Ливень и Чара, глава 1

Пучкова Юлия Яковлевна (г. Москва)

Ливень и Чара

                Вместо предисловия:


                В бесчисленной людской толпе Земли
                Так трудно отыскать родные души,
                И хоть ютятся все они на суше,
                Разбросаны как в море корабли.

                Но как-то мы друг друга узнаём,
                То выраженье глаз иль ритмы сердца,
                И с трепетом приотворяем дверцу
                В тот скрытый мир, которым мы живём.

                И если кто-то с грустью скажет вновь,
                Что нет чудес, скажите, а не чудо,
                Когда из пустоты, из ниоткуда
                Рождаются вдруг Дружба иль Любовь?
 

   

Глава 1

   В золотом лесу стояла мертвая тишина. Только изредка вздрагивали от ласкового ветерка и тоненько позванивали нежные листочки. Они были всех оттенков, от бурого до нежно желтого, почти белого. И оттого даже в пасмурный день казалось, что солнышко где-то совсем  рядом, вот-вот вынырнет из-за серой дымки его игривый золотистый лучик и разбежится по всему лесу веселой золотой россыпью.
   Ливень пасся на поляне, посреди разноцветных колокольчиков, которые пели ему свои песни, чтобы скрасить его одиночество. Ливень был им очень признателен за это. Только он знал, что они жалеют его, и от этого было еще грустнее. Ну не мог же он прикрикнуть на них. Нет, не мог. Он вообще не мог никого обидеть. Такая уж была натура у Ливеня. Он жадно рвал желтую траву и жевал ее с какой-то остервенелой тщательностью.
   Вдруг уши его уловили слабый шорох, как будто к лесному ветерку присоединился другой, дувший в противоположном направлении. Ливень напрягся, пытаясь распознать новый звук, появившийся невесть откуда, но он не был похож ни на что, что ему когда-либо приходилось слышать: ни на свист тацинов, ни на крадущегося Кирана, ни на идущего на цыпочках Силя, ни на шаги его матери или старика Грэна, да и вряд ли они стали бы разыскивать его в лесу, в этом не было смысла.
   Ливень не был трусом, но за свою пока недолгую жизнь он научился безошибочно определять, кому принадлежит тот или иной звук. А этот звук был ему  совершенно не известен, и от этого Ливеню стало  не по себе – в груди похолодело, и им овладела смутная тревога: развернуться и посмотреть или исчезнуть, так и не оглянувшись.
   Ливень, от природы очень любопытный,  выбрал третий путь – он подпрыгнул на месте, ударил всеми четырьмя копытами о землю и, с силой оттолкнувшись, поднялся в воздух.
Здесь, на безопасной высоте от всего, что творилось в лесу, он мог расслабиться и удовлетворить свое любопытство. Он развернулся и уставился в направлении так напугавшего его ранее звука.
   На поляне стояло существо небольшого роста. Оно было покрыто чем-то вроде шерсти, но только в нескольких местах. Если бы Ливень знал такие понятия как юбка, шляпа и ботинки, он мог бы сказать, что шерсть образовывала на существе именно эту одежду, так как свисала с верхней части головы до плеч, затем от середины туловища до колен и, наконец, покрывало его ступни. Существо стояло на задних ногах, спрятав передние за спиной, и смотрело на Ливеня, широко открыв какую-то удивительно нежную пасть, окаймленную розовыми губами. Два голубых глаза недоверчиво разглядывали висевшего над ними Ливеня.
   Ливень чувствовал, что это существо безопасно, что оно скорее само обеспокоено их неожиданной встречей – он чувствовал его сомнения, но они были едва уловимы в потоке любопытства, исходившего от существа во все стороны.
   Ливень зажмурился и напрягся, стараясь прочитать его мысли. Сначала ничего не получалось - его окутала какая-то пелена, сквозь которую никак не могли пробиться вспышки озарения. Постепенно пелена рассеялась, и Ливень отчетливо услышал, или вернее увидел, что существо думает о нем. Мысли путались, сменяли одна другую, как картинки  во сне, но все они имели нечто общее – они несли теплую доброту, какую-то искреннюю озабоченность.
   Ливень сделал последнюю напряженную попытку превратить ощущения в слова и вдруг понял, что существо грустит вместе с ним. Более того, оно как будто старалось заглушить его душевную боль, разгоняя ее в стороны, как разгоняешь  воду, когда плывешь мощными рывками.
   Ливень переполнился признательностью и доверием к неизвестному и мысленно спросил:
- Почему ты заботишься обо мне, хотя впервые видишь? Может, я не стою твоей заботы?
И как будто наяву услышал ответ:
- Все стоит заботы. Забота есть выражение любви. Любое живое существо хочет, чтобы его любили. Ты – одинок, я это чувствую, а значит нуждаешься в любви особенно.
   Ливень открыл глаза. Существо как-то странно раздвинуло губы, точнее растянуло их полукругом. Удивительно, но это выражение лица почему-то вызвало в душе  Ливеня прилив радости.
- Что ты делаешь? – спросил он вслух.
- Улыбаюсь тебе, - ответило существо.
- А что это значит? – спросил Ливень, опускаясь на землю.
- Это значит, что ты мне нравишься, что я не собираюсь тебя обижать, а наоборот, хочу познакомиться, а может, и подружиться.
- Подружиться со мной? - искренне удивился Ливень. - Но ведь ты не тацин. А я ни с кем никогда не общался, кроме тацинов. Вряд ли тебе будет интересно со мной.
- Какая разница - кто ты? Разве это имеет значение? - и существо направилось к Ливеню, вытянув правую верхнюю конечность вперед.
- Можно мне тебя погладить? - спросило оно.
- Погладить, – эхом отозвался Ливень. -  А что это будет означать? - заволновался он.
- Ничего. Просто знак моего расположения к тебе.   
Ливень чувствовал, что опасность ему не угрожает, и позволил незнакомцу погладить себя по гриве и спине.
- Ты – мягенький, как мох на тех остролистых деревьях, - опять заулыбалось существо, махнув рукой в сторону в сторону высоченных стройных деревьев. – Кстати, меня зовут Чара. Я ушла от своих сородичей. Мне было тяжело с ними, неуютно как-то. Пока было жива мама, я мирилась со всем ради нее. Но  когда ее не стало, я ушла.
- Как же ты живешь одна в лесу? Не боишься? – озадаченно спросил Ливень.
- Не боюсь. Я ведь умею чувствовать все живое, а значит, всегда знаю, с какими намерениями приближается ко мне то или иное животное. У омникусов  это редкость.
 Уж не знаю, повезло мне или нет.
- Так ты – омникус? - Ливень как-то весь сразу напрягся.  - Я представлял вас  совершенно иначе. Не внешне конечно, а внутренне. .Я много знаю о вас от мамы и других тацинов. Вы живете в пещерах, и в последнее время стали охотиться на нас. Вы научились обманывать тацинов. Прикидываетесь добрыми, приманиваете, а потом забираете в рабство, - Ливень вскинул голову и попятился было назад.
- Это так. Мои соплеменники занимаются этим уже много солнц. Только правда в том, что я никога не участвовала в этом. Мне это было отвратительно, как и моей маме. - с чувством сказала Чара.
- А откуда мне знать, что ты говоришь правду? - взволнованно затараторил Ливень.- Наверное, вы так и делаете. Располагаете к себе, а потом…
- Подожди! Но разве ты не чувствуешь меня!? - удивилась Чара. - Когда ты висел надо мной, мне в какой-то момент показалось, что ты читаешь мои мысли.
- Я их читал, - признался Ливень.
- Но раз так! Ведь нельзя же подделать мысли! Можно улыбаться, замышляя подлость, но нельзя замышлять добро, а делать гнусность!
- Откуда я знаю?! Может, вы и мысли научились маскировать, - нервно стуча копытом правой передней ноги, прокричал Ливень.
- Не кричи! Не надо! Прошу тебя! Там, откуда я ушла, омникусы вечно кричат друг на друга. Они не верят друг другу. Раньше некоторые из омникусов умели читать мысли, так как это делаешь ты. Но они приходили в ужас от их черноты и уходили в глухие леса, только чтобы не слышать их. - возбужденно говорила Чара. - Если ты сомневаешься во мне, закрой глаза и еще раз проверь меня. Я- перед тобой, я буду стоять здесь и ждать твоего решения. К тому же, мне некуда идти, - печально добавила девочка-омникус. – Я брожу по лесам уже много солнц. Я устала от одиночества, но возвращаться к омникусам не хочу.
- Но почему ты сама веришь мне? - удивился Ливень.
- Я же уже говорила тебе. Я чувствую тебя. В тебе нет зла. Есть только грусть и немножко обиды. Есть много доброты и совсем немного досады на самого себя. - Чара ласково посмотрела на Ливеня, - Поверь мне, такое редко встретишь у омникусов. А тацины, они все такие, как ты? - в голосе Чары блеснула искра надежды.
- Не знаю, что и ответить. Так - неправда, а эдак - нехорошо.
- Значит, не все, - с грустью заключила Чара.
   Ливень снова закрыл глаза и стал наполняться чувствами и мыслями Чары.
Прошло достаточно времени, а он так и не ощутил ни одного неприятного или тревожного чувства и не прочел ни одной злой мысли.
- Хорошо, - наконец сказал он. - Я верю тебе. Но знай, что если ты обманываешь меня, если вы научились придавать грязным мыслям благообразный вид, окружая их светлой энергией, это будет самым страшным моим разочарованием в этой жизни, самым страшным и последним, так как жить после этого не будет никакого смысла.
   Чара заглянула ему в глаза.
- Ты можешь мне верить! Я так же, как ты, устала от зла и подлости. Я никогда, слышишь, никогда не обману и не предам тебя!
   Где-то в самой глубине леса хрустнула ветка.
- Сюда кто-то идет! Кто-то очень свирепый! - с тревогой сказала Чара.
   Ливень замер, вслушиваясь в далекий, едва уловимый звук.
- Это - Киран, - сказал он. - Нам нельзя здесь оставаться! Садись мне на спину, если не боишься.
- Я не боюсь! - уверенно сказала Чара. - Когда я жила с омникусами, меня часто катали на каких-то низкорослых животных. Не помню, как они назывались. Только потом омникусы научились ловить тацинов. Прости, наверное тебе неприятно это слышать, но теперь омникусы в основном передвигаются верхом на тацинах.
- Некогда болтать! Расскажешь потом. Прыгай мне на спину! - нервно стуча копытом, прикрикнул на нее Ливень.
   Чара легко взлетела на спину тацина, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но в это мгновение Ливень рванул с места и полетел прочь с поляны с такой сумасшедшей скоростью, что, если бы Чара и попыталась что-то сказать ему, слова бы уносились назад, не достигая  ушей Ливеня. Скорость была так велика, что у Чары заболели уши от бившего по ним воздуха. Она в ужасе вцепилась в загривок тацина и зажмурила глаза.
   Еще мгновение и они стояли на другой поляне в противоположной части леса.
- Как ты это делаешь? – спросила Чара, как только немного пришла в себя.
- А что я делаю? Все тацины умеют летать. И летаем мы очень быстро! - как ни в чем не бывало ответил Ливень.
- А все тацины умеют читать мысли? – вдруг спросила Чара.
- Нет, далеко не все. Мама говорила мне, что этот дар дается только избранным.
- Значит ты – избранный? – сияя  от радости и восхищения, спросила Чара.
- Значит так. Только лучше бы мне им не быть, - вдруг помрачнел Ливень.
- А что же в этом плохого? - удивилась Чара. - Судя по тебе, тацины гораздо лучше омникусов, а значит, и мысли у них чище и светлее.
- Не в этом дело. За свою жизнь я повидал множество самых разнообразных мыслей. Сначала мне было очень любопытно, но по мере того, как я взрослел, я все больше убеждался в том, что на свете очень мало существ, которых посещают одни лишь светлые мысли. Я впал в уныние, но мама объяснила мне, что внутри любого живого существа идет постоянная борьба добра со злом. Она говорила, что без зла не было бы и добра. Не могу сказать, что я до конца понимаю это, но после ее разъяснений мне стало как-то легче.
- Так в чем же тогда  дело? - настойчиво допытывалась Чара.
- Дело в том, что омникусы начали охотиться на тацинов после того, как кто-то из них узнал, что некоторые из нас обладают этом даром. Ведь это своего рода оружие. Если ты умеешь читать чужие мысли, тебе не грозит никакая неожиданность. Тебя нельзя обмануть или внезапно напасть на тебя. Ты защищен лучше, чем омникусы, вооруженные камнями и палками. - Ливень посмотрел на Чару. - Но почему ты боишься признаться, что ты тоже умеешь читать чужие мысли? Ты сама знаешь, как это спасает.
- Но я действительно не умею читать мысли. Я всего лишь чувствую, что исходит от существа, любовь или ненависть, добро или зло, - сказала Чара.
- Но как же в таком случае ты  ответила на мои мысли, тогда на поляне?
- Но я не отвечала тебе. Просто мои мысли, видимо, оказались созвучны тому, о чем ты думал в тот момент.
   Чара улыбнулась, - Так что я не избранная, я – простой омникус.
- Это – твое счастье. Быть избранным значит быть изгоем, одиночкой, - сказал Ливень, глядя в никуда.
- Почему? – Чара смотрела на Ливеня во все глаза.
- Потому что мои соплеменники ненавидят меня. Они считают, что я и такие, как я, причина их бед. В поисках избранных тацинов омникусы отлавливают десятки, сотни обыкновенных. Я не знаю, какова их дальнейшая судьба, но ни один тацин никогда не возвращался обратно.
- Я знаю, - грустно сказала Чара. - Омникусы используют тацинов для передвижения, а также на тяжелых работах. Но в нашей деревне нет избранных тацинов. Хотя, можно предположить, что тот, кому посчастливится поймать такого тацина, будет держать всех в  страхе, так как будет знать мысли каждого.
- Это ужасно, - помрачнел Ливень. - Я бы никогда не стал служить тому, кто хочет держать всех в страхе. Я никогда не буду орудием зла. - Морду тацина исказило страдание.
- Отчего ты так страдаешь? Ведь тебе не грозит никакая беда, пока ты защищен своим даром. - Чара непонимающе смотрела на Ливеня.
- Я не уверен, что это можно назвать даром. Дар не должен быть причиной мучений. А я мучаюсь от того, что на свете так мало существ, излучающих добрые, светлые мысли. За всю свою жизнь я знал только двух тацинов, которые чаще думали светло, чем темно. Всего двух! - Ливень опустил голову.
- Двух? - не поверила Чара. - А остальные? Неужели на свете так мало добра и любви? - у Чары от разочарования задрожали губы, а глаза заблестели от набежавшей влаги.
- Похоже, что так. - Ливень внимательно посмотрел на свою новую подругу. - Но сегодня их стало больше, - благодарно глядя на Чару, сказал он.
- Кого стало больше? - не поняла Чара.
- Добра и любви. Теперь я знаю еще одно хорошее существо. Это – ты! – и Ливень попытался улыбнуться, как это делала Чара, но не смог.
- Жаль, что я не умею улыбаться. Это мне сейчас очень бы помогло выразить свои чувства.
- Скажи, а Киран, он кто? - вдруг спросила Чара, смущенная искренностью Ливеня и оттого решившая сменить тему разговора. - Он очень опасен?
- Да, очень, - ответил Ливень. - Он нападает всегда неожиданно. Тацины боятся его не меньше, чем омникусов. Разница лишь в том, что большинство тацинов в глаза не видели омникусов, а потому, встретив их, даже не подозревают, чем им это грозит. А вот Кирана здесь видели почти все.
- Значит, он неудачливый охотник, - заключила Чара.
- Киран охотится только на молодых тацинов. Он питается не столько их мясом, сколько их мощной энергией. Он никогда не нападает на детей, зрелых тацинов и стариков, а потому увидеть его и остаться в живых вполне реально. - объяснил Ливень.
- А кто-нибудь из тацинов с ним когда-либо пытался поговорить?
- Да, пытались. Но он приговорен охотиться на нас, - вздохнул Ливень.- Все его предки всегда охотились на тацинов. Это у него в крови. Он- хищник и останется им. Мама рассказывала мне, что, когда она была маленькой, ее дед как- то раз разговаривал при ней с отцом Кирана. -  Ливень на мгновение замолчал и взглянул на Чару. Она слушала его, затаив дыхание, и тацин продолжил:
- Они очень долго беседовали. Мама плохо помнит их разговор, но одна фраза, брошенная ее дедом, запала ей в душу. Когда отец Кирана ушел в лес, дед долго печально смотрел ему вслед и наконец сказал:
Он ведает, что творит. Он мучается от этого, но изменить себя не может, - и тихо добавил, - Несчастный.
- Мама говорила, что потом она всю дорогу, пока шла с дедом, ломала голову, но не могла понять, почему он жалел того, кто нападал на самых сильных тацинов и безжалостно, как ей казалось, убивал их.
- Как все сложно, - вздохнула Чара. - Однако смеркается, пора подумать о ночлеге, - озабоченно осматриваясь, добавила она.
- А где ты обычно ночуешь? – спросил Ливень.
- Ищу какие-нибудь заросли или пещерку, укутываюсь листьями чанги и сплю. А ты?
- Я сплю, где придется, поскольку обычно я сплю стоя, - ответил тацин. - Так что со мной проблем нет.
- А как же твоя мама? Я думала, ты живешь с ней.
- Нет, я скитаюсь по жизни один, хотя большинство взрослых тацинов остаются в стаде. - печально добавил Ливень.
- Почему же ты не остался? Это из-за того, что ты  избранный? – догадалась Чара.
- Да, я не мог подвергать своих соплеменников опасности.
- Но ведь омникусы все равно не знают, который из тацинов – избранный. Они наверняка ловят, кого придется, в надежде, что когда-нибудь им повезет и попадется такой, как ты. Если бы ты жил в стаде, ты мог бы предостерегать их об опасности, ты был бы им лучшей защитой, - с жаром сказала Чара, и Ливень почувствовал волны одобрения, исходившие от золотистой травы и деревьев в лесу.
- Может быть, - тихо сказал тацин, - но они сами не захотели, чтобы я оставался с ними. Они решили, что скажут омникусам, что они изгоняют из стада избранных тацинов.Таким образом, омникусам не будет смысла похищать тацинов из стада. Они будут рыскать по лесу в поисках избранных тацинов – одиночек.
- Но если омникусы поверят тацинам, то ты окажешься в большой опасности, - заволновалась Чара.
- Надо сделать так, чтобы они поверили, - сказал Ливень таким тоном, что у Чары мурашки побежали по телу.
- А зачем? – изумилась Чара. - Они поймают тебя и станут использовать в своих подлых целях.
- Они оставят в покое моих родных и близких, тех, с кем я провел свои детство и юность. А смогут ли они меня поймать, еще большой вопрос. Ведь я чувствую приближение зла еще задолго до того, как вижу его.
- Но меня ты заметил, когда я стояла практически у тебя за спиной. Если бы моей целью было поймать тебя, я бы это легко сделала, - и Чара вопросительно подняла брови, требуя разъяснений.
- В этом-то и дело. Именно потому, что ты ничего такого не замышляла, я и не почувствовал твоего приближения. Твои мысли были такие же светлые, как мысли деревьев, травы и цветов. Они не нарушали общей гармонии добра, - объяснил Ливень.
- А о чем думают трава, деревья и цветы? – спросила Чара, и глаза ее расширились от удивления и любопытства. – Разве они, вообще, умеют думать?
- Не совсем так, как мы. У них нет конкретных мыслей, которые можно было бы выразить словами, но есть чувства, которые порой так сильны, что воздух переполняется ими, и когда идешь по лесу, они окутывают тебя и проникают во все твои поры. И становится так тепло и легко на душе, как в детстве, когда тебя еще не коснулось ничего плохое. - Ливень закрыл глаза, видимо, вбирая в себя любовь окружавших его растений.
- Значит, трава, цветы и деревья всегда излучают только добро и тепло? – и Чара протянула руку к ближайшему дереву и погладила его по стволу.
- Нет, не всегда. Иногда тревогу, боль, но никогда - зло. Недаром в лесу всегда так покойно и светло на душе.
   Между тем, за беседой, друзья не заметили, как добрались до зарослей чанги. Ливень помог Чаре сорвать два огромных, мягких как пух, листа. Один лист Чара расстелила на траве, а другим накрылась и подоткнула со всех сторон.
- Спи и ни о чем не тревожься, - сказал ей Ливень. -  Я всегда на чеку.
- Спасибо, мне так надежно с тобой, - благодарно глядя в глаза Ливеню, сказала Чара. – Только мне-то никто и ничто не угрожает. Тебе надо заботится о себе, а не обо мне! Спокойной ночи!
   Чара повернулась на правый бок, натянула верхний лист чанги на подбородок и закрыла глаза. Через несколько мгновений Ливень уже слышал тихое посапывание ее маленького, слегка вздернутого носика.