Грань покорности

Любовь Отраднева

(в соавторстве с Valery)

Грань покорности

Посвящается дражайшему соавтору

Изначально этот фанфик писался как «наш ответ фантазиям Прекраснейшей и Милосердной Канзеон Босацу-сама». Мол, у неё-то в фанфике у мальчиков любовь-морковь, мурр-мяу… а на самом деле, подумали мы, если представить себе, что отношения Санзо и Хаккая перешли за грань дружеских – то всё было бы далеко не так благостно. И мы решили это показать. Потому-то здесь и начало похожее на «Богине скучно» – Санзо недомогает и теряет сознание. А дальше… История нас затянула, очень затянула – надеемся, что она не стала от этого хуже.
* * *
Это была не простуда. И не аллергия. И не предвестники надвигающегося дождя – хотя вот это как раз вполне возможно. Ощущение было такое, будто воздух давит виски, в глазах темнело, и пока ехали – было ещё ничего, даже получалось отключиться от обычных перебранок спутников. А вот когда в очередном городе выгружались из машины – Генджо Санзо встал с трудом, а через два шага благополучно упал без сознания.
Нет, сам-то он мог валяться где угодно, и сколько угодно, но не когда рядом буйные беспокоящиеся дети… И Хаккаю, к которому в такие минуты ненадолго переходило управление всей компанией, пришлось, как всегда, одновременно успокаивать Гоку, соображать, куда и как лучше отнести пациента – и, собственно, заниматься переноской. И хорошо, что это хоть было реально – дотащить в одни руки, и всё остальное тоже…
…Санзо очнулся глубокой ночью, почти в полной темноте. Сквозь остаточный звон в ушах слышались какие-то шорохи, и словно бы кто-то глядел на него из ночного мрака – недобрыми, блестящими глазами, жаждущими скверного…
За пистолет Санзо схватился раньше, чем начал соображать – по сути он ещё и понятия не имел, где вообще находится. Но поинтересовался вслух:
– Ну и какого хренова хрена происходит?..
– Ты чего? – что там мерещится буйному красавцу в чине Санзо, Хаккай не знал. Но отбирать оружие или хоть хватать за руку не рискнул. – Хуже стало?
– А, это ты. Не с чем сравнивать, но хреново, – пистолет монах опустил, но голос у него добрее не стал. – Это, значит, ты на меня так таращился?
– Извини, – как именно «так», уточнять, наверно, не стоило.
– Да что с тебя взять. Просто неприятно очень.
– Ладно, ладно… Тебе что-нибудь нужно?
– Да нет. Только чтоб не лезли. А то, знаешь ли… многие бы хотели, но все они уже умерли.
– Догадываюсь. Слушай, если тебе неймётся кого-нибудь пристрелить, давай утром, а пока отдыхай, хорошо?
– Ладно, – Санзо закрыл глаза и попытался лечь поудобнее. Получалось плохо. Никак не проходило то ощущение, что преследовало в забытьи: что чужой зелёный и пристальный взгляд скользит по его телу, раздевает и лапает. Вот хрень какая, да ни при чём здесь Хаккай, ещё не хватало!
Наверно, проще, да и правильней, было бы просто уйти и не мешать. Ничего опасного, по крайней мере для себя, Санзо сейчас бы не натворил. Но Хаккай как сидел прямо на полу у кровати, так и остался сидеть. Старательно глядя куда-то в сторону и прислушиваясь – успокоился наконец или нет.
Монах сердито сопел, пытаясь и в самом деле прийти в норму. Ощущение чужого присутствия не покидало. Наконец Санзо рывком сел – и тут же на всякий случай привалился к стенке. Рявкнул:
– Слушай, хватит! Я же сказал – меня домогаться опасно!
– Извини. Мне уйти?
– Боюсь, так легко ты уже не отделаешься, – Санзо спрыгнул с кровати и схватил Хаккая за плечи. – Сейчас ты получишь то, чего хочешь, так, что мало не покажется!
– Санзо, ты… – и даже громко повозмущаться не вышло, неудобно как-то. – Впрочем, как знаешь…
В следующую секунду Хаккай уже лежал на полу навзничь, а Санзо, пользуясь тем, что не встречает сопротивления, вслепую, на ощупь и яростно пытался сорвать одежду с них обоих. Его снедало только одно желание – отплатить, расквитаться, отдать свою боль другому…
Только вот после обморока всё-таки не стоило делать резких движений, а тем более склоняться над кем-то и опускать голову. В самый разгар боевых действий в глазах монаха снова потемнело, и он рухнул на пол, почти поперёк лежащего товарища по команде.
Как-то эмоционально на всё это реагировать у Хаккая уже не получалось. Подняться, уложить Санзо в постель, немножко прибраться в комнате – и тихонько уйти к себе. И надеяться, что завтра удастся делать вид, будто ничего и не произошло.
* * *
Утро пришло хмурое, но хоть без дождя. И вроде бы недомогание отступило. Осталась только некоторая слабость – да непонятное ощущение, что ночью случилось что-то очень нехорошее. Может, всё-таки просто приснилось?
Санзо с ворчанием одевался, удивляясь, зачем и почему столько с себя снял – обычно он так никогда не делал. Или это сделали за него? И опять вспомнились чужие прикосновения, и всё это, душное и нехорошее, и собственная слепая ярость… Что тут случилось-то?
Примерно об этом он и спросил товарищей, когда сидели за завтраком:
– Я что, вчера валялся без сознания?
– Ага! – радостно подтвердил Годжо.
Хаккай, непривычно задумчивый и серьёзный, спросил о самочувствии и, кажется, ответа бы и не заметил. Гоку полез с переживаниями, от которых Санзо привычно отмахнулся. Кажется, с Хаккаем стоило поговорить наедине…
– Я вчера ничего такого не вытворял?
– Да нет, ничего особенного…
– Точно? – Санзо сверлил его тяжёлым и нехорошим взглядом. – А кто тогда тебе штаны порвал? А мне облачение?
– Как бы тебе сказать… – и хорошо ещё, что их сейчас никто не видел и не слышал.
– Прямо. Я хотел бы, чтобы мне всё привиделось, но…
– Не знаю уж, что там тебе привиделось, но по итогам ты собрался меня отыметь и отрубился в процессе, – ровным голосом сообщил Хаккай, упрямо глядя куда-то мимо. – Извини.
– Что-о?! – праведно возмутиться у Санзо не получилось. – Значит, всё-таки правда… Но если ты извиняешься – значит, есть за что. Значит, ты начал первый.
– Тебе виднее.
– Да я не помню. Но на пустом месте я бы такого не сделал. Хотя да, тоже извини.
– Ничего.
Смотреть в глаза было и вправду невозможно, и оставалось только делать вид, что всё на этом и закончилось… Но получалось не очень-то.
– Не ожидал от тебя.
– Прости, это было… – Хаккай попытался поймать-таки взгляд Санзо. – Больше не повторится. Ты ведь знаешь, если я когда-нибудь хоть что-нибудь скажу, сделаю или даже подумаю в твой адрес – то только с твоего разрешения.
– Ну ладно, – и их глаза всё-таки встретились, и взгляд у Хаккая был честный, ясный, и у Санзо даже от сердца отлегло. – Я тебе верю. Ты и правда не сделаешь лишнего. А если сделаешь – я тебя убью.
– Я знаю.
* * *
И всё вроде пошло по-прежнему, и жизнь была, мягко говоря, насыщенной, но на всякие вредные размышления время у Санзо всё-таки оставалось. Хотя бы то, которое компания проводила в дороге – не каждый же день на них нападали, иногда машина просто катила и катила на Запад, и чем заняться по-настоящему было только водителю. На заднем сидении привычно переругивались, а Санзо курил и ловил себя на одних и тех же мыслях.
«Он обо мне думает… так. Он меня хочет и… и, наверно, надеется, что когда-нибудь я ему разрешу».
В голове это почти не укладывалось. А ещё хуже там укладывалось то, что доселе любого и каждого, пожелавшего его тела, даже помыслившего об этом, Санзо пристрелил бы на месте – да и приходилось, убивал! – а тут и стрелять не хотелось, и поток мыслей продолжались коварными «а если… а мы могли бы…» И самому думать «так» о Хаккае вдруг оказалось приятно, волнующе… И за это Санзо себя почти ненавидел.
Ну и до чего могут довести такие мысли, когда их объект изо дня в день, много часов сидит рядом с тобой, на водительском месте, и ты косишься на него, зеленоглазого-красивого, украдкой и даже боишься случайно задеть плечом?..
Да и он тоже всё так же улыбается всем и никому, прячет глаза и старается держаться подальше. Когда есть такая возможность, конечно…
А с их образом жизни возможностей не так много, ведь то и дело приходится подставлять друг другу плечо и всё такое. В бою-то не заметишь, а вот после… Рано или поздно накопившееся электричество должно было разрядиться и ударить обоих.
…И ведь чем дольше держишься – тем больше накапливается. В один не прекрасный день, после того, как им пришлось поддерживать друг друга и перевязывать раны – хоть и не очень серьёзные – Санзо сделал Хаккаю знак рукой: мол, пойдём, выйдем, поговорим без свидетелей.
Возможным свидетелям, к счастью, было не до того.
– Да?
– Ты не находишь… – Санзо внезапно оказался совсем близко, опершись руками о стену по обе стороны от Хаккая, – что с этой хернёй пора заканчивать?
– Наверно, пора.
– Тогда пошли ко мне. И покончим с этим. Надеюсь, навсегда.
– Хорошо.
…И снова всё повторялось, как тогда – быстро, яростно, не заботясь о чувствах партнёра, стараясь только освободиться от того, что жгло изнутри… Только в этот раз Санзо довёл дело до конца. И сразу отстранился, пока не в состоянии как-то осмыслить – помогло или нет…
Хаккай лежал к нему спиной, безучастный, равнодушный… Как чуть раньше не оказывал никакого сопротивления – так и сейчас не пытался возмущаться или что ещё… Да и чем было? Боли он почти не чувствовал, и вряд ли только из-за демонической своей природы. Быть с Санзо… быть хотя бы так, да и как может быть по-другому?.. Этого хотелось, это сбылось – и никто не узнает, сколько это значило для него, Хаккая. И Санзо в первую очередь.
– Ну что, доволен? Узнал, как оно – быть со мной? И не мечтай, местами не поменяемся, – а самому ведь и об этом порой думалось, да…
– Доволен. Ещё раз – извини, если что…
– Да нет, знаешь ли, всё прекрасно. Сходи за сигаретами, ладно?
– Да, сейчас. Ещё чего-нибудь надо?
– Нет, – Санзо отвернулся. Он сам не понимал, что ему надо – от Хаккая, от себя, вообще от жизни…
* * *
За эти несколько месяцев, разумеется, только слепой не заметил бы, что между Санзо и Хаккаем что-то происходит. А уж младшие товарищи по команде тем более знали почти всё… Или догадывались. Хотя, конечно, пусть даже из любви к процессу, но всё равно не раз спорили, пока никто не слышал…
Наивный Гоку слушал Годжо с расширенными глазами:
– И как, и чего, и так разве бывает? Они что-то последнее время друг друга видеть не хотят…
– Вот и именно, если уж так друг на дружку не смотрят, значит, точно…
– Ну понятно. Им стыдно, что они такие большие, умные и крутые – а занимаются такими глупостями.
– Вроде того.
– Зачем им это надо вообще, не понимаю!
– Да если б я знал. Вот уж от кого никогда не ожидал…
– Нет, ну ладно дружат, но вот так… Они же оба парни, нафига, правда же?..
– А чёрт их разберёт, и спрашивать не стану, жить охота, – Годжо выразительно закатил глаза. – Мать вашу, с кем я в одной машине еду…
– Ну, может, им так лучше будет? По крайней мере, Санзо всё время о чём-то думает, и меня почти не лупит, и меньше ругается…
– Угу, пускай сами разбираются, нам спокойнее.
…А когда они таки «разобрались» – это тоже не прошло незамеченным. Теперь эти двое горе-любовников прятали друг от друга глаза ещё старательнее…
Зато наблюдать за ними – с безопасного, конечно, расстояния – было очень забавно. И строить жуткие предположения, что там у них произошло – тоже… иногда. А иногда почти страшно.
Вроде не поругались, но что тогда? Загадочно это было, и обоим невольным зрителям это не нравилось.
– А если они поссорятся и у нас больше не будет команды? – страшным шёпотом спрашивал Гоку. – Развод, Хаккай с машиной в одну сторону, а мы в другую… он ведь так не может, ведь правда же?..
– Не каркай, обезьяна, – Годжо и сам об этом невольно думал. – Не должны, куда они денутся…
– Пусть бы уж лучше и правда жить друг без друга не могли, я даже обещаю не ревновать, только бы Санзо счастлив был… Да и Хаккай тоже.
– Ага. Ладно, вроде ж не дураки, разберутся.
* * *
В душе Санзо после случившегося осталось, пожалуй, одно сплошное опустошение. И чувство неловкости, даже вины – нельзя же так человека использовать и даже не сказать ему ни одного путного слова! За что было так набрасываться и вымещать обиды на мир? Только вот Санзо понимал: Хаккай такой один, больше никто не стерпит, а значит – они связаны ещё прочнее, чем раньше, и не застрахованы от того, что всё случится снова.
Хаккаю было неловко не меньше – он вообще очень не любил, когда кто-то из-за него переживал. А уж тут тем более. Вот только что можно сделать, он не знал – и привычно ждал решения Санзо. А там – как скажет, так тому и быть.
Ну а что Санзо мог сказать хорошего, кроме – и не так ведь много времени прошло, только, может, конечно, снова собирался дождь: «Идём со мной, ты мне нужен!»
И что тут можно было ответить? Только кивнуть и пойти.
Санзо хотелось понять – помогает ему такая близость или нет. Можно было сказать и хуже – хотелось распробовать. Потому что в тот раз была сплошная искавшая выхода злость, во многом на себя самого, а плюс к ней – если только «ах, ты этого хотел – получай!» А сейчас… стоило всё-таки вести себя поприличнее, и не приказывать своим обычным тоном «Раздевайся!» – а самому помочь, и более-менее аккуратно, пусть и глядя в сторону…
Хотя, кажется, от него этого особо и не ждали. Так же как и того, что когда уложит – пройдётся руками по телу, стремясь почувствовать… Всё, конечно, без единого слова, хотя внутри-то было беспокойство – что он чувствует, боль, неудобство, унижение или всё же?.. У самого Санзо в душе царило полное смятение.
…Куснуть в шею сзади под волосами, прижать к себе – хоть бы всё продлилось подольше, не хочется же отпускать! – но потом резко отстраниться, перекатиться на другой бок и со скучающим видом закурить. Просто потому, что ни за что на свете не найдёшь нужных слов…
– Мне уйти или ещё что-то надо? – и голос у Хаккая был какой-то слишком уж спокойный, да и взгляд тоже.
– Хочешь – останься, – это выскочило раньше, чем Санзо подумал. Хотя поворачиваться лицом и тем более дотрагиваться – всё равно не собирался.
– Хорошо.
Так они и пролежали – кто знает сколько – рядом, но не вместе, молча, но чувствуя слабое тепло друг друга. Пока Санзо не затушил очередную сигарету и не прикрыл глаза, старательно притворяясь спящим…
Только чтобы услышать, как Хаккай уходит. Осторожно, стараясь не побеспокоить.
Наверно, так правильно, не обнимать же его было, не… Он и так дал сейчас Санзо больше, чем мог хоть кто-нибудь в этом мире – и вот знать бы только, что получил взамен. А ведь не спросишь… А если и спросишь – то вряд ли будешь готов услышать ответ…
* * *
Так вот оно и продолжалось – без изменений. Неужели обоих устраивало?..
Хотя, конечно, не могло такое устраивать, и, наверно, надо было что-то с этим делать, и Санзо даже честно попытался, лёжа как-то рядом с Хаккаем и буквально на волос не касаясь плечом его плеча:
– Тебе-то это всё зачем, неужели правда надо или так хочется?
– А тебе не всё равно?
– Представь себе, нет, – и сразу пришла злость…
– Не представляю. Ты-то вроде и так получаешь, что хочешь, какая разница, почему.
– Мне надо знать, зачем ты это терпишь.
– Зачем?
– Ну тупо интересно, блин. Не люблю трахать людей, которых не понимаю, – Санзо, как всегда, перегибал палку, но по-другому бы и не получилось.
– И, по-твоему, что-нибудь изменится, если я что-то скажу?
– Что-то тебе давно пора сказать. Потому что ты не только из-за меня лежишь как бревно, не хотел бы – не лежал.
– Значит, хочу. Доволен?
– Доволен, – а может, это было и правдой, несмотря на злость. Хотя после такого оставалось только, как всегда, резко повернуться спиной и больше не разговаривать…
Может, проще было и правда не знать.
* * *
– Идиот ненормальный! – Санзо пытался кричать шёпотом, чтобы не сбежались младшие, которых он и так еле выгнал из комнаты. – Ты зачем подставляться полез? Я тебе умирать не разрешал!!!
Сегодня с утра команда вляпалась в очередную заварушку, в которой Хаккаю досталось больше всех – прикрывал остальных. И теперь ему приходилось залечивать раны и восстанавливать силы…
– Извини. Не умру, ты же знаешь, – Хаккай устало улыбался. На сей раз взять за руку, успокоить не давало ему не то, что Санзо мог бы и не понять. Просто – трудно это было.
– Да уж надеюсь, что не умрёшь, – Санзо присел на краешек постели. Заглянул в побледневшее лицо, нахмурился, пытаясь понять, насколько Хаккаю хреново. Обычно-то он сам всех лечил, а теперь вот… Санзо дико хотелось положить ему руку на лоб, хотя толку-то от этого, или прилечь рядом и обнять, хотя вот это могло бы и навредить Хаккаю. – Сколько думаешь вот так валяться?
– Не знаю. Надеюсь, пару дней, не больше.
– Смотри у меня, – а успокоиться никак не получалось. – Уж я бы тебя на ноги поставил – если бы умел. Как же меня это всё достало!..
И, говоря так, Санзо наклонялся всё ближе к Хаккаю и сам не замечал, как подсовывает руку ему под голову и сам почти что ложится головой к нему на грудь.
«Если я тебя потеряю – это будет… это будет…»
– Не переживай, куда я от тебя денусь…
– Правильно, попробуй только, – «Застрелиться и не жить это будет, чёрт возьми!»
А ведь у них и не бывало таких вот… моментов. Только когда… но ведь нельзя же его сейчас трогать, только хуже сделаешь! Но всё равно… трогалось, само, пальцы стремились прикоснуться к коже, ощутить – живой, тёплый, нормально всё будет…
– Не буду, не буду, ладно тебе, – и думалось невольно: это кому ещё сейчас хуже.
«Сейчас, сейчас встану и уйду, пусть выздоравливает спокойно…» – но не получалось. А вместо того выходило, что уже лежали рядом, и обнимались, как ни разу прежде, и теперь уже Санзо пристроил голову Хаккая к себе на грудь, и кожу холодили три серьги-лимитера, и это только больше заводило, хотя обоим нужен был полный покой…
Только вот сейчас это никого не волновало.
Санзо, в его полубезумном состоянии, волновало скорее другое, и сильнее, чем всегда – отсутствие явного отклика. Хотя мог бы и сообразить – не до того Хаккаю сейчас… Но думалось про другое – его хоть вообще можно расшевелить? И да, вообще-то можно, только опасно…
Но пальцы монаха уже сами тянулись к первой серьге.
Хаккай заметил это слишком поздно. А сил особо не было, ни на то, чтобы возразить – ни даже на то, чтобы хоть как-то сдерживать превращение.
Санзо же смотрел на него – и не видел перемен, а знал только одно: то страшное, что он сейчас высвобождает – правильно, оно должно помочь Хаккаю быстрее восстановиться и… и…
Последний, третий лимитер со звоном полетел на пол, и Санзо с открытыми глазами встретил то, что должно было на него сейчас наброситься. Всё равно же ничего плохого не сделает, просто не сможет.
Хотя со стороны наверняка показалось бы – сможет.
Существо было поистине страшным. И демонически красивым – может быть, поэтому Санзо его и не боялся. Глядел в глаза, ловя на дне их что-то осмысленное – или казалось? – и шептал то, что в голову не пришло бы сказать нормальному Хаккаю:
– Если ты стал самим собой – ты сможешь мне показать… всё, что чувствуешь ко мне!..
– А не пожалеешь? – голос у демона был почти привычный, мягкий, а вот улыбка словно чужая.
– Никогда, – Санзо так и не отстранялся, наоборот – подавался ближе.
– Забавно…
И оживали узоры на коже, сползали, тянулись к Санзо прохладной лозой, ласкали так, как руки бы никогда не смогли…
И казалось, что это сон, в котором можно всё. И даже невозможно было ответить на такие ласки, чтобы это было… сравнимо, и теперь уже Санзо проще было лежать, не двигаться, принимать – и сходить с ума…
И потом, когда он засыпал, утомлённый и блаженный, в затуманенном сознании мелькнула мысль: вот теперь он понимает, что обычно чувствует Хаккай!
А тот сейчас думал только об одном: как можно быстрее надо дотянуться до серёг и вернуться в человеческий облик. А потом просто отключиться и хотя бы до утра не думать вообще ни о чём.
* * *
Утро не принесло ничего хорошего. Ну, то есть, чисто физически-то лучше стало, но и только. А вот на душе было паршиво, хотелось не то самому застрелиться, не то прибить всё-таки этого идиота Санзо. Впрочем, Хаккай не сомневался, что даже сейчас – всё равно выберет первое. И лучше уж было убраться куда-нибудь подальше, чтобы и правда не сорваться…
– Ты куда? – Санзо открыл глаза, и его мимолётно-прекрасное настроение, воспоминания о минувшей ночи мгновенно начали тускнеть. Что-то было очень не так… Как и всегда.
– Какая разница…
– Не вздумай. А если не вернёшься?
– И что?
– Сказал – не вздумай. А ты говорил, что никуда от меня не денешься.
– Да иди ты, Генджо Санзо Хоши-сама, куда подальше и надолго. Можно подумать, тебе на меня не наплевать.
– Мне на тебя не наплевать!!! – монах вскочил с постели, не заботясь ни о собственном неприличном и растрёпанном виде, ни о том, что услышат ведь… – Просто достал своей покорностью, и вообще всё ради тебя же!
– Да ты что…
– Конечно, а ты как думал?
– Как-как. Ты захотел – ты сделал.
– Так для твоей же пользы, идиот! Ещё скажи, что тебе не понравилось!
– Да какая разница! Если так не понимаешь, подумай, что было бы, если бы я с тобой что-нибудь сделал. И не говори, что не смог бы, этого ты не знаешь.
– А мне, может, наплевать! Я уже так со всем этим затрахался, что лучше такой погибели… ничего бы быть не могло!
– Тебе – может быть.
– А ты бы после этого жить не смог? – до Санзо наконец доходил масштаб бедствия. – Тогда да. Тогда конечно.
– Так что иди ты… И я пойду. Тоже далеко и надолго.
– Пошли.
Санзо наконец оделся, мимоходом подумав, что ему ещё долго не придётся ходить с открытыми плечами и шеей. Хотя какая разница уже…
Только вот за дверями комнаты их ждали. Не то что подслушивали, просто сбежались на шум, но всё равно поняли – что-то не так. И, в частности, Гоку почти ревел…
– Ты что? – наклонился к мальчику Хаккай. Вот ещё всеобщей депрессии сейчас не хватало для полного счастья.
– Давайте вы помиритесь, а? – жалобно попросил Гоку. – А то страшно…
– Помолчи, – Санзо не рявкнул, как обычно, просто тихо и устало сказал. – Это наше дело, и к общей миссии не имеет никакого отношения.
– Не бойся, – Хаккай более-менее убедительно улыбнулся. – Никто никуда не разбегается, мы просто не поняли друг друга. Это пройдёт.
«Правда пройдёт?» – спросил себя Санзо, но тоже очень убедительно и уверенно кивнул. И у Гоку на душе сразу полегчало. Всё становилось привычным…
Годжо долго и с сомнением разглядывал товарищей. Поверить их честным и уверенным лицам не получалось.
– Санзо. Выйдем-пошепчемся?
– Ну пошли, – хуже уже не будет, а вот лучше – может быть.
– Ты не охренел? – с желанием как следует приложить командира об стенку Годжо кое-как справился, а вот орать был намерен сколько понадобится. Убедившись, конечно, что никто не подслушивает. – И чего ты ещё сделал, чтобы так его довести?
– Лечил я его, – буркнул Санзо. – Экстремальными методами. А он обиделся…
– Вижу я, какими экстремальными. Ты как, никогда не обращал внимания, что он сам об этом думает? Или просто, как всегда, решил не беспокоиться?
– Ну, скажем, я не думал, что до такой степени… – Санзо правда было стыдно, а это редко случалось. – Как думаешь, он простит?
– Не знаю. Я бы не стал, а он всё-таки слишком добрый.
– Как же это всё… сложно. Но спасибо, в любом случае. Ты его знаешь давнее и лучше, чем я…
– Только поэтому я тут тебе ещё что-то объясняю.
– Ага, я понял. Я извинюсь… если получится.
* * *
И ведь как это оказалось трудно – просто подойти и сказать: «Извини… прости меня». Тем более что они вообще не привыкли душевно общаться, и какое-то время всё просто шло по инерции, только Санзо больше замыкался в себе, меньше проявлял раздражение спутниками и был рад уже тому, что некоторые мартышки не требовали публичного примирения с поцелуями – даже если и чувствовали, что не всё ладно. Но через какое-то время, всё-таки оставшись с Хаккаем наедине, Санзо эти слова произнёс.
– Да что с тобой поделаешь, – устало вздохнул Хаккай. – Куда я денусь-то…
– Правда никуда?.. – из этого вытекало, что всё пойдёт как раньше, до той ночи, хотя разве же это плохо?.. Даже если неправильно.
– Правда.
И больше уже опять можно было ничего не говорить. Хотя Санзо всё же пытался пообещать, что больше никогда не посмеет… Даром что знал: ту ночь он никогда не забудет, а повторить или превзойти – невозможно. Только ещё более невозможно – потерять то, что есть здесь и сейчас.
…И опять было властное «пойдём со мной», только с опущенным взглядом, и опять всё почти как всегда, только стараясь нежнее, медленнее, стараясь почувствовать, проникнуться, и не то чтобы подлизаться, но… а главное – понять: правда ли простил, будет ли всё как раньше? Или вдруг даже лучше?..
Хотя, может, и не стоило загадывать-то… Но на сей раз Хаккай потом не спрашивал, остаться ему или нет, и уходить вроде бы не собирался. Пусть даже и молчал.
Санзо тоже молчал и отворачивался, правда, в одной-то руке у него была вечная сигарета, а другую он вроде бы небрежно пристроил Хаккаю на плечо. Контакт был необходим – только показать это трудно.
После ещё одного вроде бы нечаянного прикосновения Хаккай улыбнулся чуть заметно, быстрым движением отобрал у Санзо сигарету. Затянулся – и даже, кажется, не без удовольствия – и вернул, всё так же улыбаясь.
– Эй… – Санзо воззрился на него в удивлении. – Ты же не куришь. Или… – он нервно рассмеялся, – это что, первый поцелуй такой?..
– Понимай как хочешь, – но за обычной равнодушной покорностью в голосе прятались подозрительно весёлые интонации.
И от этих подспудных искорок в Санзо тоже что-то загоралось – что-то живое, даже, может, хулиганское… И эту сигарету, что они разделили на двоих, после одной короткой затяжки монах затушил прямо об стол. А потом перегнулся к Хаккаю, склонился над ним, крепко взяв за плечи, поймав наконец взгляд и явно показывая, как намерен понять брошенный ему вызов.

Март-июнь 2010