Поэт Валентин Устинов как земной человек

«Славной моей подружке Наталье Дали  - с огромной симпатией и благодарностью за Кара Даг и Тепсень».
Валентин Устинов
3.12.2008
Блуждая в интернете, я как то натолкнулась на статью Владимира Бондаренко «Надпись. Станиславу Куняеву – 75». Начиналась она так -  «Можно ли составить представление о человеке, тем более о поэте, исходя из надписей, оставленных им на своих книгах, или подаренных ему его друзьями и соперниками? …Вообще, для критика любопытная тема: составить портрет писателя, исходя из его авторских надписей на книгах и автографов, подаренных ему. Отбрасывая дежурные надписи, как ненужные».
И не важно, что в статье речь шла о другом поэте, о другом человеке.  Станиславу Куняеву Валентин Устинов также подписал книгу, и его надпись упомянута критиком. Приведём   её здесь. Валентин Устинов пишет на книге "Вертоград": "Дорогому Станиславу Юрьевичу Куняеву – талантливо влачащему по русской земле колымагу стихов, статей и поступков – Валентин Устинов. 24.2.84". 
И меня заинтересовал риторический вопрос В.Бондаренко. А ведь действительно, подумала я, по надписям на книгах можно многое сказать о человеке, о его жизни, таланте, о степени самолюбования, в конце концов! А главное – о таланте самом редком и вымирающем. Таланте Быть Человеком, именно с большой буквы. Человеком, способным объединить вокруг себя людей талантливых, ищущих и не пресыщенных жизнью. Людей, у которых в любом возрасте горят глаза. Таким, в моём сознании, остаётся Максимилиан Александрович Волошин. Только задумайтесь, скольких талантливых людей своего времени он собрал в своём коктебельском Доме Поэта, от поэтов серебряного века до конструкторов космических кораблей! Для меня – это главный человеческий талант  - уметь объять необъятное. И Валентин Устинов, один из таких редчайших людей. Но, хочется закончить мысль, с которой я начала – надпись, которую он вместе со своей книгой подарил мне. Эта надпись многое может сказать о поэте, как о человеке. Казалось бы, зачем ему, признанному мэтру поэзии, который давно бы мог почивать на лаврах собственной самости, подписывать свою книгу такИми словами. Здесь и кроется ответ, к которому я и подвожу читателя.  Да потому что он другой, он настоящий. Мне всё же везёт в жизни, и я не гневлю тех ребят сверху, которые за нами наблюдают. И с благодарностью принимаю их дары. А главный дар для меня – это человеческое общение с прекрасными людьми – сильными духом, сильными в жизни. И такой Валентин.
Валентин Алексеевич Устинов — поэт, прозаик. Родился 20 марта 1938 года в г. Луга Ленинградской области. Он рано осиротел, и детство провёл в сиротском приюте. Какие там нравы – многие знают по книжкам. Но читать книжку в тёплом доме, пахнущим мамиными пирогами и жить в приюте – две разные вещи. Почувствовать на собственной шкуре, что это значит, когда тебе не хватает материнской любви и ласки, куска хлеба, наконец! Когда старшие ребята норовят задеть, выместить на младших свои обиды и несостоявшиеся мечты. Уверена, детский дом будет похлеще взрослой зоны, что ни говорите, но всё же на зонах сидят взрослые, состоявшиеся люди, со своим (уж какой достался) внутренним стержнем, со своей системой защиты. А кто защитит малыша? Ребёнка, который и ласки материнской не успел познать? Которого судьба выбросила на холодный  берег в самом начале жизненного пути? И не забывайте, что годы шли послевоенные, голодные, с уркаганскими понятиями. И надо отдать ему должное – он не озлобился, не замкнулся в себе и сохранил в душе поэзию. Этой силой духа можно только восхищаться. 
В 2008 году Валентину Устинову исполнилось 70 лет. И моя младшая дочь  десятилетняя Луиза, которой я дала прочитать газету с публикацией, посвящённой  юбиляру взяла лист бумаги, и сказала, что тоже должна написать про Устинова (так она его называет),
- Потому что я его знаю лучше всех! - решительно заявила она. А пробиться в неподкупную душу ребёнка, ох как не просто, тем более в душу моей дочери, которая, не смотря на свой нежный возраст, очень недоверчиво относится к мужчинам. Её текст приведу полностью (разумеется, с сохранением авторской орфографии), как основной штрих к портрету Устинова – человека.

«УСТАМИ   МЛОДЕНЦА…
Когда я познакомилась, с Валентином Устиновым мне было 7 или 8 лет. Я даже не знала что, он поэт. Я приехала в Коктебель первого июня, а он приехал туда в конце июня и мы очень часто ходили на море, а Устинов любил собирать необычные камушки вот, например когда все взрослые лежали и отдыхали, тогда только один Устинов собирал камушки и находил в них всякие фигурки. Как-то раз он нашел камушек, который был очень похож на небольшого ежика и он всем доказывал, что это именно ежик. И всегда когда он находил, кокой-то необычный камушек у него сияли глазки, как у маленького ребеночка. Когда я только познакомилась с ним он, казался мне немного страшный, ну а потом уже когда я познакомилась с ним    поближе он, оказался даже слишком добрым». 
Большего, я считаю, сказать нельзя.  Для Устинова, уверена, это было самое дорогое поздравление, потому что у него душа ребёнка. А у настоящего поэта – только такая должна быть душа. Ибо сказано –«Будьте как дети…»
С поэзией Валентина Устинова я впервые познакомилась в Коктебеле, когда он пришёл в нашу коктебельскую квартиру со своей женой. Я основательно подготовилась к визиту, приготовила моё любимое блюдо «мидии по-тартанхутски» (запеченные мидии, сыр, тонко нарезанные кружочки картофеля и летние ароматные томаты). Под всю эту вкуснотищу Валентин принёс прохладное коктебельское Каберне. Расхвалив мои кулинарные таланты, Валентин спросил позволения прочитать свои стихи. Я несколько расстроилась, потому что стихи последнего времени, идущие от так называемых поэтов, которые пишут, так называемую ныне  « другую литературу» чуть было не сломали мою любовь к поэзии, я, было, пришла к выводу (после поступления в литинститут особенно), что настоящая поэзия осталась где-то там, в прошлых веках, на задворках истории.  Пытаясь изобразить на лице искреннее участие и внимание, я сказала,  - Да-да, конечно прочтите (но не отказывать же гостю). И Валентин начал читать, вернее, не читать, а вещать, как самый настоящий волхв из самых настоящих древних сказок:
ОКО

Крупный ветер безумен. По алым кустам
пляшут черные капли и тени.
Вихрь тебе обнажает колени,
сарафан уподобив листам.
Ты хохочешь в шутливом смятеньи.
И, присев, утепляешь ладошками ткань
в травы — в перья и острые грани.
И тотчас же по ткани
побежала гурьбой луговая герань —
закружив хороводы фазаньи.

Гром ударил: огромен был день молодой.
Но ничто не исчезло во страхе.
Кони вились и грызлись. А птахи
целовались, любились в ольхах над водой,
в синей роздыми, в солнечном прахе.
Так орало, стенало по весям, лесам
все живое, так звало друг друга,
что медвяно бурлила округа.
И хоралом вздымалась земля к небесам.
И взглянули мы вдруг друг на друга.

Но забылось тотчас. Потому что меж нас
с тонким визгом неслась кобылица.
А за ней — золотой первобытною птицей —
жеребец, искровенив оранжевый глаз.
Зноем жажды ударило в лица.
Он нагнал и за холку зубами поймал —
словно коршун тетерку в полете.
Круп парил — как вселенная плотен.
Она билась — бесился стреноженный шквал.
Но держала свой хвост на отлете.

Между тем две грозы накатились. Меж них
ствол ударил — слепящий и длинный.
Вопль любви загремел, сотрясая долины.
Но не смог заглушить ни стрекоз у межи,
ни органа лягушек трясины.
Ты не вздрогнула даже. Ты встала. Восторг
растворил и ресницы, и губы.
Не заметила даже, что грубо
вихрь фазанов вспугнул — и на солнечный торг
обнажил твои тайные клубы.

Что за день! Ты шептала: "Апофеоз..."
Это кони в лощине за ивой
совершали священное диво
всею солнечной мощью и звонов и гроз.
И, вздохнув, шепнула: "Красиво!"
И, вернув фазанов в сарафановый плен,
распростерлась меж кипени пенной.
И — ныряя в полет постепенно —
распахнула сведенные крылья колен.
...И открылось мне око вселенной.
     Валентин закончил читать, и я, после секундного замешательства от всего, что услышала, от всего, что поняла, от нового открытия, что Поэзия не умерла, только и смогла сказать на выдохе, - Это же надо так любить!
Я поняла, о чём стих. Но! Это какое же тонкое чутьё нужно иметь, чтобы так красиво говорить о любви! И не о какой-то там возвышенно-эфемерной, а о самой настоящей, земной, плотской любви. И суметь не опошлить, не осквернить, а вознести на такую недосягаемую высоту, причем, не сказав ни слова об этом. Для меня это было открытием, и я устыдилась своего изначального сомнения и недоверия.  С «Ока» и началось моё знакомство с Валентином Устиновым как с поэтом. И я с нетерпением жду теперь его новых стихов, у меня есть уже и любимые стихи из прошлых его книг. Но, что особенно приятно, Валентин написал в Коктебеле много новых стихов, и я была его первым слушателем.  - Я давно так много не писал, как в Коктебеле,- сказал он мне однажды . А здесь я вновь ожил и, по-моему, рождается новая книга. Потом Валентин спросил, есть ли у меня фотоаппарат. У меня был, и я по его просьбе сфотографировала камень, в котором, как он сказал,  разглядел Око Вселенной и нашёл его по пути от Коктебеля к могиле  Волошина, что находиться на горе Кучук-Енишар. Хорошая получилась фотография. На свежей рукописи Валентина лежит Око Вселенной и маленькая зелёная веточка, которую поэт подобрал у места, к которому не зарастает людская тропа. У могилы всевидящего Макса – хранителя Коктебеля.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ им. А.М. ГОРЬКОГО




2009 г.
Москва


Рецензии