Введение. Часть 2. Он

"Все мужики одинаковы - идиоты, козлы и подонки". Знакомая фраза?
Он был нечто средним между козлом и подонком. Самоуверенный, наглый, самовлюбленный... и невероятно обаятельный парень. Хотя парнем его назвать было бы сложно... Это был взрослый мальчик семнадцати лет. Почему мальчик? Он был слишком самонадеян, полагался только на себя и не доверял никому, кроме себя. Его сущность говорила, что "Вот он - Центр Вселенной!"
Главным атрибутом его внешности были большие наушники и торчащие в разные стороны волосы. Джинсовые бриджи, бесформенная майка, а поверх нее джинсовая куртка. Ботинки на высокой платформе и серые, когда-то раньше бывшие белыми, носки. Различные кулоны на шее, амулеты и всякого рода штучки - они постоянно путались, болтались сзади, но ему было все равно. Обычно он всегда меланхолично жевал жевачку, надувая огромный пузырь. Иногда ошметки жевачки налипали на его нос и подбородок, но его это ничуть не смущало. Парню было вообще безразлично, что о нем думают окружающие люди. Ходят вокруг и ладно. Лишь бы не мешали и не лезли с нравоучениями. Учителя еще со школы пытались его образумить, но он так и не закончил одиннадцатый класс. Бросив школу, он стал заниматься творческой деятельностью. Гитара была его единственной возлюбленной, а ноты - единственными друзьями. Никто не знал, откуда взялся этот талант, ведь он никогда не учился в музыкальной школе. А он, в свою очередь, ничего не рассказывал об этом. Недоверие переросло в опасение и страх. Ему просто надоело...О нем рассказывать и нечего... Он жил один. Родители разошлись, когда ему было восемь лет, а через пять лет умерла и мать. Отца он искать не стал. Опекуном была сестра матери, но ей, молодой и строящей свою жизнь, было не до него. Приходит ночевать домой и ладно... Больше ничего не нужно. А если и не приходит - просто счастье. Есть возможность с пользой провести время с кавалером, пусть и на одну ночь.
Родители в свое время долго выбирали ему имя. Мать настаивала на благородном и красивом имени, как у потомственного аристократа. Отец был абсолютно против. "Хочешь сделать из сына неизвестно кого! Я хотел мужчину, а не маменькиного сынка!" Но вопреки его опасениям, он рос как раз-таки сорванцом и маленьким негодяем. Нельзя сказать, что им гордились, но папаня втихомолку нахваливал мальчишку и обучал всяким дрянным штучкам по пьяни. Людовик был мальчиком любопытным, но не в меру самостоятельным. Когда дворовые мальчишки пытались дать ему прозвище "Люда", он переломал носы всем, кто даже просто открывал для этого рот. Родители искалеченных жаловались на него, мать рыдала, а отец громогласно заявлял, что его сын не девчонка, а они напросились сами. Все смирились с грубым характером и отца, и сына, а потому обходили их обоих стороной. Людовик объявил себя "Луи - королем дворов и подворотней" и стал зарабатывать плохую репутацию. Нет, он не пил, не курил и не принимал наркотики. Глядя на своего отца-алкоголика, Луи понял, что туда, на ту тропинку, ему дорога заказана. Он не понимал, зачем травить свою жизнь, когда можно прожить и без этого. Собственно, из-за этого его родители и разошлись.
Теперь Луи был один. Ему никто не указ. Он не оглядывался обратно, в прошлое, потому что считал это никчемным и пустым занятием. Зачем вспоминать то, что легче похоронить под сводами своего сердца и сломать опорные столбы? Луи никогда не любил. "Любовь - штука вредная и нервная", - усмехался мальчик, глядя на целующиеся пары. Ему было чуждо это чувство живого и невообразимого. Его сердце никогда не выходило за рамки привычного ритма и не выбивалось из такта организма. Потому что это было неправильным и незнакомым. Как в детстве детей учат не приближаться к незнакомцам и ничего не брать у них из рук, так и Людовик приучил свое сердце отзываться обыкновенным звуком. Иногда оно просто замирало, и можно было подумать, что сердца у него вовсе нет.
На его глазах не было розовых очков. Он знал мир и видел его таким, каким и должен быть настоящий мир - жутким, грязным, забитым наглыми и сволочными людьми, которые не знали ничего святого, кроме денег и собственных низменных желаний. Как ни странно, под майкой, рядом с сердцем, Луи прятал золотой крестик - единственный подарок матери после крещения. Он не верил в высшие силы, но верил, что где-то есть нечто, что присматривает за тобой. Луи не умел мечтать... Он не смотрел на синее, а порой серое небо, не видел барашки-облака, поскольку считал, что это совсем другой мир, который загрязняется его собственным.
Знал ли Людовик слово "боль"? Испытывал ли это чувство когда-нибудь? Наверное, да. Когда умерла мать... Когда он остался один во всем мире, вселенной. Помнится в тот день он убежал с похорон под дождь... Люди, которые пришли проводить его мать в последний путь, сначала не заметили отсутствия ребенка, но затем по-настоящему забеспокоились. Мало ли что мог сделать с собой тринадцатилетний мальчик... Его искали три дня... Милиция была поставлена на уши, везде были развешаны его портреты с надписями "Разыскивается!" А нашли его... под одним из мостов. Он пришел туда, совсем ничего не соображая. Ему ничего не было нужно, он просто плакал все эти три дня и отощал без еды и воды. Затем больница, полгода интернат для трудных подростков... Он вышел оттуда совершенно с непроницаемым лицом, навстречу сестре матери, и первое, что он ей сказал, было: "Я ненавижу тебя... Ты никогда не заменишь мне мать... И даже не пытайся это сделать!". Его глаза излучали арктический холод, движения были четкими, будто это был робот, а не ребенок. Врачи говорили, что с ним все в порядке, что все это вызвано простым потрясением... Но ребенка больше не было... Это был мальчик, который слишком рано познал горький вкус настоящей жизни. В четырнадцать лет он пошел работать. По законодательству это не запрещалось, но и принять хилого подростка отказывались многие. Однако он все-таки нашел работу...
По своему обыкновению он не смотрел на дорогу. А потому, когда боль пронзила плечо, он привычно огрызнулся:
-Не видишь, куда прешь?
Робкое "Прощу прощения" ничего не значило для парня, но все-таки Луи обернулся... Как раз тогда, когда красные волосы незнакомки исчезли за углом.
Такова была суровая реальность. Но пока она не касалась Луи, значит, так и должно быть...