Мамочка

 
-Она всегда передвигалась по дому плавной,  кошачьей походкой. Я помню с самого детства как она, потрепав меня по волосам, шла к окну. Становилась одной ногой на стул и курила, выпуская дым вверх так, что он густой вонючей змейкой вылетал в форточку. Она всегда носила дома облегающие трикотажные трусики и обтягивающую соски майку. Ее маленькая красива грудь выдавала вперед постоянно возбужденные соски. В жару мама обливалась из ведра водой в общем дворе не снимая одежды, не вытираясь полотенцем. И все мужики из соседних квартир пялились на нее. Я тогда был еще мальчишкой  лет тринадцати, когда впервые понял, что люблю ее. Она, в принципе, никогда не была матерью с большой буквы,как у моего друга Лешки. Тетя Вера всегда кормила нас горячими пирожками. Потрепав меня по голове, причитала:
-Бедный, бедный мальчик!
 Я тогда не понимал о чем она шепчет, утирая слезу краешком фартука.
 Моя мать всегда приводила в дом разных мужчин. Это были красивые, молодые, накаченные атлеты и старые, ссутулившиеся старички, которые так смешно сопели в ее спальне.
 Потом появился дядя Толик. Но он появился ненадолго. Мать не стала с ним церемониться после того, как он ей разбил лицо и сдала его в милицию. Она сильно плакала вечерами. То ли жалея себя, то ли испытывая отвращение к своей собачьей жизни, то ли меня жалея.. Но это вряд ли. Я был вообще продуктом ее несносной жизни. Ее муж, мой отец, был бравым солдатом, который решив заработать денег пошел контрактником на войну, да так и не вернулся. Мне было семь лет. Я помню его. И помню, как мать ревела. Помню, как ее уволили с работы. Помню, как бабка помогала нам, а потом бабка умерла.
 Я ходил в школу, на секцию по боксу. Я рос нормальным ребенком. Пока у матери не кончились деньги. А потом.. Потом все пошло под откос. Сначала я стал часто прогуливать школу, потом все чаще оставался дома, не желая выслушивать бредни о том, что моя мать- шлюха.. Однажды, в слезах, я вернулся домой и застал свою мать голой, стоящей раком возле кухонного стола, на котором я ем. Ее грудь лежали на этом самом треклятом столе и какой-то вонючий ублюдок  трахал ее, сопя ей в ухо. А она стонала. В этот день она была пьяна. Она нисколько не смутившись улыбнулась мне и отвернулась к окну, продолжая стонать.
 В тот вечер я испытал невыносимый стыд, отвращение и невероятное возбуждение. Отвращение сменилось рвотой, а возбуждение первым оргазмом, который я испытал, возбудившись от собственной матери.
-За что вы ее убили?
-За что?...За то, что я так и не избавился ни от отвращения, ни от желания трахнуть свою мамочку на нашем кухонном столе.