***

О Кудряшове

ВСТРЕЧИ НА МРАМОРНОЙ ЛЕСТНИЦЕ
С БОРИСОМ КУДРЯШОВЫМ

С Борисом Кудряшовым меня познакомил Игорь Тарабукин. Вернее, не сам Тарабукин, а пристрастие Кудряшова к творчеству самобытного поэта. Тарабукин – единственный из советских писателей, чьи стихи Кудряшов знал «от» и «до». Он мог говорить о нём бесконечно. Цитировал его наизусть.
- Послушай, что он сочинил…
Кудряшов тут же, на память, читал какое-нибудь четверостишие. Дочитав, широко улыбался:
- Ну, как, здорово?
И, заметив растерянность слушателя, подчёркивал:
- Да-да, это написано в советские времена. Но как лихо!
До знакомства с Кудряшовым я не слышал имени Тарабукина. Борис Исидорович гордился тем, что у него есть редкое издание стихов Тарабукина. Оно было напечатано каким-то облпотребсоюзом, кажется, Архангельским. Тираж мизерный. Но это я знал со слов Кудряшова.
Эту книжку я так и не увидел. Не нашёл её и в библиотечных фондах. А попросить Кудряшова показать заветную книжку Тарабукина как-то не довелось. Причем, Кудряшов утверждал, что это единственная при жизни изданная  книжка любимого им поэта.
- А другие книги у поэта есть? – поинтересовался я.
- Нет.
- А вы фонды научной библиотеки смотрели? – осторожно спросил я.
- Ничего вы в них не найдёте. Книжку Тарабукина я приобрёл случайно в книжном киоске крайкома партии, - несколько категорично ответил Борис Исидорович.
Я не стал спорить. И на какое-то время забыл о Тарабукине. Напомнил о нём сам Кудряшов.
Мы встретились на мраморной лестнице научной библиотеки.
- Вы прочитали мою последнюю книжку?
Он ждал моей реакции на его новую книгу «Родная сторона».
- «Еслинки», конечно, забавны, но я с большим интересом прочитал ваши «Ставропольские были». Особенно «Былин и Кафтанов». Такое придумать невозможно.
Для тех, кто не читал эту быль Кудряшова, приведу небольшой отрывок:
«В ближайшее окружение ректора института Петра Михайловича Кафтанова входил и кандидат педагогических наук, доцент Былин Аким Петрович. Мнение о нём в вузе сложилось нелестное. Говорили о нём как о человеке с лицом, не испещрённым умственными упражнениями. Кто-то даже сочинил эпиграмму:

У доцента Былина
Всё же есть извилина…
Что играть в прятки –
Есть она, но в пятке…

О научно-педагогической деятельности Акима Павловича ходили по институту всевозможные байки. – «Назовите тему кандидатской диссертации Былина». – «Влияние скорости бега козы на угол отклонения ее хвоста от горизонтальной оси». – «А как называется работа, которая была учтена при рассмотрении вопроса о присвоении Былину ученого звания доцента?» - «Влияние солнечного сияния на произрастание лесов в заволжской полупустыне».
Наш доцент отличался редким косноязычием, языковой безграмотностью. И всё же сравнение его языка с языком Эллочки Людоедки было явно не в пользу последней. Сказывалась «учёность». Лекции Былин читал на таком уровне, что мухи дохли. Студенты же – народ закалённый – выдерживали».
Кудряшов рассказывал с юмором, как Аким Петрович Былин, войдя в буфет для преподавателей и сотрудников института, доставал из дипломата бутылку водки, гранёный стакан, круг краковской колбасы, треть содержимого бутылки выливал в стакан и угощал им соседа по столику. Затем брал бутылку за нижнюю часть и начинал её быстро вращать:
«…водка очень быстро двигалась вдоль стен бутылки. И, когда бутылка «превращалась в какие-то белесые круги (оптический эффект), доцент направлял её горлышко в рот и выпивал водку одним залпом до дна. Закусывал колбасой, не забывая третью часть круга отдать соседу. Словом, Былин не простой любитель, а настоящий профессионал «муху раздавить».
Но однажды в институте произошло событие, которое долго не могли забыть ни преподаватели, ни студенты:
«…Преподаватель профкома Былин зачитывал приказ по институту, а награды вручал сам Кафтанов. Когда Аким Петрович прочитал: «…факультет «Альфа»… награждается вымпелой», многие в зале недоуменно пожали плечами, а ректор поправил председателя профкома. Когда же Былин прочитал: «Факультет «Бета» награждается… вымпелой», по залу прокатился смех. Кафтанов снова поправил своего протеже. Но и это на толстокожего Акима Петровича не подействовало: «…факультет «Гамма» награждается вымпелой». Зал сотрясся от хохота. Многие, что называется, легли… Ректор с налившимся кровью лицом и сжатыми кулаками бросился к «Цицерону» и что-то возбужденно ему растолковывал. И вот «виновник торжества» спокойно сказал: «Вымпелы кончились. Переходим к грамотам».
Зал замер в ожидании. Далее Былин бойко произнес: «Кафедра психологии награждается грамотом». В зале поднялась эмоциональная буря.
После того, как накал страстей спал, Кафтанов сам стал читать приказ и вручать грамоты».
Через месяц, когда история с «вымпелой» и «грамотом» стала забываться, ректор Кафтанов представил Былина к званию заслуженного учителя Российской Федерации.
Борис Исидорович выслушал меня и с улыбкой сказал:   
- Ваше… - он помедлил, подбирая слова, - несерьёзное восприятие «Еслинок» от того, что вы не читали Тарабукина.
- Но…
Я не успел возразить Кудряшову. Борис Исидорович зашагал вниз по лестнице.
Из разговора с Кудряшовым запомнил самое главное – имя любимого им поэта. В тот же день я разыскал несколько библиографических карточек на книги Тарабукина. Одна из них называлась «Завтрак с процентами». Издана книжка Средне-Уральским книжным издательством в 1985 году. Ранее, в 1959 году выходила книга «Павлиний хвост». В 1961 году Тарабукин напечатал книжку «Милейший человек», в 1962 году – «Зайцем на орбите». «Сундук моей бабушки» издал в 1963 году. «Нуль с маком» напечатал в 1965 году. Издательства охотно сотрудничали с Тарабукиным. Много шуму наделали книжки «Дом с премиями» (1967), «Подмеченная репутация» (1969). А сколько разговоров было вокруг «Ортодоксального бублика». Эту книжку поэт издал в 1972 году. Затем были сборники сатирических стихов «Сатиры» (1975),  «Как дважды два» (1977), «Пантеон курьезов» (1979). И сколько бы ещё вышло из-под пера талантливого сатирика басен, эпиграмм, двустиший, нам не дано знать. В 1980 году Тарабукин скоропостижно умер. Было ему от роду 55 лет. В 1985 году к 60-летию со дня рождения поэта друзья по журналу «Уральский следопыт», в котором Тарабукин работал ответственным секретарем, издали упомянутую выше книжку «Завтрак с процентами». В неё вошли лучшие произведения Тарабукина.
Перечитав последнюю книжку, неожиданно понял, почему Кудряшов боготворил поэта. Думаю, Игорь Иванович, так звали поэта, сам того не ведая, научил Бориса Исидоровича с юмором относиться к окружающему нас миру.
У Тарабукина, замечает литературовед Станислав Мешавкин, «была какая-то природная брезгливость к людям, плохо знающим своё ремесло и потому плохо делающим свое дело – будь то сапожник или поэт. Когда он видел грубую поделку и творец был у него перед глазами, сатирик зло, едко издевался над ним».
Одну из книг, изданных в библиотечке «Крокодила», Тарабукин назвал «Дом с премиями». В одноимённом стихотворении, давшем названием сборнику, рассказывается о том, как в счёт сверхплановых процентов в переулке вырос дом с кривым окном. После сдачи и внесения его во всевозможные отчеты дом, конечно же, развалился. Особыми литературными  достоинствами стихотворение не блещет, есть у Тарабукина вещи и посильнее, но, видимо, оно было дорого автору злободневностью тематики, своим гражданским звучанием.
Из того, что читал Кудряшов, запомнилась такая эпиграмма Тарабукина:

То втык, то ВТЭК…
И так весь век!

Или вот такие строки про заведующего базой:

Руководящее кормило
Его недурственно кормило!

Кудряшов, прочитав мне это двустишие, щелкнул пальцами:
- Как подмечено, а?!
И, не дожидаясь моего согласия, процитировал:

Протерто кресло… В нем
                Петров
Пять лет делами правил.
И никаких других следов
По службе не оставил.

Сам Кудряшов в сочинительстве тоже преуспел. Он издал немного: при жизни у него вышло две книжки «Еслинки и кое-что еще» (Ставрополь, 1997), «Родная сторона: Кавказ в родственных пословицах. Ставропольские были. Изречения «еслинки» (Ставрополь. 2000) . Работу над третьей он завершил, но не увидел ее напечатанной. Последнюю книгу «Тайная командировка» (Ставрополь, 2005) издала его жена. Александра Иосифовна сделала всё, чтобы завершить труд, начатый Борисом Исидоровичем. И всё же, мне кажется, что память о поэте-сатирике измеряется не количеством изданных им книг, а их содержанием. Полистаем книжки Бориса Исидоровича вместе с вами, дорогой читатель.

«Итогов мы не подвели,
Чтоб нас они не подвели», -
Такое редкое признание
Я слышал на одном собрании.

Или вот такие строчки:

Настолько шеф был в критику влюблён,
Что задушил её в объятьях он.

Не оставляет равнодушным  и вот это четверостишие:

Настолько был влюблён
Оратор в свой доклад,
Что на трибуне он
Приклеил к тексту взгляд.

А его миниатюрные рассказы впору читать сатирикам эстрады со сцены. Они настолько искрометны и задиристы, что вызывают улыбку и смех у слушателя. Признаюсь, Кудряшов никогда не читал мне своих  «еслинок», басен, миниатюр, рассказов. Я «открывал» его, как великие путешественники совершали очередное географическое открытие.

- Что-то вас долго не было видно?
- А потому, что долго не было слышно…   

Мне нравилось его меткое наблюдение жизни. Недостатки нашей повседневности находили отражение в его сочинениях.

- Что вы делаете из меня дурака!
- Прошу не приписывать мне то, что под силу лишь природе…

Мне кажется, что чем больше он видел в ней глупостей, тем больше это давало ему повод посмеяться над миром и вместе с миром над самим собой. Ведь еще Гоголь устами городничего метко подметил: «Чему смеётесь? - Над собою смеётесь!.. Эх вы!..»
Кудряшов смеялся. Я редко видел его грустным.

- Как это вам удалось всего лишь за один день сделать столько глупостей?
- Так я же очень рано встаю…

Читая его «еслинки», диалоги, монологи, невольно отмечаешь, что многие из них попали в записные книжки Кудряшова ещё со студенческих лет. Борис Исидорович после окончания Пятигорского института иностранных языков работал в этом же учебном заведении.

- Если в аспирантуру стали попадать и не отличающиеся богатством знаний, значит, в науку «пошёл» не только «середняк», но и «бедняк».

- Дайте слово по первому вопросу семинарского занятия: у меня сегодня целая волна мыслей…
- Пожалуйста, говорите..., а то вдруг волна спадёт…
 
По рассказам родных, Борис Исидорович вставал рано, но в отличие от героя миниатюры, садился за стол, чтобы записать все глупости, которые встретились в пути. Как он их собирал? Природа наделила его редким даром увидеть в рядовом событии или факте социальное явление. Увидеть его глазами художника и представить его читателям осмеянным, обличенным, а, значит, уже менее опасным для общества. Он шёл по городу и подмечал смешное объявление, нелепую реплику водителя троллейбуса, ошибку на ценнике в магазине, неудачное выступление оратора, странную объяснительную… Бюрократизм, дилетантство, граничащее с профессиональной неграмотностью, боязнь взять на себя самую толику ответственности, лесть – все эти пороки человечества он вписал в образах Медведя, Щуки, Карася, Крысенка, Кота, Ужа, Змеи. У него в баснях  оживают Бутыль, Топор и Гласный Звук.
Кто-то скажет, что не ново. А мне думается, что Кудряшов умело продолжал традиции великого баснописца Крылова.

Один из Гласных Звуков речи
собратьев невзлюбил – перечат.
- Коль Гласный я, - кричал, -
долой другие Гласные!
Пусть превращаются в Согласные…
Добившись этого, направил Звук старания
на то, чтоб запретить все Знаки препинания.

Литературному наследству Бориса Кудряшова никто не давал официальных оценок. На его книги никто не писал рецензий. Пожалуй, Борис Исидорович в них и не нуждался. Он не любил сюсюканья и тем более какой-то снисходительности к своему творчеству. Но однажды поделился: «Студентка филфака пишет дипломную работу о сатирической литературе Ставрополья. Мои книжки попали в её поле зрения». Я не видел этой работы. И потому не знаю, какая оценка в ней дана творчеству сатирика Кудряшова.
Мне думается, что главное достоинство сатиры  Кудряшова заключается в том, что отечественная сатирическая литература получила в его лице своего достойного выразителя. Она талантлива. Сатира, как никакой другой жанр, позволяет практически безошибочно распознать талантливого человека. Нередко в распоряжении Кудряшова всего четыре, а иногда и две строчки, а содержат, заключают они в себе столь многое, что иному романисту понадобился бы для описания не один десяток машинописных страниц.

Был он парень импозантный.
Стал с годами «импузантный».

Сатира, как подчёркивают все исследователи, - особа строгая. Она не терпит однообразия мишеней, мелкотемья, плоскостных решений, но, обладая твердым мужским характером, вместе с тем не склонна представать перед обществом сухой классной дамой. Она способна выразить всю гамму человеческих чувств. И сатира Кудряшова, при всей своей жесткости, жизнерадостна, красочна, блещет остроумием.

Не просто обезвредить дурака:
Есть у него «спина» и есть «рука».

Как он писал? Ответ на этот вопрос читатель находит в изречении, которое Кудряшов записал, беседуя со ставропольским писателем Ильей Чумаком: 

- Вы спрашиваете, как часто я сажусь за письменный стол? Как стол позовет… так и сажусь.

…Всякий раз, переступая порог Ставропольской краевой универсальной научной библиотеки имени М. Ю. Лермонтова, я невольно вспоминаю встречи на мраморной лестнице с писателем, сатириком, баснописцем и просто замечательным человеком Борисом Исидоровичем Кудряшовым.