Алконост -птица райская

Где солнце по вечерам уходит в воды моря Варяжского (так прежде Балтика звалась), лежит у кромки моря Замландский полуостров. С незапамятных времён носят его леса  дубовое и кленовое одеяние. Много живности в лесах обитает,  некоторых мы даже не знаем. Только род древнего гнома Дубовика всё про лес знает,  понимает язык зверей и ветра, часто слушает новости, что волны морские издалека приносят.

 А волны много чего интересного рассказывают, так  по секрету поведали гному о далёких блаженных Макарийских островах. Лежат они на самом краю земли и неба, где  воды моря сливаются с течением мировой реки под названием «Океан».
 Удивительны  те  острова:  посерёдке самого большого течёт река   чистого молока, один берег реки - из мёда в сотах, а другой – кисельный берег. Никогда не бывает там зимы. Вот ведь какие острова  далеко от нас лежат в местах неведомых! Не строят   люди жилищ, не топят бабы печки, не томят в горшках наваристых щей. А зачем, если еда рядом, только спустись с горки, покрытой душистыми цветиками  разноцветиками.
 
 Не сеют там в поле льна-долгунца, не тянут вечерами девицы из мягкой кудели нитку, не жужжат  веретёна, не постукивают станки ткацкие. Как потребуется  обнова – идёт к пруду девица с  коромыслом. С одной стороны оно деревянное, цветами алыми расписано, а другая сторона - из чистого серебра.

Опустит девица коромысло в воду, да подцепит тем коромыслицем расписным тину в пруду - глядь: а ведь не тина это, а тонкий холст на коромысле висит. Шей из того холста хоть сарафан, хоть рубаху – это уж по твоему усмотрению  и умению. А коли повести по воде  другой, серебряной, стороной коромыслица - висят на нём нитки крупных жемчугов скатных розового или зелёного цвету.  У нас красоту эту можно увидеть лишь на царице-матушке, больше никому их иметь не положено, да и казны не хватит.

 Не болеют, не стареют люди на тех островах – бессмертны они. А вся тайна в том, что на нашем, белом свете, в трудах и доброте те люди жили, праведниками были. Потому боги и взяли их на райские острова. Хоть и  райское  место, а банька на бережочке  пруда  стоит.  Жители в баньке напарятся, в пруд попрыгают,  сразу хвори и горести спадают, если невзначай заведутся, старость их тоже  не берёт. За банькой луг цветами  радует, лес в прохладу зовёт пение птичье послушать.

Корова  на лужке пасётся, рога до земли достают, если повесить одежду на рог, она чистой сразу делается, а то и совсем новой окажется.  И что это наши академики - заумники   таких коров не выведут, нам ведь тоже  чуду подивиться, пожить хорошо хочется, чтобы не ткать, не стирать,  а в обновках щеголять.
Диво в тех краях бывает:  по утрам выходит из тумана   большой олень, на лбу у него меж рог дерево финиковое растёт.

 Раз в год прилетает из мест далёких и сидит на том дереве птица Сирин, тулово у неё птичье, а голова  - девы прекрасной. Перья птицы золотом и серебром переливаются, от дыхания  аромат чудесный окрест разливается. Питается птица сладкими плодами дерева финикового, запивает молоком из речки. А уж как сладко поёт – заслушаешься, обо всём на свете забудешь, услышав её дивный голос.

 А на соседних островах   птицы Гамаюн и Феникс живут, зовут их и другими  именами. Бывает, что появляются эти райские  птицы в  местах, далёких от островов Макарийских.  Вблизи острова своего  откладывает птица яйцо в море, приплывает за ним дельфин, относит в место, какое боги укажут.  Было в  древние времена повеление дельфину: отнести яйцо на песчаный берег  Балтики. Несёт дельфин в морских водах драгоценное яйцо, бережёт его, а над морем и берегом  несётся с востока туча грозовая смертоносная, волну высокую поднимает сила тёмная, дельфину молниями грозит, яйцо отобрать норовит.
 
Ломает  ветром-ураганом деревья в лесу,  только  дубы  древние не боятся,  а чего им непогоды опасаться, коли они посажены по велению самого Перуна.  Это его священное дерево. Стоял многие века такой дуб - великан на  дюне песчаной, что звалась Горой Грома. Возвышался  над лесом и морем, старые  люди сказки баяли, что на ветви этого дуба в годы лихие прилетает и поёт голосом дивным райская птица Алконост. Так бывает, когда  в места здешние беды приходят. Я тоже эти сказки слышала, а птицы не видала,  зря говорить не буду. Так вот…

 Давно это было. Настало  тяжкое время для пруссов, живущих племенами  на берегу далёкого прохладного моря. Было у них на территории полуострова двенадцать земель-государств. Жили по своим вековым законам, чтили жрецов и  богов, охраняющих море и леса. Знали в народе, что обителью богов, их домом на земле, было святилище «Ромове» на земле Ливонской.
 Рос там огромный дуб – прародитель всех священных дубов. Крона его была столь велика, что в самый большой ливень капли дождя не попадали на землю, свет дневной тоже не проникал в обитель древних богов. Величественны и грозны для смертных людей были их изображения. Пугало  скорбное изображение бога смерти Пиколса, с бледным лицом, короной на голове был скрученный плат.

Во второй нише возвышалось самое страшное  изображение бога грома Перунаса. Его вид вызывал священный ужас.  С красного обожжённого лица  чёрными кольцами  спускалась борода,  языки пламени скручивались на голове вместо волос.
Только в третьей нише добрый бог Потримпс радостно улыбался, венок из колосьев пшеницы украшал его голову, взгляд был устремлён на горшок, стоящий у подножия.
 
В горшке, закрытом снопом пшеницы, жила священная змея, её поили служители парным молоком. Бывал в этом святилище  дитём малым древний слепой старец, живущий ныне при дворе князя. Жители окрестных хуторов и деревушек про древних богов от него и знали, внукам те знания передавали.
 Рыбу жители племён  здешних в море ловили, охотой в лесу промышляли, землицу пахали, рожку и ленок сеяли, никому  не мешали. А беда уже в их земли заглядывала от соседей, что в земле польской жили, был у них царём злой колдун всемогущий.
 
 Царь зла чёрной птицей пролетел над землями пруссов, бросил из крыла перья, проросли из них  семена вражды и болезней.  Горем по земле  ползли, подать добром и людьми  собирали. От чёрной неведомой болезни  умирали старики и дети малые. Не только болезни - пошли из этих семян вражды  отряды недругов на земли прусского племени, людей в полон брали,  деревни жгли. Плач и стон по лесам и полям тёк. Вестимо, от войны никому, кроме правителей,  радости  нет, только зло торжествует, разрастается.


Старейшины прусские пошли к князю Видевуту защиты  просить. Собрались люди  на дворе  князя, на жизнь тяжкую жалуются. Другие, хоть и дальняя дорога, отправились в святилище, просить у жрецов совета, а у богов- защиты. Присоветовал мудрый слепенький старец, что при князе жил:  - Пошли, князь, самых старых и уважаемых вождей и детей малых болящих  с дарами к  нашему дубу на Горе Грома, милости у богов просить. Жрецы тоже посоветовали к дубу с дарами идти.

Так князь и сделал, уважаемых старцев послал, сам-то не пошёл, грешен был, людей обижал, кровь невинную проливал. К дубу  пошли старцы, да дети болезные.  Все знали, что в века давние посадил на дюне тот дуб сам Перун.  Почитали и обожали его в народе, к нему за милостью шли. Именем Перуна клялись, всяк знал, что обмана при такой клятве не будет, просили у бога древнего  защиты и помощи. А кто ещё людям в их бедах мог помочь? Бывало, грозный бог карал провинившихся огненными стрелами, но и дождиками щедрыми радовал, помогал рожку и ленок вырастить.

 Далеко в небе грозный бог, а дуб рядом, только на дюну подняться, к нему и пришли.
Низко кланялись дубу уважаемые  старцы, лили слёзы горькие дети болезные,  преподнесли дары богатые: козла  белого с позолоченными рогами и коня, тоже белого с длинной гривой.  Этими дорогими дарами от имени племени кланялся дубу  князь Видевуд. Упали перед дубом на колени дети малые и старцы древние, руки к дубу простёрли, о бедах своих поведали:
- Батюшка дуб!  Ты стоишь на наших землях сотни лет, твои ветки достают до неба, ты  повелеваешь тучами, можешь поговорить с богами. Узнай, сделай милость, за что на нас послало небо такую кару.

Слетел с ветвей дуба  сокол (он у Перуна в услужении был), о песок ударился, превратился в молодца,  к старцам обратился:  - Ведомо богам, что люди в злобе и зависти к чужому добру стали жить. Ведь это  ваше племя  вырубило священную дубраву, стало леса выжигать,  засевать эти места рожью и льном. Леса-то не вы, а боги выращивали, для вас старались, а вы разор лесу учинили. Вот боги и разгневались, а гнев у людей и богов всегда порождает зло. Течёт зло по земле болезнью чёрной, мором на людей и скотину. Видно, не ведает ваш князь, что дед его за измену молодой жены приказал всех новорожденных девочек целый год волнам морским отдавать, вот и оскудело людьми ваше племя.

- Всё так говоришь, мудрая птица, маловато у нас защитников, – согласно и виновато  кивали старцы.
- В злобе и жадности князья ваши и соседние  стали жить, ведомо, что собрали они войско превеликое, с пришельцами из мест дальних битва будет на поле за лесом. На следующий год большой урожай родит земля, кровью людской удобренная. Только  после битвы той некому будет детей рожать, хлеба растить. Все в землю лягут, травой прорастут, недруги и защитники. Боги посылают вам спасение, на  три дня с завтрашнего утра отложите оружие,  будет для вас диво дивное. А потом решайте, как жить дальше. « Не убий!» - вот что боги велели передать.

Опять взлетел сокол на дуб, а люди пошли с ответом князю и соплеменникам.
Вместе с первым лучом светила дневного вынырнула из вод морских птица дивная с головой девы прекрасной, огляделась, золотыми и серебряными перьями потрясла, упали перья на землю. Перелетела  через дюну, села на ветку дуба. Шло от той птицы по морскому побережью благоухание.

Проснулись от дивного аромата люди, только никак решить не могли, чем пахнет туман, от моря исходящий. Одним казалось, что это расправляет первые тонкие листики тополь, роняет на землю  душистые  багряные  серёжки,  недавно красовавшиеся на ветках. Другие знали, что по низинам расцвела, стоит в подвенечном платье черёмуха. Третьим этот запах был с детства знаком – запах духмяного сена, на котором видишь волшебные сны. И вовсе ты не Федюнька, деревенский подпасок, а добрый молодец,  и в конюшне под сеновалом фыркает, хрумает овсом  твой богатырский конь.

  Были и те, которые знали, что именно так, грибами, смоловым духом  и прелым листом, пахнет осенний лес.Три дня шёл от моря душистый туман, стелился по траве, проползал по тропам лесным.  Проникал в жилища, колдовской то был туман. Не хотел волк гоняться  в лесу за  косулей и кабаном,  опустил охотник лук,  выпала из его рук  стрела, любовался он мышковавшей лисой, казалось, не охотится на мышь лиса, а исполняет причудливый грациозный танец, широко взмахивает платочком – хвостом.
 
Передали князю ответ, что послы принесли. Недоумённо  рассматривал он на стенах свои  дорогие доспехи и оружие. «Зачем всё это? Вон как мёдом травы пахнут! Не меч - косу в руки возьму, пройдусь  широким прокосом по росному лугу,  чтобы сверху жаворонок звенел, грустила в лесу кукушка. Мнилось князю, что девица, мечта из его детства, разбивает  за ним грабельками валок травы».

Стало князю и всему племени от этого тумана хорошо и покойно.
А на лугу, что мечтал князь косить, уже ждало сражения неприятельское войско, такой уговор был. Напрасно чужеземные  войны  вслушивались в лесные звуки – не топали, не фыркали кони, вглядывались в чащу леса – не торопились на сечу пруссы. С удивлением смотрели войны польские, как от леса летела большая,  горящая ярким светом птица, сияние от неё шло, слепило, села на ветку дуба. Онемели от изумления воины: у птицы с золотым и серебряным оперением была голова прекрасной девы, головка убрана жемчугами разноцветными, сверху отливала золотом и камнями редкими царская  корона.

«Надо  птаху эту убить, сделать из неё чучело, забрать золото и жемчуга» - решил колдун.  Взял из колчана стрелу, натянул тетиву. Полетела стрела, да не долетела до птицы – вернулась, щит пробила, вошла в грудь колдуна, наконечник из спины торчит. Подняли воины луки, полетели бы в птицу тучей стрелы, да она запела. И упали у воинов стрелы, сломались луки, рассыпались мечи и щиты, песком стали жёлтым.

 А сами воины в ворон превратились, над лесом стаей взлетели, злобно кричали. Так до сей поры вороньи стаи и летают, кричат, дерутся. Племён  пруссов тоже давно нет, может, хорошее для жизни место отыскали, ушли туда, где нет распри и войн. Птицы Алконоста тоже больше никто не видел и не слышал.  Видно, снова улетела птица  на блаженные  Макарийские острова, где нет войн и злобы.

 Бог даст, и мы заживём в мире и достатке, вырастим на Горе Грома дуб, тогда и прилетит к нам райская птица, запоёт сладким голосом, от пения того все мы подобреем, заживём  в мире и согласии годы долгие.  Дожить бы до того времени!