгий высказался довольно резко:

    – Я не могу понять беспринципности коммунистов леспромхоза, которые вынесли решение об объявлении Дубининой строгого выговора, а не исключения из рядов КПСС. Члены бюро помнят, когда из-за похищенного в совхозе ведра картошки мы с пеной у рта доказывали, что за такие поступки нужно исключать из партии. Здесь налицо хищение из универмага, даже в более крупных размерах, чем ведро картошки. А председатель партийной комиссии о хищении не сказал ни слова.

      - Неужели Вы поверили этим сплетням? – выкрикнула Майка, не вставая с места.

 Не обращая внимания на её реплику, он продолжил:

    – В дополнение к хищению – дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом по явной вине сидящей перед нами женщины.

     – Она находилась в невменяемом состоянии! – пыталась защитить её первая.

      - Извините, Варвара Ивановна! Даже если я, мужик, без закуски залпом дуну два граненых стокана (Георгий умышленно подчеркнул "о"), тогда тоже окажусь в невменяемом состоянии. Ни в чем неповинный водитель скончался. Насколько мне известно, именно на него и намечается свалить всю вину.

      - Водителя уже не вернешь, а нам нужно думать о живых людях, – вновь перебила первая.

      - Водителя, действительно, не вернешь, а Вы, наверняка знаете, что без отца остались два малолетних несмышленыша. В первую очередь нужно подумать об этих малых ребятишках, которым по нашей вине могут донести искаженную картину. Это пятно у них останется на всю жизнь, а мы все знаем, что за водителем никакой вины нет. Мое слово однозначное: исключить из членов партии. Такое решение будет справедливым и не даст никому, в том числе и суду, повода для каких-либо дополнительных, не нужных размышлений.
 
     Слушая доводы Георгия, первая, как загнанный зверь в клетке, сверкала на него злющими черными глазами. С неимоверными усилиями она дождалась, пока тот закончил излагать свое мнение, тут же дополнила:

     – Я хочу проинформировать членов бюро, что медицинские эксперты Ленинграда при доскональном обследовании Дубининой установили, что она психически неуравновешенна и серьезно больна на этой основе.

     Масла, в огонь нечаянно подлила редактор районной газеты Людмила Мишина. На дополнение первой она вдруг проронила:

     – Час от часу не легче! Выходит, что на работу в райком партии психопатку приняли? Вот это чудо!

     От её слов некоторые члены бюро хихикнули, а Сидорову подбросило на своем кресле, как на пружинах. Вместе с тем, у нее хватило мужества и выдержки, чтобы "не услышать" этих слов. Сообразив, что подробности обсуждаемого случая известны не только членам бюро, но и всему поселку, обратилась к Бодрину – секретарю парткома леспромхоза, являющемуся тоже членом бюро:

     – Юрий Витальевич, поясните, почему парторганизация и партком леспромхоза поступили так беспринципно?

     Бодрин встал, откашлявшись в кулак, начал докладывать:

     -Партком принял такое решение путем голосования. Преимуществом всего в один голос. Я лично голосовал за исключение Дубининой из членов КПСС.

     – Так что же у тебя за партком набран, если не можешь решить вопрос так, как этого требует секретарь? – вмешалась Сидорова.

     – Партком я для себя не набирал, его избрало общее партийное собрание, точнее партийная конференция. Всё сделано в соответствии с Уставом. Видимо, с членами парткома Дубинин старший провел определенную работу. На собрании такое решение принято тоже незначительным большинством голосов. Еще раз повторюсь: я за исключение.

     Почувствовав, что вопрос решается не так, как хотелось бы, Лисичанский попросил возможность высказать свое мнение. Получив от первой разрешение, он неторопливо поднялся, красуясь сам собой, одернул пиджак, поправил яркий модный галстук, два-три раза повел влево и вправо бедрами. Так он делал почти всегда, и эти движения напоминали виляние хвостом заискивающей собачонки перед строгим хозяином.

     Как опытный адвокат из зарубежных фильмов, он начал изливать потоки грязи на медицинских работников, которые сначала перепутали пробирки с пробами крови, а затем эти пробирки куда-то вообще потеряли. Досталось от него и работникам торговли, которые тоже что-то перепутали, а чтобы самим не остаться в дураках, подсунули в сумочку Дубининой какую-то тряпку.
     Он настоятельно подметил, что во всем случившемся следственным органам нужно будет очень внимательно разобраться. Предложил от имени бюро райкома поручить председателю райисполкома самому  лично вникнуть в ход следствия, иначе эти бездельники – работники милиции тоже могут напутать и обвинить невиновную. В заключение он предложил членам бюро поддержать требование большинства членов партии об объявлении Дубининой строгого выговора, иначе, дескать, нас не поймут рядовые коммунисты.
 
     – Если исключим, то рядовые коммунисты нас поймут правильно. Все рабочие голосовали за исклю-чение… – вмешался Бодрин.

     – Помолчите, товарищ Бодрин. Вы мешайте работать. Вам было предоставлено слово… – остановила его первая и обратилась к предрику:

      - Евстигней Иванович, какое Ваше мнение?

      - Я воздержусь! – не поднимаясь с места, выдавил предрик, уставившись в сверкающую полированную крышку стола через свои темные очки.


       Наверное, самое время настало отметить, что темные очки Леска носил, не снимая, уже около года. Привык. А приучил его к темным очкам муж находящейся на бюро женщины – Колян.

     Как бы скрытно ни делались любовные дела в таком поселочке, как Крестцы, утаить их от посторонних глаз довольно трудно, я бы сказал, невозможно. Так случилось и с ними.

     Узнав о неверности своей супруги, Колян задался целью выследить её с любовником. В один из зимних вечеров, в субботу, он, как всегда, якобы, отправился в баню. В самом же деле, напротив своего подъезда засел в личный Запорожец. В засаду.

    Через десяток минут к подъезду подкатил исполкомовский УАЗик, а в его приоткрытую правую заднюю дверь незаметной тенью юркнула его жена с небольшой сумочкой в руках.

     "Ну, теперь-то ты от меня не уйдешь! Оторву башку – как пить дать!"– зло ворчал Колян.

     УАЗик, тем временем, двинулся в сторону города. Соблюдая определенную дистацию, Запорожец ловко лавировал по узким улочкам, ни на миг, не выпуская из вида красные огоньки впереди идущего УАЗика.
     Наконец УАЗик остановился. Чтобы не вызвать ненужных подозрений, Колян решил проехать чуть дальше, затем вернуться пешком, чтобы застать пару на месте преступления.

     Проезжая мимо, в свете фар, Колян увидел, как предрик вышел из-за руля, а его ненаглядная верная супруга выскочила из машины прямо в распахнутые объятья предрика.

     Резко остановив Запорожца, Колян схватил специально приготовленный черенок от лопаты и с криком "Сволочи" ринулся в атаку, размахивая черенком, как удалой казак сверкающей шашкой.

     В понедельник Леска пришел на работу в темных очках, которые не могли скрыть раздувшийся на половину лица, огромный темный фингал.

     Томительно долго рассасывались его крепким организмом еще более крепкие сгустки синяка.

     Мало кому известно, как предрик объяснялся дома за такое приобретение. Но, по меньшей мере, половина жителей поселка уже в понедельник делилась соображениями относительно произошедшего.
     Многие женщины обвиняли Коляна: зачем он так неразумно грохнул предрика прямо по лицу, мог бы, по какому другому месту. Мужички восприняли эту историю каждый по-своему, но в большей части высказывали мнение, что, как не крути, а за любовь, даже в нашем Советском государстве, всё-таки платить надо.

     Колян продолжал возить этот памятный черенок в Запорожце, а предрик, ежедневно смазывая синяк специально приготовленным зельем, проклинал Коляна и сожалел о том, что не успел он в тот вечерок, в специально натопленной баньке... "Но мы свое еще возьмем! Только бы синяк прошел", – гневно размышлял он.

    Недели через три от синяка не осталось и следа. Предрик уже расхаживал в своих обыкновенных прозрачных очках. Но, на этот раз не долго. Любовь-зараза взяла верх, а еще выше её оказался опять всё тот же злополучный черенок Коляна. И опять три недели в темных очках.

    Предрик, смазывая перед зеркалом очередной синяк, уже теряя самообладание, грозно шипел через свои крупные ноздри и редкие зубы: «Ну, паразит! Ну, злодей! Я тебе устрою! Раньше предостерегался, а теперь».

    Именно в момент претворения этого замысла в жизнь, весной, на даче, уже в третий раз все тот же злополучный черенок настиг предрика. Путящей любви и на этот раз не получилось, зато фингал опять приобрелся отменный.

    Наблюдая, как трудно предрику общаться с людьми в темных очках, а для работы с документами приходится довольно часто их снимать и надевать свои нормальные очки, заведующая районной аптекой Людмила Ивановна Петрова, очень общительная, обладающая неподдельным чувством юмора женщина, предложила предрику изготовить темные очки с диоптриями.

     – В таких очках, – говорила она, – можно и читать, не напрягая зрения, и скрыть свой взгляд от собеседника. Очень удобная вещица. Сама мечтаю такие заказать.
Леска послушался ее совета. Теперь он гордо расхаживал в новых темных очках в Алжирской оправе не только днем, но и в темное время суток.


     Первая, создавая вид, что не знает о нехитром романе Лески с Майкой, еще раз предложила:

     – Евстигней Иванович, как у члена бюро, у Вас должно быть определенное мнение по данному вопросу.

     - Я воздержусь! – еще раз повторил предрик, не поднимая опущенного взгляда.

     Он отчетливо понимал, что каждое его слово, произнесенное в этот миг на бюро, уже к вечеру будет обсуждаться обывателями поселка. «Если защитить, как Лисичанский? А вдруг большинство проголосуют за исключение, тогда начнутся пересуды не в его пользу. Если обвинить, как председатель комитета народного контроля? Тоже нельзя. Всё-таки! Лучше, при обсуждении – воздержусь, а при голосовании – видно будет. Сможет ли мой голос стать решающим» – размышлял он.

    У первой еще теплилась надежда исправить положение, обойтись без исключения.

    Учитывая, что редактор районной газеты Людмила Мишина во всем её поддерживает, Варвара предоставила ей слово. Но оказалось, что в этом-то и была её стратегическая ошибка. Мишина встала, не задумываясь, скороговоркой, но очень отчетливо, произнесла:

     – А что здесь обсуждать и играть в какие-то игры? Всем нам подробности этого происшествия  известны. Исключить и нечего время понапрасну терять.

     Остальные члены бюро были того же мнения.

     Не смотря на это, первая еще раз, теперь уже официальным поднятием руки, предложила проголосовать по данному вопросу.

     В результате: семь членов бюро, включая самоё Варвару, проголосовали за исключение, один – против, один – воздержался.


     Для каждого руководителя районного звена было понятно, что исключение работника аппарата из рядов КПСС не добавило райкому авторитета, а наоборот, подчеркивало необдуманный, поверхностный подход к подбору и расстановке кадров. Понимая это, после изложенных приключений, Варвара снова вынуждена была прошерстить "свой" аппарат. Ей нужно было создать общественное мнение, что она принимает жесточайшие меры по наведению порядка в собственном доме.

     Для многих из сельхозных руководителей было непонятным, почему в числе нескольких освобожденных от работы сотрудников аппарата был перемещен и заведующий отделом сельского хозяйства Арипов Володя в совхоз Крестецкий на должность главного зоотехника.

    Георгий пытался доказать Варваре, что Арипов, это ветврач с большой буквы, но он не зоотехник, в работе которого существует множество неизвестных для ветврача специфических вопросов.

    – Я советовалась со специалистами областного Агропрома, которые подсказали, что ветврач может работать зоотехником, но не наоборот. Вопрос решен! – резко ответила та, дав понять, что по данному вопросу разговор закончен и спорить с ней бесполезно.

     Владимир Иванович не унывал. В создавшейся обстановке он рад был идти на любую работу и куда угодно. А в данном случае – не самый плохой вариант, всё-таки обратно в свой совхоз.


     Отмечу, что вскоре Георгию удалось переместить Арипова на должность главного ветврача совхоза, но это уже отдельная история.