Опять Ирка

- Я вчера думала о тебе весь день, - сказала Ирка по телефону, тоном, которым разговаривают с душевнобольными.

И это было правдой.
Мы обе это знали.

- Так вот, меня пугает твой максимализм во всем, - она уже мысленно поставила мне диагноз, приблизительно (так на вскидку…), - то ты любишь до похудения, практически до истощения, то ты пьешь, до бессознательного состояния. Теперь стихи. На обоях еще не пишешь?

Я только что оттерла пару строк, написанных помадой на холодильнике, поэтому со всей ответственностью ответила:
- Нет!

- Не ври, - её голос прозвучал слегка приглушенно, видимо прижала трубку плечом, печатая ответ очередному…, просто очередному.

Интернет – лекарство от скуки.
Мы обе это знали.

- Не слишком ли много ты кладешь на алтарь искусства? – я мысленно улыбнулась, хороший слоган, моя школа, - теперь эта поездка. Дура, не ждет он тебя. Не может быть там ничего хорошего. Опять прикроешься стихами?

Будь Ирка психологом, профессиональным психологом, я бы уже проходила тесты, и раскладывала цветные карточки.

- Что ты имеешь против моих стихов?

Если еще Ирка перестанет любить мои стихи… .   Я  растерянно огляделась в поисках спасительной петли. Но все пеньковые изделия Ирка вынесла из моего дома, еще тогда, первый раз. Другими словами, тогда ей удалось выбить из меня дурь.

- Я ничего не имею против, пиши. Но будет ли твоя муза, отпаивать тебя седативами  (тоже мое слово), и не спать ночами, утешая тебя и нянчить и спасать, - я не услышала, а скорее почувствовала, как Ирка закурила, видимо всё у меня серьёзно.

- Не будет, Ир, всё это будешь делать ты. А я буду только писать стихи. Люблю я его, понимаешь. Пусть будет больно, плохо и страшно. Но мне это надо. Мне нужны эмоции. Я жить хочу, - я поставила точку в разговоре.

- А может ты и права, - она замолчала, скорее всего, уставилась в монитор глазами, с постоянным присутствием вселенской грусти в них.

Ирка тоже хотела быть душевнобольной.

И мы обе это знали.