Убийство как цена за счастье

   Предисловие.
   Отдыхающий после тяжелого ранения бывший майор ОВД Артем Кириллович Ростоков узнает о смерти  лучшего друга, погибшего при загадочных обстоятельствах от офицера ФСБ. Узнав, что его друг работал в рядах службы безопасности, Ростоков отказывается от расследования убийства до тех пор, пока не узнает, что его самого обвиняют в смерти давнего друга… Майору предстоит узнать, был ли мотив для убийства офицера ФСБ в результате профессиональной деятельности или же здесь сыграли другие причины?
Глава первая.
1
    Я никогда не думал, что детективные романы пишутся, выливаясь из действительности. Никогда, до того момента…
    В комнату вошел стройный, по виду явно, офицер и, оглядев комнату, направился ко мне.
    - Ростоков Артем Кириллович?
    - Да, - кивнул я, подав для рукопожатия руку. – Чем могу служить?
    Офицер улыбнулся:
    - По вам видно, что вы недавно в отставке, Артем Кириллович.
    Я лишь пожал плечами.
    - Как самочувствие? – учтиво спросил он, усаживаясь на кровать напротив.
    - Нормально, - ответил я.
    Дело в том, что эта сцена происходила в санатории, на берегу Черного моря, куда меня направили после отставки из Новороссийского ОВД. В результате предотвращения теракта я был серьезно ранен в грудь и левую руку. Но после реабилитации мой начальник довольно прозрачно намекнул о отставке, так как хотел на мое освободившееся место пристроить своего племянника. И я, в добровольно-принудительном порядке, был вынужден подчиниться.
    - Я – подполковник Федеральной службы безопасности Берестов Павел Андреевич, - представился офицер, доставая удостоверение.
    - Ну, а кто я, вы, конечно, знаете, - предположил я.
    - Ростоков Артем Кириллович 1976 года рождения. Уроженец города Новороссийска, сын простого шахтера, погибшего в 1985 году при обвале. Окончил Краснодарский юридический институт, работал в Новороссийском ОВД  с 2002 по сентябрь 2008 года. Участвовал в предотвращении теракта в октябре 2002, при Бесланской операции и в пяти мелких операциях. Ушел в отставку по собственному желанию. Я все правильно сказал?
    - Да, - удивился я. – Но как я могу понадобиться ФСБ?
    - Тогда сразу к делу, - подытожил подполковник, оглянувшись, чтобы проверить, нет ли лишних глаз и ушей. – Несколько дней назад, а если быть точнее, три дня назад, был убит некий Петр Владиславович Карасулев. Вам известна эта фамилия?
    - Конечно, - кивнул я, ощущая неприятный привкус на губах. – Это мой друг. Но, когда?..
    - Когда его убили? – переспросил офицер. – Три дня назад, на побережье.
    - На побережье? Но какое это дело имеет ко мне?
    Берестов отбросил волосы со лба.
    - Перед тем, как он был убит, Карасулев отдыхал именно в этом санатории и именно на этом этаже…
    - И неужели еще и в моей комнате? – предположил я.
    По его тревожному взгляду и натянутому молчанию, я понял, что угадал.
    - Так, - протянул я. – И вы хотите, чтобы я выяснил, кому была выгодна его смерть?
    - Да, - не стал церемониться подполковник.
    - Почему?
    Офицер удивленно посмотрел на меня.
    - Я думал, вы догадались…
    - А что, если я не соглашусь?
    - Хм-м-м, - протянул он, доставая из папки исписанный лист. – Тогда взгляните вот на это…
    Я взял листок. Он оказался показанием какого-то Прошина, давшего показания против меня, будто бы я имел основания убить лучшего друга…
    В душе у меня закипала злость: я, офицер правоохранительных органов, «имел основания убить лучшего друга»?! Что за бред?!..
    - Что это за бред? – спросил я, стараясь сдерживать вскипавший гнев. – Кто этот Прошин?
    - Прошин Аркадий Николаевич, инженер строительных работ. Три дня назад написал на вас заявление по обвинению в убийстве Карасулева Петра Владиславовича.
    - Я понял, - перебил я подполковника. – Но зачем ему обвинять меня?
    - По-моему, его принудили написать это заявление, Артем Кириллович, - снова оглянувшись, сказал офицер. – На вас уже ведется «охота»…
    - Они знают, где я? – тревожно спросил я. – Что мне делать?..
    - Только содействовать нам, - спокойно ответил Берестов. – Иначе – или-или…
    - Вы мне гарантируете защиту? – подошел я к разговору с другой стороны.
    - Конечно.
    - Чем докажите свои слова?
    - Если вы распутаете это дело, то получите место в нашей службе, - с этими словами он достал контракт с моими инициалами. – Не хватает только вашей подписи и официальной печати.
    Я протянул руку за контрактом и поверхностно взглянул на него. С первого взгляда все было будто бы нормально, но всякое могло быть…
    - Он подлинный? – спросил я.
    От изумления у Берестова брови поползли вверх.
    - Конечно.
    - Хорошо, я согласен, - сдался я. – Но у меня есть несколько своих условий…
    - Говорите, - с готовностью ответил подполковник.
    - Во-первых, я работаю всегда один. Ясно?
    Офицер кивнул:
    - Продолжайте.
    - Во-вторых, я не хочу, чтобы меня проверяли, либо за мной следили… Вам ясно?
    - Ясно, продолжайте.
    - В-третьих, я настаиваю, чтобы мои родные и близкие всегда были в безопасности. Вы, надеюсь, догадались, о чем я говорю?
    - Конечно. Это все?
    - И последнее, - заканчивал я. – Мне нужно будет оружие и необходимое оборудование. Я могу рассчитывать на ваше содействие в этом?
    - Естественно, - подполковник встал. – Рад, что вы согласились на содействие…
    - Можно последний вопрос? – задал я вопрос. – Почему вы заинтересовались этим делом?
    Подполковник нахмурился.
    - Вы знаете, какую должность занимал Карасулев?
    - Начальник вневедомственной охраны, - сказал я.
    Удивленный взгляд офицера заставил меня почувствовать себя полным идиотом.
    - Он был начальником моего отдела, отдела по расследованию убийств.
    Я почувствовал, что совершенно не разбираюсь в людях.
    - Вы напрасно терзаетесь, что будто бы плохо знали друга, Артем Кириллович, - проницательно заметил подполковник. – Лишь двенадцать человек знают настоящую профессию Карасулева. Пардон, уже не двенадцать, а тринадцать. Вы, надеюсь, не суеверны?
    - Как вы думаете, товарищ подполковник, может ли майор в отставке, прошедший бог весть сколько операций, быть суеверным? – улыбнулся я.
    Подполковник усмехнулся и отрицательно покачал головой.
    - Вот и я о том же, - подытожил я.
2
    Единственное значительное неудобство большого приморского санатория – это бешеная скорость распространения слухов. Буквально через час, после того, как Берестов ушел из санатория, весть о том, что Артем Ростоков расследует дело об убийстве друга, бывшего начальника вневедомственной охраны, распространилась по всему санаторию и его окрестностям.
    Я сидел на лавочке, в тайне от врачей и медсестер, покуривая сигарету, скрытый густыми зарослями какого-то теплолюбивого кустарника. По тропинке, ведущей к моему укромному местечку, послышались чьи-то бодрые, быстрые шаги, направляющиеся прямо ко мне.
    Я поспешно выкинул сигарету, оставшуюся печально догорать в траве, и уселся поудобнее на лавочке, закинув ногу на ногу. В просвете между кустарниками показался знакомый силуэт, заставивший меня пожалеть о недокуренной сигарете.
    - Славка, сволочь! – незлобно выругался я, оборачиваясь к другу. – Черт бы тебя подрал, Славка!
    - А что? – нахмурился Слава. – Что я опять сделал не так?
    - А вот что! – я ткнул пальцем в догоравший окурок.
    - А, ясно, - потянувшись, лениво ответил Слава, присаживаясь ко мне. – Ты же вроде бы бросал?
    - Бросал, - буркнул я – но из этого ничего не вышло.
    - Что и следовало ожидать, - процитировал Славка свою любимую фразу. – Так не делают, друг.
    Я удивленно уставился на него, не понимая, о чем он говорит.
    - Я, значит, считаюсь твоим другом, а о том, что ты работаешь на «федералов» я узнаю последним. Это по-дружески, да?
    Я усмехнулся:
    - Слав, будто я не знаю, что эти сплетни ты сам и разносишь…
    - Ну, и что? – все еще сердился друг. – А сказать, что, не судьба?
    - Брось сердиться, Слав. У меня кое-что новое есть.
    Лицо Славы осветилось улыбкой.
    - Похоже, что я знаю настоящий мотив для убийства…
    - А разве это не месть за профессиональную деятельность?
    - Эта версия сразу отпадает, - заявил я. – Зачем убивать человека прямо на пляже, на виду у тысячи людей? Пляж – это такое место, где на сотню метров вокруг все прекрасно видно. Зачем убивать на пляже, где свидетелей может быть куча? Не лучше убить где-нибудь в переулке, а потом привезти или притащить тело на пляж, под покровом ночи?
    - Что сказали «федералы»? Он был убит на пляже или в другом месте?
    - Ничего он мне не сказал, - ответил я. – Но, подумай, мотив по профессиональной деятельности сразу напрашивается на ответ. Где ты видел убийцу, убившего по столь очевидному мотиву? Я тоже такого не встречал. Тогда первостепенная задача – это Петина личная жизнь, понимаешь?
    - Что? – не поверил Слава. – Ты думаешь, что любовный треугольник?
    - И этот вариант не следует исключать, - подтвердил я, вставая. – Я собираюсь в город, пойдешь?
    - Пойду, - Слава зашагал за мной. – А ты, я вижу, почти уже здоров.
    Я усмехнулся, поскольку всем, включая Славу, не показывал, какую боль мне причиняют еще не до конца зажившие швы.
    - Пойдем. Нам есть, что сегодня надо успеть.
    Славка хмыкнул, но промолчал, продолжая идти вровень со мной.
    Миновав ворота санатория и не обратив внимания на подозрительно посмотревшего нам вслед охранника, мы ускорили шаг.
    - Куда бежишь? – возмущенно пробормотал, отдуваясь, Славка. – Ты постой!..
    Я замедлил шаг, позволив другу нагнать себя. Тот, прижав руки к правым ребрам и тяжело дыша, пробормотал:
    - Ты все-таки…поосторожнее… Я же не…ох-х-х!
    Я всерьез забеспокоился, вспомнив, что он всего два месяца назад перенес операцию на ребрах, сломанных в семи местах; врачи собирали ребра по косточкам. Насколько я знал, он был военным летчиком. Во время испытания нового истребителя, он, не справившись с управлением, спикировал с высоты пяти километров в сосну, отчего его собирали по кусочкам, а от сосны осталось только пепелище…
    - Извини, Слав, - я заботливо погладил друга по плечу. – Забылся…
    - Ладно, - откликнулся друг. – Давай лучше пойдем, только потише.
    В полном молчании мы прошли метров двести. Я каждые три минуты косился на Славку, но тот даже виду не подавал, что прогулка пошла ему не на пользу. Под конец, заметив мои тревожные взгляды, он не вытерпел:
    - Да в порядке я, в порядке! Ну не смотри на меня так!
    Я поспешно отвел глаза и стал смотреть на дорогу, покрытую толстым слоем пыли.
    - Куда мы идем? – желая разрядить обстановку, спросил Славка.
    - Мы сегодня должны успеть посетить этого самого Прошина и узнать, кто заставил его написать на меня заявление.
    - Ты все еще уверен, что его заставили написать? – усомнился Слава.
    - Уверен. Иначе, зачем же Прошину катать заявление на совершенно незнакомого человека?
    - Ну, не знаю, - задумался друг. – Может, ему за это заплатили?
    - А вот этот вариант точно отпадает, - заявил я. – Неужели у инженера строительных работ не найдется денег на проживание? Но, ты подкинул мне идею… Не сможешь ли ты узнать, в какой фирме работает этот Прошин и поинтересоваться, как у нее, фирмы, идут дела?
    - Смогу, конечно, но вряд ли это…
    - Поможет, Слав, поможет, - догадавшись об окончании фразы, закончил я. – Если дела пойдут плохо, то и шансов, что Прошин согласится на взятку, будет больше, понимаешь?
    - Понимаю… Но я не об этом. Если Прошин взял деньги, чтобы написать на тебя заяву, то неужели он не знал, кто ты такой?
    - И что?..
    - А то, что он не знал, на кого пишет, Тем, понимаешь?
    - Просто написал, и все? Не зная человека? Из-за денег? Что-то я за свою практику этого не припомню…
    Слава усмехнулся, глядя мне в лицо:
    - Господи, Тем, ты разве телевизора не смотришь? Мне ли тебе об этом втолковывать?
    - Ты забываешь, Слав, что я полгода не работаю. Ну, а телевизор…я уже не помню, когда его смотрел в последний раз…
    - Не стоит устраивать панику. – Оборвал меня друг, зная, что последует за этой фразой. – А ты куда направишься?
    - Заеду в ФСБ, заберу пистолет и аппаратуру, потом – к Прошину.
    - Где встретимся и когда?
    - В парковой аллее, недалеко от городского парка, в 18 часов.
    - Ага, согласен, - кивнул Слава, выходя на перекресток и голосуя. – Тогда до скорого!
    - Увидимся! – Поднял я руку на прощание и направился по шоссе.


3
        Я никак не ожидал, что филиал ФСБ может позволить себе такие апартаменты. Здание, облицованное пластиковой плиткой , высотой примерно около двадцати метров, внушали какой-то благоговейный трепет и ощущение невидимой мощи, исходящий только из одного название – филиал Федеральной службы безопасности.
       Я вошел в приемное помещение, немногим меньше зала ожидания аэропорта и огляделся. Кроме стоящего возле дверей охранника, неотступно следившего за моими действиями, в зале никого не было. Я молча развернулся в его сторону и подошел к нему, про себя отметив, как хорошо, что я одел свой лучший костюм. По-видимому, здесь встречали и провожали по одежде. Я едва заметно усмехнулся и вежливо поинтересовался:
      - Молодой человек…
     Но едва только я открыл рот, как охранник жестом остановил меня и связался с кем-то по рации:
      - Павел Андреевич, к вам пришел молодой человек, по вашему описанию подходящий.
     Из портативной рации послышались какие-то посторонние звуки, а потом голос Берестова:
     - Спросите молодого человека, сколько спецопераций он провел.
    Я отмахнулся, не позволяя охраннику повторить вопрос, и ответил:
     - Беслан, октябрь 2002, пять более мелких.
     - Слышали, товарищ подполковник? – обратился  сотрудник к Берестову.
     - Да, слышал, - произнес офицер задумчиво. – Проводите ко мне, лейтенант.
     - Хорошо, - лейтенант отключил рацию и обратился ко мне: - Пойдемте со мной, гражданин.
     Мы прошли через обширный зал, пешком поднялись на второй этаж и повернули по коридору направо. Коридор был достаточно освещен, чтобы по достоинству оценить его интерьер. И это, безусловно, сыграло немаловажную роль в восприятии моей миссии.
     Молодой офицер остановился перед дверью, за которой, вероятно, находился кабинет Берестова, но, постучавшись, предупредил меня:
     - Подождите минуточку, гражданин.
     Я с недоуменным видом остался стоять у двери, без дела осматривая узкий коридор. Ничего примечательного – картины в позолоченной оправе с изображением пейзажа, настенные бра с маломощными лампочками, да дорогой ковер.
     - Прошу, - пригласил меня лейтенант, приглашая в кабинет.
     Я вошел, надеясь увидеть шикарные апартаменты, но во второй раз был обманут в ожиданиях.
     Это было всего лишь помещение для допросов, несколько похожее на американское. За глухой стеклянной перегородкой находилось прямоугольная комната с небольшим, дешевым столом и парой пострадавших от времени стульев. С другой стороны находились мы, ожидая неведомо кого.
      - Извините, Артем Кириллович, - внезапно обратился ко мне знакомый голос – голос Берестова. – Но в моем кабинете сейчас производится следственный эксперимент. Я был вынужден пригласить вас сюда. Вы свободны, - сказал подполковник замершему в ожидании лейтенанту.
      Когда дверь за ним закрылась, Берестов жестом пригласил меня в соседнюю комнату.
     - Простите меня, что заставил вас пройти столь неприятную процедуру опознания, но таковы правила…
     Я небрежно махнул рукой, не придавая значения его оправданиям.
         - Давайте лучше перейдем к делу, - я сел на стул. – Вы приготовили то, что я просил?
     - Конечно, - кивнул подполковник, выложив на стол еще какие-то вещи. – Вы знаете все, что здесь находится?
    - Нет, - ответил я, беря пистолет и ложа в кобуру под пиджаком.
    - Вот это, - Берестов поднял повыше маленький предмет, похожий на подслушивающее устройство. – Современный навигатор, позволяющий ориентироваться даже в незнакомом городе…
    - Но я итак неплохо ориентируюсь в родном городе, - сказал я голосом, в котором угадывалась ироническая усмешка.
    - Дело не в этом, Артем Кириллович, - понимающе улыбнулся подполковник. – Оно необходимо для того, чтобы ориентироваться в незнакомом городе – ведь, кто знает, куда вас забросит расследование…
    - Вы могли бы и не столь бесстыдно лгать, товарищ подполковник, - улыбнулся я. – Скажите прямо, он нужен для того, чтобы за мной следить?
    По его лицу было видно, что он недооценил меня.
    - Да. – Без тени смущения ответил он. – Глупо было просто водить вас за нос, Артем Кириллович.
    - Ничего, - сказал я, бросив взгляд на предмет, похожий на рацию. – А вот это, я вроде бы знаю, что такое. – Подняв на него глаза, я сказал. – Сотовый телефон, настроенный на вашу волну и волну правоохранительных органов, да еще с первоклассным  маячком, способным найти его владельца, даже если телефон находится вне зоны действия сети. Я правильно говорю?
    Берестов кивнул, указывая на последний аппарат:
    - А вот это диктофон, чтобы записывать важные для вас сведения. Вы, наверное, и сами догадались.
    - У меня к вам предложение, - сказал я. – Не могли бы мы перейти на «ты»?
    - Конечно, - оценивающе посмотрев на меня, ответил Берестов. – Что вы хотите предпринять?..
    Я знал, что он хочет разузнать план моих дальнейших действий, что позволило бы оказать мне содействие в непредвиденной ситуации. Но я предпочитал не выкладывать заранее своих планов. Улыбнувшись офицеру, я, как можно вежливее, ответил:
    - Паша, если ты не возражаешь, то результаты расследования я покажу только тогда, когда будет ощущаться хоть какой-нибудь прогресс.
    Подполковник довольно долго не отводил от меня пристального взгляда, явно пытаясь разгадать, каким способом меня можно будет подчинить его воле, как и десяток своих сотрудников. Не на того напал, товарищ подполковник, ехидно про себя заметил я, встав и распрощавшись:
    - До встречи, товарищ подполковник.
    Он тоже встал, подал мне руку для прощания и проронил:
    - Милиция сегодня наведывалась в санаторий, разыскивая вас, но им сказали, что такого человека у них нет.
    - Спасибо, - весомо ответил я, догадавшись, что без вмешательства ведомства здесь не обошлось. – Я постараюсь оправдать ваши затраты и…ожидания.
    Собрав все необходимое оборудование и проверив, стоит ли на предохранителе пистолет, я вышел из комнаты.
Глава вторая.
1
    Я стоял перед шикарно оформленным офисом, напряженно соображая, действительно ли инженер строительных работ может работать в такой фирме. Впрочем, стоя у дверей конторы, ничего не выяснишь. Поэтому я легонько толкнул дверь и вошел внутрь.
    Сидящий за столом администратора молодой человек, с гладко причесанными, словно парик, волосами и прямым учтивым взглядом, повернул ко мне голову и спросил:
    - Добрый день. Чем могу помочь?
    В его голосе слышались подобострастные нотки, заставив меня невольно моргнуть от недовольства. Поборов в себе чувство тотчас развернуться и уйти, я сказал:
    - Мне нужен гражданин Прошин.
    - И по какому вопросу?
    - По важному. – Отрезал я, едва сдерживая презрение. – Так вы проводите меня к нему?
    Молодой человек странно дернул головой, встал и подошел к единственной в помещении двери. Придержав дверь для меня, он меня повел по узкому коридорчику, скудно освещенному лампами. Наконец, достигнув конца коридорчика, он постучал в левую дверь с надписью «Прошин А. Н. Инженер строительных работ». Ниже располагалась табличка поменьше: «Менеджер по импорту строительных сооружений». Я не понял из последней надписи практически ничего, но задавать вопрос не стал.
    Парень постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел, жестом показывая мне следовать за ним.
    Очень маленький, такой, что едва доставал макушкой настольной лампы невысокого размера, в очках в озолоченной оправе и сверлящими, как буравчики, глазами, Прошин никак не подходил под мое представление.
    - Сереж, - сказал он резким тяжелым голосом, обращаясь к молодому человеку. – Разве я тебе не ясно сказал, что у меня сейчас перерыв?
    И хотя он не повышал голоса и даже не намекал на это, сотрудник заметно заробел и пролепетал:
    - Да, говорили, конечно, Аркадий Николаевич… Но молодой человек настаивал и я…
    - Иди, - приказал Прошин, прерывая его лепет. – И больше никого не впускай.
    Молодой человек удалился, но прежде, чем дверь закрылась за ним, я заметил его лицо – радостное от облегчения.
    - Что ж вы стоите? – внезапно прервал мои раздумья менеджер. – Садитесь!
    Я сел, заложив ногу на ногу.
    Прошин сел против меня за стол, разделяющий нас, как баррикада. Не сводя с меня пристального взгляда, он спросил:
    - Чем могу помочь?
    Прежде чем ответить, я спросил, можно ли закурить, и, получив утвердительный кивок, начал разговор:
    - Гражданин Прошин, мое имя Артем Кириллович Ростоков…
    Его лицо мгновенно изменилось; так изменяется лицо убийцы, узнавшего в человеке уже давно убитую жертву. Но он тут же совладал с собой, ответив как можно более безразличным тоном:
    - Да, ваша фамилия мне знакома…
    - И при каких обстоятельствах она вам стала знакома? – небрежно поинтересовался я.
    - Товарищ майор, - внезапно изменившимся голосом сказал Прошин, тоже закуривая – неужели вы останетесь в тени, блестяще проведя столько операций?..
    Его лесть была мне хорошо знакома по другим мошенникам – а именно его, Прошина, - я считал достаточно умным мошенником.
    - Перестаньте. – Остановил его ложь я. – Скажите мне лучше, по какой причине вы накатали «маляву» на меня?
    Его веко слегка дернулось при моих словах. Потушив сигарету в пепельнице, Прошин ответил:
    - Я не понимаю вас, товарищ майор.
    - Аркадий Николаевич, - начиная терять терпение, сказал я. – Я уже достаточно наигрался в такие «игры» за свою службу, так что уж, будьте добры…
    - Я не понимаю, о чем вы говорите, Артем Кириллович, - упрямо стоял на своем менеджер. – Не могли бы вы пояснить…
    Я отвел взгляд, чтобы не показать глубокой неприязни к этому мужчине средних лет, заваленному бумажной работой. Затем расстегнул молнию на папке и положил перед Прошиным копию его же заявления, взятую у Берестова.
    - Может, это вам прояснит ситуацию? – я подтолкнул листок к менеджеру.
    Чем дальше глаза бегали по заявлению, тем яснее становилось, что это заявление Прошин не писал. Или же он был отличным актером…
    - Но я этого не писал, - Прошин поднял на меня глаза. – Здесь даже почерк не мой!
    - А роспись ваша?
    - Роспись, вроде бы, моя, но с уверенностью сказать не смогу…
    - Гражданин Прошин, - внезапно обратился я. – У вас есть семья, дети?
    Мой вопрос застал его врасплох. Недоуменно взглянув на меня, он ответил:
    - Жена и двое детей: оба мальчика… А что?
    - Сколько им лет? – допытывался я.
    - К-кому? – Запнулся Прошин, робея. – Жене?
    - Да нет же, - нетерпеливо оборвал его я. – Сыновьям!
    - Одному – четыре, другому – шесть, - Промямлил тот. Оставалось только загадкой, как он мог сохранить начальственный тон при сотруднике.
    - Аркадий Николаевич, - мягко начал я. – Вы, как я вижу, играли совсем другую роль, нежели я предполагал…
    - Это заявление? – догадался он.
    - И оно тоже, - кивнул я, не решаясь открыть перед ним все карты. – Скажите, в последнее время у вас не было с кем-нибудь неприятностей?
    - То есть, не угрожали ли мне? – несомненно, он очень хорошо соображал, что несколько осложняло задачу.
    - Да. Так, что же?..
    - Ссор было предостаточно, но, чтобы дошло до такого, то…нет.
    - Вы знаете, что если моя версия не подтвердится, у вас будет весьма реальный шанс провести несколько лет в тюрьме? – решил я немного запугать менеджера.
    Лицо менеджера побледнело так сильно, что я всерьез начал побаиваться о самом худшем. Прошин нервно стал кусать губы, пальцы рук судорожно вытащил из пачки сигарету.
    Я тоже закурил.
    - Гражданин Прошин, - я был уверен, что этот типчик не знает самых известных статей уголовного кодекса, а уж об осведомленности в какой-то там статье о заведомо ложном доносе и говорить было нечего; поэтому я решил немного приукрасить факты. – Статья предусматривает до шести лет лишения свободы в колонии строгого режима. И, поверьте мне,  отбывание срока в такой колонии, это отнюдь не санаторий…
    - Н-не надо, товарищ майор, я все скажу, - заикаясь, начал оправдываться испуганный менеджер. – Несколько дней назад…
    Я поднял, останавливая его рассказ, руку, включил диктофон и только после, разрешая, кивнул. Он снова начал, судорожно закурив:
    - Несколько дней назад…
    - Три?
    - Три. Так вот, три дня назад ко мне сюда, в контору, зашел один человек. Высокий, спортивного телосложения, брюнет… И сказал мне, чтобы я передал в прокуратуру вот это самое заявление и подписался от собственного имени…
    - Вы сможете вспомнить его лицо?
    - Лицо? Нет, наверное, не смогу,… Он был в солнцезащитных очках и кепке. Было достаточно душно целый день и солнце, не переставая, светило… - Оправдывался Прошин.
    - Дальше. – Потребовал я.
    - Ну, я спросил, почему это я должен подписывать. И он сказал, что хорошо заплатит…
    - Сколько?
    - 50 тысяч рублей…
    Не такая это уж большая сумма, чтобы рисковать свободой, подумал я и поторопил:
    - И что же дальше?
    - Я спросил, что нужно сделать, - глядя в стол, пробормотал Прошин. – Он мне объяснил, что нужно прийти в милицию и положить дежурному заявление на стол. А потом лишь твердить, что все так и было, как написано…
    - Посетитель не сказал вам, что за это вам грозит срок?
    Он поднял на меня глаза; в них отражался страх.
    - Нет. Но я же не… Я же не знал… Я не хотел этого делать!
    - И все-таки поставили свою подпись на листе?
     - Но, вы же знаете, какая у нас зарплата! Я уже не в состоянии прокормить семью!
    - Ради пятидесяти тысяч рублей рисковать семью годами свободы? – безжалостно спросил я,  затушив сигарету. – Подумайте, что станет с вашей семьей, если она лишится всякого заработка?
    Прошин вскочил, забегал по кабинету, держась за голову. Внезапно остановившись передо мной, он пал на колени и запричитал:
    - Артем Кириллович, что мне делать? У меня же маленькие дети…
    Я открыл папку и положил перед ним два листа чистой бумаги. Положив на стол ручку, я обратился к замолчавшему Прошину:
     - Для начала вы сядете, и напишите отказную от обвинения. После этого вы попытаетесь вспомнить все события трехдневной давности, и чем подробнее, тем вам будет лучше. После я сделаю копии этих доказательств и отдам в милицию…
    «А в первую очередь в ФСБ» - подумал я, но не сказал.
    - Но…если он узнает, он может что-то сделать с моей семьей…
    - На этот счет у нас тоже кое-что будет. В случае чего, в милиции будет лежать заявление на него в обвинении во взяточничестве (если, конечно, вы достаточно хорошо вспомните его приметы).
    - У вас есть надежное место, где вашей семье можно будет переждать тревожные времена? – спросил я.
    - Да, у родителей… Они живут в поселке Маныч, в Ставропольском крае, - кивнул Прошин.
    - Постарайтесь, чтобы они быстрее переехала туда, это очень важно.
    - Будет, - засуетился менеджер, поднимая трубку телефона. – Будет сделано…
2
    Вечер выдался достаточно теплый даже для этой местности. Я сидел на лавочке в парковой аллее, положив ногу на ногу так, чтобы из под пиджака не высовывалась кобура. Примерно минут через двадцать после того, как я пришел сюда, в конце аллеи показался Слава, чуть ли бежавший мне навстречу.
    - Извини, Тем…запоздал немного…
    - Сядь, отдышись, - посоветовал я, ложа другу руку на плечи. – Кто ж тебя просил так торопиться? Ясное дело, что я тебя дождусь…
    Друг виновато поглядел на меня. Одно чувство, что он заставил кого-то ждать из-за временного недостатка, вызывало в нем глубочайшее чувство вины.
    - Ну, так что ж, разузнал что-нибудь? – первым спросил я.
    - Конечно! – улыбнулся Слава. – Он, Прошин Аркадий Николаевич, работает в фирме «Новороссийск- Атолл – Недвижимость» вот уже пять лет. Фирма образовалась в 2004 году в результаты разложения одной фирмы регионального масштаба. Фирма называется… - Он заглянул в блокнот – «АТОЛЛ». Короче говоря, фирма успешно развивается, специализируется на работе с коммерческими и промышленными предприятиями…
    - Все это, конечно, интересно, - чуть-чуть скептически перебил его я – но не мог бы ты перейти к финансовой стороне?
    - А, ну да, - засмущался Слава, закуривая. – Нет, фирма не имеет задолжностей персоналу.
    - Вот и появился мотив… - Задумчиво произнес я.
    - Что? – не понял Слава, вопросительно взглянув на друга. – Мотив к чему?
    - Ко взяточничеству, конечно, - я тоже закурил и, снова закинув ногу на ногу, пояснил. – Если фирма исправно выплачивает зарплату работникам, то у нее, фирмы, есть две веские причины на то, чтобы уверять всех в этом. Во-первых, у начальства есть достаточный компромат на сотрудников, чтобы те, даже если им что-то не нравится, помалкивали и довольствовались хоть какой-то зарплатой. Или, во-вторых, фирма очень много задолжала своим партнерам, и не способна выплачивать достойную сумму.
    - Но они же сказали, что задолжностей нет! – возмутился Слава.
    - Скажи, ты бы стал говорить обратное, если в любую минуту тебя могут «повязать» менты из-за предоставленного компромата? – предположил я.
    - Ну, а второй вариант? – спросил Слава, выбросив в урну окурок. – В чем резон-то?
    - В любой момент конкурент может доложить прессе, и тогда репутации фирмы придет конец. Партнеры могут разорвать контракт о сотрудничестве, а это, поверь, ни чем не лучше огласки в прессе.
    - Ну, с этим, я, пожалуй, могу согласиться, - поддакнул Славка, вставая. – Но как это можно связать с финансовым положением?
    - На этот счет у меня только одни догадки. Видишь ли, если бы ты был возле фирмы, то был бы ошарашен облицовкой конторы, но, зайдя внутрь, впал бы в полнейшее недоумение – интерьер помещений никак не вписывается во внешний вид фирмы.
    - Ну, и что тогда?
    - Я предполагаю, что контора только прикрытие их настоящего бизнеса…
    - То есть ты думаешь, что они имеют теневой бизнес?
    - Ты слышал, что я говорил? – повысил голос я. – Они под каблуком теневой фирмы, понимаешь?
    - Почему? А как же результаты?
    - Результаты только прикрытие. И доказательство тому – сам Прошин. Ты его видел? Нет? Ну, тогда ясно…
    - Да ни черта не ясно! – разгорячился Слава. – Объясни, что к чему!
    - Да не кричи ты! – шикнул на него я, так как несколько прохожих обернулись в их сторону. – Слушай лучше…
    Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и, не торопясь, начал рассказывать диалог с Прошиным. Слава молча слушал меня, не перебивая, до тех пор, пока я не стал рассказывать об осведомленности менеджера в наказании о взяточничестве. Подозрительно фыркнув, Слава спросил:
    - Неужто он не знал этого? Господи, это же идиотизм! В конце концов, он же телевизор смотрит! Если на то пошло, то жена-то уж точно должна была догадаться…
    - А ты уверен, что он не врет? – высказал предположение я. – Лично я пришел к такому мнению… Но, слушай дальше…
    Я рассказал окончание беседы, не скрывая от друга ни приукрашенного наказания, ни лжи насчет ксерокопий.
    - Так ты, что, не собираешься подавать заявление в милицию? – дождавшись, пока я закончу, спросил друг.
    - Нет, конечно, - улыбнулся я. – А для чего – чтобы дать лишний повод арестовать и меня, и Прошина, да еще и вспугнуть настоящего преступника? Ну, а ксерокопии я отдам нашему ведомству, чтобы они отнесли в милицию…
    - А ты?..
    - Не далее, как сегодня днем, в санаторий приходили многоуважаемые милиционеры и спрашивали меня…
    - Разнюхали все-таки, сволочи!
    - А теперь давай порассуждаем здраво, - начал я. – Допустим, что моя версия верна. Получается, что фирма вынуждена работать на эту теневую фирму. С таким начальником, как Прошин, ничего другого строительной компании и не остается… Возьмем, к примеру, что один человек из этой теневой фирмы пришел к Прошину с заявлением, пригрозив тому, что если он не сделает, как он велит, его семью просто-напросто прикончат. Согласись, что расправа над домочадцами возымеет действие над запуганным менеджером. Ну, а когда Прошин сделал все, как полагается, то ему дали вознаграждение в 50 тысяч. Поэтому я и устроил так, чтобы его семью отвезли как можно дальше отсюда. С Прошиным ничего не случится – это может отразиться на персонале…
    - Как?
    - Они могут догадаться, в чем дело. А такой расклад у их «начальства» не пользуется спросом. Если я сдам ксерокопии, то подставлю под удар и себя, и его, Прошина, под удар. То есть, вернее, не самого Прошина, а его семью. Здесь действовать надо аккуратно и осторожно, иначе… - Я многозначительно развел руками.
    - Что ты хочешь дальше делать? – спросил Славка.
    - Для начала расскажу все, о чем узнал Берестову… Ну, а потом…потом – посмотрим…
    Всю оставшуюся дорогу мы шли молча, погруженные каждый в свои мысли. Но, когда мы подходили к воротам санатория, я уже почти пожалел, что ввязал в это дело Славу. Но, правильно говорит народная мудрость, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь…
Глава третья.
1
    Единственное, чего я опасался в результате своего совместного со Славой расследованием – это огласки. В нашем деле ничего не было важнее, чем осведомленность узкого круга проверенных лиц, в состав которых никак не вписывались все население нашего этажа. Короче говоря, на следующий день после беседы с Прошиным, об этом знали не только мы трое – Берестов, я и Слава, - но и десяток отдыхающих на нашем этаже.
    Вдобавок ко всему, на этот же день в санатории опять были замечены добросовестные блюстители порядка – два офицера в штатском, что, впрочем, не ускользнуло от моего внимания.
    Завидев их, я поскорее удалился в наше со Славой укромное местечко под густым кустом. Сидя на лавочке и напряженно соображая о том, как осуществить намеченный план без того, чтобы за мной не следили «ищейки», я не заметил, как ко мне подошел высокий, статный, но уже далеко не молодой мужчина.
    - Я так полагаю, что это, - он кивнул в сторону санатория – по вашу душу. Верно?
    Я кивнул, искоса взглянув на посетителя.
    Это был человек с прямым, почти инквизиторским взглядом; его темно-коричневые глаза сверлили собеседника, словно прокурор подсудимого с полной уверенностью, что шансов выпутаться у него уже не осталось. Пепельные волосы – то ли от седины, то ли от искусственного цвета я так и не понял – лежали с какой-то изящной красотой, словно специально уложенные для свидания. Прямой, точеный нос был единственной погрешностью в его облике – своей длиной он напоминал нос Буратино, нежели достопочтенного офицера в отставке, как догадался после я. Вся его фигура выражала властность и непоколебимость, как, к примеру, Статуя Свободы в США. В общем, иметь такого проверенного мужа, как этот мужчина, определенно пошло бы на пользу нашему трио.
    - Насколько мне известно, - покосившись в сторону санатория, сказал офицер в отставке – вы обвиняетесь в убийстве какого-то там государственного деятеля?
    Я снова кивнул, думая о том, что у него, наверняка, есть свой человек в милиции.
    - Но лично я так не думаю.
    Я резко вскинул голову, уставившись на него.
    - Не думаете? – переспросил я.
    - Нет, не думаю, - внимательно разглядывая меня, повторил мужчина. – Слишком уж вы похожи на своего отца, Артем Кириллович…
    Я от изумления открыл рот. Этот почтенный пенсионер знает моего отца, умершего 24 года назад?!
    - Вы знали моего отца?
    - Конечно, знал, - грустно проговорил знакомый моего отца; в его глазах отразилась неподдельная горечь. – Достойный был человек… А вы разве не помните меня?
    Я снова беззастенчиво уставился на мужчину.
    - Нет, извините, не припомню…
    - Нет уж, это вы меня должны извинить, Артем Кириллович… Вам тогда, и было всего-то лет девять, не больше. Я ж вас не так часто видел, как вашего отца…
    - Извините, но откуда вы знали моего отца и…меня?
    Он посмотрел мне прямо в глаза, и в них я прочитал ожившие воспоминания.
    - Иван Михайлович Ревякин, - он протянул мне широкую ладонь. – Мы с вашим отцом работали в одной шахте.
    Только теперь я стал припоминать события почти 25-летней давности.
    - Вы мне однажды подарили губную гармонику… - вспоминая, сказал я. – Такая красная, с синим рисунком, так?
    - Да, - улыбнулся Ревякин. – Я вижу, припоминаете.
    - И это вы вытащили моего отца из завалов – внезапно вспомнив все, сказал я. – Вы пытались привести его в чувство, пока дожидались «Скорой»!
    - Да, я, - сглотнул Ревякин. – Но он надышался этим шахтерским газом и был в глубоком обмороке – по-моему, у него было внутреннее кровотечение от обвала… Но когда приехала «Скорая помощь», твой отец был еще жив… Я поехал с ним, но еще до того, как мы доехали до больницы, твой отец скончался…
    Он замолчал, вспоминая тот злополучный день, когда из-за обвала в шахте помимо моего отца погибло еще семь человек.
    - После того случая я уволился из шахтеров и пошел работать в районную прокуратуру. Но и там я проработал всего три года. Воспоминания мучили меня, заставляя каждую ночь просыпаться в холодном поту… Я желал как-то забыться, уйти с головой в работу, почувствовать запах риска… И тогда я подал заявление на работу в горячие точки…
    В конце 1987 года моя заявка была принята. И в декабре того же года я попал в Афганистан. Я не стану рассказывать о том, что я видел за два года контрактной службы. Многие мои знакомые, при встрече со мной, не узнавали меня, да и сам ты, наверное, понимаешь, - он указал на свои седые волосы. – Зря я говорил себе, что война поможет мне забыть все давние кошмары. На смену им пришли новые ночные кошмары – афганские… В общем, я отслужил, как и положено два года… Но лучше уж я не видел того позора, который мне пришлось увидеть – вывод наших войск из этой дьявольской страны! Сколько молоденьких ребят погибло на моих глазах! А сколько еще до меня было!..
    А после войны мне предложили работу в прокуратуре, но я, не задумываясь, отказался. Я уехал в Грозный, к родителям и устроился на работу в здешний спецназ. Все пошло своим чередом, много раз я оглядывался назад, на свое прошлое… Много раз я намеревался подать в отставку, да все почему-то не осмеливался. И хорошо, что не осмелился! – он вздернул непокорную голову, гневно глядя на меня.
    В 95-ом году разразилась Чеченская война. И меня, как офицера запаса, призвали на службу. Я как нельзя лучше оказался в нужном месте и в нужное время. Все покатилось своим чередом, снова бои, снова боль от утраты дорогих мне людей, снова съедающая тупая горечь оттого, что мог сделать, да не успел…
    Буквально через год после того, как начались реальные боевые действия, меня ранило. Ранило не серьезно, но способно меня навсегда дисквалифицировать из рядов правоохранительных органов. Это было, - его лицо болезненно сморщилось – в поселке Первомайском…
    - Я знаю, - прервал его я, понимая, что воспоминания режут его душу, словно ножом.
    Резня в Первомайском поселке надолго поселило животный страх перед чеченскими войсками. Я, в то время, служил на Урале, но все равно был в курсе внешнеполитических волнений. Известие о том, что банда дагестанских наемников взяла людей в заложники в местной больнице, засела в молодых, разгоряченных местью умах парней так крепко, как гвоздь в доску. Я помнил, что из роты, в которой я служил, прямо в горячую точку ушли восемь молодых людей, из которых пятеро не вернулись домой…
    - При отступлении меня зацепило осколком в ногу, в голень, - рассказывал Иван Михайлович. – Осколок порвал мне мышцы, приковав на месяц к постели. После выписки мне ничего не стоило, как подать прошение об отставке. Я знал, что командование не хотело отпускать меня, но больничная справка красноречиво говорило о дальнейшей непригодности.
    - И где ж вы сейчас работаете?
    - Сейчас? – спросил ушедший в свои мысли Ревякин. – В городском военкомате.
    - Но что вы здесь делаете? – ничего не понимая, спросил я.
    - Ах, да, я и забыл тебе сказать. Рана открылась, - он кивнул на трость. – Вот меня и отправили подлечиться.
    - Ясно, - задумавшись, пробормотал я. – Но как вы узнали меня?
    Я успел заметить, как в глазах лукавая искорка.
    - У тебя глаза Кирилла.
    Я тяжело вздохнул. И вдруг внезапно спросил:
    - Вы согласны сотрудничать со мной?
    - Что? – не понял Ревякин. – Сотрудничать с тобой?
    - Да. Так будете?
    Секунд пять стояла полная тишина, нарушаемая лишь шелестением листьев.
    - Я согласен, - сказал друг отца. – Буду.
    Я улыбнулся. Теперь я был уверен, что лишняя информация не просочится, если этого не захочет Иван Михайлович Ревякин. Собрав в груди побольше воздуха, я обратился к офицеру:
    - Если вы согласны на совместное расследование, то слушайте…
2
    Пока я рассказывал суть дела отставному полковнику, со стороны санатория, едва не переходя на бег, спешил Слава. Застав меня в обществе незнакомого человека, Слава резко остановился и стал переминаться с ноги на ногу. Увидев его замешательство, я представил их друг другу:
    - Слава – это Иван Михайлович Ревякин, полковник в отставке; он будет помогать нам в расследовании. Иван Михайлович – это Слава Корабелов, мой друг и товарищ.
    Полковник осторожно подал руку так и продолжавшему стоять Славе. Я нетерпеливо встал и подтолкнул друга к Ревякину, не желая, чтобы хоть какая-нибудь неприязнь возникла между ними при первой же их встрече. Слава, встрепенувшись, коротко пожал руку и обратился ко мне:
    - Менты разыскивают тебя по всей территории. Я смотался оттуда, пока они не заметили, предупредить тебя. Что собираемся делать?
    Этот вопрос застал меня врасплох. Усевшись обратно на скамейку, я закурил и глубоко задумался. Нужно было срочно что-то придумывать, и как можно скорее…
    Внезапно встав, я остановился напротив своей команды и разъяснил:
    - Нужно немедленно отсюда сматываться. Мы со Славой едем в город и находим более или менее укромное местечко, Иван Михайлович, вы дождетесь нашей выписки, а после я сам свяжусь с вами. Менты в лицо знают и меня, и Славу, о вас же они пока не подозревают. Вы согласны следить за всем, что здесь происходит?
    - Хорошо, - спустя некоторое время согласился Иван Михайлович. – Ты же у нас здесь главный, тебе и решать. Мне тотчас приступать?
    - Нет, - сказал я. – Нам нужно незаметно уйти с территории, можно?
    - Я знаю только один путь, - ответил полковник. – За мной…
    Мы последовали за отставным полковником, пробираясь между густых и цепких кустарников. Ежеминутно выпутываясь из зарослей южных растений и кустов, мы, в конце концов, достигли высокого кирпичного забора. На первый взгляд, забор был неприступен, как Китайская Стена, но это только на первый взгляд…
    - Осторожно, пригнитесь, молодые люди, - согнувшись почти вдвое, пробормотал Ревякин, пролезая под низким кустарничком. – Осторожно, здесь много колючек…
    И в следующий миг его голос затих. Мы остановились, как вкопанные, не решаясь ни позвать, ни следовать по следам полковника. Я каждой клеточкой ощущал страх – один неверный шаг, и я могу оказаться в «лапах» милиции. Такой расклад меня совсем не устраивал…
    - Пошли, - махнул рукой я застывшему в ожидании Славе. – Нечего дожидаться, пока схватят.
    И я полез под кустарник, согнувшись в три погибели. Каково было мое изумление, когда я увидел под этим самым кустом замаскированный проход, вернее лаз. Кое-как притиснувшись (с моим-то ростом) в узенький лаз, я оказался по ту сторону санатория.
    - Ну, наконец-то, - раздался за спиной голос; я нервно дернулся, обернувшись, но увидел лишь перед собой старого друга моего отца, прислонившегося к забору. – Я уж думал, ты струсил – все не идешь и не идешь. А где твой дружок?
    - Да здесь я, здесь, - пробурчал, вылезая из отверстия, Слава. – Нашли блин, как вылезти! Я чуть было не застрял там!
    Иван Михайлович хмыкнул, смерив ширину плеч бывшего летчика.
    - Ладно, ребята, удачи, - пожимая всем по очереди руки, попрощался отставной полковник. – Берегите себя.
    - Естественно, - улыбнулся я. – Мы сами с вами свяжемся, если понадобится. Зря на рожон не лезьте, Иван Михайлович, и…
    Я не договорил, лишь махнул рукой. Оглядевшись, я и Слава направились к шоссе, не оборачиваясь и не останавливаясь.
    - Где же мы остановимся? – спросил Слава, когда мы удалились на достаточное расстояние от санатория. – В гостинице для «федералов»?
    - Для начала мы пойдем к ним в офис, расскажем, что удалось узнать. Потом где-нибудь остановимся, ну, а после, наведаемся в морг…
    - В морг? – переспросил Слава. – Это на труп твоего друга посмотреть, что ли?
    Я кивнул, сглотнув комок в горле.
    - Я туда не пойду. – Категорически заявил друг. – Меня всегда мутит от вида покойников.
    - Твое право, - пожал плечами я, голосуя на дороге. – Значит, едем в филиал, и ни слова о деле в машине, ладно?
    - Ладно, - согласился Слава.
    Минут через пять мне удалось остановить городское такси. И уже через двадцать минут мы были уже у дверей филиала ФСБ.
    Лейтенант, увидев меня, робко улыбнулся, но на этот раз повел нас другим путем – в кабинет Берестова. Недоверчиво глядя через плечо на Славу, лейтенант спросил меня:
    - Артем Кириллович, этот молодой человек с вами?
    - Как твое имя? – вместо ответа поинтересовался я.
    - Геннадий, - недоуменно ответил лейтенант.
    - Так вот, Гена, - тихо обратился я к нему. – Я этому человеку доверяю, как самому себе, ясно?
    - Ясно, - кивнул парень, останавливаясь перед дверью. – Мы пришли.
    Постучавшись, он вошел, мы – за ним.
    Кабинет подполковника, как и полагается кабинету начальнику отдела по расследованию убийств, был до того обширный, что я, войдя, не сразу сумел обхватить его взглядом. Бордовые шторы на окнах сохраняли в комнате таинственный полумрак. Видимо, обладатель этого кабинета не терпел всех бесполезных новшеств, предпочитая комфорт гонкой за модой. Во всем кабинете ощущалась скорее дружелюбность, нежели строгая официальная обстановка – от полированного темного дерева стола и до шикарного бара с излюбленными, но не изысканными напитками.
    - Павел Андреевич, - обратил на себя внимание лейтенант. – К вам посетители.
    Стоящий у окна Берестов, обернулся на голос сотрудника. Его лицо озарила улыбка. Махнув рукой ожидавшему лейтенанту, он обратился ко мне:
    - Артем Кириллович! Чем могу служить?
    Я представил Славу подполковнику, после чего все расселись за столом.
    - Что-нибудь выпьете? – предложил Берестов, подходя к бару.
    - И если ты не возражаешь, то мы бы и не отказались перекусить, - без зазрения совести, сказал я. – Мы еще с утра ничего не ели.
    И через несколько минут на столе стоял поднос с бутербродами и булочками и кофейником. Расправляясь уже с третьим бутербродом с лососиной, я обратился к молча созерцавшему это зрелище Берестову:
    - Ты что-нибудь узнал по интересующему нас делу?
    - Кое-что, конечно, есть, но думаю, это не так пригодится в расследовании, - пояснил подполковник. – Мы установили, из какого оружия был убит Петя. Этот пистолет зарегистрирован на некого Анатолия Дмитриевича Зернового. Мы, естественно, допросили его, но у него есть железное алиби – он в тот вечер был на вечеринке с женой. И жена, и трое свидетелей подтвердили это.
    - Но, как он объяснил, что из его пистолета убили человека? – спросил я, сделав глоток кофе.
    - Он сказал, что к пистолету имеют доступ все члены семьи – начиная от младшего сына и кончая его отцом, - ответил Берестов.
    - Кто-то брал пистолет в его отсутствие? – спросил я.
    - Он не знает. Сын был на пикнике с друзьями, его алиби мы тоже проверили, - сказал подполковник.
    - Ну, а отец? Ты же сказал, что у него еще оставался отец?
    - Отец даже если бы что-то видел, то не смог бы ничего сказать, - грустно ответил Берестов. – Он глухонемой.
    По обреченному взгляду Славы, брошенному на меня, я понял, что он считает это дело безнадежным. Впрочем, я догадывался, и сам Берестов не далек от этого.
    - Хм-м, - протянул я. – Вот и у нас практически то же самое…
    И они по очереди, перебивая, и дополняя друг друга, рассказали о том, что им удалось узнать. В течение их совместного доклада Берестов стоял у окна, глядя на задымленную, оживленную улицу, и посасывая уже почти потухшую сигарету. Когда же рассказ прекратился, подполковник повернулся к нам  и подошел к столу.
    - Интересно, - задумчиво проговорил он, предлагая нам сигареты; мы закурили. – Интересно, что я раньше не догадался об этом…
    - Разве вы проверяли эту контору? – спросил Слава.
    - Нет, - ответил, слегка удивленно, офицер и пояснил. – Не было повода.
    - Мне совершенно не ясно одно: неужели руководители компании «АТОЛЛ» не подозревают, что одна из составляющих ее фирм находится «под каблуком»? – спросил я.
    - А им и не за чем знать, - ответил Берестов. – Фирме нужно, чтобы ее составляющие части исправно делали свое дело, а разве «Новороссийск – Атолл – Недвижимость» плохо ведет сотрудничество с другими компаниями? По моим сведениям, нет.
    - Да, ты прав, - согласился я. – Но как-то надо «прищучить» эту теневую компанию!
    - Но и делать опрометчивых поступков не стоит, - серьезно заявил подполковник. – Сами знаете, что может произойти с Прошиным.
    - Кстати, ты переправил семью Прошина в поселок?
    - Да, сегодня, рано утром. Мой человек всегда с ними. Но, ты же понимаешь, что долго он не может сторожить их. У меня каждый человек на счету.
    - Самое большое – месяц, - пообещал я офицеру. – За это время я, надеюсь, разберусь, что к чему.
    - Уж постарайтесь, - улыбнулся Берестов. – Кстати, моим людям долго скрывать тебя от милиции не получится…
    - Знаю, - подтвердил я. – Они сегодня обшарили весь санаторий сверху донизу.
    Брови подполковника изобразили крайнее недоумение.
    - Но мы успели скрыться. – Закончил я. – Так что нам теперь понадобится надежное укрытие.
    - Это мы быстро устроим… - Он поднял трубку телефона и через несколько секунд спросил собеседника на другом конце провода: - Василий Артурович? Здравствуй, это Берестов… Ты говорил, что у тебя свободный номер для наших ребят есть? Не занят?.. Прекрасно… На двоих? Очень хорошо… Они скоро будут… Ты проводишь их?.. Вот и прекрасно!.. Ладно, до встречи!
    Он положил трубку телефона и обратился к ожидающим сыщикам:
    - Все устроено. Гостиница находится возле западного сквера. Вас туда проводят. Если что понадобится – звоните.
    Я и Слава тотчас поднялись, пожали руку Берестова и, молча, направились к двери.
    - Я так понимаю, что спрашивать о дальнейших действиях не имеет смысла? – с усмешкой в голосе спросил Берестов.
    - Не имеет, - согласился я.
    И мы, не говоря ни слова, вышли.
Глава четвертая.
1
    Центральный морг города Новороссийска находился всего в десяти минутах ходьбы от гостиницы, где расположились мы со Славой. Близился полдень, легкий ветерок не мог спасти меня от изнуряющей жары, повышающейся с каждым часом. Положение ухудшал и непрерывный поток автомобилей, изрыгавший из выхлопных труб мириады клубов дыма. Впрочем, если учесть то, что за мной пока не было слежки, эти неудобства были незначительны.
    Здание, где покоились умершие естественной и насильственной смертью, выглядело так, будто строители, строившие его, сначала увидели призраков, а уж потом принялись за работу. В общем, вид трехэтажного здания, выкрашенного в грязно-белый цвет, не внушал доверия.
    Я кинул на здание мимолетный взгляд, огляделся в поисках слежки и вошел. Холл не многим отличался от внешнего вида. Те же серо-белые стены, те же жалюзи на окнах, а на полу – серая, холодная, невзрачная плитка. Чувствуя, что лишней минуты мне здесь не продержаться, я огляделся в поисках кого-нибудь живого, среди всего это серого, мертвого безмолвия.
    Дверь – одна из многочисленных дверей холла – открылась, позволив мне на несколько мгновений оценить какой-то химический кабинет с колбочками и баночками. Молодой, не старше меня, мужчина посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
    - Чем могу помочь?
    - Извините, - вежливо сказал я. – Но не могу ли я посмотреть на тело недавно привезенного к вам мужчины?
    Его глаза на секунду выразили замешательство, с которым он мгновенно справился и поинтересовался:
    - Извините, но, кто вы?
    Я вытащил свое уже недействительное удостоверение майора милиции  и показал, выразив на лице лишь скуку, а никак не сомнение, поверит ли этот человек фальшивке.
    - Ясно. – Сказал он; у меня отлегло от сердца. – Прошу за мной.
    Он отворил дверь напротив меня и повел по лестнице, ведущей вверх, на ходу поясняя:
    - За последние два дня появилось столько интересующихся недавно поступившим трупом, что я, поневоле, стал более подозрителен. Не далее, как вчера приходили ваши коллеги, из убойного отдела, интересовались трупом тоже. Вы, что же, с ними разминулись?
    - Да, разминулись. – Солгал я. – Просто я сам решил удостовериться, правдивы ли слухи.
    - Ясно, - снова сказал парень, отворяя передо мной дверь на второй этаж. – Я тоже всегда предпочитаю своими глазами увидеть, чем, как говорится, сто раз услышать. Вот мы и пришли.
    Он придержал для меня дверь камеры. Это был самый обыкновенный морг, со своей изумительной чистотой и стерильностью и ощутимым запахом дезинфекции.
    Парень подошел к одному из ящиков, с силой потянул на себя.
    Тело прекрасно сохранилось, даже по моим меркам. Петя, казалось, просто спал, сложив руки на груди. Единственный неестественный признак, так это мертвенная бледность всего тела. Я с трудом отогнул руки и ощутил приступ дурноты: на месте живота был безобразный, широкий, уродующий все тело шрам, по-видимому, от зашитой раны. Не желая больше созерцать этот ужас, я сделал несколько неуверенных шагов назад.
    Парень, наблюдавший за мной со скучающим видом на лице, задвинул ящик и вышел из камеры. Я последовал за ним. Как только мы оказались на первом этаже, молодой человек учтиво поинтересовался:
    - Вы хорошо себя чувствуете? Вы страшно бледны.
    Я перевел взгляд с пола на него и ответил, почувствовав, как дрожит мой голос:
    - Все нормально.
    - Давайте, я вам воды принесу, - предложил парень и, не дожидаясь ответа, ушел.
    Я плюхнулся на стул, ощущая слабость в ногах. Никогда не думал, что вид мертвого друга вызовет во мне такую реакцию. Сцепив пальцы рук, я склонил голову и попытался унять дрожь в пальцах.
    В этот момент дверь снова отворилась, и молодой человек подошел ко мне со стаканом воды в руке.
    - Вот, выпейте.
    Я в несколько глотков осушил стакан и поставил его на стол. Потом поднял взгляд на парня, продолжавшего напряженно вглядываться в мое лицо. Мне стало надоедать такое внимание, поэтому я встал со словами:
    - Спасибо, что согласились проводить меня.
    Я почувствовал, как закружилась голова. Черт, подумал я, что еще, ведь дурнота уже прошла?! Сквозь нарастающий гул в голове, я расслышал фразу:
    - Вы бы посидели еще немного, Артем Кириллович. Вы все еще очень бледны…
    Откуда он знает мое имя?! Мне стало совсем дурно, черепную коробку изнутри словно колотили молотом.
    Я сделал несколько неуверенных шагов к выходу.
    - Стойте же! – кто-то схватил меня за рукав рубашки. – Вы еле держитесь на ногах!
    Я начал догадываться, почему так долго ассистент ходил за водой…
    Вырвав руку, я сделал шаг к двери, но тут же пол покачнулся, и я, цепляясь за стол, рухнул на железобетонный пол…



2
    Я разлепил веки с таким трудом, словно к каждому из них привязали по мешку с песком, весом в килограмм. С минуту я ждал, пока бешеный пляс стен прекратится. Лишь только потом огляделся.
    По-моему, я находился в том же самом кабинете, откуда и вышел лже-ассистент. Всю комнату занимали столы, столики и тумбочки со шкафами, в которых хранились бесчисленное количество баночек, колбочек и разнообразных склянок. Из мебели, помимо них, был деревянный, видавший виды, стол, два покосившихся от времени стула, да тахта, на которой я сейчас и лежал.
    Я попытался пошевелить руками, хотя был практически уверен, что меня так просто одного бы здесь не оставили. Я оказался прав: ноги и руки были крепко привязаны к ножкам тахты, не позволяя мне даже пошевелится. Я попытался хоть как-то ослабить путы, но безуспешно – я лишь потратил драгоценные силы и время. В конце концов, в изнеможении упав на тахту, я стал ждать.
    Черт подери, каким же я был идиотом! Позволить усыпить себя, да еще привязать к кушетке, не оставив мне ни единого шанса на освобождение?! Я должен был сразу догадаться, что менты предупредят ассистента о моем приходе. А ассистенту нужно было только «задержать опасного преступника». Неужели я не мог по вкусу воды понять, что в воду что-то подсыпали?! Естественно, менты знали, что у меня недействительное удостоверение и предупредили парнишку. Он лишь сделал вид, что не заметил…
    Я в ярости ударил головой по тахте, отчего сделал себе только хуже. Морщась от тупой ноющей боли, я снова вперился в потолок.
    А что будет со Славой? С полковником все, наверное, обойдется, он почти не общался с нами. Я своим опрометчивым поступком поставил под угрозу свободу своего друга. Теперь-то он точно «загремит» в тюрьму по соучастию! Соучастие в побеге… В убийстве его не обвинят, так как на тот момент у него идеальное алиби – он уезжал в город, в кинотеатр. А вот я, как назло, остался, потому что не любил военные фильмы. Ну, а тогда Славе можно рассчитывать и на снисхождение судей, или, в худшем случае, на условный срок… Господи, до чего же я оказался глуп!..
    Вдруг из коридора послышались чьи-то шаги. Я был почти уверен, что это были мужские шаги. Но, не ассистента.
    Прежде чем я успел согнать с лица последнюю тень сна, в кабинет вошел он.
    Я сразу понял, что этот человек – как раз тот, о котором с таким страхом говорил Прошин. И было отчего…
    Это был человек среднего роста, с холодным, расчетливым взглядом хищника. Руки были глубоко засунуты в карманы, но я был уверен, что они мускулистые и сильные, с натянутыми жилами и венами – руками работяги. Но, что было абсолютно ясно, он заставил всех, а в особенности себя, поверить в то, что прошлое простого, провинциального рабочего ушло в небытие.
    Взгляд угрюмых, почти угрожающих глаз остановился сначала на связанных руках и ногах, а потом на лице. И вдруг его лицо озарила беспричинная улыбка.
    - Артем Ростоков собственной персоной, - низким рокочущим голосом проговорил он. – Человек, который Всем и Всюду мешает…
    Я, не мигая, смотрел ему в глаза, но не видел ни крупинки жалости или снисхождения.
    - Что тебе от меня нужно? – злобно спросил я. – Зачем ты меня связал?
    Плотоядная ухмылка скользнула по его губам.
    - Я же тебе сказал: ты слишком часто мне мешал.
    - Когда? – не понял я. – Когда я тебе мешал?
    - Не придуривайся, Ростоков! – начал гневаться похититель. – Ты сам прекрасно знаешь, где и когда мне мешал!
    Дело в том, что я не знал, о чем идет речь. Поборов желание расхохотаться, я поинтересовался:
    - Что, пришьешь меня?
    Его глаза сверкнули.
    - Пока не узнаю, как ты докопался до нашего бизнеса, нет, не убью.
    Я уцепился за единственную надежду:
    - «Нашего» бизнеса? Так ты его не один контролируешь?
    По лицу злоумышленника было видно, что он допустил непростительную оплошность. Подойдя ко мне, он ударил сжатым кулаком в нос.
    Всю обреченность своего положения я понял только тогда, когда кровь из разбитого носа начала беспрепятственно литься мне в рот. Задыхаясь от наполнявшей рот крови, я еле внятно пробормотал:
    -  Ты побоями ничего не добьешься!
    - Это мы еще посмотрим, - с непонятной улыбкой удовольствия сказал он. – Насколько я знаю, ты разыскиваешься?
    Я понял его намек:
    - И что?
    - А вот что, - он встал со стула и вышел в коридор, позвав кого-то: - Заходи!
    Я думал, сейчас войдет еще один головорез, который уж точно доведет начатое уголовником дело до конца. Но я ошибся.
    Вошла, покачивая стройными бедрами, девушка, при одном виде на которую кровь в моих жилах приобрела точки кипения. Стройная, высокая, светло-русая, она была воплощением красоты и грациозности. Но в то же время в ее глазах читалось приватное желание, отчего я ощутил какое-то резко отталкивающее чувство.
    Девушка повернулась к боссу, и я успел заметить звериное желание в его глазах.
    - Ты что-то хотел, милый?
    - Да, - он кивнул в мою сторону. – Этот малый не хочет ничего говорить. Ты знаешь, что делать…
    И, ничего не добавив, он покинул комнату.
    Девушка подплыла ко мне; я с замиранием сердца следил, как колышутся ее молодые груди. Склонившись надо мной, она провела рукой по груди, потом все ниже и ниже. Меня била неукротимая дрожь отвращения. Но со связанными руками и ногами я мало что мог поделать.
    - Какой ты у нас красавчик! – проворковала она, расстегивая на мне рубашку. – Ты ведь давно не ощущал этих чувств, правда?..
    Я весь напрягся, когда она медленно начала водить ладошкой по груди. Потом медленно, чтобы я не мог ничего пропустить, она стала расстегивать пуговицы на платье. Также медленно платье соскользнула с ее плеч, позволив мне обозреть все ее фигуру.
    На ней ничего больше не было, кроме белых кружевных трусиков. Груди, упругие и спелые, смотрели на меня ярко-розовыми сосками, заставив на миг зажмуриться. Она театральным движением скинула трусики и, наконец, приобрела явное сходство с прародительницей всего женского пола. Она осторожно забралась на меня и медленно начала водить языком по груди, одновременно расстегивая ремень на брюках…
    - Что тебе от меня нужно?! – вскричал я, не в силах больше выдерживать эти муки. – Что?!
    - Ну, вот и хорошо, - запуская руку ко мне в брюки, прошептала она. – Откуда ты узнал про моего босса?
    - Да не знал я твоего босса! – вскричал я, когда ее пальцы сомкнулись на моем мужском достоинстве. – Я его сегодня только впервые и узнал!
    Но она не поверила.
    Я попытался сопротивляться, но безуспешно. Она стянула с меня брюки. Я попытался столкнуть ее с себя, но она лишь крепче сжала бедрами мое тело. Расположившись поудобнее, она начала то, ради чего сюда пришла.
    - Ты так и не скажешь?
    Стиснув зубы так, что они заскрипели, я прорычал:
    - Да что ты хочешь узнать?
    - Что ты знаешь о бизнесе моего шефа?
    - Ничего! – солгал я. – Ничего я не знаю!
    - Я тебе не верю! – и она с удвоенной силой начала свое дело. – У нас достаточно времени, так что, не торопись, еще успеешь вспомнить!
    Я не знал, как выпутаться из создавшегося положения. Но решил применить другую тактику.
    Внезапно сделавшись податливым и нежным, я посмотрел на нее, как мне показалось, влюбленными глазами, и ласково пробормотал:
    - Господи, какая ты нетерпеливая!
    Она не заметила моей перемены, а стала поглаживать усеянную шрамами грудь.
    - Я никогда не испытывал таких ощущений! – без зазрения совести, лгал я. – Ты такая страстная!
    Моя лесть возымела эффект: девушка, соскользнув с меня, развязала ноги.
    - Вот теперь ты стал покладистым, мой милый! Ни один еще мужик не устоял передо мной!
    Мне только этого было и надо. И я продолжал играть комедию:
    - Знаешь, у меня до тебя не было девушки, я так соскучился по ласкам! – Я попытался обнять ее связанными руками. – Дай же мне обнять тебя!
    По-моему, она тоже начала получать удовольствие от нашей близости. Развязав путы, она поцеловала меня в губы. Преодолевая отвращение, я откликнулся на ее приглашение.
    - Так ты знаешь моего шефа? – ласковым голоском проворковала она.
    - Конечно, знаю, - импровизировал я. – В наших кругах кто его не знает?
    - Это точно! – согласилась она, хотя вряд ли слышала мои слова.
    Пришло время действовать.
    Я резко перевернулся, повалив ее на кушетку. Прижав ее руки к тахте, я крепко привязал ее запястья к ножкам. Зажав рот рукой, я вытащил из кармана брюк носовой платок и сделал ей кляп. Потом также связал и ноги. Накрыв тело платьем, я с презрением глянул на нее и бросил:
    - Неужели от такой шлюхи, как ты я могу получить удовольствие? Ты мне противна!
    Быстро одевшись, я вынул из брюк ремень, обмотал его вокруг кулака и осторожно подошел к двери. В холле было тихо, но и высовываться, не проверив, было бы опрометчиво. Поэтому я подошел к девушке, пытавшейся освободиться, и приказал:
    - Я сейчас освобожу тебя от кляпа, а ты позовешь босса сюда, ясно? Иначе… - я красноречиво поднес к ее глазам обмотанный ремнем кулак.
    Она мелко-мелко закивала соглашаясь. Я, держа наготове кулак, выдернул платок.
    Хриплым, тихим голосом она позвала своего шефа:
    - Шеф! Все кончено!
    Я бесцеремонно засунул кляп ей в рот и бесшумно отошел к стене у двери.
    Спустя пять секунд послышались его шаги. Покрепче сжав ремень, я стал ждать. Он, ничего не подозревая, вошел в комнату и с удивлением увидел связанную помощницу. Не успев оглядеться, он получил сокрушительный удар в висок. Покачнувшись, он упал на колени и посмотрел в мою сторону. Я наотмашь ударил его по лицу. Раздался хруст сломанного носа, потом громогласный удар тела об пол, и все стихло.
3
    Кровь заливала лицо, но теперь уже не мое, а моего соперника. Привязанный к стулу моим ремнем, он сидел, совершенно беспомощный, с откинутой вперед головой. Мне пришлось вылить ему на голову три стакана воды, прежде чем он пришел в себя.
    - Что тебе от меня нужно? – прохрипел, сплевывая воду и кровь на пол, он. – Что я тебе сделал?
    - Хм, - усмехнулся я. – Мне, может быть, и нечего, а вот другим людям испоганил, наверняка не одну жизнь.
    - Это ложь! – выкрикнул он. – Где доказательства?
    - Доказательств достаточно, а намеков еще больше, чтобы на ближайшие десять лет тебя упечь за решетку.
    - Ну, и какие это доказательства? – с усмешкой в голосе, спросил он.
    - Пожалуйста, - улыбнулся я. – К примеру, ваш бизнес в конторе «Новороссийск – Атолл – Недвижимость» - я с удовольствием увидел, как улыбка сползла с избитого лица. – Во-первых, начальник этой фирмы, Прошин Аркадий Николаевич, подал на тебя заявление и в милицию, и к «федералам». Не сегодня-завтра кто-нибудь из них заявятся к вам, и вам останется только паковать чемоданы…
    - К тому времени нас уже там не будет, - со злорадством в голосе сказал он. – Ты просчитался.
    - Это еще не все, - сказал я. – Тебе не удастся добраться до родных людей, потому что они в надежном месте. При них всегда находится свои люди. И, в-третьих, тебе даром не пройдет то, что ты издевался надо мной. И, к твоему сведению, я состою на работе у Федеральной службы безопасности. Так что побои над офицером ФСБ – это дело не шуточное!
    Его лицо сильно побледнело. Было видно, что мои доводы пришлись ему не по вкусу. Но тут опять беспричинная улыбка появилась на его губах:
    - Ты не сможешь доказать побои. Во-первых, тебя разыскивают «легавые», и если ты явишься к ним с побоями, они тебе просто не поверят! А во-вторых, моя знакомая подаст на тебя заяву в изнасиловании. И то, что было между вами, будет свидетельствовать против тебя!
    Его лицо выражало торжество, но не долго. На этот счет я припас свои доводы. Хорошо, что последние слова не записаны, подумал я, да благослови бог короткую пленку! Улыбнувшись, насколько позволяли раны на лице, я сказал:
    - Ты просчитался. Ко всему сказанному надо добавить слово «если»… Если я приду к ним с побоями, если эта девка подаст заяву… Сперва вспомни, где я работаю. И еще, по-моему, твоя девушка не прочь позабавиться с тобой.
    С этими словами я подошел к девушке, развязал ее и сказал:
    - Теперь ты можешь удовлетворить свое желание. Но пока, - я забрал и его, и ее одежду. – Я прихвачу вот это.
    Я подошел к двери и, обернувшись, поглядел в перепуганное лицо своего противника. Не дав воли кулакам, я бросил через плечо:
    - Когда она явится в милицию, то в результате осмотра врач заметит, не нашу пятнадцатиминутную близость, а именно вашу. Ведь у вас еще есть целые часы, не правда ли? – я подмигнул обрадованной девчонке. – А пока, - я достал ключ от двери, вытащенный из пиджака уголовника. – Я оставлю вас наедине.
    - Ты не посмеешь! – взвизгнул, испугавшись, злоумышленник. – Ты не посмеешь!
    - Отчего же? – улыбнулся я. – Пока вы тут будете развлекаться, я позвоню своим друзьям. Ну, и…
    - Ты сволочь! – выкрикнул он. – Гнусный подонок!
    - По крайне мере не такой, как ты, - ответил я. – А теперь – до встречи!
    Я запихнул кляп теперь в рот сопротивлявшемуся уголовнику и, махнув рукой, вышел из кабинета и запер кабинет на ключ.
    Шагая по вечерней улице, я быстро соображал, как сделать так, чтобы замыслы уголовника не осуществились. И, по-моему, я составил план.
Глава пятая.
1
    При моем виде Слава пришел в ужас:
    - Черт подери, Тем, кто тебя так отделал?!
    Я помотал головой, плюхнулся на кровать и почти сразу же уснул.
    Проснувшись, я сел на кровати и посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Я проспал почти три с половиной часа. Чувствуя себя отдохнувшим и бодрым, я встал и направился душ. Приняв душ, я переоделся в свежую одежду и побрился. Хотя и было уже почти полночь, рабочий день начался.
    - Слава! – позвал я друга, думая, что он на балконе.
    В ответ – тишина.
    Начиная беспокоиться, я обошел весь номер, но друга, естественно, не нашел. Выругавшись, я взял было сотовый телефон, но тотчас передумал, решив, что за мной может быть наблюдение. Положив пистолет в кобуру, вышел из номера и аккуратно закрыл дверь.
    Я сбежал по лестнице в вестибюль. Никого, кроме сонного администратора за столом там не оказалось. Я подошел к нему, вытащил из бумажника сотенную купюру и, зажав ее в руке, спросил:
    - Вы видели, как примерно два часа назад отсюда ушел молодой человек, с которым я заехал в номер?
    Администратор поглядел сначала на купюру, потом на меня и сказал:
    - Молодой человек ушел примерно полтора часа назад и вызвал такси.
    - Он заказал такси по телефону?
    - Нет. Он взял такси у гостиницы.
    - Вы видели, как он садился в машину?
    - Да.
    - Он что-нибудь сказал вам перед уходом?
    - Нет, ничего.
    Я, обреченный, направился к выходу. Но администратор остановил меня:
    - Но я слышал, что он сказал водителю…
    Я обернулся, сказав:
    - И что же он сказал?
    - В поселок Малыч или Маныч ли… В Ставропольском крае.
    - Это точно?
    - Точно, - кивнул молодой человек. – Таксист сказал, что это будет недешево стоит.
    - Спасибо! – не на шутку обрадовался я. – Спасибо большое!
    - Подождите! – снова остановил меня у дверей администратор. – Вас спрашивали какие-то люди.
    - Какие люди? – спросил я, подумав про «федералов».
    - Сказали, что ваши знакомые, - пожал плечами он. – Трое таких здоровых ребят, все в кожаных куртках…
    «Нет, это определенно не люди Берестова» - с тревогой подумал я. – «Вычислили же, сволочи!»
    - Давно они были здесь?
    - Примерно с час назад.
    Значит, он успел за два часа освободиться. И теперь мне грозит опасность с двух сторон.
    - Но вы их не пустили?
    - Нет, конечно. – С важным и одновременно уязвленным видом сказал администратор. – Без разрешения самих постояльцев этого делать не положено. Я сказал, что впервые слышу ваше имя. И они тотчас ушли, ругаясь между собой.
    - Спасибо! – с облегчением в голосе поблагодарил я. – Я сейчас уйду, и, может быть, надолго. Вы меня не знаете и не видели, - я положил на стол купюру. – Хорошо?
    - А кто вы, собственно, такой? – с деланным видом спросил он.
    Я улыбнулся, проверил, на месте ли пистолет, махнул администратору рукой и вышел на полуночную улицу.
    Ночь выдалась прохладной и почти что тихой. Лишь кое-где проносились дорогие автомобили блатных, оглашая ночную улицу чересчур громкой музыкой. Я шел, иногда, из предосторожности, оглядываясь, но за мной никто и не следил. Дойдя до здания филиала ФСБ, я собирался уже перейти дорогу, как на другой стороне улицы увидел трое молодых людей. Они, завидев меня, двинулись ко мне, не обращая внимания на сигналы автомобилистов.
    Я сразу понял, кто они такие. Прибавив шагу, я пошел в обратную сторону, к гостинице. Трое преследователей не отставали. Я перешел на бег, то и дело оглядываясь. Они тоже побежали. Хотя я и был сотрудником милиции, но недавние раны все-таки оставили свой след. После последней спец операции у меня на теле остались пять глубоких шрамов, не считая мелких. Три из них украшали всю левую руку до запястья, остальные два приходились на груди один выше, другой ниже сердца. В общем, через пять минут бега, я начал выдыхаться.
    Моим преследователям этого только и надо было. Увидев, что расстояние между нами с каждым метром сокращается, они разразились хохотом. Пробежав еще около трех метров, я остановился, зажав в руке под пиджаком пистолет. Злоумышленники медленно приближались.
    Я огляделся. Позади меня, в метрах семи от того места, где я находился, стояла пустая будка ГАИ. Она позволила бы мне хоть как-то оградить себя от побоев с одной стороны. И поэтому я начал медленно отступать.
    Завидев, что я отступаю, уголовники еще больше осмелели. При лунном свете сверкнули три лезвия. Ножи, с ужасом догадался я. Очень медленно, прощупывая тротуар под ногами, я уже почти подошел к моему убежищу.
    - Не, фраер, никуда тебе не деться! – злобно сказал один. – Сдавайся по-хорошему!
    Я усмехнулся им в лицо, хотя мне было не до смеха.
    Они уже почти вплотную подошли ко мне. Я мог разглядеть их лица. Я вытащил и направил на них пистолет.
    Один из них, увидев наставленный ствол, присвистнул:
    - Ты эту игрушку брось, она тебе все равно не понадобится!
    - Неужели? – насмешливо спросил я, снимая пистолет с предохранителя. – Ты уверен?
    Они не ответили, только стали сужать кольцо.
    - Брось придуриваться, фраер! – сказал третий, ранее молчавший. – Куда тебе до нас?
    - Стоять! – выкрикнул я, ткнув в их сторону пистолетом. – Перья бросьте, ну!
    Они не бросили их, нет, не те были люди…
    И я напал первым. Ударив одного локтем по носу, я другой рукой засадил рукоятью пистолета по голове. Двое противников, схватившись за головы, отступили. Третий накинулся так внезапно, что я едва успел отскочить. Я схватил его за ворот куртки и ударил его головой о стекло будки. Раздался звон бьющегося стекла, тихий стон парня, сползшего по стене будки.
    Внезапно я почувствовал, как в меня вошел стальной нож. Охнув от боли, я обернулся и увидел, как двое других парней приближаются ко мне, замахиваясь ножами. Собрав оставшиеся силы, я поднял пистолет и, стараясь сфокусировать взгляд на одном из злоумышленников, выстрелил. И…промахнулся.
    Они мгновенно пригнулись. Я отступил к концу тротуара, запнулся об бордюр и упал, неудачно приземлившись на руку. Послышался хруст кости, и прежде, чем я догадался, что сломал плечо, острая боль пронзила мое тело.
    Все поплыло перед глазами. Картинка была словно размазанной, размытой. Я с трудом понял, что ко мне кто-то приближается. И только когда в свете уличного фонаря я увидел блеск ножа, я понял, что это уголовники.
    С невероятным трудом, подняв руку с пистолетом, я выстрелил в каждую из теней по два раза. Только потом я услышал удивленный вскрик одного из преследователя, и глухой удар тела о землю.
    Вдали послышалась вой сирен. Вот и милиция пожаловала, обреченно, на краешке сознания, подумал я, что-то слишком поздно…
    И в следующий миг, поддавшись всепоглощающей боли, я впал в беспамятство.
2
    Я очнулся оттого, что почувствовал чье-то присутствие. Приоткрыв глаза, я понял, что не ошибся. Прищурившись, я понял, что это Берестов.
    - Привет, - поздоровался я, открывая глаза. – Ты давно здесь?
    Он резко дернулся, повернувшись ко мне, и с улыбкой сказал:
    - Привет. Нет, я тут недавно, всего полчаса.
    Оброненное слово заставило меня все вспомнить. Я нахмурился.
    - Что такое? Тебе плохо? – заволновался он.
    - Все в порядке, - сказал я. – Ты видел Славу?
    Берестов отвел глаза. Во всем его облике было видно замешательство. Я спросил:
    - Что со Славой?
    - Он… - Замялся подполковник. – Он…в коме…
    В животе как будто что-то рухнуло. Такое ощущение, будто ты надеялся, что стена продержится еще несколько столетий, а она обрушилась спустя несколько лет.
    - Где вы его нашли?
    - Не мы его нашли, - ответил Берестов. – В милицию приехал молодой человек и сказал, что нужно срочно ехать на заброшенный завод. Милиция приехала и обнаружила там твоего друга с проломленным черепом. Ну, они вызвали «Скорую» и сопровождали ее до Новороссийска. И из больницы сообщили нам.
    - Давно его обнаружили?
    - Часа в два ночи. По словам  врачей, еще минут тридцать промедления, и он бы…
    - Сколько сейчас времени?
    - Без пяти минут пять.
    - Как ты узнал обо мне?
    - Наш дежурный, лейтенант тот, увидел тебя на улице. Он сообщил нам, что несколько парней стали преследовать тебя. Потеряв их из виду, он позвонил мне. Я захватил с собой пару своих парней и погнал тебя разыскивать. И нашел…
    - Ты «упаковал» парней? – внезапно вспомнил я. – Там один оставался.
    - Не беспокойся, всех упаковали. Правда, один был уже мертв. Застрелен. Два выстрела в живот. Умер от потери крови.
    - А те двое? Что они?
    - Один, - поправил Берестов меня. – Второй с черепно-мозговой травмой в палате. Еще не пришел в сознание.
    Я замолчал. В голове словно роились мириады насекомых.
    - Первый пока ничего не говорит. Он у нас в отделе. Его допрашивают с двух часов ночи.
    Я понял, что предпринятый план уже не возымеет результатов. Да и какая сейчас разница, если Слава при смерти?
    - Слушай, - словно прочитав мои мысли, сказал офицер. – Врачи сделали все возможное. Я уверен, что твой друг выживет.
    Я поднял на него глаза.
    - Я знаю, кто покушался на его жизнь.
    Он вопросительно посмотрел на меня.
    - Это Глушаков, Глушак.
    - Этого не может быть, - грустно вздохнул Берестов. – На этом заводе была настоящая бойня. Авторитеты что-то не поделили. В общем, Глушак и еще человек семь его приспешников, были найдены мертвыми.
    - Когда? – сглотнул я.
    - В то же время, что и твоего друга.
    В моей душе разгоралась неугасаемая ярость. Так это Глушак и его люди чуть не убили Славку?!
    - Это они…они чуть не убили Славу… Я их уничтожу! – взорвался я, вскакивая с кровати. – Пусти меня к этому мерзавцу! Пусти, я его по стенке размажу!..
    - Артем, успокойся! – борясь со мной, прокричал Берестов. – Тема, одумайся!
    - А я не хочу! – взревел я. – Я не хочу думать! Я хочу порешить всех, кто причастен к покушению на Славку! И не говори, что я не имею права!
    - Я и не говорю, что ты не имеешь права! – прокричал подполковник, удерживая меня. – Нужно подождать! Нужно подождать удобного момента! Только подождать!
    - Только подождать?! – прорычал я, все еще вырываясь. – Ты понимаешь, что говоришь?!
    - Извини, Тем, извини, - виновато пробормотал Берестов, усаживая меня на кровать. – Я знаю, что Слава был твоим другом…
    - Он не был, он есть! – бросил я и улегся на кровать.
    В этот момент дверь открылась, и осторожный голос доктора попросил:
    - Павел Андреевич, можно вас на минуту?
    Бросив на меня взгляд, Берестов встал и вышел в коридор. Дверь скрипнула, закрываясь, но не закрылась совсем. Я лежал и слушал их диалог.
    - Что вы хотели? – тихо спросил Берестов.
    - Вы сказали сообщать все, что происходит с больным Корабеловым…
    Произошла пауза. Берестов прервал ее:
    - Ну и что же?
    - Произошло кровоизлияние в мозг. Резко подскочило давление. До двухсот сорока. И…в результате болевого шока…больной скончался… Мы не смогли ничего сделать…
    Я словно падал в зияющую бездну, ударяясь о каждый выступ. Славы Корабелова нет… Нет, этого не может быть… Как же так… Слава, такой молодой, такой жизнерадостный, такой живой… И – нет… Нет… Нет… Нет…
    - Нет!.. – Простонал я, впиваясь пальцами в одеяло. – Нет! Не может быть!..
    Они вбежали вместе. И тотчас поняли свою роковую ошибку – мои волосы мгновенно поседели.
3
    Дни потеряли свой смысл. Да и какой смысл от жизни, если не для чего и не для кого жить? Дни текли, не оставляя во мне никакого отпечатка. Была лишь боль, опустошенность, да чувство собственной никчемности. Деревья оделись в молодые листочки, еще не совсем раскрывшиеся. Дни стали намного теплее, ночью уже не было заморозков. Но это начало новой жизни у животных и растений для меня ровно ничего не значило.
    Чтобы окончательно не сойти с ума я принялся собирать те факты, которые нам удалось за столь короткий срок собрать. Это я делал не по необходимости, а чтобы хоть как-то отомстить за смерть друга. Чем больше я вспоминал доказательства, тем больше крепла во мне надежда, что убийцы, когда-нибудь, понесут достойное наказание за два убийства и бесчисленное количество прочих правонарушений. Я был уверен, что наказание постигнет как заказчика, так и исполнителя, но также я был уверен, что я не стану вершить это наказание, хотя этого и заслуживаю в полной мере.
    Спустя несколько дней пребывания в больнице, на прикроватной тумбочке установилась целая стопочка листочков с фактами и доказательствами, говорившими только против неведомого преступника. Но этих фактов было достаточно мало для уголовного дела, а связующая их нить могла порваться даже при малейшем рассмотрении.
    Факты были таковы: убийство начальника отдела по расследованию убийств, заявление Прошина, запуганного Глушаком. Глушаков вел очень осторожную преступную деятельность, и именно он похитил меня и подверг пыткам. И последнее, самое существенное, - убийство Славы, вовлеченного в расследование.
    Доказательства только оставляли желать лучшего. На мой взгляд, самым прочным из всех было мое похищение, говорившее только против Глушакова. Если нужно будет, я постараюсь, чтобы ассистент свидетельствовал против него. Полагаться на показания запуганного Прошина было бы легкомысленно, тем более, что разборки произошли как раз в поселке, где спрятаны его близкие. Об их сохранности я не беспокоился – Слава не тот человек, чтобы не устоять перед побоями. И, насколько я знал, его не пытали, но треснули чем-то тяжелым по голове. Хотя об этом еще следует спросить Пашу…
    Таким образом, я размышлял, лежа на кровати и тупо пялясь на расцветающую улицу. Долго залеживаться я здесь не собирался, но что поделаешь, что врачи все оттягивали и оттягивали мое возвращение в обычную, повседневную жизнь. А торопить их было бы чересчур эгоистично.
    Порой мое сознание никак не соглашалось с тем, что Славы больше нет, что он умер. Казалось не реальным, что он больше не заговорит со мной, не станет распространять слухи, не будет вставлять в каждую фразу свое обычное «что и следовало доказать». Я даже улыбнулся при этой мысли. Что ж, придется забыть все, что связано с другом, как и многое другое, которое по той или иной причине пришлось забыть.
    Дверь палаты чуть-чуть приоткрылась, заскрипев. Я повернул на звук голову и увидел полковника Ревякина. Присев на кровати, придерживая левую руку правой, я улыбнулся вошедшему:
    - Я думал, вы в санатории. Разве нет?
    - Конечно, - ответил Ревякин, садясь на стул возле меня. – Но там сейчас сончас, поэтому я решил навестить тебя, нежели притворяться спящим.
    - Много людей знают, что я в больнице?
    - Только я.
    - Ну, а вы-то как об этом узнали?
    - Подполковник Берестов рассказал, - ответил друг отца и пояснил. – Его люди увидели меня с тобой в саду и сообщили об этом начальнику. Ну, а он решил, что мне можно доверять.
    «Хороший мужик, этот Берестов, - подумал я. – Ничего из виду не упускает».
    - Ты просил меня следить за всем, что происходит в санатории, - сказал полковник. – Так вот я проследил. И вот что увидел. Каждые шесть часов «часовые», то есть агенты, сменяли друг друга.
    - Они дежурят круглые сутки?
    - Да. Но интересно другое. А именно, один говорил контрольную фразу: «Дела идут». Второй подхватывал: «Контора пишет». Это, по-видимому, какая-то поговорка?
    - Ага. – Буркнул я, ушедши в свои мысли. – И что дальше?
    - Дальше один уходил, другой оставался. За ними я не следил, думал, что от этого толку не будет. Да?
    - Верно, - согласился я. – Что говорят отдыхающие?
    - Да ничего интересного, - пожал плечами полковник. – Судачат о твоем розыске, о безалаберности «ищеек», да так о повседневных делах… Ничего конкретного.
    - Ясно. – Грустно сказал я. – Вы слышали о…Славе?
    Лицо Ревякина помрачнело; мне стало ясно, что Берестов настоятельно просил не упоминать о смерти Корабелова.
    - Знаю, - нехотя, согласился Иван Михайлович. – Ведь это же не просто так…
    Он показал на поседевшие волосы. Я усмехнулся, подумав, сколько теперь мне дадут возраста при встрече. И запоздало заметил, что смешок был саркастический.
    - Не стоит убиваться из-за этого, - справедливо заметил друг отца. – Жизнь на этом не кончилась.
    - Да, - с  вызовом сказал я. – Мне не стоит из-за этого убиваться, а вот тем, кто убил Славу – стоит. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы доказать это.
    Я заметил едва заметную, промелькнувшую на губах улыбку полковника, и еще больше убедился в правильности принятого мной решения.
    - Хорошо, - облегченно вздохнул я. – У меня к вам будет одна…просьба.
    - Говори, - подбодрил меня Ревякин.
    - Вы не смогли бы разузнать о…о той стычке в поселке Маныч?
    Я видел, что эта просьба стала для полковника неожиданностью. Справившись с мимолетным замешательством, он ответил:
    - Хорошо. Что смогу, то узнаю. Но обещать не стану. Сам понимаешь, не те круги…
    - Согласен, - сказал я. – Но, Иван Михайлович, …будьте осторожны.
    Встав, Ревякин пожал мне руку и заверил:
    - Не беспокойся, Тема. Все будет – как это говорится у вас? – тип-топ.
    Я усмехнулся, пожимая руку.
    - И не забудьте присматривать за населением этажа, хорошо?
    - Разумеется, - кивнул полковник, ставя на тумбочку пакет, который я раньше не заметил. – Выздоравливай, подкрепляйся. Не думаю, что ты променяешь эту обстановку на городскую.
    - Это точно, - улыбнулся я, вставая и морщась. – Доктора не пускают, а иначе бы я хоть сегодня ушел отсюда.
    - Ну, сегодня тебя бы никто и не отпустил, - посмотрев на мое посеревшее лицо, сказал Ревякин. – Так что ты, лучше, ложись и отдыхай. Думать ты и лежа можешь. До встречи.
    Дверь за ним захлопнулась. Я вернулся к тумбочке и заглянул в  пакет. Там оказались фрукты, сок, да какая-то открытка. Думая, что это открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления, я открыл ее и прочел строчки, написанные рукой друга отца:
    Жизнь – сволочная штука.
    Что и следовало доказать.
    Пусть лучше мир прогнется под нас!
    Я не сразу понял смысл написанных слов. Лишь тогда, когда перед глазами всплыла картина ночной драки, когда я снова, будто наяву увидел улыбающееся лицо Славы и перепуганное лицо Глушакова, я понял, как Ревякин оказался прав.
    Круг не имеет начала, всплыла в памяти давно забытая фраза. И хотя я не видел связи между всеми этими фразами, я понял, что нахожусь на правильном пути.
Глава шестая.
1
    Преддверие великого Дня Победы выдалось ветреным, но достаточно жарким. Ветер сдувал с обочин горячую, словно песок, пыль, заставляя людей, страдающих аллергией на пыль, спешно прижимать к лицу платки. Но и это, похоже, не спасало никого от изнуряющей духоты.
    Я шел по пыльной улице, улыбаясь своим мыслям и вдыхая горячий воздух полной грудью. Навстречу мне попадались знакомые лица, с трудом узнававшие в поседевшем мужчине того молодого, жизнерадостного парня, который отпускал всего месяц назад разные шуточки. Для меня же эта перемена была только к лучшему. По крайней мере, я так думал.
    Я проталкивал себе дорогу сквозь толпу, орудуя лишь одной правой рукой – вторая была в гипсе, на перевязи. В воздухе витало ощущение праздника, почти ощутимое чувство безграничной радости. Со мной это неизменно случалось только раз в год – 9 мая.
    Я устало присел на лавочку, недавно покрашенную в честь праздника, и закурил. Потягивая сигарету, я, счастливо улыбаясь, наблюдал, как дерутся два сорванца-воробья. Впрочем, я только делал вид, что наблюдал, а сам напряженно соображал.
    За последние дни, которые я провел в больнице, ко мне не было ни одного посетителя. И не напрасно я думал, что это неспроста. Хотя эти мысли пока еще никто не подтвердил, да и не опровергнул. Что же такое могло произойти?.. Отгонял назойливую мысль, что что-то могло случится или с Ревякиным, или Берестовым, да и с любым, кто заинтересован в этом деле…
    - Здравствуйте, молодой человек.
    Я вскинул голову на подошедшего человека.
    - Здравствуйте, Иван Михайлович. Присаживайтесь, - я пододвинулся. – Что нового?
    Вместо ответа Ревякин тяжело вздохнул. Я метнул на него испытывающий взгляд.
    - Ох, и умотался же я за эти дни! – выдохнул друг отца. – Сколько же пришлось сделать! Впрочем, начну по порядку. Я узнал все, что ты просил. И вот, что получилось.
    Инцидент между авторитетами произошел неделю назад на заброшенной строительной площадке в поселке. Обычная стычка между бандами. Что-то не поделили, что-то не разрешили. Я не знаю, из-за чего была эта стрелка, но знаю из-за кого…
    - Из-за кого? – переспросил я. – То есть, из-за какого-то человека?
    - Не из-за какого-то человека, а из-за женщины, - поправил меня Ревякин. – И эта женщина Лаврентьева Александра Игоревна.
    Мне это имя ничего не говорило, поэтому полковник пояснил:
    - Ее имя широко известно в более узких кругах, в кругах элиты. Лишь единицы людей знают, где она живет. И я к этому числу не принадлежу. Но вот, что я узнал о ней. Эта женщина, похоже, пользуется большим уважением. Насколько я знаю, она не считается благонравной женщиной. Ей 33 года, она трижды выходила замуж, и каждый раз оставалась вдовой.
    - Ее мужья – авторитеты? – догадался я.
    - Да, - кивнул Ревякин. – Сам понимаешь, ради такой богатой женщины любой блатной хоть кому глотку перережет. Саму ее я не видел, но знаю ее портрет: высокая, параметры 90X60X90, блондинка, волосы до пояса, самостоятельная, гордая, неприступная, но…щедрая.
    - Щедрая? – удивился я.
    - Ага. Мне тоже это показалось абсурдным. Я так и сказал, а мне ответили, что пока с ней наедине не встретишься, не поймешь. Ну, а раз я с ней не знаком, то… - Полковник многозначительно развел руками.
    - Кто вам это рассказал?
    - Да один парнишка молоденький. Сынок погибшего авторитета Глушака.
    - И где вы его нашли?
    - Где? В морге. Мне Паша сказал, что он там работает.
    Вот как Глушаков нашел меня. Сынок предупредил, сынок-ассистент.
    - И когда Паша вам это рассказал?
    - Три дня назад. Когда приходил ко мне в санаторий.
    Вот это по-дружески, Паша, спасибо, зло подумал я.
    - Что же вы еще разузнали? – спросил я. – Ведь вы говорили, что были сильно заняты?
    - Ну, да, отдыха не было, - согласился он. – Старался скрыть твое отсутствие от «ищеек» в санатории. Они же ко мне наведывались.
    - Что? Вы же им не…
    - Да нет же, нет, ничего я им про тебя не сказал, - успокоил  меня Ревякин. – Они всех на нашем этаже допрашивали. Они и не догадываются, что я с тобой знаком.
    Я с облегчением вздохнул:
    - Хорошо. Но, как можно выйти на эту Александру?
    - Что ты задумал, Тем? – подозрительно спросил меня полковник.
    - Я хочу встретиться с ней, - без обиняков ответил я. – Так вы устроите эту встречу?
    Он внимательно изучал меня. Но я не собирался отступать.
    - Хорошо, я скажу тебе, где ее найти, но, Тем, …за тобой же слежка…
    - Знаю. – Оборвал его я, вставая. – Но и сидеть, сложа руки, и ждать, пока меня арестуют, тоже глупо. Уж лучше я буду действовать.
    - Мне сказали, что ее можно найти в поселке Маныч после захода солнца. Но она никогда не бывает одна, всегда с охраной. Двое хорошо вооруженных парней.
    - Где именно ее можно найти?
    - Возле реки есть небольшой коттедж, по правую сторону берега. Там есть подвесной мост.
   - Я найду, - кивнул я. – А теперь мне нужно, чтобы вы узнали у Берестова основных свидетелей по делу Пети. Можно на вас полагаться?
    - Разумеется, - сухо ответил друг отца. – Тебе, конечно, нужно их алиби на момент преступления?
    Я улыбнулся:
    - Если это возможно.
    - Будет сделано, - чуть-чуть чопорно ответил Ревякин. – Ты куда?
    - Загляну к Берестову, спрошу, вспомнил ли что-нибудь парнишка, который напал на меня. А потом…потом – посмотрим.
    - Как же ты похож на Кирилла, - задумчиво проговорил Иван Михайлович. – Особенно сейчас.
    Я усмехнулся, подумав, что отец вряд ли одобрил затеянное мной предприятие, если был бы жив. Ну, что ж, папа, я вовсе не такой беленький и пушистенький, как кажусь.
    - До встречи! – я поднял на прощание руку. – Берегите себя.
    - И ты тоже не прогадай.
    Только тогда, когда я уже подходил к офису ФСБ, я осознал значение сказанных слов. Усмехнувшись, я вошел в здание.
    Лейтенант, улыбнувшись, встал, протягивая мне руку.
    - Здравствуйте, Артем Кириллович. Как дела?
    - Нормально, - улыбнулся я, пропитываясь симпатией к молоденькому офицеру. – Скажи, у тебя смена когда-нибудь бывает?
    - Конечно, - ответил Геннадий. – Каждые три дня.
    - То есть вы три дня работаете, а три – отдыхаете? – уточнил я.
    - Да. А что такое?
    - Так ты, должно быть, работал, когда убили Петра Карасулева?
    Лицо парня помрачнело.
    - Верно. Я дежурил. Прекрасно помню тот вечер. Около полуночи позвонил один мужчина и сообщил, что нашел труп на пляже. Я сказал, что он ошибся номером, но тот ответил, что этого не может быть. Я спросил его имя, но он повесил трубку.
    - Ты мог бы описать его голос?
    - Ну, такой тихий, прокуренный. Я бы дал ему около тридцати лет, может быть – тридцать пять, но не больше.
    - Ты определил, откуда звонили?
    - Я этого не определял, это не мое дело. Специалисты определили. Звонили из телефонной будки, неподалеку от пляжа.
    - Вы были там?
    - Был. Меня первого туда и послали, - сказал парень. – Сняли отпечатки пальцев, но там оказалось такая уйма отпечатков, что ничего не выяснишь.
    - Из будки видно место преступления?
    - Достаточно ясно, - согласился офицер. – Вы хотите сказать, что он мог видеть, кто убил Петра Владиславовича?
    - Не исключено. Ладно, Гена, мне пора. Подполковник ждет.
    - Ага, - кивнул лейтенант, садясь. – Вы знаете, куда идти?
    - Конечно. Спасибо!
    Берестов, казалось, уже ждал меня. Едва дверь за мной закрылась, он, не оборачиваясь, сказал:
    - Я знал, что ты сегодня придешь.
    - Здравствуй, Паша, - поздоровался я. – У меня к тебе разговор.
    - Чай, кофе, или что покрепче? – предложил подполковник.
    - Спасибо, ничего. Я не надолго.
    - Ну, что ж, - Павел сел за стол. – Что ты хотел рассказать?
    - Скажи, вы допрашивали свидетелей?
    - Конечно. К чему такой вопрос? Правда, свидетелей было всего ничего – трое, но мы всех тщательно допрашивали. Если не я, то мои ребята уж точно?
    - Кто именно?
    Берестов подозрительно посмотрел на меня.
    - Ты, что, не доверяешь профессионалам?
    - Нет, конечно, - улыбнулся я. – Но мне может понадобиться их помощь.
    Мгновение Павел все также всматривался в меня, но после сказал:
    - Лейтенант Николай Шаровников и старший лейтенант Геннадий Овсенюк. Они допрашивали свидетелей Жаровникова и Антипину.
    - Что это за люди?
    - Жаровников видел Петра Владиславовича последний раз, в полдень того же дня. Антипина же уверяет нас в том, что видела, как кто-то звонил из телефонной будки как раз в полночь.
    - Ты веришь ее показаниям?
    Берестов пожал плечами:
    - Не знаю. С одной стороны, окна ее квартиры как раз выходят на пляж, а с другой стороны… Она не заметила трупа.
    - Как – не заметила? – думая, что ослышался, повторил я.
    - Ну, она не видела там никакого трупа.
    - Скажи, а освещение возле того места хорошее?
    - Возле будки еще нормальное, а на месте преступления – далеко не важное.
    - Так можно допустить, что она и не заметила.
    - Да, можно, но только при одном условии: если она не увидела труп, то как его мог заметить последний свидетель, который позвонил нам?
    - Ну, а кто же этот последний свидетель?
    - Анатолий Паровозов, более известный как Паровоз.
    Меня вдруг осенила догадка:
    - Так это сын Глушака! Глушакова! Который работает в морге!
    - Кто – Глушак? – не понял подполковник. – Он работал в морге?
    - Да нет же! Сын Глушака работает в морге, Паровоз!
    - Но он же был в морге, когда тебя похитили, - пробормотал Берестов. – Он звонил нам с телефонной будки.
    И он рассказал Ревякину о Лаврентьевой, подумал про себя я.
    - Так парень, который на меня напал, сознался?
    - Нет. – Покачал головой Берестов. – Не сознается, молчит, как партизан. Мы его уже и сроком начали припугивать, но он ничего не хочет говорить.
    - А ты попробуй намекнуть ему, что если он не возьмет всю вину на себя, его кореша быстро над ним устроят самосуд, - предложил я.
    - А, что, это идея, - задумавшись, произнес подполковник. – Пожалуй, я так и сделаю. Намекну, что парень в больнице всю вину валит на него. Может, что и получится.
    - А тот еще не в состоянии говорить?
    - Врачи не позволяют его допрашивать. У него серьезное сотрясение мозга, они не разрешают дольше минуты его допрашивать. Мои ребята у его палаты посуточно дежурят.
    - Сообщишь, если что-нибудь узнаешь? – спросил я, вставая. – По крайней мере, эта будет лучшей услугой, нежели следить за мной с помощью жучка днем и ночью…
    Я пошел к двери, чувствуя на себе взгляд Берестова.
    - Тем, подожди. Тем, я не хотел. Я только…
    - Проверить меня. Тем же способом, что и укрывательством сына Глушакова.
    Берестов повернулся ко мне.
    - Я и вправду не знал, что сын Глушакова – это Паровоз. Знал только, что он там работает.
    - Ладно, - махнул я рукой, прощая. – Проехали. Но впредь, больше не следи за мной, ладно? Иначе – ищи себе другого сыщика.
    - Хорошо. Ты куда направляешься?
    Я повернулся к подполковнику лицом:
    - Ты же знаешь, что я этого не скажу.
    - Но, если…
    - Никто на меня больше не нападет, обещаю, - улыбнулся я. – До скорого! Еще увидимся!
    - Надеюсь, - кивнул мне Берестов.
2
    Анатолий Паровозов или Паровоз,  не ожидал увидеть меня так быстро – ведь последний раз он меня видел всего неделю назад. Ему понадобилось гораздо больше времени, чтобы придать лицу непринужденное выражение, нежели своему покойному отцу – Глушаку. Когда же он, наконец, мужественно попытался улыбнуться мне, то это было больше похоже на гримасу от зубной боли, но никак не на дружественную улыбку. Все это красноречиво говорило о его причастности к недавним событиям.
    - Ну, здравствуй Толя! – сердечно поздоровался я, подавая руку. – Давно ж мы не виделись, правда?
    Он попытался отшутиться:
    - Артем Кириллович, как рад вашему обществу! Я уж думал, что проведу оставшиеся часы только в обществе трупов…
    - Одним из которых мог бы быть мой, - все еще улыбаясь, сказал я, сжав в стальном рукопожатии его сухопарую руку. – Ведь неделю назад вышла осечка? Так что ж, нужно исправить брак твоего отца?
    Его лицо побледнело то ли от боли в стиснутой руке, то ли от потрясения от услышанных слов. Взгляд стал более холодным, в нем ясно проступили черты уголовника. Не намереваясь задобрить меня своим лепетом, он поинтересовался:
    - От кого вам известно о моем отце?
    - А от кого тебе известно, что у меня просроченное удостоверение? – вопросом на вопрос ответил я. – Так это Глушак велел тебе задержать меня?
     - Нет. С чего вы взяли?
    - Перестань притворяться, дружок, - угрожающе-ласковым голосом сказал я. – Я же знаю, что ты подсыпал мне в стакан с водой снотворное. Я готов поспорить, что за время, которое ты пробыл в комнате, можно было несколько раз подсыпать порошок. Что, скажешь, не так?
    Он ничего не сказал, только отвел взгляд. Не отпуская его руки, я спросил:
    - Что произошло в поселке Маныч, в Ставропольском крае?
    - Что? – Паровоз никак не ожидал, что и это мне известно. – Откуда ты это знаешь?
    - Неважно, - отмахнулся я. – Так, что же?
    - Обычная стычка между нашими, - пожал плечами парень. – Как всегда из-за Александры Игоревны.
    - Что ты о ней знаешь?
    - Да не более того, что и все знают. Ей 33 года, хотя она выглядит намного моложе…
    - Ты видел ее?
    - Один раз, да и то издалека.
    - Сколько у нее охраны?
    - С ней всегда два охранника, всего на ее личность полагается семь человек.
    - Зачем ей столько людей? Кто был ее последним мужем?
    - А вы разве не знаете? – недоуменно спросил он. – Мой отец, конечно.
3
    С ближайшей телефонной будки я позвонил в санаторий и попросил к телефону полковника Ревякина. По-моему, администратор не узнал моего голоса, но для страховки я говорил с ним через носовой платок.
    - Да? – спросил голос Ивана Михайловича.
    - Это Артем. Слушайте внимательно, Иван Михайлович. Вам не нужно сейчас допрашивать свидетелей по делу. Вместо этого побеседуйте с лейтенантами Шаровниковым и Овсенюком. Это они допрашивали свидетелей Жаровникова и Антипину. Но делайте это очень осторожно – это мастера своего дела. Выясните, кто еще был задействован в расследовании и допросите, если сможете, их. И еще, - добавил я. – Берестов ничего не должен об этом знать. Сможете сделать это как можно быстрее?
    - Естественно, - ответил полковник. – А ты что будешь делать?
    - Объясню позже. Не пытайтесь связаться со мной, я сам свяжусь с вами, когда понадобится. Ладно, до встречи. Берегите себя.
    - Само собой, - сказал Ревякин и повесил трубку.
    Я несколько секунд постоял в будке, обдумывая план действий. Выйдя из телефонной будки, я поспешил к ближайшей  стоянке таксистов. Я делал это не напрасно.
    Четверо мужчин, все на дорогих иномарках, одновременно поглядели в мою сторону, едва я оказался в зоне их видимости. Каждый, пытаясь  привлечь посетителя, обошел машину и облокотился на капот. Кое-кто даже поднял вверх руку, приглашая.
    Я остановился перед парнем, на вид которому дал бы лет двадцать три – двадцать пять. Белесые волосы и светло-голубые глаза придавали ему совсем еще юношеский вид. Пытаясь казаться старше своих лет, он то и дело щурился.
    - Сколько будет до поселка Маныч?
    Я успел краем глаза заметить, как остальные таксисты вновь принялись разговаривать между собой. Тем лучше, отметил про себя я.
    Парень прищурился, вычисляя в уме.
    - 5500.
    Недурно, подумал я, вычислив, что за километр выйдет около 12 рублей. Учитывая то,  что обычно таксист брал 10 рублей за километр, я решил в последний раз воспользоваться услугами данного такси.
    - Хорошо, - кивнул я. – Как вы думаете, за сколько часов мы доберемся до места?
    - Часов за 5, а если повезет – за 4,5. Сейчас двинем?
    - Если вам не трудно, - согласился я.
    - Прошу, - он махнул рукой на сиденье, рядом с водительским.
    Сев на переднее сиденье и пристегнувшись, я ощутил удобство «Фольксваген». Удобно расположившись, я собирался было немного вздремнуть перед трудной задачей, но не тут-то было.
    Едва я закрыл глаза и задремал, как парня будто прорвало:
    - Это хорошо, что вы воспользовались услугами нашего такси. Вы знаете, у нас довольно редко за последнюю неделю стали заказывать такси. Вообще-то я понимаю, что такси недешевое, но как еще выжить в результате кризиса? Тут каждый вертится, как может. Как говорится, каждый поет и свистит, как умеет. Но вы же понимаете, что не так уж легко сейчас прожить на одну зарплату, вот я и кручусь, как могу, зарабатываю в свободное время…
    - Простите, молодой человек, но я хочу отдохнуть.
    Парень удивленно посмотрел на меня, не поняв, к кому обращается. И тотчас снова заговорил:
    - Жена постоянно пилит меня, что я мало зарабатываю. Я же помимо этой работы еще имею и другую – я на пляже смотрящим работаю. Хотя сейчас и не так жарко, все равно есть чудаки, которые лезут купаться. Вот я и присматриваю за этими оболтусами. А вот на днях произошел один неприятный случай – на пляже обнаружили труп какого-то мужчины. Я сам-то его не видел, мой рабочий день начинается в шесть утра, а его, по-моему, обнаружили, ближе к утру.
    С этого момента я стал внимательно слушать молодого человека. Завидев, что я обратил на него внимание, он еще больше воодушевился и принялся рассказывать:
    - Я пришел к себе на работу, зашел в комнату для инвентаря и переоделся в форму. Выхожу и вижу – вокруг полно людей, все что-то бегают, шумят, кричат. Я, значит, подошел поближе и попросил их не шуметь на моей территории. Но на меня никто даже внимания не обратил. Я подошел к мужчине, который был в строгом деловом костюме, и сказал, чтобы он объяснил, что здесь происходит. Ну, он и объяснил, что на этом месте был обнаружен труп мужчины, и что это место преступления. Приказал никого сюда не пускать и мне самому здесь не мешаться. Я ушел, но, сами понимаете, любопытство было сильнее, и я вернулся. Приблизился к фотографу, который все вокруг фотографировал, и спросил, кем был погибший мужчина. Он, не поднимая глаз, ответил мне, что это был начальник вневедомственной охраны города. Я спросил, как его убили, он и ответил, что застрелили. Три выстрела в живот. Умер от потери крови. Я, чтобы не возбуждать подозрений, быстро ушел с места преступления и занялся своими повседневными делами. После обеда вся группа уехала и больше не возвращалась.
    - Вы не видели, как молодой человек, примерно такого возраста, что и вы, был в прилегающих коттеджах?
    - Да ошивался там какой-то человек. Правда, я не успел его как следует разглядеть – дела, понимаете ли. Молоденький, в строгом костюме. Там еще была целая бригада экспертов, возилась возле телефонной будки. А больше ничего интересного не было.
    - Ясно, - кивнул я, приняв непринужденный вид. – Сколько же всякого беспредела сейчас творится в мире! Куда ни глянь – везде разборки, убийства, изнасилования…
    Зерно, брошенное мной, тотчас дало ростки. Парень, азартно взглянув на меня, стал рассуждать:
    - Вы правильно подметили – беспредел! Вот на днях произошло такое событие – разборки авторитетов. Я как раз подвозил одного молодого человека – кстати, тоже до поселка Маныч.
    Я и не подозревал, как удачно все получилось.
    - Ну, вот, приехали мы до этого поселка. Вышел этот парень возле старого заброшенного какого-то завода и ушел, по-видимому, к родным, в домик неподалеку. Меня попросил остаться. Я долго его ждал, часа два где-то, но дождался. Парень, значит, сел ко мне в машину и сказал ехать обратно, в Новороссийск. Поехали мы, значит, обратно, но тут слышим стрельбу. А было, заметьте, далеко за полночь. Мы остановились и прислушались. Стрельба не прекращалась. Я-то не сильно в оружии разбираюсь, а вот мой пассажир, похоже, кое-что смыслит в нем. Он и говорит, что с «Макарова» палят, да с какого-то пистолета-пулемета, названия уже не помню. Мы уже отъехали метров так на двести от завода, но тут пассажир мой и говорит, останови, мол. Ну, я остановил, он выбежал и сказал мне, что если его не будет больше сорока минут, езжай в милицию. И ушел. Ну, я ждал, ждал. Час ждал. А после, как и сказал пассажир, поехал в милицию. Но когда мы приехали на завод, там было уже тихо. Я, значит, хотел с милиционерами пойти, да они сказали оставаться здесь. И в тот момент позвонили с работы, сказали, что недалеко от поселка находится человек, просит подвезти. Ну, я и поехал к этому человеку.
    - Что это был за человек? – стараясь не выдать своего волнения, спросил я. – Ты успел разглядеть его?
    - Ну, человек как человек. Молодой, красивый, правда, не разговорчивый. Мы с ним практически не разговаривали.
    - Куда просил пассажир отвезти?
    - На ближайшую ж/д станцию. Ну, я его отвез. Он расплатился, поблагодарил и ушел. А я поехал в Новороссийск. К утру уже был на месте.
    - Ясно. – Проговорил я, уйдя в свои мысли. – Да, интересная у вас выдалась тогда ночка.
    - Не то слово! – радостно воскликнул он.
    Я подумал, вряд ли парнишка сбережет здоровье, если и дальше будет таким любознательным. И, как оказалось после, был совершенно прав.
Глава седьмая.
1
    Поселок Маныч в вечерних сумерках казался таким очаровательным, что я понял, какой великолепный вкус у Лаврентьевой Александры Игоревны. Короткие лучи солнца освещали лишь самые верхушки плакучих ив, раскинувшихся на много километров вдоль реки. Оттого то и кроны казались позолоченными.
    Мы сидели в «Фольксвагене», куря сигареты. Чего ждал я  - сам не знаю, а что ждал таксист – одного: денег.
    - Эх, бросить бы всю эту городскую суматоху, да махнуть сюда на недельку! – восхищенно глядя, как солнечный луч ползет вверх по кроне, воскликнул парень.
    - Что ты здесь нашел? – возразил я; за те четыре с половиной часа, которые мы были в дороге, я успел основательно познакомиться со словоохотливым таксистом. – Ну да, согласен, красиво здесь. Но остальное-то? Что тут такого особенного?
    - Устал я от городской суеты, - пояснил парень. – Все куда-то бегут, куда-то спешат, а тут…
    - Это только так кажется. Приглядись получше, и узнаешь, что тут есть свои не менее важные проблемы.
    - Тем, а ты-то откуда это знаешь?
    - Мой отец ездил на работу в сельскую местность, - ответил я. – Он шахтером работал, я с ним часто ездил.
    - Ясно, - ответил таксист, потягиваясь и зевая. – Э-эх, поспать бы!..
    - Отдыхай, - я открыл дверцу. – А я пойду по делам.
    - Стой! А ты надолго?
    - Не знаю, может, к полуночи вернусь, - ответил я, направляясь в сторону поселка. – Пока, Миша!
    Новый знакомый вяло махнул рукой в мою сторону и разлегся на водительском сиденье.
    Я шел, сам не зная куда. Коттедж, который я искал, должен был быть на правой стороне реки, вдоль которой я и шагал. Время клонилось к десяти часам, когда я наконец отыскал то, что сказал.
    Скрытый от посторонних глаз плакучими ивами и раскидистыми березами коттедж попадался на глаза совершенно случайно, когда подходил к крошечной рощице, из которой можно было увидеть изящную изгородь. В это место солнце светило десять часов подряд, даже сейчас, когда оно уже почти село, роща была ярко освещена.
    Я остановился перед рощицей, пораженный увиденным зрелищем. И дело было вовсе не в примитивном, кирпичном здании, а в игре красок и теней. Думая над тем, как мне лучше поступить – пойти к коттеджу или же подождать, пока кто-то выйдет – я не услышал легкие шаги у себя за спиной.
    - Что вам здесь нужно?
    Голос принадлежал женщине, поэтому я резко обернулся.
    - Я разыскиваю Лаврентьеву Александру Игоревну.
    - Она перед вами.
    Описание, данное и Паровозом, и Ревякиным, имело один существенный недостаток – я не мог даже предположить, что она так холодна со всеми. Но в основном – начиная со светлых, струящихся по плечам, волос, и кончая стройной, образцовой для моделей фигурой – все было очень схоже.
    - М-м-м, - протянул я, потеряв нить рассуждений. – Так вы Александра Игоревна?
    - Вы плохо слышите? – еще более холодным тоном осведомилась она. – Конечно, это я. Что вам нужно?
    - М-м-м, -  снова протянул я. – Может, пройдем в дом?
    И это было ошибкой – я понял это сразу, как только она сделала жест рукой. Тотчас из-за плакучих ив показались два хорошо накаченных мужчины, направляясь ко мне. Со сломанным плечом, да недавно зарубцевавшейся раной я представлял собой довольно удобную цель.
    - Хорошо, - обратился я к хозяйке коттеджа. – Перейдем к делу. Мне известно, что недавно на здешнем заброшенном заводе произошла «стрелка». В этой перестрелке погиб ваш муж. Это так?
    Ее брови в изумлении поднялись вверх. Моя осведомленность поставила ее в тупик. Охрана замерла в отдалении.
    - Пройдемте в дом, - она указала на дорожку, ведущую к дому, и обратилась к ожидавшим охранникам: - Подождите снаружи.
    Они повиновались. Краем глаза я заметил, что они медленно двинулись за нами, но у калитки остановились. Мы прошли через полутемный сад и вошли в дом.
    Дом оказался таким же комфортабельным, как и снаружи. Но и уюта он тоже был не лишен. Мы прошли через большую прихожую, поднялись на второй этаж по спиралевидной лестнице и очутились в гостиной.
    Она оказалась такой огромной, что я подумал – гостиная занимает, по крайней мере, треть всего второго этажа. Интерьер комнаты наводил мысли о непредсказуемой роскоши, о которой мне приходилось только мечтать. Пригласив присесть на диван, моя собеседница села рядом. От ее холодности не осталось и следа.
    - Откуда вы знаете о гибели моего мужа?
    Я, не спеша, оглядел комнату и только тогда, переведя на нее взгляд, ответил:
    - Мне рассказал об этом случае его сын, Анатолий Паровозов, или, как у вас в кругах называют, Паровоз.
    - Что Толя рассказал вам?
    - Сказал, что перестрелка была из-за вас, - я не обратил внимания на брови, которые поползли вверх. – Сказал, что там получилась настоящая бойня. И сказал, что вы овдовели в третий раз.
    Грусть затмила ее серо-голубые глаза.
    - Да. Правильно. Я овдовела в третий раз. Но, в чем вы заинтересованы?
    - В этой перестрелке погиб мой лучший друг, - покривил душой я. – И я не успокоюсь, пока не узнаю, по чьей вине он погиб! – Для большей убедительности я стиснул кулак так, что заскрипели суставы.
    - Там погибло достаточно много парней, - задумчиво проговорила она. – Вы уверены, что он убит?
    - Уверен, - кивнул я. – Его застрелили из пистолета «Макарова» тремя выстрелами в живот.
    - Таких людей, по-моему, мало. – Сказала она. – Сами понимаете, там были одни профессионалы. Если и стреляют, то или в сердце, или в голову. Большинство убитых наши ребята уже похоронили, лишь некоторым еще могилы не вырыты. Я скажу своим ребятам, чтобы они подождали с похоронами до завтра. Завтра вы сможете опознать, если вашего друга еще не захоронили.
    И она вышла из комнаты, оставив меня в раздумьях.
    Что если мой обман скоро раскроется? Тогда мне придется не сладко. Семь человек охраны, да женщина, за которую идут целые побоища… Ну и не повезло же мне… Но отступать было поздно.
    Минуты через две она вернулась в гостиную. На улице, наверное, заметно похолодало, так ее щеки заметно порозовели.
    - Можете не беспокоиться, я сказала моим ребятам, чтобы они ничего не предпринимали до завтра. У вас есть, где переночевать?
    - Нет, - ответил я, вставая. – Спасибо за понимание, но я, наверное, пойду…
    Мои слова даже для меня показались неубедительными. Меня вдруг одолело непонятное чувство. Чувство, которое я очень давно не ощущал. Я попытался распрощаться:
    - Мне пора… Уже довольно поздно… Вы, наверное, отдыхать будете… Ну, я и…
    Она прервала мой лепет:
    - Не говорите глупостей, молодой человек. Куда вы пойдете? Сейчас темно, и вы, вероятно, не здешний.
    Я в душе  не соглашался с ней, но мои губы говорили обратное:
    - Да, вы, наверное, правы… Я не стесню вас?..
    - Ну, что вы, в самом деле? Конечно, нет…
    «Ну, и что же ты делаешь, идиот? Где твоя осторожность? Она же имеет прямой выход на блатных… А ты несколько дней назад застрелил одного из них…».
    Я подошел вплотную к ней. Я чувствовал, как она насторожилась.
    - И где же мне расположиться?
    - Да хоть здесь… Вам будет удобно на диване?
    - Вполне, - я поднял к ее волосам руку. – Я точно не помешаю вам?
    - Конечно, нет, - в ее глазах сверкнул азартный огонек. – Но, что же мы на «вы»? Как тебя зовут?
    - Артем, Тема. А вас?
    - Ну, ты же знаешь, Саша. Разве забыл? – она хихикнула.
    Я усмехнулся, пропуская между пальцев ее шелковистые волосы. В крови разгорался адреналин.
    - Ты такая очаровательная… Я не встречал в жизни таких красавиц.
    И медленно начал расстегивать пуговицы на блузке.
    Она задышала чаще, наблюдая за моими неловкими пальцами. Все другие чувства потухли, осталось только это. Кое-как расправившись с пуговицами, я скинул блузку на пол, и жадно впился губами в ее губы.
    Словно какой-то зверь пробудился внутри меня, заставляя впиваться в алые, спелые губы раз за разом. Руки сами по себе ласкали ее плечи, опускаясь все ниже.
    Она, безучастно стоявшая рядом со мной ранее, начала расстегивать рубашку. Нетерпеливо скинув пиджак, я позволил ей сбросить с себя рубашку, а сам занялся юбкой. Нащупав пальцами замок, я рывком расстегнул ее и опустил юбку на пол.
    Азарт, возникший во мне, передался и ей. Она, как я понял, едва сдерживала себя, чтобы одним порывом не сбросить с меня одежду. Расстегнув ремень, я скинул брюки.
    Трудно было сказать, кто кем управлял в те моменты. То я, то она принимались снимать оставшуюся одежду. И, наконец, распрощавшись с кружевными сиреневыми трусиками, она осталась, в чем мать родила.
    Я повалил ее на диван, углубившись в аромат ее волос. Лаская руками ее упругое тело, я скользил губами от ее лица все ниже и ниже.
    - А ты знаешь, что делаешь! – начиная получать удовольствие, прошептала она. – Ты далеко не новичок!
    - А ты как думала? – насмешливо спросил я, укусив ее за розовый сосок. – Конечно же, нет!
    Ее рука заскользила по моим шрамам, вниз. Когда она дотронулась до шрамов возле сердца, дрожь омерзения прокатилась по моему телу. Она заметила это и спросила:
    - Тебе неприятно?
    - Да, - кивнул я. – Лучше не надо этого делать.
    - Я возмещу тебе моральный ущерб, - улыбнулась она, дотронувшись до члена.
    Небывалая волна энергии и радости разошлась по моим венам. Хмыкнув от удовольствия, я поддался ее ласкам.
    Всю накопившуюся энергию, возникшую в результате ничегонеделания в больнице, я вылил в эту ночь. Когда на пике нашей активности мы оба почувствовали небывалые ощущения, она, задыхаясь от удовольствия, прошептала:
    - Сема никогда мне такого не давал! Ты – намного лучше!
    - Так он же твой муж! – воскликнул я. – Как же так можно говорить о покойнике?
    - Мой бывший муж, ты хотел сказать! – ответила она, переведя дух. – Тем более что у него была любовница!
    - Любовница? – я даже замер. – Как – любовница?
    - Ну, да, любовница, - равнодушно ответила она. – Уже, наверное, с полгода. Но разве это сейчас важно?..
    - Нет, конечно, - соврал я, наверстывая упущенное. – А как ее имя?
    - Лена, - фыркнула она. – Отвратительное имя, правда?
    - Конечно, - поддакнул я. – А фамилия?
    - И фамилия отвратительная – Антипина. А что тебе до нее?
    - Ничего, - соврал я, успев перевести дух. – Все равно с тобой никто не сравнится…
    - Ох, Тем!..
    Остаток ночи мы провели в собственное удовольствие. Под утро, задремав, я чуть было не простил Глушакова, но все же не простил…
2
    - Здравствуйте, вы, наверняка, не знаете меня. Но ваш муж мог обо мне вам рассказывать…
    - Вы – Артем? Артем Ростоков?
    - Верно. У меня к вам разговор.
    - Проходите, пожалуйста.
    Хозяйка провела меня через захламленную переднюю в темненькую кухоньку, в которой каким-то образом умудрялись разместиться стол, четыре стула, буфет для посуды и всякой мелочи и дышащий на ладан холодильник. Впрочем, это помещение не было лишено уюта.
    - Прошу, присаживаетесь, - пригласила жена Прошина. Невысокая и сухопарая, она обладала невероятным обаянием. – Что вы хотели узнать? Но… - Она запнулась и побледнела. – Может, что-нибудь с Аркашей?..
    Я поспешил успокоить ее:
    - Нет, нет. С вашим мужем все в порядке. Рядом с ним всегда надежные люди. На них можно положиться, уж вы мне поверьте.
    Она заметно приободрилась:
    - Хорошо. Но, тогда, зачем мы вам понадобились?
    - Извините, но сначала позвольте мне узнать, как вы меня узнали?
    - Аркаша мне сказал, что к нам может прийти молодой человек лет тридцати, с темными волосами и проницательным, умными глазами. Он также добавил, что вы очень высоки. А недавно он сообщил по телефону, что у вас повреждена левая рука.
    Я покосился на левую руку, уже без перевязи, но все еще в гипсе. За прошедшую ночь я не раз проклинал этот гипс, правда, про себя. Улыбнувшись, я обратился к женщине:
    - Верно. Но откуда ваш муж знал о том, что у меня травмирована рука? Об этом знают лишь несколько человек.
    - Аркаше сказал об этом молодой человек, который приходил к нему на работу.
    - Вы не знаете, кто этот человек?
    - Он не уточнял, только сказал, что молодой человек не просил никому не говорить об этом.
    Ну вот, наш убийца опять объявился, с горькой иронией заметил я.
    - Несколько дней назад к вам заходил один парень, - я дал точное описание Славы. – О чем вы с ним разговаривали?
    - С ним? Молодой человек был таким вежливым и чутким. Мы говорили о том, когда Аркаша стал каким-то…другим.
    - Как – другим? – не понял я. – Изменился?
    - О, да, - кивнула жена менеджера. – Он стал таким нервным и дерганным. По каждому поводу сердился и с мальчиками практически не играл. Понимаете, он раньше никогда таким не был. Он практически каждый день играл с мальчиками, ходил с ними в парк, на прогулку, в зоопарк, когда был свободен. Но потом он…изменился. Изменился в худшую сторону.
    - И когда же это произошло?
    - Примерно с полгода назад. Я хорошо помню первый вечер, когда он впервые пришел в дурном настроении. Это было в конце декабря, ближе к Новому году. Аркаша пришел позже обычного – часов в восемь вечера. Весь такой нервный, расстроенный. Я сначала подумала, что он пьян, но потом оказалось, что нет. Аркаша поужинал, молча, и с мальчиками даже не поговорил. Младший наш, Виталя, подбежал к нему и ну начал тараторить, все новости пересказывать. Он это каждый вечер делал, как только отца встречал. А тут Аркаша что-то буркнул ему в ответ и отвернулся. Малыш обиделся, расплакался, а Аркаша как закричит на меня, мол, успокоить его надо. Ну, я взяла Виталю на руки и унесла в детскую. Усыпила, значит, своих чад и прихожу к мужу на кухню. Так и так, говорю, почему это ты не с того не с сего накричал на сына. А Аркаша поглядел на меня, достал из шкафчика бутылку водки, налил себе стопочку и выпил. А потом рассказал.
    Сказал он мне, что на работе что-то совсем не ладится. Говорил, что придираются ко всему, ко всякой мелочи, да еще начали рублем наказывать. А у нас, понимаете, семья, заработка никакого, да я еще тогда не работала. Виталя заболел как раз в то время, я вот и вынуждена была взять больничный…
    - Где вы работаете? – перебил ее я. – Извините.
    - Ничего. В больнице, санитаркой. Сами понимаете, у нас зарплата была просто смешная, едва удавалось сводить концы с концами. Старший-то хоть в садик ходил, он здоровьем покрепче, чем Виталя. С таким настроением он и стал приходить каждый день. И каждый раз все позднее и позднее. Один раз вообще пришел в одиннадцатом часу вечера. Я-то думала, что у него другая, ну и закатила ему скандал. А он мне и рассказал, что их контору контролирует другая организация, преступная. И чтобы он никому не рассказал, держат на него и на всех сотрудников компромат. Что это такое я тогда не знала, но догадывалась. И вот в конце апреля Аркаша пришел домой рано, около шести. И положил на стол пакет. А в пакете оказались…деньги. Много денег…
    - Сколько? – спросил я.
    - Пятьдесят тысяч рублей. Поверьте, для нас это большие деньги. Вы можете не верить, но в последнее время Аркаша зарабатывал всего около десяти тысяч. Раньше, до декабря, он получал и тринадцать,  и пятнадцать, а однажды принес домой двадцать две тысячи!.. Но после декабря он стал получать намного меньше. Я спросила, откуда у него такие большие деньги, а он ответил, что это за маленькую услугу. Но, как я не допытывалась, он не сказал, что за услуга. И сказал, что теперь станет получать намного больше, чем раньше. Я сначала не поверила, но вот несколько дней назад, я получила по почте перевод в десять тысяч рублей. Там была телеграмма от Аркаши, в ней говорилось, что это премия. Премия! В десять тысяч! Но только я не понимаю, почему Аркаша не позволит нам вернуться в Новороссийск. Ведь переломный момент уже прошел – он стал больше получать. Но… - Она вдруг запнулась. – Но вы не думаете, что это не «грязные» деньги?
    - Нет, конечно, - заверил ее я, не сказав, почему так думаю. – Нет, это, конечно же, честно заработанные деньги. Мы знаем, что фирма вашего мужа легальная.
    - Ну, тогда это хорошо, - облегченно вздохнула женщина. – Теперь Виталя совершенно выздоровел, можно и домой возвращаться…
    - Нет, - сказал я и пояснил. – Сейчас это может быть небезопасно. Сейчас происходит всякое…странное вокруг. Вы слышали о стрельбе на здешнем заводе?
    - Старожилы что-то говорили такое… Там, вроде бы, были какие-то разборки?
    - Да, - согласился я. – Поэтому вам лучше еще недельку-другую побыть здесь, у родителей. Пока все не успокоится. Пока мы все окончательно проверим.
    - Да, но какое это имеет отношение к нам? Стрельба, и все остальное? – забеспокоилась хозяйка семьи.
    - Уже никакого, но лучше подстраховаться. У вас есть деньги на проживание?
    - Осталось около пяти тысяч, - виновато сказала женщина. – Понимаете, нужны были лекарства Витале, чтобы болезнь окончательно вылечить, да и у ребятишек совсем нет летней одежды – из всего выросли…
    Я раскрыл бумажник и положил на стол две пятитысячные купюры. Мне было жаль этих людей, вынужденных жить от зарплаты до зарплаты, вдалеке от родного города, да еще по моей вине. Не обращая внимания на ее протесты, я встал и подошел к двери.
    - Если, что будет надо – звоните, - я протянул ей листок с номером телефона. – Охрана всегда с вами, так что не беспокойтесь.
    - Спасибо, Артем Кириллович,… Большое спасибо… Я… Мы…
    - Передайте привет мальчикам. Будьте здоровы. И, - я обернулся в дверях – берегите себя.
    Махнув рукой на прощание радостной хозяйке и застывшему охраннику из отдела Берестова, я вышел из ограды и направился к такси, поджидавшему меня неподалеку.
    Уже сидя в «Фольксвагене», я понял, почему убийца так желал смерти моего напарника – еще чуть-чуть и я мог бы догадаться о настоящей личине «молодого, красивого, правда, не разговорчивого человека». И как раз вот это «чуть-чуть» мне и нужно было узнать, и чем скорее, тем лучше. 
3
    До ближайшей ж/д. станции нам пришлось ехать около часа. Изнуряющая жара, поднимающаяся с каждым часом ближе к полудню, заставила нас включить кондиционер. Миша, таксист, то и дело прибавлял обороты кондиционера на щитке приборов. В конце концов, остановившись у придорожного кафе, километров за двадцать до города Сальска, мы вышли, чтобы что-нибудь купить прохладительного.
    - Так ты говоришь, что именно сюда привез того молодого человека? – спросил я, потягивая из стакана ледяной лимонад.
    - Ага, - кивнул Миша, отхлебнув «Кока-Колы». – Именно сюда. Он попросил меня отвезти на ближайшую станцию, вот я и отвез.
    - Как ты не смог запомнить его внешность?
    - Ну, что тут такого? Внешность как внешность. Обычная. Типичный городской парень.
    - Ладно? Поехали, - я выкинул в мусорный бак одноразовый стакан. – Далеко еще?
    - Нет, минут 15 или даже меньше.
    Спустя полчаса, преодолев небольшие городские пробки, мы остановились перед зданием вокзала.
    - Подождешь меня? - спросил я, вылезая из «Фольксвагена». – Я постараюсь не задержаться.
    - О’кей, - кивнул Михаил. - Я пока в киоск сбегаю, попить что-нибудь куплю, да перекусить возьму, а то с утра крошки в рот не брал.
    - И мне захвати, - сказал я и направился к зданию.
     Прохлада зала ожидания благотворно подействовала на мой уставший организм. Около  сотни людей, ожидающих свой поезд, апатично полусидели-полулежали на стульях, обмахиваясь, кто газетой, а кто головными уборами. Я подошел к кассе и, как можно вежливее, поинтересовался:
    - Добрый день. Могу ли я узнать, покупал ли несколько дней назад один молодой человек билет на поезд до Новороссийска?
    Женщина, неохотно оторвавшись от какого-то журнала, исподлобья посмотрела на меня, но все-таки ответила:
    - Интересно, вы, что представитель Министерства Финансов, или еще какой-нибудь организации, чтобы я перед вами отчитывалась?
    Я недоуменно посмотрел на нее.
    - Вы не так поняли меня, гражданочка…
    От такого обращения «гражданочка» еще больше рассердилась:
    - Что вы себе позволяете, молодой человек! – Начала она, но, взглянув на поседевшие волосы на моей голове, крайне изумилась. – Вы воевали, да?
    В ее голосе слышалось неприкрытое любопытство, сочувствие и даже – симпатия. Я понял, что лучше поддакнуть:
    - Да, в Чечне…
    - О! – ее глаза сверкнули от возникшего интереса. – Что вы делаете сегодня вечером?
    Я про себя усмехнулся, оценив мгновенную перемену в ее голосе, стоило мне затронуть военную тему. И искренне порадовался, что нездешний.
    - Извините, но я не из этого города… Так что же, вы помните такого человека?
    - А, да, подождите, пожалуйста… - Она принялась листать журнал. – Да, вот. В ночь на первое число пассажир взял билет до Новороссийска.
    - Во сколько? – уточнил я.
    - Во сколько взял? Около трех часов ночи.
    Все сходится, подумал я, и спросил:
    - Когда пришел поезд?
    - В Сальск? 2 мая в десять минут одиннадцатого вечера.
    - То есть, на следующий день?
    - Да, - кивнула кассирша. – Он отправился в 22. 35.
    «Но где-то же он ночевал! – в гневе размышлял я. – Не мог же он болтаться по городу чуть ли не сутки!»
    - Спасибо. – Я уже отошел от кассы, как внезапно вспомнил и возвратился. – Вы не могли бы мне дать распечатку маршрута того поезда от Сальска до Новороссийска?
    - Конечно, если вы настаиваете, - сказала она и вышла.
    Я стоял и глядел по сторонам. Вот старичок обмахивается газетой, вот подросток надел наушники и дожидается своего поезда…
    Внезапно я увидел то, что заставило кровь застыть в жилах.
    Ко мне приближались, осторожно осматриваясь, два милиционера в штатском. Я быстро оглянулся, но кассирши все еще не было. Ну, быстрей же, быстрей, мысленно торопил ее я. А сам вдруг понял, что оставил кобуру с пистолетом на переднем сиденье. Еще лучше..
    Плюнув на ожидание, я, не торопясь, двинулся к выходу. Но менты заметили. Я прибавил шагу, надеясь, что затеряюсь в толпе. Но они были умными преследователями. Сколько я не вилял, надеясь их запутать, они не отставали.
    Я вырвался на улицу. И, как назло, все как будто вымерли. Выругавшись, я направился к стоянке. И тут меня окликнули:
    - Гражданин! Постойте!
    Я, не оглядываясь, еще быстрее пошел к стоянке. Вслед кричали:
    - Молодой человек, постойте!
    Я побежал. Раздался предупредительный выстрел в воздух. Я кинулся в сторону, спасаясь от пули, и перемахнул через чью-то машину. Послышался топот милиционеров. Я уже видел «Фольксваген» и стоящего Мишу у него. Стараясь не привлечь к себе внимание, я замахал таксисту руками, приказывая садиться за руль.
    Но он не понял. Я видел, как уставились на меня светло-голубые глаза паренька, стараясь понять, чего я хочу. Махнув на осторожность, я крикнул:
    - Заводи машину – и едем! В темпе!
    Только теперь он увидел, что за мной погоня.
    До машины оставалось всего около ста метров. Я перемахнул снова через чью-то машину.
    Раздался сначала крик мента «Ростоков, стой!», а потом выстрел.
    Пуля, словно раскаленный добела кинжал, вошла в правую голень. Задохнувшись от внезапной боли, я схватился за дверцу какой-то «Тойоты» и умудрился сохранить равновесие.
    Видя, что я почему-то стою, в то время, как преследователи приближаются, Миша быстро подбежал ко мне.
    - В чем дело? Ты, что,…ранен?
    - Пуля в ноге застряла, - прохрипел я. – Беги, не нужно, чтобы тебя со мной видели… Беги, еще успеешь скрыться…
    - А, ну-ка, обопрись на меня! – Миша взвалил меня на плечи. – Вот и хорошо! Ты можешь идти?.. Ну, вот и хорошо… Хорошо, пошли, потихоньку-потихоньку… Вот так, молодец!
    Мы кое-как добрели до «Фольксвагена». Ментов от нас разделял лишь ряд машин.
    - Включи все огни! – приказал я. – Быстрей!
    Друг повиновался.
    - А теперь, газу!
    Машина, взревев, сорвалась с места, и, оставив за собой столп пыли, покинула стоянку.
Глава восьмая.
1
    Оставшиеся часы до Новороссийска показались мне сущей пыткой. Пуля, застрявшая в голени, при каждом движении причиняла мне невыносимую боль. Видя мое состояние, Миша давил на педаль газа как только мог. После особенно большой встряски, когда я едва смог сохранить ясность рассудка, он спросил:
    - Вскоре будет Тимашевск. Он, правда, находится в стороне, но лучше нам заехать в больницу.
    Сглотнув слюну в пересохшем горле, я пробормотал:
    - Нет… В больницу мы не поедем… Там…могут быть…менты… Ты…не беспокойся…я дотяну…
    - Это не лады, Тем, - не согласился Миша. – Ты же не дотянешь до Новороссийска. До него еще добрых 140 км.
    Я через силу улыбнулся:
    - Я же сказал, что дотяну… Значит – дотяну…
    Обессилевшей рукой я дотянулся до сотового телефона и набрал номер телефона Берестова.
    - Алло? – спросил знакомый голос.
    - Паша, ты?.. – Выдохнул я.
    - Тем, ты? Где ты? Ты в порядке?
    - Слушай, Паша, и не перебивай, - сказал я. – Меня менты отыскали… Как – не знаю… Только они знали, что я буду на вокзале Сальска…
    - На вокзале Сальска? Что ты там делал?
    - Выяснял кое-что… Но не это важно… До Новороссийска еще больше сотни километров, а…меня ранили…
    - Ранили? – тревожно переспросил офицер. – Кто, менты?
    - Да…
    - Где вы?
    - Подъехали к Тимашевску… Ты знаешь, где это?
    - Знаю. Что за машина?
    Я объяснил. Выслушав меня, Паша сказал:
    - Ясно. Посылаю навстречу машину быстрого реагирования. Там будут мои ребята и профессиональный врач. Синий «Соболь» с тонированными окнами. Я дам им ориентировку. Ждите. Минут через 40 будем.
    - Хорошо, - прохрипел я. – Будем ждать… До встречи…
    Выключив телефон, я обратился к Мише:
    - Через час нас встретят. Синий «Соболь», тонированный… Проследи, если я…
    Но особая глубокая яма не дала мне закончить фразу. Подскочив на сиденье так, что ударился головой о крышу, я потерял сознание…
    Сознание то терялось, то внезапно возвращалось. Это было похоже на плохой показ фильма – то изображение идет нормально, а то просто останавливается. Я различал лишь несколько из производимых звуков, но и то в те краткие мгновения, когда я был в полуобморочном состоянии.
    Духоты, царившей в машине, я не замечал – у меня началась лихорадка. Меня бросало за часы путешествия в два состояния – либо в жар, либо в озноб. Иногда я метался по сиденью, обливаясь потом, иногда зуб на зуб не попадал.
    Замечать течение времени стало совершенно невозможно. Я потерял счет времени, падая в беспамятство, или возвращаясь. В конце концов, когда, по моим ощущениям, прошло около часа или даже больше, я услышал, как скрипнули чьи-то тормоза.
    Послышались шаги бежавших людей. Я с трудом оторвал голову от «подушки»  и попытался рассмотреть приближавшихся людей. В глазах все плыло, как после не очень долгого сна после «шикарной» гулянки. Все что мне удалось разглядеть, так это несколько размытых теней.
    - Где он? – спросил совершенно незнакомый голос.
    - Там, - ответил Миша. – Ему совсем плохо. Он бредит.
    - Как давно? – спросил голос, но уже гораздо ближе.
    - Да с часа два, наверное, будет.
    Дверь открылась, впустив горячий, сухой ветер. Чья-то большая рука взяла меня за запястье, а вторая остановилась на сонной артерии.
    - Он в обмороке, хотя и не в глубоком, - ответил голос. – Хотя нам это даже на руку – транспортировать будет легче…
    - Транспортировать? – тревожно переспросил Миша. – Это куда же? Кто вы, собственно, такой?
    Стало тихо. Несколько мгновений стояла мертвая тишина, которую нарушил испуганный голос таксиста:
    - А-а-а, ну тогда, ясно. А он, что, ваш сотрудник?
    Я понял, что мужчина показал удостоверение сотрудника ФСБ. Подняв голову, я прохрипел:
    - Это вас Паша прислал?
    Он резко обернулся. Врач оказался высоким брюнетом с проницательными голубыми глазами. Улыбнувшись, он склонился надо мной:
    - Хорошо… Вот и хорошо… Не беспокойтесь, Артем Кириллович, все будет в порядке.
    Он достал из маленького саквояж шприц, наполнил его каким-то раствором, и вколол мне в вену. Через десять секунд боль стала намного слабее.
    - О! – благодарно сказал я. – Большое спасибо… Так намного лучше!
    Вместо ответа он махнул кому-то, и через минуту появилась пара натренированных ребят, осторожно уложивших меня на носилки. Врач, задержавшийся возле Миши, сказал:
    - Не беспокойтесь, все будет в порядке. У меня в машине есть встроенная операционная. Я думаю, что смогу вытащить пулю из кости. Ждать нельзя, иначе – будет поздно. Может пойти заражение, а там и до гангрены не далеко.
    Я видел, как побледнел Миша, но быстро справился с волнением.
    - Я поеду за вами, - сказал он.
    - Нет, - прервал его врач. – Мне сказали, что вы скрывались от милиции. Скорее всего, когда они вас увидели, они запомнили ваш номер и марку машины.
    - Нет. – Твердо перебил его таксист. – Артем сказал мне, когда мы еще не уехали со стоянки, врубить все фары. Ну, я и врубил. Передние номера они точно не видели, а задние… Задние они не могли видеть, так как мы, газуя, подняли густой столп пыли.
    - А, ну что ж, - голос врача звучал чуть-чуть неуверенно. – Вижу, Артем Кириллович мастер своего дела…
    - Естественно! – вырвалось у Миши.
    - Ладно, - подумав, сказал мужчина. – Вы поедете впереди нас. Но только не угоняйте. Мы не можем подвергать больного опасности. Езжайте так, чтобы водитель видел вас, хорошо?
    - Ну да, - кивнул таксист, садясь за руль. – Счастливо!
    Врач подошел ко мне, и в его взгляде я прочитал неуверенность. Покачав головой и вздохнув, он приказал помощникам:
    - Осторожно грузите его на операционный стол.
    Тогда я не смог понять, что означает его неуверенный взгляд. Лишь позже, гораздо позже этих событий, я правильно истолковал его. И хорошо, что позже.
2
    Я проснулся после «лошадиной» доли снотворного после четырех часов сна. Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь, но, оглядевшись, понял, что это не гостиничный номер, не тюремная камера и даже не больничная палата, а чья-то вполне приличная гостиная.
    Выкрашенные в салатовый цвет стены били по глазам, даже ковер под ногами был ядовито-персикового цвета. Но, как ни странно, все обстановка прекрасно сочеталась и с ковром, и со стенами. Остановив взгляд на картине английских скачек, я не успел заметить, как в комнату кто-то вошел.
    - Ну, наконец-то! – радостно воскликнул голос Ревякина. – Я думал, когда ты проснешься?
    Я приподнялся в постели и недовольно поморщился – раненая нога дала о себе знать.
    - Врач сказал, что ты проснешься не раньше чем через шесть часов. А сейчас, - он взглянул на ручные часы – прошло только четыре! Быстро же ты оклемался! Доктор сказал, что тебе ввели «лошадиную» дозу наркоза. Впрочем, оставим все это… Как ты себя чувствуешь?
    Я скорчил притворно ханжескую гримасу:
    - О! Прекрасно!
    - Брось! – рассердился друг отца. – Врач сказал, что ты родился в рубашке. Нога-то, как видишь, цела.
    Я отбросил плед, укрывавший меня вместо одеяла, и увидел туго забинтованную ногу. Брючина была разрезана до колена, иначе бы ее было бы не натянуть на повязку. На месте пули было небольшое кровавое отверстие, а чуть сбоку, справа, находился аккуратный, маленький шов. Удовлетворившись зрелищем, я опять прикрыл ногу пледом.
    - Ясно, - сказал я, садясь. – И давно я здесь?
    - Всего несколько часов, - ответил Иван Михайлович, присаживаясь в кресло напротив дивана, на котором лежал я. – Тебя предложил сюда поместить Берестов. Он же мне все и рассказал… Это все правда?
    - Что - правда?
    - Ты был в поселке Маныч, нанял таксиста, и он возил тебя, куда тебе захочется. Ты был у жены Прошина и дал денег на проживание. Ты узнал, что в тот вечер, когда…был убит Глушаков, в поселке был молодой человек, который после, как раз, заказал то же такси, на котором ты сегодня катался. Ты также узнал, что этот молодой человек доехал до станции в Сальске. Но в тот момент ты заметил слежку, и ретировался. Это так?
    - Да, - кивнул я удивленно. Неужели я разговаривал во сне, когда отходил наркоз? – Откуда вы это знаете?
    - Берестов рассказал. Он, когда ты был еще под наркозом, допросил того таксиста, Мишу. Вот парень и рассказал.
    Интересно, размышлял я, откуда таксист узнал, что я заходил к жене Прошина? Я же ему, кажется, не говорил.
    - Вы сами решили, что таксист знал, к чьей жене я заходил? Или об этом догадался Берестов?
    Друг отца подозрительно посмотрел на меня. Было ясно, что он думал, что я сам рассказал об этом Мише. Нет, Иван Михайлович, недооценили вы меня, я не доверяю людям, пока не пойму, кто этот человек на самом деле. А таксиста я и не думал проверять…
    - Разве ты не сам рассказал Михаилу все, как есть?
    - Нет, - покачал головой я. – А вы что подумали? Что я расскажу все человеку, которого знаю всего день? Вы забыли, кто я был по профессии, Иван Михайлович.
    Ревякин казался удрученным. Корил себя за то, что сам до этого не додумался, понял по его лицу я.
    Откинув плед, я сел на диване, подумав, что могло бы быть намного хуже. Осмотрев разрезанную штанину, я спросил полковника:
    - Иван Михайлович, у вас не найдется запасных брюк подходящего размера? А-то идти в таких – я показал на брюки – брюках по улицам города…
    - Куда ты собрался? – нахмурился друг отца. – Тебе нужно отдыхать!
    - Иван Михайлович, - я многозначительно глянул на Ревякина. – Лучший отдых для меня – это действие, а никак не постельный режим и просмотр занудных телепередач.
    - Но… Доктор сказал…
    - Доктор не знал, на сколько мне хватит наркоза, - заметил я. – И вы думаете, он знает, как мне лучше отдыхать и приходить в норму?
    Миг Ревякин колебался, но почти тотчас поглядел на меня и сказал:
    - Хорошо. Я вижу тебя не переубедить. Можешь идти, только…
    - Где мой пистолет? – спросил я, обшаривая глазами комнату.
    - Да тут он, - сказал хозяин квартиры, вынимая из выдвижного ящика тумбочки кобуру. – В целости и сохранности. Кстати, хорошо, что ты не стрелял в штатских.
    Я вздохнул:
    - Да не было при мне пистолета. Оставил на сиденье вместе с пиджаком. Я, что, уже объявлен в федеральный розыск?
    - Нет, - недоуменно ответил Ревякин. – Почему ты спросил об этом?
    - Потому, что штатские прекрасно знали меня в лицо. Иначе, как они смогли распознать меня среди сотен других пассажиров? – сказал я.
    - Ты уверен, что это были милиционеры?
    - Они выглядели, как опера. – Сказал я. – И дали предупредительный выстрел в воздух.
    - Может, им было сказано, чтобы они вели себя, как опера? – предположил Иван Михайлович.
    - Думаете, это убийца позаботился об этом? – с замиранием сердца спросил я.
    - Давай по порядку, - рассуждал Ревякин. – Ты выписываешься из больницы и вместо того, чтобы праздно отдыхать, нанимаешь водителя и уезжаешь туда, где была перестрелка. Это раз. Вы едете в поселок, по пути беседуя. Ты узнаешь, что тот же самый водитель отвозил еще одного заинтересованного лица в этот же поселок, а также понимаешь, что таксист в тот же вечер подвозил до станции и самого убийцу.
    Память, не имевшая шанса воскресить события гибели друга, словно заново нашла пищу. Картины, одна печальней другой, стали сменяться, словно в калейдоскопе. Полностью углубившись в расследование, я как бы отодвинул роковые воспоминания на задворки сознания. Сейчас же они всплыли с новой яркостью, четкостью и подробностью.
    - Это, во-вторых, - продолжал друг отца, оторвав меня от печальных событий. – Потом вы едете на вокзал, откуда уехал убийца, и даже догадываетесь, каким поездом он уехал. И после этого ты будешь утверждать, что это не могли быть его люди?
    - Вы правы, - согласился я. – Верно… Но тогда, как?.. Слушайте…
    И я рассказал сначала диалог с Сашей, потом с женой Прошина, а после и с кассиршей. Закончив, я посмотрел на собеседника, и спросил:
    - Что может объединять все эти события? Совершенно разные люди, разные социальные слои, разные занятия. Что общего?..
    - Не знаю, - покачал головой Ревякин. – Вообще ни одной мысли не приходит.
    - Нужно поговорить со свидетелями, - сказал я, поднимаясь. – Вы не могли бы допросить Жаровникова? Антипина была любовницей Глушака, поэтому с ней мне лучше поговорить самому…
    - Подожди, - сказал Ревякин, выйдя из комнаты. – Вот, переодень… И где-то у меня трость была…
    - Иван Михайлович…
    - Не спорь! – оборвал меня друг отца, протягивая тяжелую, из красного дерева трость с выгравированной вдоль нее надписью. – Возьми, и идем.
    Мне ничего не оставалось делать, как повиноваться. Взяв трость, я медленно зашагал к двери, мысленно поблагодарив врача, спасшего мою ногу от ампутации в невероятнейших условиях.
3
    На улице была страшная духота. Казалось, что воздух обжигает тело, словно огонь в топке. Вместо пиджака я надел жилетку от костюма – чтобы прикрыть кобуру и сберечься от новых выяснений и неприятностей.
    Идти, опираясь на трость, оказалось довольно удобно, хотя и непривычно. Весь вес своего тела приходился теперь на нее, а не на раненую ногу. Правда, идти приходилось гораздо медленнее, нежели раньше.
    - Не устал? – заботливо поинтересовался Ревякин.
    - Да нет, - отрицательно мотнул головой я. – Вы сделали то, о чем я вас просил перед отъездом?
    - Ах да! – вспомнил полковник, легонько стукнув себя по лбу. – Запамятовал малость. Конечно, разузнал. В общем, узнать-то мне удалось не больно много. Станешь интересоваться подробностями, так и подозрения быстро вызовешь. В общем, слушай.
    Лейтенант Шаровников Николай Степанович допрашивал Антипину Елену Сергеевну. Антипина, якобы, видела, как кто-то звонил из телефона-автомата. Они предполагают, что это был Паровоз. Но трупа она не видела, утверждает лейтенант.
    - Все это  мне итак известно, - перебил его я. – Я вас просил разузнать кое-что другое? Как насчет техники допроса и прошлого Шаровникова? Так есть что-нибудь?
    - А, ну да, - сказал Иван Михайлович. – Шаровников был принят в ведомство всего два года назад в звании лейтенанта, коим до сих пор и остался. Странно, правда? Хотя он и обладает неординарной смекалкой, его редко берут на место преступления, только позволяют вести допросы. Но, как я понял по нашей беседе, допрос у него всегда исчерпывающий. Не найдешь ни одной детали, к чему «прикопаться». Среди сослуживцев его, мягко говоря, не любят: слишком неразговорчив и подозрителен парень.
    - Почему? Вы не узнали?
    - Интересно, как ты это представляешь? – иронично заметил полковник. – «Извините, Николай Степанович, но почему вы такой угрюмый и неразговорчивый?» Так, что ли?
    - Ясно. Ладно, проехали. Что же было дальше?
    - Допрос всегда ведется одним образом: свидетель сначала все рассказывает по порядку, а потом уж он начинает задавать вопросы. Чаще всего, вопросы у него похожие друг на друга, но разные по формулировкам. Он и меня несколько раз заставлял задуматься. У него такие скользкие вопросы. Не каждый поймет, что за фрукт его допрашивает.
    - Где вы беседовали? Уж не в филиале?
    - В кафе, в обеденный перерыв.
    - Вы не заметили слежки?
    - Нет. Слежки не было. Это-то я бы сразу заметил.
    Я кивнул, доверяя его словам.
    - А что со вторым? С Овсенюком?
    - Того я не успел выловить. Как сказал Николай, он был на задании.
    - Вы… - Я даже задохнулся от возмущения. – Вы рассказали Шаровникову о том, что хотите поговорить с Овсенюком?
    - Я тебя понимаю: ты беспокоишься о том, как бы Берестов не прознал про нашу авантюру. Не думай, что я это не учел. Как ты думаешь, я узнал, о результатах допроса таксиста? Я был там, в филиале. Там как раз дежурил этот лейтенантик…
    - Постойте. Лейтенант Овсенюк – так это Гена?! – догадался я. – И что же?..
    - Ну, вот. Я и сказал, что оставил вроде бы на столе дежурного очки. И попросил того дежурного вернуть их мне. Сказал, что не могу вернуться, так как скоро уезжаю из санатория. Так оно и случилось. Я выписался. И ты, кстати, тоже.
    - Хорошо, - кивнул я. – Вы можете довести дело до конца?
    - Постараюсь, - ответил Иван Михайлович. – Я понял, что этот Гена хорошо тебе знаком. Почему бы тебе самому не допросить его?
    Ответ у меня уже был готов:
    - Я уже задавал ему ряд вопросов по этому делу. Он человек не глупый, может легко догадаться, если один и тот же человек будет доставать его расспросами по одному и тому же делу. У вас, я уверен, это пойдет более тактично.
    Ревякин улыбнулся, но ничего не сказал. Мы, молча, прошли еще метров двести, после чего я сказал:
    - Хорошо. Значит, вы попытаетесь разыскать Овсенюка, а я тем временем, навещу Антипину и Жаровникова.
    - Ладно, - кивнул друг отца. – Как только что-нибудь узнаю, оповещу.
    - Я сам с вами свяжусь, - сказал я. – Не звоните мне, а то…
    - А то получится, как в поселке? – продолжил Ревякин. – Что же все-таки произошло в поселке? Ты был у Лаврентьевой?
    Неожиданно для себя, я почувствовал, как краснею. Пытаясь скрыть смущение, я присел на ближайшую лавочку и закурил.
    - Ясно, - изрек полковник; стало понятно, что мое замешательство не прошло не заметным. – У вас что-то было?
    Отбросив мальчишечье смущение, я прямо поглядел на Ревякина.
    - А какое это имеет значение?
    - Самое прямое, - сказал Иван Михайлович. – Бывший муж этой женщины был отцом одного из главных свидетелей по делу. Ты думаешь, что Паровозов не успел поведать мачехе обо всем этом?
    - Ну и что? – упрямо спросил я.
    - Да то, - начал сердиться друг отца. – что она просто использует тебя!
    Во второй раз за такой небольшой срок от смерти Славы я почувствовал себя пешкой против короля на шахматной доске. Выкинув недокуренную сигарету, я поспешно встал и со скоростью, на которую был сейчас способен, зашагал прочь от замолчавшего Ревякина.
    Несколько минут я быстро, насколько позволяла нога, шагал по улице. Гнев, затаенный на Ревякина, с каждой минутой нарастал, готовый вырваться наружу. В глубине души я понимал, что друг отца отчасти прав, но вторая часть моего «я» горела желанием отомстить ему и рассказать все, как было. Но часть моего сознания, имевшее представление о предутренних приключениях, и та, что отвечала за послеполуденные разговоры и действия, по-видимому, нашли между собой какой-то компромисс, позволивший мне выполнять нужную функцию, а не тратить время на оправдания и извинения.
    Приободренный такими мыслями, я даже ускорил шаг, но правая нога тотчас запротестовала. Мое лицо исказила болезненная гримаса, я остановился, тяжело опираясь на палку. Капли пота катились по лбу, неприятно щипая кожу. Отыскав глазами лавочку, я тяжело упал на нее.
     Зря я так побежал, думал я, вытирая платком вспотевший лоб.
    - Молодой человек, вы себя хорошо чувствуете? – спросил чей-то приятный голос.
    Я неторопливо поднял взгляд и крайне удивился, увидев перед собой девушку, не намного моложе меня, с короткими каштановыми волосами и пронзительными бледно-зелеными глазами.
    - Все в порядке, - сказал я, вставая.
    Она с беспокойством оглядела меня, задержав взгляд на трости. Я заметил, что девушка довольно высокая – ее голова была чуть выше моего плеча. Улыбнувшись, я зашагал вперед. Девушка не отставала от меня. Стараясь, чтобы мой голос звучал не эгоистично, я спросил:
    - Вы, наверное, торопитесь? Я слишком медленно хожу. Не стоит дожидаться меня, со мной все в порядке.
    Девушка ничуть не обиделась, поравнявшись со мной. Я покрепче стиснул трость и прибавил шагу. Девушка снова догнала меня. Я заметил, что она бросила любопытный взгляд на ногу, а затем красноречиво приподняла бровь. Разозлившись, я резко развернулся к ней лицом, преградив путь.
    - Не хочу показаться невежливым, но я достаточно ясно намекнул, что прекрасно могу продолжить путь в одиночку.
    - Простите за назойливость, молодой человек, - улыбнувшись, сказала девушка. – Но, простите меня. Я по профессии врач, и от меня не ускользнуло, что вы ранены…
    Я резко махнул рукой, заставляя ее замолчать. Оценив ситуацию, я сказал:
    - Может, нам пообедать в кафе?
    Девушка удивилась, но согласилась:
    - Договорились. Здесь есть неподалеку небольшое кафе, но очень уютное. Может, пойдем туда?
    - Пойдем, - сказал я, уступая ей дорогу.
    - Где вы были ранены? – поинтересовалась девушка, искоса поглядывая на меня.
    - Неважно, - отмахнулся я, не желая вдаваться в подробности. – Как вас зовут?
    По ее лицу пробежала улыбка.
    - Лена. Елена Сергеевна Антипина.
Глава девятая.
1
    Я закашлялся от удивления. Она торопливо похлопала меня по спине и спросила:
    - Что вас так удивило?
    Я поднял на нее обманчиво-непонимающий взгляд.
    - Почему вы так думаете?
    - А вы неплохо умеете скрывать ваши желания, - улыбнувшись, сказала Елена. – Вы забыли, что я врач.
    «Ну уж нет! – мелькнуло у меня в голове. – Только не при Саше!»
    Вздрогнув, я посмотрел на свою спутницу, но так ничего и не сказал.
    - Вот мы и пришли, - сообщила она, указывая на кафе перед собой.
    Кафе, на мой взгляд, было не самым удачным, но достаточно уютным. Расположенные по кругу столики, образовывали как бы свой замкнутый, тихий, не тронутый суетой большого города мирок. В центре находился круглый бар, от которого отходил узенький коридорчик, не отгороженный ничем, кроме стульев и столиков. Мебель, расставленная для удобства обзора улицы из окна, играла еще одну роль: импровизировала мнимый коридор. Человеку с плохо развитым воображением трудно было представить в пространстве между стульями и столиками хоть какое-то место для передвижения.
    - Уютно здесь, правда? – спросила, оглядывая обстановку, Елена.
    - М-м-м, да, - согласился я и последовал к свободному столику справа от стойки.
    За окнами хмурилось. Очень медленно тучи закрывали лазурное небо. Собирался дождь.
    Я заказал суп из моллюсков, бараньи отбивные и чашку кофе. Елена ограничилась только морским салатом и чашечкой кофе. Дожидаясь заказов, я спросил:
    - Вы не слишком торопитесь?
    - Нет. Я торопилась…в морг, но это может подождать.
    Я прищурился, стараясь угадать все ли сказанное – правда.
    - Вы мне так и не сказали, где были ранены.
    И тут я решился на отчаянный шаг:
    - Около недели назад произошла перестрелка в поселке. В этой перестрелке погиб мой лучший друг. К моему несчастью, все участники перестрелки были убиты, не позволив мне докопаться до истины. Я хочу узнать, погиб ли мой товарищ по собственной воле или… - я запнулся – по чьей-либо еще. Но как только я вышел на тропку правды, меня подстрелили. К их счастью, и к моему неудовольствию, я не смог их тогда узнать. Вот и все.
    Версию моего ранения я придумал сходу, так как сразу говорить о Глушаке было бы опрометчиво. Поразмыслив, что ложь моего соучастия могла бы быть легко раскрыто, я ограничился тем, что рассказал часть правды, которую, если кто-нибудь из заинтересованных лиц, не расколется, будет достаточно сложно узнать.
    Елена, не так искусно, как я владея убеждением, не смогла скрыть заинтересованности и беспокойства. Впрочем, имея опыт врача, она попыталась скрыть свои чувства, бросая тревожные взгляды на раненую ногу. Поблагодарив подошедшего официанта с заказами, она сказала:
    - Знаете, молодой человек, а мы, оказывается, с вами союзники.
    Я, поднесший ложку с супом ко рту, взглянул на нее, как бы заинтересовавшись, и уточнил:
    - Как вас понимать? «Союзники»?
    - Глава одной группы был мой жених.
    «Ну, вот! – саркастически подумал я. – Теперь Глушак стал еще и женихом!» А сам притворным голосом спросил:
    - Ваш жених! Как же так? Кто же он?
    Прежде чем ответить, Елена оглянулась.
    - Семен Глушаков.
    - Что вы так испугались? – почти шепотом спросил я, отодвигая тарелку из под супа.
    Еще раз смерив меня взглядом, Елена Антипина промолвила:
    - У него, помимо настоящей, была еще одна…работа…
    - И какая же? – сделав вид, что заинтересовался, спросил я.
    - Но, я думала, что вы догадались, если…заговорили о той перестрелке.
    Я изобразил на лице постепенное понимание, после чего сказал:
    - Вам, наверное, тяжела его потеря?
    - О, конечно! – она тяжело вздохнула. – Мы с ним собирались обвенчаться!
    - Но его смерть помешала вашим планам… - Я потихонечку вел разговор в нужное русло. – Как трагично!..
    - Не только это, - Елена внезапно посмотрела мне прямо в глаза. – У него была жена.
    - Неужели? – проглотив кусок отбивных, спросил я.
    - О, да! Я ее видела. И, поверьте мне, его выбор оставляет желать лучшего!
    «Ну уж нет! – гневно подметил я».
    - Скажите, - осторожно начал я. – Если бы Семен не умер, и вы бы стали счастливой парой, как же вы могли бы жить, учитывая, м-м-м, его прошлое?
    - У Семы был дом, где-то в Ставропольском крае. Он там жил, пока были кое-какие неприятности.
    - Понятно, - задумчиво произнес я, подыскивая невинный, но подходящий вопрос. – Но, может быть, он был не виноват? Ведь ничего, как я полагаю, не было доказано?
    И я попал в яблочко. Елена, ощутив мое расположение, утратила свою подозрительность. Улыбнувшись мне, она прошептала:
    - Вы совершенно правы! Он был невиновен! Но милиция в это не верила. Они меня уверяли, что Сема причастен к какому-то там убийству начальника вневедомственной охраны. Один такой человек допрашивал меня на этот счет.
    - И кто же этот человек?
    - Я не помню…его фамилии. Такая странная фамилия… Я удивилась, когда услышала ее. Он говорил, что именно Сема убил того человека.
    - Чем этот человек доказал, что убийца – Семен?
     - Он сказал, что человек, известивший об убийстве, был сыном Семы.
    - Как вы думаете, почему этот человек пришел именно к вам?
     - Да потому, что я видела как раз этого сына Семы! Я и дала описание парня. По нему-то они и определили, будто бы сын прикрывал отца! Но я-то знаю, что Сема был ни при чем.
    - Ясно, - сказал я, хотя и было ничего не ясно; все только сильнее запуталось. – Что ж, спасибо за приятное общество и беседу.
    Она печально улыбнулась мне. Я встал, расплатился за ужин и быстро, прихрамывая, направился к выходу.
    Задолго до того, как я свернул за угол, я чувствовал на себе взгляд так и оставшейся сидеть любовницы авторитета.
2
    Дождь накрапывал, нагоняя тоску и уныние. Я шел по тротуару, обдумывая недавний диалог с Еленой. Я все никак не мог понять, был ли человек, пришедший к ней, убийцей или одним из лейтенантов Берестова. Впрочем, последнее можно было легко проверить.
    Я набрал номер телефона Ревякина на мобильнике, дождался, пока он возьмет трубку, зашел в телефонную будку и продиктовал другу отца номер телефона данного аппарата. После этого я, прислонившись к стене, стал ждать.
    Ждать пришлось недолго. Буквально через полминуты раздался звонок. Я ответил:
    - Да?
    - Тема, ты? – спросил Ревякин. – Что за спешка?
    - Вы говорили с Овсенюком? – перебил его я.
    - Только что. Я как раз выходил от него, когда ты позвонил. Что случилось?
    - Пока ничего. Слушайте. Вы не могли бы узнать у него, кто допрашивал Антипину неделю назад в ее собственном доме?
    - Могу, конечно. Но зачем тебе это?
    - Потом объясню, - бросил я. – И после звоните с городского. Хорошо? Это очень важно. До встречи!
    - До скорого!
    Я повесил трубку и вышел под дождь.
    Если это кто-то из лейтенантов ФСБ, то одной проблемой меньше, думал я, шагая по мокрой улице. Но, если это убийца, тогда совсем все путается. Идти к свидетелю, чтобы разузнать, что она видела, и вместо того, чтобы убить, навлекать подозрения на авторитета? Бред какой-то! Но, может, это для нас бред, а для него – нет?..
    С такими мыслями я не заметил, как подошел к филиалу ФСБ. Удивившись, как ноги донесли меня, я поднялся по ступеням и вошел в здание.
    На месте лейтенанта Овсенюка сегодня сидел невысокий, крепкий, но довольно хмурый мужчина средних лет. Мрачно смерив меня взглядом, он вышел из-за стола и подошел ко мне.
    - Гражданин, вы знаете, что это за место? – необычно низким голосом спросил он.
    - Конечно, - улыбнулся я, показывая выданный Берестовым пропуск.
    - Понятно, - изучив пропуск, сказал охранник, возвращая его мне. – Кому о вас доложить?
    - Подполковнику Берестову.
    - Но Павла Андреевича нет в филиале, - невозмутимо сообщил охранник. – Он сорок минут назад уехал по делам.
    - Ясно, - сказал я и направился к выходу. – Все равно спасибо.
    - Может, Павлу Андреевичу нужно что-то передать? – учтиво осведомился служащий.
    - Нет, спасибо, ничего. – Поблагодарил я и вышел.
    Зачем Берестов уехал? На задание? Но это казалось странным, так как под началом подполковника было двенадцать человек. Но, может быть, Берестов думал, что, так или иначе, пригодится на деле, руководя операцией исключительно с места действия, чем из кабинета? Впрочем, если эта загадка и волновала меня, то не так сильно, как другая: кто стоит за убийством Петра и Глушака, и как эти обстоятельства связаны с любовным треугольником и моим ранением.
    Я никак не мог понять логики преступника. Зачем убивать имеющего вес в других кругах авторитета, зная, что имеет надежную протекцию? Надежную!.. Как же это я раньше не догадался?..
    И, словно узнав о моей догадке, позвонил полковник. Я схватил телефон с такой поспешностью, что чуть не выронил палку.
    - Да? Иван Михайлович, это вы?
    - Ну, а кто же еще? – недовольно ответил друг отца. – Ну и задал же ты мне дельце! Кое-как добился ответа!
    - Так вы узнали? Узнали, кто это был?
    - Конечно, узнал. Да только это тебе мало что дает. Не буду томить: это не были ни Шаровников, ни Овсенюк, то есть никто из ведомства.
    - Как никто? – ошеломленно спросил я. – То есть, вы хотите сказать, что ее никто не допрашивал?
    - Ну почему не допрашивал? Допрашивали, но только в ведомстве, а не на дому.
   - Не на дому… - Эхом откликнулся я. – Иван Михайлович, не могли бы вы узнать у Анатолия Паровозова, был ли у него роман с Са… с Лаврентьевой?
    По молчанию, воцарившемуся после этой просьбы, я понял, что Ревякин задумался над этим предложением. Спустя мгновение после молчания послышался голос полковника:
    - Хорошо…я попробую. Но, Тем, почему ты не?..
    - Не спросил у него сам? – докончил фразу я. – Потому что не вы один могли догадаться, где я провел ночь в поселке Маныч.
    - Ты думаешь, что Паровозов в курсе всего этого?
    - Не исключено. Так вы сделаете то, о чем я вас прошу?
    - Мне кажется, я уже дал согласие, не так ли? – немного раздраженно сказал Ревякин. – У тебя все?
    - Нет, - поспешно вставил я. – Убийца в городе. Берегите себя. Это он заходил к Антипиной.
    И, не слушая торопливых вопросов, я отключил звонок.
    Адрес Жаровникова Николая я взял из дела, которое мне дал почитать Берестов. Пройдя несколько кварталов пешком, вместо того, чтобы взять такси или маршрутку, я почувствовал, как начинает болеть нога. Поэтому я очень обрадовался, узнав номер дома Жаровникова.
    Поднявшись на второй этаж многоквартирного дома, я позвонил в дверь номер 22. Через пару секунд послышались шаги за дверью, а спустя мгновение дверь приоткрылась, так как полностью распахнуться ей мешала цепочка, придерживаемая мужской рукой.
    - Да? – спросил молодой мужчина приятной наружности. – Что вам нужно?
    Я положил левую руку на цепочку, не дав хозяину квартиры закрыть дверь.
    - Гражданин Жаровников?
    - Да. Что вам нужно?
    - Николай Жаровников?
    - Ну, а кто же еще! – рассердился он. – Конечно, я!
    - Мне нужно с вами поговорить.
    - С какой стати? – грубо отозвался он, пытаясь закрыть дверь. – Кто вы такой? Убирайтесь, или я позову милицию!
    - Не нужно, - невозмутимо отозвался я. – Она уже здесь.
    После мгновенного колебания Жаровников совладал со своей речью, распахнул дверь и пригласил:
    - Проходите, пожалуйста.
    Я прошел в крохотный коридорчик, уставленный полками для обуви, какими-то подставками и еще бог знает чем.
    - Пройдемте, - хозяин квартирки провел на кухню, чуть более просторную, но не менее захламленную, чем коридор. – Садитесь… Итак, чем могу помочь?
    - Меня зовут Артем Ростоков.
    Мое имя ничего ему не говорило, хотя, может быть, он это прекрасно скрывал. Вытянув правую ногу для удобства, я сказал:
    - Вы, наверное, догадываетесь, зачем я пришел.
    - Если насчет взлома, то это дело закрыли за недостаточность улик…
    - Нет. Я совершенно по другому делу. Насчет убийства Петра Карасулева.
    - Вот как? – его лицо выразило вежливое удивление. – Но мне сказали, что я им больше не понадоблюсь.
    - Кому – им?
    - Милиции, а кому же еще? – изумился парень. – Выпьете?
    - А почему бы и нет? – согласился я. – Коньяк, если можно.
    Поставив передо мной стакан со спиртным, мой собеседник расположился на стуле  напротив. Отхлебнул глоток из своей порции, он поинтересовался:
    - Гражданин…
    - Майор, - подсказал я.
    - Гражданин майор, меня по этому делу допрашивали уже три раза,, поэтому я не понимаю…
    - Появились кое-какие детали в деле, которые следует уточнить… - Перебил его я. – Скажите, вы ведь живете один?
    Я начал допрос издалека, чтобы Жаровников не догадался о настоящей цели визита.
    - Ну, да, пока, да… - Сбился с толку парень. – То есть я скоро буду не один… Но пока да… А к чему этот вопрос?
    - Просто чувствуется, что вы холостяк, - сказал я, обведя взглядом кухню.
    - А-а-а, - улыбнулся Жаровников, для уверенности пригубив почти весь остаток коньяка. – Вы уж простите за все это. Алена придет с работы и все приберет.
    - Скажите, - спросил я – вам устраивали перекрестный допрос?
    - Нет. А что это?
    - Тот же самый допрос, только всех свидетелей сразу.
    - К чему такие вопросы? – не понял Николай. – Что-то вы странные вопросы задаете, гражданин майор.
    - Такая уж у меня работа, - улыбнулся я. – Задавать скользкие вопросы.
    - Еще коньяка? – Жаровников встал и плеснул себе изрядную порцию из бутылки.
    - Нет, спасибо. Гражданин Жаровников, во сколько вы в последний раз видели Петра Карасулева?
    - Где-то уже после полудня. После двух часов точно.
    - А точнее?
    - А черт его знает. Не помню.
    - Ясно. – Сказал я. – А вы с ним разговаривали?
    - С Петей? Ну, перекинулись парой словечек, поздоровались, и все. Я торопился.
    - Куда?
    - На свидание с девушкой.
    - А фамилию девушки не скажите?
    - Что, подозреваете? – разгневался Николай. – Так Алена вам все подтвердит! С трех дня до двух часов ночи  я был с ней!
    - Не сомневаюсь, - ответил я, вставая. – Так как фамилия?
    - Трошина. Алена Трошина. – Он отворил передо мной дверь. – Надеюсь, больше не увидимся, гражданин майор.
    - До встречи, гражданин Жаровников.
    «Черте что! – размышлял я, идя по тротуару. – Не расследования, а какие-то «похождения Донжуана»! Артем, куда ты опять вляпался?»
    К сожалению, я и сам не мог ответить на свой вопрос.


3
    - Артем! Ты знаешь, который час? – таким вопросом встретил меня друг отца, сложив руки на груди.
    Я взглянул на часы. Половина второго ночи. И что тут такого?
    - Что тут такого? – наивно поинтересовался я, тяжело похромав до гостиной и упав на диван. – Я, что, под надзором?
    - Можно сказать и так.
    Я повернулся на голос и с изумлением увидел в дверях Берестова Павла Андреевича. Берестов был хмур и мрачен, что заставило меня подумать: дела идут не так хорошо, как хотелось бы.
    - И что это означает? – раздраженно поинтересовался я.
    - А вот что, - Берестов ткнул пальцем в сторону раненой ноги. – Ты хочешь поскорее закончить расследование, а вместо того, чтобы подчиниться указаниям доктора, ты шатаешься до глубокой ночи по городу без охраны? Пойми: то, что ты не бережешь свою ногу, а проходишь целые кварталы, не только не ускорит расследование, а совсем наоборот!
    Я встал, нервно закурил, впервые за день, и подошел к подполковнику, не отрывающему от меня глаз.
    - Я же вроде бы просил не следить за мной, - спокойно сказал я, но почувствовал, как просквозил холодок в словах. – Или одного напоминания не достаточно?
    - Ты ошибаешься, - сказал офицер – что мои люди все еще за тобой следят. Они перестали следить, как только ты предупредил об этом меня.
    - Меня не проведешь, - тихо проговорил я, но в мертвой тишине комнаты слова прозвучали, словно выстрел. – Ты так этого и не понял.
    - За тобой следили на мои люди, а Елена Антипина, - сказал подполковник.
    - Что? – я бросил взгляд сначала на Берестова, потом на Ревякина. – Елена Антипина? Но…зачем?
    - Ей показалось, что ты что-то скрываешь, - подал голос Иван Михайлович. – Поэтому-то она и следила за тобой.
    Злоба вскипала у меня в душе. Чувство одураченности нарастало по мере того, как я мерил шагами гостиную. Позволить какой-то женщине проследить – и весьма успешно! – за майором милиции?!
    - Откуда ты это знаешь? – накинулся я с расспросами на подполковника. – Она, что, приходила к тебе? А-а-а, ну да! Она же следила за мной, после того, как я вышел из кафе! Но, - я остановился – тебя же не было на месте! Я к тебе заходил.
    - Верно, не было меня в офисе, - подтвердил Берестов. – Я был здесь?
    - Все это время? – изумился я. – Зачем?
    - Нет, не все время, - ответил за офицера Ревякин. – Меня же не было дома.
    - Я пришел совсем недавно, - сказал Берестов. – Минут за двадцать до твоего появления. У меня новости и, боюсь, плохие.
    Я и друг отца воззрились на офицера. В мертвой тишине прозвучал его голос:
    - Николай Жаровников в реанимации. По-видимому, его спустили с лестницы.
    - Когда это произошло? – глухим голосом спросил я.
    - Через полчаса после твоего ухода.
     Из меня вырвался целый поток проклятий и ругательств. Оба мужчины с нескрываемым удивлением посмотрели на меня.
    - Где Антипина? – взревел я. – Это же она сообщила тебе об несчастном случае, да?!
    - Да, - кивнул подполковник. – Но подумай, Тем, где логика?
    - А разве для убийства нужна логика? – иронично осведомился я.
    - Тем, - сказал Берестов. – Жаровникова столкнули с лестницы. Ты видел Жаровникова? Неужели такая хрупкая женщина как Елена Антипина, могла сбросить взрослого мужчину с лестницы?
    - Ну, нет, наверное, - задумался я. – А может у нее был сообщник? Ведь вместо Глушака мог появиться и другой.
    - О чем ты говоришь? – не понял офицер. – При чем здесь Глушаков?
    Я рассказал Берестову о разговоре с Антипиной и о том, какая может существовать связь между ней и убитым авторитетом. Однако, намеренно умолчал о связи с Лаврентьевой.
    Единственный человек, который мог об этом догадаться, был Ревякин. Но то ли из-за ненадежности фактов, то ли из-за расположения ко мне, он промолчал.
    - Так, значит, Глушаков имел любовницу… - Задумчиво произнес Берестов, присаживаясь в кресло и закуривая. – А Антипина следила за тобой…
    - Может, объяснишь, что все это значит? – попросил я.
    - Все очень просто, - поднял голову офицер. – Она выгораживает Паровоза.
    - Антипина? – рассмеялся я. – Выгораживает сына любовника? Но она же видела Паровоза в будке, в ночь убийства! Зачем ей это было говорить, если она его оберегала?
    - Ну, не знаю, - сказал Берестов. – Может, это был хитроумный ход или еще что. У преступников логика странная.
    - До того странная, что Антипина заставляет убить свидетеля, и тем самым, навлекает на него реальную опасность? – спросил я.
    Берестов метнул на меня прямой, испытывающий взгляд и собирался было опровергнуть мои слова, как вдруг слово взял полковник:
    - По-моему, Артем прав. Посмотри глазами человека, Паша, а не офицера: Паровозов находит труп и вызывает вас, затем он узнает, что убивают родного отца. Естественно, он обращается к любовнице отца за разъяснением. Та, зная, что на сына авторитета падет подозрение первым, предоставляет защиту, но не может опровергнуть свои же показания без того, чтобы не навлечь на себя же подозрения. Поэтому и оставляет все, как есть. Естественно, ей легче прикрыть Паровоза, нежели ему самому. Во-первых, - Иван Михайлович начал загибать пальцы на руке – любовница авторитета являлась протеже у погибшего. Во-вторых, к ней будет меньше претензий к мотиву для убийства, ведь она не получит ничего в случае смерти. И, в-третьих, Паровоз, если бы взялся за это сам, то имел бы весьма незначительный успех, так как он хоть и под другой фамилией, хоть и скрывает родство, да только известность сына в тех кругах гораздо больше известности какой-то там одной – а, может, и не единственной – любовницы. Разве теперь, после стольких доводов, я и Артем не правы?
    Берестов долго находился в задумчивости. По его лицу было ясно, что доводы Ивана Михайловича возымели эффект, но принять окончательное решение не давала какая-то неведомая деталь, известная только ему, подполковнику Берестову. Наконец, после долгих раздумий, Берестов поднял на нас глаза и сказал:
    - Нужно что-то предпринять. Но – что предпринять? Все сходится, кроме…одного.
    - И что же это? – спросил я.
    - Ты умолчал об одном существенном факте, Артем.
    Я уставился на офицера непонимающим взглядом.
    - У тебя было что-нибудь с женой Глушакова, Александрой Лаврентьевой? – внезапно спросил он.
    Я метнул разъяренный взгляд на застывшего Ревякина. Но тот был удивлен не меньше меня, из чего я заключил, что друг отца здесь совершенно не виноват. Глубоко вздохнув, я сказал:
    - Я не знаю, откуда у тебя такая осведомленность, но ты, пожалуй, прав.
    Лицо офицера помрачнело; он-то, я был уверен, ожидал совершенно другого ответа.
    - И после этого ты говоришь, что тебя хотел убить убийца? – проницательно заметил он.
    - И это Саша, по твоему мнению, хотела убить меня?! – рассвирепел я. – После того, что со мной было?!
    - Вот именно – было! – вскричал подполковник. – Ты не думаешь, что она могла догадаться, что взболтнула лишнего в ту ночь?
    - Не смей оскорблять в моем присутствии Сашу! – заорал я, выхватывая пистолет. – Ты не понимаешь, какая она!
    Но Берестов не отвечал. Он смотрел на пистолет в моих руках, направленный ему в грудь. Мгновение он оценивал обстановку, а потом резко отскочил в сторону, пригнулся и ударил своей ногой по правой ноге.
    Я, как только он вскочил с места, нажал на курок, но выстрела не последовало – оружие было на предохранителе. И прежде, чем я успел снять пистолет с него, получил мощный удар в правую ногу.
    В глазах потемнело; страшная боль захлестнула сознание. Падая, я успел ухватиться за край стола, но ослабевшие от боли пальцы соскользнули с гладкой поверхности. Со всего размаха и с высоты своего немалого роста, я грохнулся о пол и потерял сознание…
    … В комнате находилось гораздо больше людей, чем было до моего обморока. Открыв глаза, я узнал доктора, спасшего мне жизнь. Врач склонился надо мной и сосредоточено считал пульс. Улыбнувшись, я спросил:
    - Давно вы здесь?
    - Минут сорок, - ответил, не отрываясь от дела, доктор. – Как самочувствие?
    Я пожал плечами:
    - Вроде ничего. Почему так много народа?
    - Потому что вас надо немедленно эвакуировать в больницу. Не беспокойтесь, - добавил он, видя мою негативную реакцию – это закрытая частная клиника.
    Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Глава десятая.
1
    Неделю спустя вышеописанного происшествия я вышел из частной клиники почти совершенно здоровым. Это «почти» означало, что, несмотря на все старания врачей и их ассистентов, ничтожная часть пули так и осталась крепко сидеть в моей голени. Впрочем, к ноющей, почти постоянной боли, я вскоре привык и даже умудрился не замечать ее.
    Была середина мая. Природа приобрела явственные отличия от предшествующего времени года, но еще не хватало ничтожных штришков, которая способна нанести только одна пора – летняя. Проще говоря, между различными стихиями природы установилась почти полная гармония. Духота, царившая в полдень, пошла на спад. Наслаждаясь благоговейной прохладой, я сидел в летнем кафе и потихонечку потягивал ледяной лимонад. Чтобы как-то убить время, оставшееся до прихода Ревякина, я закурил и изучал поданное меню. Вскоре, однако, мне это наскучило, и я, в который раз за прошедшие дни, принялся рассуждать насчет убийства Петра Карасулева.
    В результате моего, Ивана Михайловича и Берестова расследований, образовался такой круг подозреваемых: Анатолий Паровозов, сын убитого авторитета Глушакова, Жаровников Николай, видевший последним Петра, таксист Михаил, подвозивший меня и погибшего Славу до поселка Маныч, и, что оставалось под сомнением, два лейтенанта ФСБ Шаровников и Овсенюк, задействованные в расследовании. Под сомнение также попадал и менеджер Прошин, который пострадал от преступной деятельности Глушакова. Все перечисленные, кроме Прошина, подходили под описание. Все пятеро были выше среднего роста, приятной наружности и обладали неразговорчивостью, за исключением, пожалуй, Миши. Миша, кстати, обладал  и другой отличительной чертой, а именно, рыжими волосами. Хотя и первый, и второй его «дефект» можно было бы исправить напускной «угрюмостью» и простым париком, который можно было бы купить в любом магазине, где продается одежда. Если на то пошло, то и Прошин мог спокойно обойтись контактными линзами, вместо очков. Но вот рост Прошина не поддавался разумному объяснению: менеджер был достаточно низкого роста. Два лейтенанта должны были иметь весьма прочное алиби на момент преступления. Но, если  Овсенюк и имел алиби (именно он принял звонок с места преступления), то Шаровникову об этом оставалось только мечтать. Фотография, принесенная в клинику Ревякиным, вполне подходила под описание преступника.
    Но, если вопрос о внешности был, без сомнения, уже закрыт, то в пункте «мотивы» были весьма значительные «белые пятна». Многие из подозреваемых имели косвенный мотив, тогда как единицы – прямой.
    Мои размышления были прерваны Иваном Михайловичем, который присел рядом со мной и спросил:
    - Давно ждешь?
    - Минут двадцать, - ответил я, отвлекаясь на друга отца. – Как дела?
    - Одна неразбериха, - буркнул Ревякин, закуривая. – Ходим вокруг да около, а результатов – никаких.
    - Ну почему же, - возразил я. – У нас есть подозреваемые…
    - У которых нет настоящего мотива, - парировал полковник.
    - А разве косвенных недостаточно?
    - В нашем случае – нет. Единственный, у кого был стоящий мотив – это Паровоз…
    - Который сам позвонил в ФСБ и сообщил об убийстве, совершенное им же. Это глупо!
    - Это реально, - протестовал Ревякин – так как он отвлекает от себя подозрения.
    - Ну, и дурацкая же у него логика! – воскликнул я. – Убивать родного отца из-за денег и своего положения, войдя в милость к любовнице, потом искать защиты у нее же! Несколько дней назад вы защищали Паровоза от ареста, а теперь в корне поменяли свое мнение. Почему?
    - Потому что у меня было время подумать, как и у тебя, кстати, тоже. И что же ты надумал?
    - А то, что реальный мотив имелся у двух людей: Овсенюка и Шаровникова. Этот мотив – зависть, продвижение по служебной лестнице. А что касается Паровоза, то и у него мог бы (хотя я сомневаюсь) быть мотив – Петя, на службе, мог бы откопать какое-нибудь грязное дельце с участием сына авторитета. Но, посудите сами, - объяснил я. – Зачем офицеру ведомства заниматься правонарушениями какой-то там «шестерки»? У него, что, не могло более серьезных дел? Далее, возьмем Жаровникова. Беспробудный пьяница, Жаровников, как я знаю, водил дружбу с Петей. Накануне убийства Жаровников разговаривал с Петей и, как сказала его подруга Алена при встрече с вами, просил у Пети взаймы. У Пети не было с собой наличных, поэтому он отказал. Зато у Пети была кредитная карточка. И вы думаете, что Жаровников убил Петю из-за карточки, кода которой все равно не знал? Бред какой-то!
    - Ладно, черт с ним, с Жаровниковым, - отмахнулся Ревякин. – А что с таксистом?
    - Имел ли Миша мотив убить Петю? У меня напрашивается ответ: да. И единственное оправдание этому – любознательность таксиста.
    - Но получается совершенно наоборот! – изумился полковник.
    - А как бы вы отнеслись к такой версии? – спросил я. – Миша узнает о таком, о чем стоило бы умолчать. Он, желая поделиться открытием, случайно рассказывает все Пете. Петя, поняв, что дело пахнет криминалом, начинает собирать улики. Понимая, что дело может принять дурной него оборот, таксист решается на убийство. У него был и еще один повод убить – деньги. Парень батрачил на двух работах за копейки, а тут подвернулась такая «лафа»?
    - Вторая версия более приемлема, - согласился Иван Михайлович. – А вот первую нужно проверить. Не возражаешь?
    - Конечно, нет. Ну, а что с алиби Прошина и второго лейтенанта, Шаровникова?
    - С Прошиным все ясно. Он в ту ночь находился дома, с женой и детьми. Устроили пир горой из-за денег.
    - Тех пятидесяти тысяч?
    - Вроде их. А что? Неужели были еще какие-то деньги?
    - Не знаю, но на всякий случай, проверю. А что с лейтенантом?
    - У Шаровникова не было никакого алиби, - пояснил Ревякин. – А, так как ты сказал не вмешивать в допрос подполковника, то уточнить не было возможности.
    - Итак, подведем итог. – Сказал я. – Алиби есть только у одного, пожалуй, человека – у Овсенюка. Но это не значит, что он не мог убить. К нему можно причислить Прошина, хотя…я сильно сомневаюсь в надобности менеджера убивать Петю. Остаются подозреваемые: таксист, Шаровников, Паровоз и Жаровников, ну и Овсенюк, пожалуй. По крайней мере и Овсенюка и Прошина не мешало бы еще раз проверить. Тех четверых и надо проверить в первую очередь. Иван Михайлович, - обратился я. – Вы можете взять на себя Михаила и Шаровникова?.. Хорошо. Тогда мне остается проверить алиби Прошина, Овсенюка и Жаровникова. Пожалуй, я этим сейчас и займусь.
    - Я тоже, - кивнул, вставая, Ревякин. – Где встретимся?
    - У вас на квартире, не затруднит?
    - Нет. Во сколько?
    - Около 23 часов. Я думаю, мы управимся за это время. Я загляну сначала в больницу, к Жаровникову, а то приемное время закончится. Надеюсь, он не отдыхает.
    - Хорошо. Тогда я – к таксисту. Ладно, до встречи!
    - Берегите себя!
    Мы обменялись рукопожатиями, расплатились и разошлись в разные стороны.
2
    В больнице мне ответили, что Николай Жаровников быстро идет на поправку. И в действительности, пострадавший выглядел почти здоровым, если бы не мертвенная бледность и тюрбан из бинтов на голове.
    - Добрый день, Николай Степанович, - поздоровался я, усаживаясь на стул возле кровати больного. – Как самочувствие?
    Запавшие тусклые глаза Жаровникова посмотрели на меня. По лицу пробежала легкая гримаса боли.
    - Спасибо, лучше, - ответил он, откидываясь на подушку. – Извините, я немного устал.
    - Я не стесню вас своим долгим присутствием, - заверил его я. – Я только хочу узнать, не помните ли вы, кто вас столкнул.
    На лице пострадавшего выразилась непомерная мука. Худоба на лице проступила еще резче.
    - Я практически ничего не помню после падения. Последнее, что осталось в моей памяти – это коридор, куда я вышел, когда позвонили в дверь.
    - Значит, в дверь звонили?
    - Да. Раза три подряд. После третьего я вышел в коридор и…все. Помню только больничные дни.
    - Звонок вам не показался знакомым?
    - Нет… Хотя, подождите… В тот момент я подумал, что звонок похож на гудок… Точно, на гудок паровоза!
    - Хорошо… - Сказал я, вставая. – Ваше алиби мы проверили, оно подтвердилось. Когда вы в последний раз видели свою подругу?
    Жаровников приподнял голову. Было видно, какую боль доставляет ему мыслительный процесс.
    - Пару дней назад. Вы говорили с Аленой?
     Я решил не раскрывать ему всех тайн, по крайней мере, не сейчас. Поэтому сказал:
   - Да, разговаривал. И она полностью подтвердила ваше алиби. Выздоравливайте, Николай Степанович!
    Прежде, чем выйти, я обернулся на Жаровникова. Лицо еще больше побледнело, скулы сильнее выдавались на худом, изможденном лице. Беседа ему явно пошла не на пользу.
     Аркадия Николаевича Прошина не было на рабочем месте – рабочий день подошел к концу. Удивившись, что в половине пятого у него заканчивается день, я решил пойти к нему домой. Найти его оказалось просто, благо, что Прошиных в телефонном справочнике оказалось всего два. То ли из благоразумия, то из осторожности, но я решил не звонить ему, а сразу прийти. Что я и сделал.
    Семья Прошиных жила в красивом, большом кирпичном доме. По нему сразу стало видно, что глава семьи неплохо зарабатывает. Временно…
    Дверь калитки была отворена. С возрастающим подозрением, я вошел во двор. На него время и отсутствие хозяйки наложили свои отпечатки: то там, то здесь густые поросли сорняков закрывали живописные деревья.
    Я прибавил шагу и почти взбежал на крыльцо. Но, успев сдержать себя, я не стал ни колотить, ни звонить в дверь. Толкнув дверь, я беспрепятственно вошел внутрь.
    В доме царил такой же хаос, что и во дворе. Туфли и ботинки, разбросанные по углам, печально глядели на меня своими давно не чищеными носами. И среди этих туфель я заметил женские.
    Не знаю, сразу ли пришло мне понимание происходящего, или после того, как я ворвался в ближнюю комнату, но то, что я увидел, повергло меня в шок.
     На кровати, в объятиях менеджера, лежала совершенно нагая девушка, которую я узнал по описанию Ревякина: среднего роста, хрупкого телосложения, с курчавыми волосами, отросшими ниже плеч, блондинка. Я знал кто она. В отличие от нее. Алена Трошина, девушка Николая Жаровникова.
    - Простите, что помешал вашему отдыху, Аркадий Николаевич, - приятно улыбаясь, несмотря на охватившее меня крайнее отвращение, сказал я.
    Девушка вскочила с кровати с такой поспешностью, что одеяло, зацепленное ею, свалилось на пол, представив моему взору Прошина, одетого в одни трусы. Девушка, оглядев себя с ног до головы, вскрикнула и натянула на себя почти все одеяло. Прошин нашарил на тумбочке очки, нацепил их на нос и, заикаясь, произнес:
    - Ч-что вы с-себе позволяете? Как вы с-смеете врываться в мой дом?
    - Нужно хотя бы закрывать входную дверь, когда занимаетесь таким деликатным делом, - холодно произнес я, бросив Прошину первые попавшиеся брюки и рубашку. – Приведите себя в порядок, гражданин Прошин. И вашу спутницу оденьте, а то смотреть тошно! С вами обоими предстоит долгий и обстоятельный разговор.
    Не дожидаясь ответа, я прошел в гостиную и налил в три стакана коньяка. Взяв один из них, я с удобством расположился в кресле и стал ждать.
    Спустя несколько минут в комнату вошли Прошин и Алена Трошина. Последняя накинула на себя халат, который, скорее, не прикрывал все ее прелести, а, наоборот, представлял в более выгодном свете.
    - Садитесь, - пригласил я, указывая на диван и кресло. – Выпейте.
    После того, как они сделали несколько судорожных глотков, я начал допрос:
    - Первый вопрос к вам, Алена.
    Она метнула на Прошина обвиняющий взгляд. Но ее любовник казался не менее удивленным, чем она.
    - Ваш любовник здесь ни при чем, - вставил я. – Ваше имя мне известно совершенно от другого человека, который, кстати, сейчас ждет вас на больничной койке… Да, Аркадий Николаевич, у нее есть еще один друг, которого вы прекрасно знаете. Это…Николай Жаровников. Удивлены? Вы прекрасный актер, гражданин Прошин! Не вы ли подослали к Николаю эту…девушку? Не вы ли столкнули его с лестницы? Но одного я не понимаю, зачем вам было убивать Петра Карасулева?
    - Вы все лжете! – вышел из терпения Прошин. – Я столкнул Жаровникова? Да зачем мне это нужно?
    - Жаровников начал догадываться о настоящем преступнике. И этот преступник – вы!
    - Это ложь! – вскричал Прошин, вскакивая. – Это наглая ложь! Я не сталкивал Жаровникова и не убивал этого…Карасулева! Какая мне от этого польза?
    - Деньги, - сказал я. – Жалкие деньги. И у меня есть доказательства. Во-первых, ваша жена утверждает, что вы стали делать для нее переводы гораздо большие, нежели раньше. Во-вторых, я знаю, что до убийства Карасулева у вас была достаточно большая сумма денег, на которую вы устроили шикарную пирушку. После этого случая Петя вас заподозрил, и вы избавились от него.
    - Что?! – взревел Прошин. – Да эти деньги мне дала Алена! Это она… - Но тут он умолк, поняв, что выдал себя.
    - Очень хорошо, гражданин Прошин, - заметил я. – Вы-то, наверное, не в курсе того, что Алена Трошина или Елена Карасулева – жена Петра?
    - Что? – севшим голосом прошептал менеджер. – Что? Жена? Алена?..
    - Вернее вдова, - сказала, закурив, Елена Карасулева. – Да, Петя был моим мужем. Но после его смерти я взяла свою девичью фамилию – Трошина.
    - Это вы давали Прошину денег, которые давал вам муж на мелкие расходы? – спросил я.
    - Всего один раз, - ответила Елена. – И то перед самой смертью Пети. Иначе бы он догадался. Да Петя и так начал понимать, в чем дело.
    - И тогда вы решили убить его с помощью Прошина? – спросил я.
    - Нет, не с помощью Аркаши, - сказала она. – Ладно, рано или поздно вы узнали бы. Если не от меня, так от кого-нибудь другого. Его убил…
    Развязка всех преступлений оказалось для меня почти полной неожиданностью, как, впрочем, и для Прошина. Я вспомнил все свои домыслы и догадки и понял, что картинка начала складываться.
    Теперь я знал, кто и зачем убил Петю, Славу и Глушака. Оставалось только довести дело до конца.
3
    На собрании, состоявшегося на квартире полковника Ревякина, я открыл непосвященным в разгадку людям всю суть преступлений. К концу рассказа Ревякин, Берестов, Шаровников и Овсенюк выглядели больше удивленными, чем радостными от раскрытия очередного дела.
    - Ты уверен, что все было так, как ты сказал? – спросил Берестов.
    - Абсолютно, - кивнул я. – Я узнал все от надежного источника.
    - А ты уверен, что тебя не «накололи»? – спросил Ревякин.
    - Все факты говорят против преступника, - сказал я. – Но на всякий случай у меня есть запасной план. Вы все сделали, как я просил?
    Все собравшиеся кивнули.
    - Отлично! Тогда до завтра!
    Попрощавшись со всеми, мы с Ревякиным устали пали в кресла. Ревякин, закурив, сказал:
    - Здорово ты все спланировал. Мне бы было не догадаться.
    - Не принижайте свои заслуги, Иван Михайлович. Кому-то же надо было раскрыть это дело.
    - Верно. И им оказался ты. Как ты сейчас похож на отца…
    Я взглянул на друга отца.
    - Кирилл гордился бы тобой, - сказал полковник.
    - За что? – спросил я. – За то, что я раскрыл дело ценой гибели двух лучших друзей? Мои заслуги тут минимальные. Если не Лена, мы бы все еще ходили вокруг да около. Если не Лена, мы бы все еще ходили вокруг да около. Нет, я так не думаю…
    - Но если ты засадишь убийцу за решетку, эти смерти будут не напрасны, - справедливо заметил Иван Михайлович. – Подумай над этим… Спокойной ночи!
    Еще долго я неподвижно сидел в кресле, размышляя о словах Ревякина, думая о том, с какой корыстной целью этот человек убил стольких людей, покалечил столько жизней. И вдруг понял, что таким людям не место в нашем обществе. Пришла пора стать палачом, во имя жизни, во имя счастья других, таких, как мы.
Глава одиннадцатая.
1 и последняя.
    Тоже самое кафе, что и накануне. Такая же жара. Все то же самое, если не учесть того, что здесь будет вершится правосудие.
    Я сидел в тени, укрытый от любопытных глаз росшим поблизости кустом сирени. Мой столик, расположенный почти в самом конце кафе, имел большое преимущество: с него открывалась прекрасная панорама для наблюдения, да так, что меня не всякий мог заметить.
    Примерно в половине десятого к одному из столиков подошла девушка в пляжной шляпке и солнцезащитных очках. Заказав прохладительный напиток, девушка села за столик и стала ждать.
    - Объект №1 на месте, - сказал я в портативную рацию. – Будьте начеку.
    - Конечно, - ответил голос Гены Овсенюка. – Все будет путем.
    - Внимание! – перебил его я. – Объект №2 приближается. Спектакль начался!
    В этот момент к столику Алены Трошиной подошел молодой человек в кепке, из под которой выглядывала свежая повязка. Еще одно действующее лицо – Николай Жаровников.
    Оставалось дождаться прихода Паровозова, Александры Лаврентьевой, Антипиной Елены, да таксиста Миши.
    Ожидание стало для меня настоящей пыткой. Я с трудом сдерживал себя, чтобы не заявить о своем присутствии.
    В конце концов, все собрались. Рассевшись вокруг одного столика, они недоуменно разглядывали друг друга, желая узнать, зачем их здесь собрали.
    Мне было тяжко видеть, как преступник галантничал со всеми, нисколько не волнуясь. И, когда я перевел взгляд на Сашу, злость на убийцу еще больше распалила меня. Приложив рацию к губам, я тихо скомандовал:
     - Все в сборе, начинайте.
    Из-за угла кафе одновременно вышли Берестов, Овсенюк и Шаровников. Все взгляды присутствовавших за столиком людей устремились на офицеров.
    - Доброе утро! – поздоровался Берестов, пододвигая к себе свободный стул. – Я вижу, все в сборе.
    - Отрывать людей от работы ради какой-то встречи – свинство! – вспыхнул Прошин.
    - Гражданин Прошин, - мягко заявил Берестов. – Это не встреча, а это перекрестный допрос.
    Эффект был такой, какой я и ожидал. Все действующие лица переглянулись между с собой с испугом.
    Николай Жаровников спросил, держа в своей руке руку Алены:
    - Это должно означать, что вы нашли убийцу?
    - Я этого не сказал, гражданин Жаровников, - произнес подполковник. – Необходимо уточнить некоторые детали.
    - Но это не займет много времени? – взглянув на часы, спросила Елена Антипина.
    - Конечно, нет, гражданочка, - улыбнулся Берестов. – Итак, приступим. Начнем с того, что спросим каждого из вас: вы все знаете друг друга?
    - Нет, - ответил Миша, таксист. – Я не знаю вот эту даму.
    И он указал на Алену Трошину.
    - Это, к вашему сведению, Алена Трошина или, до недавнего времени называвшая себя Еленой Карасулевой, - ответил Берестов, оглядев собравшихся.
    - Елена Карасулева? – переспросил Жаровников. – А не Алена Трошина?
    - Это моя девичья фамилия, оставленная мной после смерти мужа, - пояснила Елена.
    - Мужа? – спросил Миша. – Убитого мужа Петра Карасулева?
    - Да, - ответил за вдову Берестов. – Вы правильно поняли. Елена, - обратился Берестов к Карасулевой. – Вы знаете вот этих дам?
    - Я знаю, - подал голос Анатолий Паровозов. – Это дама, сидящая справа от меня – Александра Лаврентьева,  законная жена Глушакова Семена, моего отца, убитого пару недель назад. А эта дама, - он указал на Антипину – бывшая любовница моего отца, а теперь и моя жена.
    Лицо Саши выразило недоверие, смешанное с испугом. Признаюсь, я порадовался, что сейчас не в их компании.
    - Гражданин Прошин, а что вы молчите! – воскликнул Николай Жаровников. – Елена же или Алена – ваша любовница, не так ли?
    - Это не так, - замотал головой Прошин. – Я впервые вижу эту женщину…
    - Нет, это не так, Аркадий Николаевич, - сказал я, подходя к столику. – Забыли мой вчерашний визит?
    - Н-нет, не забыл… - Промямлил Прошин, протирая очки.
    Мое внезапное появление вызвало бурю самых разнообразных эмоции. Одни, такие как Алена, Саша и Миша, приветственно заулыбались мне и помахали руками. Другие, такие как лейтенанты, Жаровников и Прошин, беззастенчиво уставились на меня.
    Пододвинув стул, я удобно уселся в нем. Взглянув на присутствовавших, я опять обратился к Прошину:
    - Что ж вы не расскажите, как я вас застал в постели с Еленой Карасулевой?
    Ярость, накопившаяся за время разговора у Жаровникова, выплеснулась на менеджера со скоростью воды из брандспойта:
    - Ты спал с моей невестой! Ты, жалкий заморыш!..
    - Успокойтесь, гражданин Жаровников, - сказал Берестов, ложа руку на плечо Николая. – А разве вы сами не заставили Елену соблазнить гражданина Прошина?
    - Что? – не понял Жаровников. – Зачем мне это нужно?
    - Затем, что гражданин Прошин догадывался, что это вы убили Петра Карасулева, Семена Глушакова и еще одного молодого человека, - сказал подполковник. – Ведь так, Елена?
    - Да, - подтвердила Елена Карасулева. – Это Николай Жаровников убил моего мужа.
    - Ах, ты, шлюха! – взревел, вскочив, Жаровников, но его вовремя удержали Берестов и Овсенюк.
    - Зачем вы убили Петра Карасулева? – сурово спросил подполковник.
    - Этот ваш Карасулев несколько лет назад увел у меня Аленку. Я ухаживал за Аленой, а тут появился он и соблазнил ее. Он ее увел, а я решил отомстить ему, да еще с процентами.
    - И тогда вы стали встречаться с Аленой? – спросил Берестов.
    - Да, - ответил Жаровников. – Да, стал встречаться! И провернул дело в выгодном для меня свете! Карасулев, я догадался, что-то пронюхал про бизнес Глушака, Глушакова.
    - Откуда вы знаете Глушакова?
    - Паровоз рассказал. Анатолий Паровозов. Мы с ним друзья детства. Я не знал, что Глушак – его отец. Иначе не стал бы убивать отца друга. Я знаю, что такое расти без отца. Я – сирота.
    - Этот бизнес Глушакова в чем заключался? – спросил Берестов.
    - Глушак контролировал фирму Прошина. Я специально подтолкнул ему эту мысль. Я думал, если Прошин обо всем догадается, то я узнаю об этом первый. Не получилось…
    - За это вы убили Карасулева? – с презрением в голосе спросил подполковник. – За то, что он начал догадываться о вашей «затее»?
    - Да. Карасулев слишком много узнал о моих планах. Карасулев бы арестовал Глушака, и тогда бы мне пришла «крышка». Но я же сказал, что обставил все в выгодном свете, - гадко улыбнулся преступник. – От Паровоза я узнал про жену и любовницу Глушака. И решил намекнуть ему, что кому-то – все, а кому – ничего. Я имел в виду и деньги, и женщин. Но я же не знал, что они родственники…
    - Ах, ты, сволочь! – закричал Анатолий, с кулаками набрасываясь на убийцу отца. – Я тебе верил! Я тебе считал своим другом!..
    - Так, значит, это вы опять убили, - догадался Берестов. – Почему?
    - Я не хотел убивать Глушака, - не смотря никому в глаза, пробормотал Жаровников. – После смерти Карасулева, Глушак струсил и не захотел меня больше покрывать. Он сказал, что подозрение в первую очередь пойдет на него. И тогда я обозвал его трусом… Глушак назначил мне «стрелку». И я согласился. Я рассказал ему весь свой план. Я рассказал ему, что хочу впутать в эту историю его жену и любовницу… И тогда…
    - Тогда Глушаков понял, что я в курсе, - продолжил я. – Он это наверняка узнал от сына, ведь Анатолий проходил по делу Карасулева, да?
    - Это я все рассказал отцу, - виновато признался сын авторитета. – Я слышал, как подполковник о вас с одним их лейтенантов.
    - Со мной, - сказал Геннадий Овсенюк. – Уж слишком вы мне понравились.
    - Я задержал вас по просьбе отца, - сказал Анатолий. – Напоил снотворным, чтобы вы сознались, о чем вы знаете. Но вы оказались проворнее… И отца убили…
    Он с лютой ненавистью посмотрел на притихшего Жаровникова.
   - Людей я позаимствовал у Толи, - продолжал уголовник. – И завязалась стрельба. В живых остался  только я.
    - Зачем ты убил Славу? – ледяным голосом спросил я. – Он-то чем тебе помешал?
    - Этот молокосос расспросил ее, - он посмотрел на Сашу. – И она рассказала, что я хотел завербовать ее. Она догадалась о моих планах. А я всего лишь хотел, чтобы все больше запуталось. Никто бы никогда не догадался, что разгадка в любовном «ромбике»!
    - Ты ошибаешься, - сказал я. – Таксист Миша отвозил Славу в поселок Маныч. Ведь там происходила «стрелка»? Он мне и рассказал и о разборках, и об убитом парне, и о том, как подвозил тебя. Ведь этот тот «красивый, неразговорчивый молодой человек», правда, Миша?
    - Да, это он, - кивнул таксист. – Я его вспомнил. Я еще его к станции подвозил.
    - Вот оно что, - понял Жаровников. – И именно тогда, на станции, вас и подстрелили ребята Толика. Да, Толя?
    - Мои ребята за вами следили, - пояснил Паровозов. – Так как вы могли догадаться, что я причастен к этому делу. Но им было приказано не убивать вас!
    - Но вы из предосторожности обратились к своей жене, Еленой Антипиной. – Сказал я.
    - Ну да, - согласился Паровозов. – Отец мне успел все рассказать перед смертью. Если бы я знал, что даю людей для убийства своего же отца! Но, так как Лена была моей женой, ей не грозила опасность со стороны этого…подонка.
    - Но почему тогда вы, Елена, не сознались мне, в чем дело? – недоумевал я.
    - Я тогда могла бы быть замешана в эту историю и втянула бы в нее Толю, - ответил Паровозова. – Я знала, что вы в курсе всего этого и стала следить за вами, пока вы не пришли к дому этого убийцы.
    - Анатолий, это вы взломали квартиру Жаровникова? – спросил я.
    - Да. Это было моя мысль. Я подумал, что у него есть компромат на меня и Лену. Но я ошибся. Его и в помине не было.
    - Значит, вы сами упали с лестницы и, причем, неудачно, - заключил Берестов.
    - Вы солгали, что в ту ночь кто-то звонил вам в дверь, - сказал я. – И вы также проронили, что этот звонок был похож на гудок паровоза. Вы хотели направить меня по ложному пути.
     - Мои ребята были на месте преступления, - сказал подполковник. – И ни на перилах, ни на звонке, ни на двери не было ни чьих отпечатков пальцев. Соседи также не слышали, чтобы к вам кто-то приходил.
     - Последний вопрос, Жаровников, - сказал я. – Зачем вы приходили к Елене Антипиной после убийства Карасулева?
     - Я уже тогда знал обо всех шашнях Глушака, - ответил Жаровников. – Хотел проверить, что она из себя представляет, и знала ли она обо мне. А потом оказалось, что нет…
   - Николай Степанович Жаровников, - объявил, вставая, Берестов. – Вы арестованы по подозрению в убийстве трех лиц.
    Трудно было сказать, о чем думал в тот момент Жаровников. Лицо его ничего не выражало, когда он позволил надеть на себя наручники. И лишь тогда, когда его сковали с Анатолием Паровозовым и собирались увести два  лейтенанта, он с сожалением в глазах посмотрел на Елену Карасулеву и сказал:
    - Алена, прости меня…
    - Пошел ты к черту! Пусть ты сгниешь в камере! – выкрикнула в лицо убийце она слова и, упав на стул, разрыдалась.
    Не нужно было еще одного суда, так как самый страшный суд в жизни Жаровникова Николая Степановича завершился. И смертельный приговор, если бы он был в нашей стране,  был бы самой подходящей для этой ситуации мерой.
    - Как ты догадался, что он – убийца? – спросила, подойдя ко мне, Александра Лаврентьева.
     - Я бы не догадался, по крайней мере, так скоро, если бы не рассказ Елены Карасулевой. Ведь это же она раскрыла мне все карты.
    - Но ты же знаешь, что без твоего участия в этом деле, правда бы еще долго не всплыла на поверхность, - заметила девушка.
     - Ну, первые зерна в разгадку этого убийства внесла, конечно, ты, - я взглянул Саше в глаза. – Если бы ты не сказала про Антипину, я бы не раскрутил бы его. И чем больше я продвигался в любовных приключениях твоего покойного мужа, тем все более запутывалось. Пока я не встретил Жаровникова. При первой встрече он мне показался беспробудным пьяницей, готовый сделать из своей будущей жены рабыню…
     К этому моменту, вокруг меня образовалась целая толпа слушателей, в числе которой не было ни Берестова, ни Шаровникова, ни Овсенюка, ни Ревякина, так как они уже были в курсе дела.
     - Ну, а потом, отчасти благодаря случаю, отчасти – смекалки, я познакомился с Еленой Антипиной. И это встреча снова навела меня на мысль о каком-то таинственном любовном «треугольнике». К сожалению, я не смог поговорить с Аленой, но за меня все прекрасно сделал Ревякин Иван Михайлович, друг моего отца. А остальное вы все знаете, - закончил я.
    - Зачем же ты солгал, рассказав про друга? – вздохнув, спросила Саша.
    - Я понимал, что, не скажи я этого, так ты не станешь со мной разговаривать, - признался я. – Я же был не из блатных…
     - А ты не догадывался, что мне все равно, кто ты? – рассердилась девушка. – Мне плевать, кто ты, плевать, какое у тебя прошлое! Мы живем только настоящим, не так ли?
     - Да. Но я тогда тебя совсем не знал. Прости меня, Саша…
     Я прижал ее к своей груди, почувствовал, как она расслабилась в моих объятиях.
     - Тебе не жаль парней? – посмотрев на черную «Волгу» ФСБ, где сидели уголовники, спросила Саша. – Не жаль, что они больше никогда, может быть, не выйдут на свободу?
    Я посмотрел ей в глаза.
    - Нет. Нисколько. Они это заслужили.
    - А ты тиран, - осуждающе заметила девушка. – Я никогда бы не подумала.
    - Таким меня сделала жизнь, - ответил я. – И ничего с этим не поделаешь. Придется смириться.
    - Надеюсь, у меня будет на это время, - сказала она, поцеловав в губы. – Ведь так?
    - Так, - сказал я, обняв ее за талию. – Подожди минутку.
    Я быстро подошел к Берестову, стоящего в обществе полковника у куста сирени.
    - Я вижу, у тебя все налаживается, - сказал Ревякин.
    - Надеюсь, - улыбнулся я и обратился к Берестову: - Паша, как насчет уговора?
    - Уговора? – не понял подполковник. – А-а-а! Приходи хоть завтра. Все уладим!
    - Нет, Паша, завтра не смогу, - ответил я, взглянув на Сашу. – И в ближайшие три месяца тоже!
    Я подошел к ожидавшей девушке и громко объявил:
    - Приглашаю вас всех на нашу свадьбу!
     Оживленный гомон перекрыл мои следующие слова:
    - Саша, ты выйдешь за меня замуж?
    Несколько мгновений она удивленно смотрела на меня, но потом сказала:
     - За такого героя? Конечно!