Последние слова

Нет, сейчас решительно неподходящий момент для сочинения манифестов. Дни мои, а может быть даже часы или минуты, сочтены, это ясно, и нет никакой возможности отложить ожидающее меня нечто (или ничто) ни на мгновение. Всё кончено. Кошмар же заключается в том, что судьба не есть что-то, возникающее из ниоткуда, нет, судьба - это повседневность, рутина, ежедневные прилив и отлив, которые были легкомысленно вытеснены умом за собственную границу и которые внезапно вернулись и превратились в непреодолимую стену несчастного случая. Судьба состоит из крупиц повседневности. Позыв к нервной зевоте. Зевнуть, высунуть ногу, пощупать песок в надежде узнать узнаваемое, в надежде зацепиться, вернуться туда, где тьма и отсутствие границ позволяли ни быть, ни не быть, ни чувствовать, ни не чувствовать. Но нельзя высовываться. Хищные Морды уже здесь, они кружат, облизываются, глядя на мой высыхающий панцирь, уже слышно их нетерпеливое, взволнованное тявканье, они уже пробуют дотронуться до меня, пригласить меня к началу весёлой и непринуждённой игры с обязательным съедением одного из игроков (нетрудно догадаться, кого именно) в конце.
Солнце, палящее Солнце. Я мог бы бесконечно прятаться от Хищных Морд, но от Солнца мне спрятаться невозможно. Я выброшен на берег, слишком далеко, чтобы случайно вернуться, а любая попытка высунуть ногу и планомерно двигаться немедленно станет началом последней игры, и поэтому я вынужден остаться один на один с Солнцем и начать длинный и мучительный диалог с ним. Солнце, я обращаюсь к тебе. Да, ты, Солнце! Я не заслуживаю такой судьбы. Во мне нет решительно ничего героического или воинственного, у меня нет никаких зубов, рогов, чешуй или жал, чтобы исполнять священный танец в твоих лучах и воспевать тебя в бесчисленных отражениях и символах. Всё, что есть у меня - это панцирь. Всё, что я мог делать в своей жизни - это прятаться и есть, прятаться и есть, бездумно колыхаясь в неизвестной волне необозримого для меня океана. И вот теперь я принесён в жертву, в медленную, мучительную, бессмысленную жертву тебе - жестокому Богу Света и Предопределённости. Что я должен испытывать по отношению к тебе? Благодарность? Ну так убей же меня поскорее, не мучай меня, и я буду благодарен. Сожги меня, иссуши, преврати меня в часть твоего безжизненно-правильного белого пейзажа, но только не мучай меня. Слова, слова, слабые, высыхающие, булькающие судорогой слова - это всё, что у меня есть, потому что мне не дано облекать свои мысли во что-то другое, кроме слов. Другое дело ты, Солнце. Твои слова очевидны и абсолютно неоспоримы. Твои слова - это сама Смерть, потому что тот, кто слушает их, всегда слышит их в последний раз.
Я не знаю, почему так устроен мир. Наверное, для кого-то, кто скоро полакомится моим мясом, он разумен и справедлив. Наверное, он всегда разумен и справедлив для того, кто поедает другого. Наверное, сами понятия разума и справедливости тесно связаны со съедением другого, с хрустом костей, с восторженным разрыванием трепещущей плоти и осознанием своего превосходства над чужим, над не-я. Так было, так есть и так всегда будет. Здесь, корчась под Солнцем, прощаясь с высыхающим садом логики, физики и этики, я шепчу последние слова этому миру: "всё, что является великой тайной, одновременно является и великой ошибкой".