Женщина под Мустангом

Жил-был конь по кличке Мустанг, и была у коня одна мечта – встретить красивую лошадь и иметь от неё табун жеребят. Только вот на всю округу он один-одинёшенек. Запрягает его каждый день конюх Василий, едет на ферму за десять вёрст и доставляет в лагерь отдыха две фляги молока. Иногда нагрузят какие-нибудь поломанные кровати или тумбочки, ящики с продуктами из сельмага – вот и всё.

Мустанг ни слова не возражает: такая уж его конская доля.

Ходят, правда, тут повсюду коровы, ну так ведь у коров другие есть любовники: быки племенные, ревнивые, черти! Могут рога засадить в конский круп.

Есть свиньи. Но конь свинье не товарищ.

Надо честно сообщить, что сексуальную озабоченность Мустанга давно заподозрил конюх Василий. Ещё год назад он дотронулся кнутовищем до конских яиц, а они, как воздушные шары, тут же расправились и надулись. Из чёрного кожуха такая елда своё мурло показала, что Василий вздрогнул, боясь отмщения в любое из отверстий.

Конюха это сильно заинтересовало, и он зажал кнутовищем и хлыстом конский пенис и стал сдрачивать. Мустанг на Василия морду воротит и говорит на своём тарабарском языке:
- Угу-гу-гу-гу-гу-гу!
Мол, давай, Василий, не стесняйся, не всё же тебе в дояркины трусы лазить и клитеры щекотать.

Когда конский экстаз подошёл, Василий помолился Богу, что Мустанг был в оглоблях. Конь вздыбился, копытами забарабанил – подпруги полопались, оглобли потрескались.

- Вот это мощь! – сказал Василий, когда пошла сперма, будто несколько раз верблюд харкнул.

Не уразумел Василий, что Мустангу онанистскую путь-дорожку заготовил. Чего взять с человека, у которого девять классов образование с годичной отсидкой в пяти последних?!

И с тех пор конь требует и требует удовлетворения. Василий уж подумывал, чтобы изобрести какой-нибудь механизм, как для дойной коровы. Рука же не железная – затекает. Едучей конской спермой хлыст разъело. Это сколько же уже потенциальных жеребят на ветер брошено? Не считано, не мерено у мерина.

Возбуждал Василий где-нибудь в конюшне, у фермы под ржанье доярок. Но как-то раз встал Мустанг на полдороги. Стоит, ноздрями шевелит, копытом задницу чешет, что означает: пора, брат Василий, за суходрочное дело приниматься.

А Василию чего? Курит себе «Мальборо» или «Приму» – конь не понимает, так как сам вредных привычек не имеет, окромя, конечно, возбуждения елды.

Молоко на солнце прокиснуть может.

- Кастрировать, что ли, тебя, ***на ты стоеросовая? График нарушаешь! Ну, слушай, последний раз!

Василий поглядел Мустангу в печальный глаз, уловил отражение своей морды и прилизал чубчик, похожий на клок конской гривы.

Во время онанистского процесса две бабы из соседнего села шли, с ночной гулянки, а конюх их не видел: вот себе надрачивает, то есть не себе, а коню. Они с другой стороны Мустанга остановились.

- Эй, парень! – говорит одна лет так тридцати пяти, хотя «парню» скоро на пенсию. – Не издевайся над лошадью!

Василий испужался, но вскорости сообразил.

- Если это лошадь, то я жена директора лагеря! Ндравится?
- Чего «ндравится»? Ты, что ли, старый хрен? Или вон тот, у лошади?
- Да не у лошади, сучье вымя, а у коня!

Бабы пьяноватые, обошли телегу и приблизились к Василию. Одна, дородная, прямо так и спрашивает:
- Мужик, хорош онанизмом заниматься! Вон в том ельнике нас хахали отодрали, да чтой-то удовлетворение не того. Может, попробовать конского?

- Ты чё, Дуняха, он же тебе всю манду раздерёт!
- Давай поспорим, что не раздерёт?

Василий кнут положил на телегу, из фляги жажду утолил. Ему-то чего? Хрена, что ли, конского жалко? Да и рука ослабемши.

Стали думать, как подбираться.
- Ты прямо так залазь, - говорит Фёкла, - и быстренько-быстренько! А то мужья с ****ок раньше нашего вернутся и ****юлей отвесят!

Сняла Дуняха свою короткую юбчонку, которую на ночную оргию у дочки попросила, и прямо-таки голая перед Василием предстала. На лобке будто шерстяная варежка просушивается – такая волосяная густота. У конюха аж шевельнулось, ухо ли, бровь ли, а может, что и тама, внутре сексуальной системы.

- Ну всё, ребята, лезу под лошадь! Не поминайте лихом!
- Да не лошадь это, лахудра ты деревенская, а конь! Понимаешь, Мустанг с яйцами!

- Поучи меня ещё жить с самцами, облезлый ты за****оныш!

У них, у сельских, так: матерятся ни к селу ни к городу. У них мат – важнейшее средство общения. Без него они, как корова без сена. Запрети мат – все замолчат навеки, руками будут свою правоту доказывать и ногами помогать. Стыдно за них прям-таки охуевательно!

Ну так Дуняха уже под лошадью, то есть под конём.

- Смотри, - говорит наставительно Василий, - чтоб копытом не саданул! Цепляйся за подпруги, а ноги мы поддержим. Фёкла, заходи с другой стороны!
- Эге! – Дуняха тренькнула пальцем по конской елде. – Вот эт я понимаю!

Лошадиный отросток, то есть конский конец, сделался ещё толщее и размеристее.

- Ну, взялись за подпруги! Ноги поднимайте! Вира! Вира! Во, хорошо! Эй, далеко!

Конская елда прошла мимо Дуняхиной шеи и извазюкала её липкой жидкостью.

- Вы куда ноги-то утащили?!

Василий заглянул под лошадь, то есть под коня.
- Да не за те подпруги-то цепляйся, бабская ты выхухоль!

- Сам ты выхуель!

У Дуняхи ослабли руки, и она шваркнулась в дорожную пыль. Удар глухой, как молотом.

- ****ый в рот! Во ****анулась! Хули соломки не подстелили?!

Василий гогочет:
- Под твою задницу, может, ещё и новую фуфайку за****олить? Жирно будет!

Дуняха вылазиет из-под животного. Задница пыльная, зато настроения у неё осталась хорошая.

- Так, ребята, нужна подставка! Мужик, ставь две фляги под лошадь! Я на них лягу – и всё о’кей!

Фляги, полные молока, еле запихали под Мустанга. Провели инженерный расчёт: как ложиться, чтобы конский пенис угодил как раз в Дуняхину лохань. Фляги накрыли махрами с телеги.

- Ну ты чё? – возмущается Василий. – Залазь, а то молоко прокиснет!

Дуняха отошла на обочину, повернулась задом к зрителям и, упёршись руками в колени, стала освобождать мочевой пузырь. Струя шла с перерывами и била по сторонам, как неуправляемый пожарный рукав.

Фёкла пьяным лицом упёрлась в круп Мустанга и бормотала:
 Мы не сеем… эх… и не пашем,
 А даём… конягам нашим!..

Конюх заржал:
- Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Это кто там ссыт, как кобыла? Писай, доченька, писай!

- Чего ты гогочешь? – поворачивается Дуняха, босоножки забрызганы, из отверстия ещё капает. – Всё для вдувания готово?

- Всегда готово! – ударяет скошенными каблуками Василий. – Елда на взводе! Подставляй свою ведёрную! Эх, зафотографировать бы или на видео заснять! Это же будет трипер!

- Какой трипер? – очнулась Фёкла. – Триллер! Порнуха! От ****ы до уха! И обратно, чтоб было понятно.

- А ты чё, интеллигенция, что ли?
- Я заведующая цельным медицинским пунхтом!

- А если я тебе запиперю?
- Так шустрее, а то я засну!

Василий подкрался к заведующей сзади и задрал юбку. А там ещё были трусы, которые в один секунд соскользнули на колени.

- Ну чего?
- Щас, щас, голубушка! Ещё чуток!

Василий тремя пальцами левой руки залез в тёплый и скользкий «грот Венеры», а правой рукой подрачивал член. Но его отросток был не твёрже варёной макаронины.

Из-под Мустанга завопила Дуняха:
- Эй, ****орванцы! Ноги разводите!

Конь дёрнулся – оглобли затрещали. Телега пошла назад. Дуняха орёт:
- Ёб твою мать!

Фёкла валится на Дуняху, так как конь уже отпрянул. Василий продолжает своё дело.
- Ручищу-то, залупа, вынь из манды! Это тебе не бочка с мёдом!

Мустанг смотрит на всех троих, будто вопрошает: «Чего вы ***нёй-то занимаетесь? Молоко уже прокисло! Дома свиньи голодные визжат! У медпункта больной народ собрался!».

Дуняха сидит на фляге и размышляет:
- Как же под этого кобеля забраться? Может, чем привяжете?

- ***м привяжем! – поясняет Василий ситуацию отсутствия верёвки.
- У императрицы Екатерины, - встревает Фёкла, - специальное приспособление было, так что в следующий раз.

- На *** мне в следующий раз! Я, может, раз в жизни хочу попробовать!

Фёкла щёлкнула пальцем по висячему стрючку Василия.
- Убери сосульку, а то растает!

Конюх сделал вид, что застёгивает ширинку, хотя пуговиц не было.

- Распрягай! – крикнула Дуняха. – По-другому попробуем!

Василий почесал кнутовищем промежность.

- Не дури, кобыла! Зашибёт! Всё – я поехал!
- Постой! Дай я у него отсосу!

Дуняха полезла под животину. Фёкла открыла флягу и стала отпивать.
Василий уцепился за вожжи, так как Мустанг задёргался и оглобли заскрипели.

- Васёк? Почему у твово кобеля хрен чёрный? В саже, что ли?
-В ***же! А почему у тебя жопа белая? Да ещё пыльная?

- Ёбтыть! Ты почему коню хер не моешь?
- А на хер он мне нужен! У меня мыла на руки не хватает!

Дуняха резко взяла в рот конскую залупу, которая моментально удвоилась в размере.

- У-у-у-у-у! И-и-и-и-и! А-а-а-а-а! – неслось из-под коня.

Василий только видел Дуняхины согнутые ноги и вывернутую вбок задницу.

Фёкла закрыла флягу, сняла с щиколоток свои запылённые трусы и напялила их на молочную ёмкость. Заведующая медпунктом закатилась смехом.

В этот момент кто-то крикнул:
- Эй, Фёкла-***кла! Ты чего тут делаешь?

Смех резко прервался. На дороге стояли двое потрёпанных полупьяных мужиков.

- Это мужья наши! – представляя их Василию, сказала Фёкла и показала на них шикарно отставленной рукой.

- А где Дуняха? – спросил другой, оглядев себя и заметив, что рубашка надета наизнанку, а штаны вообще не его, а женские, без ширинки.

- Здесь она! – показал Василий на Мустанга. – Завтракает! Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Все бросились к коню, как врачи к операционному столу.

Мустанг рвался из оглоблей. Дуняха ходила на коленях, уцепившись за конские ноги.
- У-у-у-у-у! И-и-и-и-и!

Глаза Дуняхи были навыкате, без зрачков. Конская залупа раздирала ротовую полость – заклинило. Из Дуняхиной вертлявой задницы шла громкая газовая стрельба, отчего поднималась пыль и клубами вылетала из-под Мустанга.