Слеза горючая

Кувыркнулись с трассы тогда нормально. Прикимарил слегка Лёнька за рулём – устал за ночь, куролеся по просёлкам и лесным дорогам, выбираясь на трассу. Дождь, кругом болота – палатку поставить негде. Вот и тянул до сухого соснячка. Со столбом разошлись, а вот с трассы слетели на двух левых колёсах – уж больно круто взял от столба. Машину дальнобойщики тросом вытянули. Лёнька лицом зеркало заднего вида снёс – вот и все травмы на четверых. Легко отделались, чего Бога гневить.
До ближайшей деревни дошкандыбали своим ходом. Стали проситься на постой – машину надо было шаманить. Пошёл Лёнька по дворам – проситься. Да физиономию сполоснуть не догадался – в крови засохшей людям представал. Понятно, кто такого красавца на порог пустит – может уже зарезал кого. Отказывают.
Постучался в крайний дом. Большой дом, рубленый, в полтора этажа. Мрачный такой дом, будто людьми брошенный. Стучали в калитку долго – последняя надежда, да и та уж, считай, полумёртвая. Наконец, появилась на тропинке бабуля, древняя очень. Поглядела на Лёньку, испуга не проявила, но думала продолжительно, оценивая взглядом полуженскую компанию – двое мужиков с жёнами. Видон после потрясения, конечно, радостью не светился, жалкий, прямо скажем, видон. Впустила в ворота. Жить предложила в омшанике, предупредив, что крыша в дождь протекает.
Женщины с бабулей законтачили быстро. Лёнька с Валентином, дружком и спутником, машину шаманят – маршрут у них отпускной, дальний. Жёны – по ягоды. Бабуля в ближайший лесок направила.
Когда мужики впервые попали в дом, их поразил мрачная, пропахшая древностью пустота большого дома. Только древние иконы вдоль стен, с ликами святых, встречающих и сопровождающих приходящих своими суровыми взглядами в любом углу этого строения.
Бабуля жила в тёмной коморке с маленькой печуркой. Электричества в доме не было, источником света в коморке была керосиновая лампа. Как объяснила бабуля – где-то сгорела проводка, а наладить некому. –Давно уж так живу. Звала монтёра, да ведь кому я нужна.
Двое сыновей её давно покинули её. – Может давно и в живых-то нету, может по тюрьмам. Старушка тяжело вздыхает, теребя концы головного платка.
Взгрустнулось мужикам, помянули тихим словом и сыновей и монтёра и угрюмых иконных старцев. Да и засучили рукава.
Проводку наладили, розетку, выключатели, лампочки повкрутили. Валентин из какого-то закутка вытащил старую электроплитку, наладил, отчистил. Бабуля ладошками всплеснула, сама светится от радости. – Сыночки, чем отблагодарствую? Век молиться за вас буду.
Машину подшаманили, пора в путь собираться. Бабуля к отъезду решила приготовить прощальный обед. Женщины – в помощь, картошки накопали, огурчики, помидорчики. Бабуля в подвале что-то задержалась. Лёнька спустился – может помочь чего.
Бабуля сидела на табуреточке. Она отрезала ножом кусок мяса от подвешенной туши и горько плакала. Плакала она молча, а слёзы заливали лицо. Лёнька присел на корточки рядом, и стал успокаивать её, не понимая причины слёз.
Была у старушки коза, и радость и утеха в безутешном её одиночестве. Давала старушке молоко, а забот возле неё никаких. Разве что сенца на зиму припасти. Была коза добрая и приветливая. Дружили они – друг без дружки никуда. Даже в сельпо если, коза обязательно рядом, мол, вдвоём веселее. Люди давно привыкли, знали что одна у старушки родная душа на всём белом свете – коза её.Вот козу-то и не обижали. Мужики сенца подкосят, на зиму стожок смечут. Соседка вон шерсти начешет – вот бабуле и варежки. Пацанам-малолеткам соседским пара кружек молока – и в охотку, и польза для здоровья. Коза и зимовала рядом с бабулей,в коморке её. Старушка и разговаривала с козой, будто та её разумела. Коза-то слушает, и мекает потихоньку, будто соглашается. Вот так и жили, коротали век две одинокие души. Да пришла беда.
Убил козу проезжий мотоцикл, торопясь куда-то по трассе.
Путешественники уже выехали за ворота и прощались с бабулей. Она напутствовала их, осеняя каждого крестным знамением. Лёшку же мучил вопрос, который он всё смущался задать – что случилось с мотоциклистом? И он спросил об этом.
 – А убились обое, досмерти. Царствие небесное. И он, и жёнка его. И за козу взять было не с кого.
Поехали, понимая, что больше им не суждено будет встретится. Бабуля  вытирала платочком глаза и осеняла крестом им во след.