Улыбка Старого Капитана. Повесть

А чемоданчик – тю-тю?!  Улыбка старого капитана – 1.

Мы ехали с мамой в Новороссийск, точнее – в Геленджик, на Тонкий мыс. Ещё точнее – ехала она, а меня взяла с собой, так как мне очень хотелось выкупаться в море. Ехала она к племяннику, Вове, который лежал там, лечился в Детском костно-суставном санатории. У него оказался туберкулёз позвоночника.

История это была старая – ещё в 1942 году, когда фашисты оккупировали Краснодар, они «прошли» большинство хаток и домиков, забирая всё, что можно было увезти на повозках, грузовиках. Шёл повальный грабёж населения. Ворвались они и в хату бабушки.  «Двинули» её и тётю Лёлю – сестру бабушки прикладом, хотя старушки при всём желании не могли им оказать сопротивление. Потом пинали лежащих старушек сапогами.

 Трёхлетнего Вову отшвырнули ударом сапога в спину, чтобы не путался под ногами и не плакал. Потом выгребли всё из шифоньера, сундучка. Свалили на конную повозку и увезли «добычу». Кто они были, из какой страны? Кто может определить?! Ясно одно – из Европы несли «цивилизацию» в захваченные регионы…

Эти избиения безусловно укоротили жизнь старушкам – у них были боли в спине, в голове, в местах ударов сапогами и прикладом… У Вовы болела спина. Он плохо спал ночами, плакал от болей. В итоге -  туберкулёз позвоночника…  Хорошо, что захватчиков уже выгнали назад в Европу… Хорошо, что лечение в нашей стране - бесплатное! За счёт государства! Ведь война ещё продолжалась. Мы жили очень бедно, даже на еду еле хватало – в основном, на кукурузную кашу, не то что бы платить за лекарства!

И вот мы в поезде. Остановка на каждом полустанке. Вот и Тоннельная. Проехали тоннель. Не прошло и 5 часов, как конечная станция – Новороссийск. Вышли. Озираемся – вокруг одни развалины, точнее – горы битого кирпича, обломки. Народ из поезда быстрым шагом двинулся между этих развалин во все стороны, кто – куда, напрямик… мы не знали – куда же идти? Растерялись… И спросить уже некого…

Мимо нас шёл парень лет 20. Спросил –
- «Куда Вам?»
- «В Геленджик…» - ответила мама.
- «Автобуса - не дождётесь… Вам лучше на катер! Но надо торопиться!» - сказал парень и  молча схватил наш чемоданчик. 
- «Помогу! Давайте за мной быстрее…» - добавил он и быстро пошёл вперёд между развалин. Мы шли быстро, но парень – ещё быстрее. Мы отставали… Вот он мелькнул за очередной горой обломков и скрылся. Мы торопились, но парня не было видно…
 
- «Плакал наш чемоданчик…» - сказала мама. «Куда же делся беглец?»
Но тут впереди перед нами открылось море, справа – элеватор. Мы вышли на набережную. Слева у причала стоял белоснежный катер. Посадка закончилась… И рядом, у трапа – наш парень с чемоданчиком.

- «Скорей! Скорей! Сейчас отойдёт!» - торопил он нас и просил моряка не убирать сходни. Он был одет в чистую, но бедную  заношенную одежду. Мы поблагодарили его. Мама сунула ему в карман рубль за помощь в качестве носильщика, хотя парень отказывался. В те времена можно было за рубль пару раз хорошо пообедать в столовой. В общем – это были деньги!
«Беглец» оказался благороднейшим и честнейшим человеком!

И вот мы на «Элве» - так назывался катер. На носу и корме у него небольшие открытые площадки, посредине – закрытый салон. На корму выходить запрещалось – что бы случайно никто не упал в воду, под винт… Зато на носу толпились любители свежего воздуха – в лицо дул свежий прохладный ветер. Мама села на скамейку в салоне, а я отправился на нос.

Мотор взревел, катер развернулся и двинулся из порта. Мне было всё интересно. Рядом стоял пассажир, который кому-то подробно рассказывал и объяснял всё виденное. 
- «Вон гора «Сахарная головка» - немцы не прошли дальше. Вон товарный вагон – в нём 10000 дыр от пуль и осколков, через него шла линия фронта. Вон развалины театра – немцы его не взяли…» Слева у берега из воды выступали остовы затонувших разбитых кораблей. Дымили трубы цементных заводов – «Пролетария» и «Октября».

Вот «Элва» прошла между молов, двинулась в открытое море. Навстречу шли вереницами волны. Началась качка. Нос поднимался на волну вверх, потом шумно опускался между волн вниз. Взлетали фонтаном тучи брызг, обдавая всех с головы до ног всех на носу. Сначала кто-то из женщин взвизгивал при этом неожиданном душе. Но потом зрители стали уходить в салон. Нос швыряло вверх и вниз. Кто-то стал укачиваться. В салоне, ближе к корме качка была меньше.

«Элва» шла влево от Новороссийска, вдоль высокого обрывистого скалистого берега. Были видны ущелья, заросшие лесом, выходящие к морю. Горы несколько отступили от берега. Белые домики - это Кабардинка.
Опять слева скалистые обрывы.
- «А вон – Тонкий мыс», - продолжал свой рассказ пассажир. Пологий низкий мыс. Горы ушли вдаль. Мало зелени. Одноэтажные здания Детского санатория. «Элва» свернула в Геленджикскую бухту.  Волн здесь почти не было. Вот и причал. Высадились. Осмотрелись. Вокруг зелень деревьев, белые дома. Много людей гуляет по бульвару, купается в море. Загорают На причал с катера спустился моряк.

- «Чего время теряете! Идите купаться!» - обратился он к нам, видя что мы продолжаем стоять и озираться.
- «Да мы, в общем, и не купаться ехали. По делу…» - ответила мама.
- «А чего же?» - заинтересовался он. В нескольких словах мама рассказала о наших проблемах.
- «Понятно…» - ответил моряк. «Тогда надо найти квартиру поближе к порту! На Тонкий мыс ходит катер… Идите с причала направо, по бульвару. Метров 100 – и Спасательная станция. Против неё – двор. Спросите Зинаиду Павловну. Скажите, что капитан «Элвы» вас прислал… Её муж – Николай Павлович, капитан… Его «Марики» не видно в порту, значит – в рейсе… Они люди хорошие, помогут…»

Поблагодарив доброжелательного капитана, отправились искать квартиру. Дело шло к вечеру. Надо где-то ночевать. Настроение было хорошее. Мы шли и посмеивались:
- «А чемоданчик тю-тю?» - вспоминая эпизод в Новороссийске.   Толпа пассажиров быстро заполнила «Элву», и она двинулась в обратный путь.


             На Тонкий мыс… Улыбка старого капитана  - 2.

Рано утром мы на цыпочках покинули свою комнату и пошли в порт. Скоро должен был отходить катер на Тонкий мыс. Пассажиров было много. Они ехали туда купаться, так как там очень чистая вода, особенно в открытом море, и всегда солнце – хорошо загорать. Ведь мыс называют ещё «Солнцедар».

Пассажиры, переправившись, расположились в стороне от причала и стали купаться. Вода была действительно очень чистая, прозрачная. С причала хорошо были видны рыбы, плавающие в глубине, водоросли, камешки на дне. А мы пошли вдоль пустынной гравийной дороги от берега, вглубь мыса. Далеко справа виднелись маленькие беленькие домики посёлка, стены  старой церкви, похожей на костёл.

Скоро впереди показались белые здания санатория. Там были большие открытые веранды, на которых на специальных кроватях на колёсиках лежали больные дети. Персонал очень доброжелательный. Медсестра Клавдия Фёдоровна Леснина, узнав цель нашего приезда, привезла Вову на кровати к нам в тень под дерево. Отдали ему фрукты, конфеты, книги, которые привезли с собой. Я отдал Вове подзорную трубу, которую отец случайно купил на «барахолке». Труба его очень заинтересовала. Другие дети тоже очень заинтересовались трубой, просили её и рассматривали окрестности. Оставил трубу Вове. Провели с ним весь день. Пообещали приехать и в другие дни, пока мы здесь, в Геленджике.

Рассказали Вове о домашних делах. К счастью, ему не нужна была операция. Скучно было детям лежать всё время, но без этого невозможно лечение. Приходилось терпеть. Дети занимались там в школе – тоже лёжа. В холодную погоду всех перевозили в закрытые палаты.

Съели булочку, захваченную с собой, напились воды. Попрощались с Вовой, пообещав приехать завтра,  и отправились на причал. Там уже собралась толпа  ожидающих,  но катера всё не было. Поднялся ветер, появились волны. Катер перестал, вероятно, ходить. Ветер усиливался, и понемногу ожидающие отправились пешком вдоль берега бухты в город.

Шли мы не спеша. Берег был довольно пустынный. Кусты, кое-где деревья. Причал рыбзавода, стоящий у него сейнер.   Поход занял около 3 часов. Вот и санатории, приморский лермонтовский бульвар.

Вот и порт. Зашли в кафе «Крыша», находящееся на крыше 2-этажного здания перед портом. Отлично пообедали. В порту сказали, что катер не ходит из-за ухудшения погоды. Так что мы не зря шли пешком с Тонкого мыса – там ночевать было негде. Сильно устав, вернулись к Зинаиде Павловне и сразу легли спать.

Ночью слышался её голос  и приглушенные мужские голоса. Утром она сказала:
- «Пришёл Павлович… Его корабль в порту…Разгружается  у причала. Потом отведёт его в Новороссийск на ремонт двигателя. Механик займётся этим… А Павлович подменит капитана катера в порту…  Он пойдёт в отпуск. Хоть дома питаться будет, а то  рейс за рейсом, лишь изредка домой заскакивает! Хочешь – сходи в порт, посмотри…» - посоветовала она мне.

Бортом к причалу стояла большая деревянная шхуна – две высокие мачты, ванты, тросы, блоки, свёрнутые паруса… Копия кораблей прошлого века! Мечтал увидеть такую! Из открытого трюма подъёмный кран вытаскивал кипы мешков, ящики, устанавливал в кузов грузовика… Заполнив один грузовик, тут же начинали грузить следующий… Казалось, что нет конца и края грузам, извлекаемым из трюма.

На причале стоял высокий плотный седой коротко стриженый мужчина лет 50, с загорелым лицом, внимательно наблюдавший работу. Потом он отдал распоряжение моряку и пошёл в здание порта. Вышел обратно, повторяя другому мужчине:
- «Выгрузку закончим сегодня! Вечером поставим на ремонт в Новороссийске… Уже всё согласовано!  Рейс только после ремонта!»

Да, это был наш капитан, Павлович! Он пришёл обедать домой. Заметив меня на веранде, он буркнул:
- «Так это ты шлялся возле шхуны по причалу?»
- «Да, я!»
- «Интересно?»
- «Очень…»
- «Вечером закончим разгрузку. Приходи, покажу шхуну… И сразу пойдём на ремонт…»
Разгрузка была закончена. Ушли грузовики. Закрыли трюм, казавшийся, огромной глубины. Павлович провёл меня на шхуну. Меня интересовали паруса.
- «Вы плаваете под парусами?!»
- «А как же! Иначе – зачем они нам? Экономим горючее! Ну, давай домой! Пока!»
Я спустился на причал. Заработал двигатель шхуны, она задним ходом отошла от причала. Развернулась и пошла в море. Темнело. Ярко видны зелёный – правый, и красный – левый огни шхуны. Зажглись огни бульвара, окна домов. Замерцали крохотные огоньки на Тонком мысу. Шхуна удалялась, сливаясь с дымкой и горизонтом.


Приехал Вилли… Улыбка старого капитана – 3.
 
Утром приехал Вилли – сын Павловича, высокий, крепко сложенный, не очень разговорчивый парень со светлой шевелюрой, весь в отца. С ним пришёл Тима, одноклассник Вилли, с покалеченной левой рукой, на которой не хватало двух пальцев – 4 и 5, результат взрыва детонатора в руке.

В те годы многие подростки «интересовались» устройством различных боеприпасов, которых было полно после войны на местах былых сражений. Такой интерес часто заканчивался взрывом и тяжёлыми травмами рук, глаз и так далее. Больницы были полны покалеченных ребят. Потом, через много лет, точно с такой рукой  Ельцин  выступал по ТВ.

Ребята собирались тренироваться в плавании, пригласили и меня.   
- «Когда вернётесь?» - спросила мама. Я вопросительно взглянул на ребят.
- «К обеду!» - ответил Тима. Плавки одели дома. Пошли босяком.

- «Мы же плавать идём!» - пояснил Вилли.   Возле Спасательной станции   вошли в море по пояс, нырнули. Вода приятной температуры – градусов 24. Виляя и Тима поплыли кролем. Я тоже попробовал плыть кролем, но меня хватило метров на 50, пришлось перейти на брасс. Ребята подождали меня. Снова пошли кролем.  Брассом получалось довольно быстро, но менее утомительно.               

И вот мы на затопленной десантной барже. Над водой выступает часть гладкой палубы.  Поднимаются метра на полтора балки, служившие ранее для прикрепления подъёмного трапа, закрывавшего ранее широкий въезд в трюм на носу баржи. Сейчас с этих балок в воду прыгали любители ныряния.

Мы прыгали в волны бесчисленное количество раз, потом лежали на тёплой палубе, которую заливали небольшие волны. Лёгкий ветерок холодил кожу.

Метрах в 200 был низкий берег, с которого доносились голоса отдыхающих, сливавшиеся в сплошной непонятный шум, как с «птичьего базара». Далеко, за городом вдоль берега тянулся высокий горный хребет, поросший местами сосенками, кустами.

Вода возле баржи была идеально чистая. Только хорошие пловцы плавали на баржу. Остальные плескались возле берега, до буйков. На берегу ярко зеленели деревья, белели дома, каменные ограждения набережных, плафоны фонарей на столбах.

На Толстом мысу – маяк. На берегу, на уровне баржи большой белый дом.
- «Высшая партийная школа…» - сказал Вилли, - «Там учатся руководители со всего Союза.  А вечером - кино…».

Позади этой школы – стадион. Левее на берегу – Спасательная станция с пляшущей перед ней на волнах на якоре шлюпкой. Затем – причал порта, катера на якоре, рыбацкие сейнеры. А ещё левее,  среди зелени – белые здания пяти домов отдыха. Потом – санаторий «Солнце».

Ближе к Тонкому мысу – причал Рыбзавода. Серый шпиль запустевшего католического храма. Потом - Тонкий мыс со зданиями Детского санатория. Вся бухта – как на ладони. 

Гул на берегу утих. Народ стал расходиться. Баржа опустела.
- «Время к обеду!» - сказал  Вилли.
«Ну, что? Поплыли назад?»
Нырнули, пошли кролем. Ребята плыли средним темпом, что бы я успевал.

И вот мы на берегу. Успели точно к обеду. Аппетит зверский. После обеда идти на море не хотелось. Моё внимание привлекли стопки толстых книг в твёрдом переплёте на шифоньере.
- «Вилли, что бы почитать? Можно взять книгу на шифоньере?» - спросил я.

- «Возьми, читай… Но лучше спроси отца, это его книги. Думаю, он не будет возражать», - ответил Вилли. Первая же книга со шкафа меня приятно поразила – это был учебник дореволюционного издания об управлении парусным судном. А ведь я бредил парусами! Мечтал разобраться в этих интересных делах.

Потом книга об устройстве корабля. История культуры, Мужчина и женщина. Книги по естествознанию, по лоции, географии, истории человечества! Книги уникальные! И как только они сохранились?!

Их подбор говорил о необычайной широте интересов старого капитана Павловича… Он, оказывается, знал столько!!!  И обо всём… «Надо и мне всё это прочитать», - решил я, - «раз подвернулся такой счастливый случай! Да и плавать надо учиться по-настоящему – как Вилли и Тимофей!»

Читал допоздна. Вечером окунулся   в море. Потом с удовольствием растянулся на самодельной раскладушке Павловича, которую он мне дал в пользование. Мгновенно заснул.

Снился красивый белый парусник, идущий с попутным ветром под всеми парусами. Волна его кренила, а я крепко вцепился в борт. Когда проснулся, оказалось, что это был край раскладушки…


Приз… Улыбка старого капитана – 4.

Все последующие дни с утра мы уплывали на затонувшую баржу. Я нырял, загорал на палубе, а Вилли с одноклассниками тренировался в плавании. Я тоже плавал, но отставал в скорости  от Вилли  и других. Они готовились к соревнованиям.

Временами они отдыхали,  улёгшись на тёплую палубу баржи, обдаваемую брызгами волн. Временами ребята начинали спорить, обсуждая результаты своих заплывов. Это были споры о технике плавания, его совершенствовании. И тут же применяли свои усовершенствования на практике. Мне всё это было исключительно интересно.
 
- «А вы не пробовали засекать время по секундомеру?» - спрашивал я.
- «По секундомеру пусть засекают время судьи на соревнованиях!» - ответил Вилли. «И без секундомера сразу видно, кто лучше и быстрее плывёт – он приходит первым. Остальные стараются его обогнать. Видишь – лидер у нас периодически меняется. Значит, мы плаваем лучше с каждым заплывом!»

- «А тренер у вас есть?»
- «Тренера нет… Мы – сами себе тренеры…»- ответил Тимофей.
- «Да вон на барже – столько приезжих пловцов! Кое-чему учимся у некоторых из них… Ведь приезжают сюда    и Мастера Спорта…»

Действительно, хорошие пловцы сразу показывали своё умение – плыли быстро, обгоняя всех, казалось – без значительных усилий, без брызг и натуги. Приплывали легко, не запыхавшись.

Вилли обратил моё внимание:
- «Видишь, вон - легко плывёт парень, дышит ритмично, глубоко. Ни одного лишнего движения! И впереди всех! А вон  -  плывёт другой. Брызги до неба, молотит по воде, запыхался,  а толку никакого… Проплыл совсем мало, а устал, еле выполз на берег…»

Тима добавил:
- «Здесь весь день видишь, как не надо плавать… Но можно у многих и поучиться! Они для нас как тренеры…» Действительно – так и есть! И я стал внимательно наблюдать за пловцами, придирчиво выискивая у них ошибки и стараясь понять причины хорошего плавания.

Дни шли за днями. Мы тренировались уже недели две. Плавали почти не выходя из воды. Заплывы удлинились – от Спасательной станции до Толстого мыса, и не один раз. Теперь ребята плавали с большой скоростью, не поджидая меня, и приходилось стараться изо всех сил, что бы не отставать от них. В результате я освоил кроль, брасс, плаванье на спине, на боку. Мог лежать сколько угодно на спине и отдыхать на воде. Но баттерфляй  не получался никогда.

И вот – день настал! У спасательной станции возле берега установили  мостики, разграничили дорожки для заплывов. Звучала музыка. Несколько десятков ребят и девушек  собрались для соревнований. Судьи объявляли заплывы.  Я был зрителем – мои результаты в плавании были пока не для соревнований.

А вот Вилли занял первое место. Вся наша компания радовалась.
- «Что теперь?» - спросили мы его.
- «Теперь – Краевые соревнования! Завтра – в Краснодар…» Из Краснодара Вилли привёз приз – небольшой радиоприемник, работающий на средних и длинных волнах, Почётную грамоту и спортивный разряд. Я в те времена ничего не понимал в разрядах, но радиоприемник сразил  всю нашу компанию!

Теперь по вечерам мы все усаживались возле радиоприемника, Вилли включал его, зеленовато светился экран, звучал голос далёкого диктора, музыка, песни на русском или других языках. Это было так интересно! В те времена радиоприемники в магазинах расхватывали мгновенно, купить их было дело случая.

Лишь через несколько лет отец смог купить мне радиоприемник WW-662, имевший и короткометровые диапазоны. Он брал даже станции Южной Америки, Европы, Азии. В Австралии были позывные – пение какой-то диковинной птицы. Из Ирана звучали песни Лещенко. Интересно слушать радиопередачи с далёких континентов.
   
Павлович, придя домой из порта, похвалил Вилли:
- «Молодец! Теперь в нашей семье есть человек, умеющий хорошо плавать!»
- «Так и Зинаида Павловна каждый день ходит на море и плавает!»

- «Да разве то плаванье?! Барахтанье…»
- «Так и Вы – моряк, конечно, умеете плавать!» - возразил я.
- «Мне не обязательно плавать…» - ответил он.  «У меня есть корабль… Он должен быть в порядке… И я должен быть на нём… А плавать мне – не обязательно…» - улыбнулся Павлович.


Море  не шутит… Улыбка старого капитана – 5.

Погода была ясная, солнечная. Яростно жгло солнце. С моря дул лёгкий ветерок. Волны раскачивали рыбацкий сейнер, стоящий на якоре напротив Спасательной станции. На его палубе – ни души.

Рыбаки всей бригадой были в нашем дворе – почти все они жили здесь. И сейчас обедали, поставив стол во дворе. Напротив двора – на якоре стоял их сейнер, а баркас прыгал на волнах у причала в порту. И вахтенный был тоже здесь, на обеде.

У рыбаков был праздник, именины. Он  совпал  с вынужденным выходным – рыба куда-то ушла. Рыбаки ждали радиограммы в порт с других сейнеров, куда же направиться на  промысел? Где забрасывать сети?

Павлович вышел из дверей своей квартиры поздоровался с рыбаками, поздравил именинника.  - «Что, ребята, отдыхающие всю рыбу распугали?» - улыбнулся он.  «Путаница с путиной…Остаётся только праздновать на берегу», - и пошёл в порт.  Вилли, Тима и вся остальная наша компания с интересом посматривала на сейнер и мечтала поплыть на него, попрыгать в волны.
 
- «Пока обедаете, можно мы поныряем с сейнера?»-  спросили мы бригадира рыбаков.
- «Давайте! Только на сейнер – вплавь. Свободной шлюпки нет. И что бы никого посторонних на сейнере не было!» - разрешил он нам.

Оставив одежду во дворе, мы радостно поплыли на сейнер. Была зыбь. Пара рыбацких баркасов плясала на волнах. Но мы проплыли мимо них. Вот и сейнер. Его нос то вздымался высоко вверх как бы выпрыгивая из воды,  то зарывался глубоко в волну и казался низким.

Вот и верёвочный трап, свисающий с борта. Взобрались на палубу. Все иллюминаторы, люки, двери задраены. На сейнере – никого.
- «А вдруг – шторм? А здесь – никого…» - спросил я у Вилли.

- «Так вся команда – вон, во дворе напротив! И в случае чего – мгновенно будет на сейнере… Вон  их баркас -  в порту у причала…» - ответил Вилли. «Будь спокоен! Всё нормально».

Стали прыгать с борта в море. Высота была метра 2. Показалось, что этого мало. Решили прыгать с носа. Он то погружался в воду, то вздымался высоко вверх. Это было интереснее! Правда, для меня это было внове – прыгать с такой высоты, да ещё с прыгающего на волнах носа!

Волны мягко шлёпали в борт. Прыгали головой вниз. Я приготовился к прыжку, но чуть задержался, прыгнул тогда, когда нос пошёл вниз… Толчка не получилось. Я падал на волну горизонтально… В долю секунды  согнулся, поджал руки и ноги, но всё же шлёпнулся на воду грудью и животом.

Удар о воду получился сильный, дух захватило, как при ударе в солнечное сплетение в боксе…И высота была всего около 5 метров… Полежал на волнах несколько секунд, приходя в себя. Подумал, что впредь нужно прыгать точнее.

А если бьёт штормовая волна, то  сила её удара в Чёрном море около 4 тонн на квадратный метр! Так написано в одной из прочитанных мною у Павловича морских лоций. В  океане сила удара ещё больше! Вот почему волна ударом разбивает борт, шлюпки, сбивает с ног. Волны увеличились, и мы поплыли на берег.

Рыбаки закончили обед,  разговаривали. Вернулся из порта Павлович.
- «Чего радио не включаете? Там всё только о вас!» - сказал он.
- «Что о нас?» - спросил бригадир рыбаков.

- «Передовой опыт! Как вы определили свой сейнер на самообслуживание: вы – сами по себе на берегу, сейнер –  на самообслуживании в море… Заскучал он в одиночестве!» - ответил он. «И прогноз – усиление ветра… Рванёт шквал – и сейнер  будет вместе с вами,  на берегу…  Море не шутит… Да и рыбу кто-то нашёл – радиограмма в порту…»

- «Спасибо за информацию! Успели пообедать! Пошли!» - решительно сказал бригадир рыбакам. И вот они уже на баркасе, причалили к сейнеру. Заработал двигатель, подняли якорь. Сейнер развернулся и пошёл в море.
- «Рыбачить пошли ребята!» - улыбнулся старый капитан.


Рейс в море… Улыбка старого капитана – 6

Мы заканчивали завтрак. Николай Павлович спешил, отказываясь от дополнительной порции. Зинаида Павловна взяла сумку и складывала туда жареную  камбалу, хлеб, огурцы, помидоры.

- «Куда  это ты всё собираешь? На неделю? Да всего-то дел – туда и обратно… Скоро вернусь!» - останавливал он с улыбкой жену.
- «Знаю твоё – скоро… Не впервой…» - парировала она его возражения.
 
- «А ты как? Не хочешь ли прокатиться в Джанхот?» - вдруг спросил капитан меня, От неожиданности я на мгновенье застыл. И радостно  спросил:
- «Вы всерьёз? Не шутите?»

- «Какие уж там шутки! Прогулка в море для отдыхающих Джанхота…» - воскликнул Павлович. «Мне на корабле помощник нужен! Лето…  Команда в отпусках ! А без юнги не знаю – справимся ли…» -  улыбнулся  он.
 
- «Мама! Павлович предлагает пойти с ним в Джанхот…» - обратился я к матери, сидевшей тут же за столом.
- «Как хочешь… Решай сам! В Джанхоте ведь не был…»
- «А когда вернёмся?» - спросил я Павловича.
- «Скоро…Не отставай! Поторапливайся!» - ответил он.
 
И мы  тут же отправились в порт. Идти было всего-то – перейти улицу. И метров 100 до порта. Бульвар вдоль берега полон отдыхающих.  На каменной набережной они загорали, ныряли со стенки в море.  У спасательной станции прыгали в море мальчишки – там глубоко.   Но мне не до этого.

Вот и причал. Под ним в воде, в колышущейся зеленовато-голубой тени – мальчишки. Они отдирают устриц от железных свай, собирают их в  сетку – авоську. Деликатес! Хотелось и мне залезть под причал…Но не до этого…

Вода чуть колышется. Возле причала чуть  покачивался катер МК-3. Матрос сидя на борту  глядел нам навстречу.
- «Ну что, Павлович! Пойдём сегодня в Джанхот? Или на Тонкий мыс?» - спросил он.

- «Придётся!» - ответил капитан.  «Хотя – лучше бы завтра… Вот помощника привёл! Нужен помощник?»
- «Да нужен, конечно! Замучились мы тут без помощников…» - ответил хмурясь  матрос. 

- «Присматривайся – что к чему… Когда скажу – помогать будешь!» - сказал Павлович, обращаясь ко мне.  Поднялись на борт катера.

 Из люка показалась голова механика.
- «Ну что, Павлович! Разжигать примус?» - спросил он. «Конечно! Давай, раскочегаривай!» - ответил Павлович. Я помалкивал, недоумевая, что ещё за  примус нужно разжигать?

- «Федя! И не забудь во время отдавать концы!» - сказал Павлович матросу. Но меня было не так легко провести!  Ведь конец – это верёвка или трос, которым катер привязан к железному кнехту на причале! Только вот – зачем их отдавать?! Что – они лишние на катере?
 
Затарахтел и мерно застучал двигатель. Пошёл синеватый дымок над волной. Катер медленно двинулся вперёд. Матрос втянул на борт из воды трос. Катер развернулся и двинулся в сторону моря – между Тонким и Толстым мысом. Набрали скорость. Волны мерно ударяли в борт. Навстречу дул свежий ветер.

Я не удержался и спросил Федю:
- «А Вы забыли отдать концы, когда отчаливали! Что теперь – возвращаться будем, что бы их отдать?» Павлович внимательно слушал это и добавил:
- «Вот, Федя, впредь не забывай отдавать концы…Отдашь их, когда причалим… » И весело рассмеялся.
 
Не успели оглянуться, как катер поравнялся с Толстым мысом. Я внимательно наблюдал за всем происходящим. Слава высился Толстый мыс, маяк. И вот, у подножья маяка показалась фигура человека, который держал в руках флажки и быстро – быстро стал ими махать, вверх, вниз, в стороны…
 
- «Семафор с маяка!» - сказал Павлович.
- «Ребята! Что он там показывает?» - обратился Павлович к своей команде – матросу, механику, выглянувшему из люка,  и посмотрел на меня.

- «Что-то я подзабыл эти сигналы! Федя, ведь мы их никогда и не применяем?» - обратился он к матросу.
- «Точно, Павлович! Сколько во флоте – а обходились без этого!» - поддержал механик.

- «Вон ещё один подошёл - уже и в бинокль смотрит! Объясни им, Федя, что нам непонятен их  выпендрёж!» - сказал Павлович.

Федя начал размахивать руками, качал головой, скривил лицо так, что стало сразу ясно, что он ничего не понял из этого семафора.

Сигнальщик у маяка и человек с биноклем засуетились, стали показывать руками в сторону моря, потом руками делали знаки, перекрещивали их – мол, нельзя идти в сторону моря! Павлович рассмеялся. Механик и матрос расхохотались.

- «Ой, как засуетились!» - комментировали они.
Катер МК-3 продолжал идти, не сбавляя скорости, в море мимо Толстого мыса. Мерно тарахтел двигатель. Ветерок уносил синеватый дымок. Павлович и механик продолжали хохотать, не отводя взгляда от людей возле маяка.

Потом капитан стал серьёзным, повернулся ко мне и сказал:
- «Я видел – ты читал одну из моих морских книг. Там было о морском семафоре флажками… Я, старый, позабыл всё – подскажи, что там семафорят на мысу?»

- «Последние его жесты – что бы мы вернулись, скорее всего…» - ответил я.
- «А флажками что показал?! Вот и не знаешь!!!» - сказал  Павлович. «Шторм идёт, вот они и семафорят! Поворачивай!» - добавил он матросу.

 И катер, плавно развернувшись, лёг на обратный курс. Сигнальщик на Толстом мысу успокоился и ушёл.
- «У нас на катере ведь рации нет! Говорил, просил – не дали пока …» 

И  Павлович с улыбкой продолжал:
- «Ты уж, так и быть, не говори Зинаиде, что я забыл  сигналы «семафора»… Старею!» И он засмеялся: - «Не говори, а то в море не пустит!  Ведь через несколько дней надо ехать в Новороссийск – забирать шхуну из ремонта…»

Дома Зинаида Павловна удивилась нашему быстрому возвращению.
- «Погода стала портиться, вот и вернулись…» - ответил Павлович, переглядываясь со мной и чуть заметно улыбаясь. Порывы свежего ветра раскачивали ветви деревьев, врывались в окна веранды.  Хлопали створки окон у соседей, где-то зазвенело разбитое стекло.

Возле Спасательной станции, через дорогу, в набережную ударила волна, шумно взлетел столб брызг. Поднявшиеся волны раскачивали шлюпки и сейнер, стоявший на якоре метрах в 50 от берега. Небо заволокли серые тучи. Горизонт слился с облаками. Стало  пасмурно. Шёл шторм.


          «Унесённые ветром»… Улыбка старого капитана  7.

Второй день дул норд-ост. Мы с Тимой и Вилли играли втроём в шахматы на выбывание, расположившись в саду на старой подстилке. Тима,  получалось,  играл против двоих - Вили и меня – он играл лучше.

Купаться не хотелось – норд-ост угнал тёплую воду от берега. Играть надоело, мы разошлись. После  обеда отправился в порт. Поверхность моря была в мелкой ряби, серебрилась под напором ветра. Почти никто не купался – сидели  на лавочках бульвара, в кафе, на причале.

Я пришёл в порт во время – подходило судно Павловича. Вот он уже швартовался к причалу. На причал въехала машина пограничников.

Спустили трап, и пограничники поднялись на корабль. Перекинулись несколькими словами с Павловичем.    На причал с судна спустились девушка в купальнике и парень в плавках – босяком, обгоревшие на солнце, красные как хорошо проваренные раки.

- «Чего это они с корабля? И раздетые?» - подумал я. «Загорели так отчаянно!» На причал спустился Павлович. Он был в отличном настроении, улыбался.

Не ожидая моих вопросов, сказал:
- «Видел парня с девушкой? Мы их подобрали в открытом море! Спасли…» - сказал Павлович.  На причал подъехал ГАЗ-69. Ребята сели с пограничниками в  машину и уехали.
«Ну, пошли домой! Там и расскажу…»

Через минуту мы уже были дома, и Павлович рассказал всю историю. Он отправился в Новороссийск принимать свой корабль из ремонта  на «Красном двигателе» - одном из заводов Новороссийска. Закончив формальности, вышли в море на ходовые испытания – опробовать работу двигателя после ремонта. Там всё и случилось.

Дело было в Бете – посёлке южнее Геленджика. Парень – военнослужащий срочной службы, прибыл на побывку. Встретился с невестой.  Встреча была радостная. Потом пошли на пляж, захватив с собой надувной матрац – девушка плавала не очень хорошо.
 
Пока плавали возле высокого обрывистого берега не чувствовалось, что дует норд-ост. Но когда отплыли дальше, то порыв ветра подхватил их и быстро понёс. Девушка лежала на матраце.

Ветер нёс быстрее, чем они могли плыть. Сначала хотели бросить матрац и плыть к берегу, но потом поняли, что их унесло уже слишком далеко от берега и они не выплывут против ветра. Решили держаться на матраце -  заметит какой-нибудь катер и подберёт.

Особенность сильного норд-оста в том, что ветер несёт от берега весь слой воды, и поэтому создаётся быстрое течение в открытое море, справиться с которым вплавь – невозможно. Наступил вечер… Ночь… Норд-ост всё так же дул. Ночь была безлунная, ярко светили звёзды. Далеко на горизонте проблески маяка.

Наступило утро. День был жаркий.  Немилосердно пекло солнце.  Хотелось пить.  На горизонте проходили большие корабля, но им не видны пловцы далеко в море.  И вторая ночь прошла. 

В результате они два дня держались на матраце. Обгорели. Невыносимо хотелось пить. Ночью было холодно. Днём – очень жарко. Силы оставляли их. Надежды на спасение таяли. Берег еле виднелся на горизонте.

И вдруг – невероятное!  Корабль показался на  горизонте. Он изменил курс…
- «Нас заметили!» - обрадовались «унесённые ветром». Корабль шёл прямо на них! Он подошёл и подобрал их.
- «Мы неожиданно увидели их… Милях в 12 от берега… Напротив Дообского маяка… На надувном матраце…» - продолжал Павлович.

- «Подобрали… Напоили… Накормили… Доставили сюда, в порт… Вызвали погранцов из Беты – пусть везут домой! Там  их родные заждались…»

И Павлович вернулся в порт руководить разгрузкой шхуны, доставившей попутный груз  из Новороссийска.


Там - русалка… Улыбка старого капитана 8

Утро началось обычно. Во дворе зазвучат голоса отдыхающих, смех. Звонко перекликаются  дети.   Позавтракав, вышел с веранды во двор – он полон взрослых и детей, которые живут  в 6 квартирах этого большого двора по улице Революционной.

Все торопливо завтракают, собирают  свои сумки, ласты, зонтики и уходят  на море -  одни на Толстый мыс, другие на Тонкий мыс, или на экскурсии – В Новороссийск, Джубгу, Абрау-Дюрсо.

Мы никуда не уходим – купаемся прямо возле своего двора. Одежду и обувь оставляем дома. Перейдя Приморский бульвар, спускаемся по каменным ступенькам на 2 метра вниз, к берегу – узкой полоске пляжа, выстланного крупной галькой, вперемежку с водорослями. Этот пляж тянется  метров на 20, слева – до Спасательной станции, расположенной на выступающем в море квадратном участке берега. 

На углу территории Спасательной Станции, выступающем в море -  железная лесенка со ступенями, без поручней. Лесенка спускается вниз к камню размером метр на два, который заливают даже небольшие волны -  он лишь чуть выше поверхности моря.

Камень весь зелёный, оброс длинными мягкими пучками водорослей, колышущихся под действием волн. Глубина возле камня – метра полтора, по бокам от него – и того меньше. К лесенке у камня почти постоянно привязаны одна – две шлюпки спасателей. 

На Станцию посторонних не пускают, но мальчишкам нашего двора запрета нет. Мы располагаемся  на камне, под берегом,  часто загораем на нём, ныряем с него или со шлюпки. 

Влево, вдоль набережной пляж тянется  тоже метров на 20, а дальше -  берег выступает в море,  образуя маленькую бухту, дно которой выстлано крупными, мелкими камнями, а местами в глубине виднеются  огромные глыбы, скалы, покрытые ракушками, колышущимися в воде водорослями.  Вода идеально чистая,  ведь ни песка, ни мути – только камни …

Бульвар возвышается над пляжем метра на 2, по нему постоянно гуляет  много людей. Весь узенький пляж внизу, у моря занят  людьми, которые сидят, лежат – плотно,  один к одному, как шпроты в банке.

Полно людей, купающихся в воде, возле берега, молодёжь плавает до флажка.    На этом каменистом берегу всегда купались жители и отдыхающие нашего двора

И сейчас, придя на море, я окунулся, проплыл до флажка и обратно.   Потом направился на камень. Мальчишек нашего двора не было видно – куда-то разошлись. Ветер принёс много водорослей, и они плавали большими пучками в воде.

Одному плавать не хотелось – не интересно. Вернулся домой. Взял одну из книг Павловича и устроился читать на лавочке во дворе. Пытался сосредоточиться, но не удавалось – мешали голоса соседки - Матвеевны и незнакомой пожилой женщины.

Они сидели рядом на лавочке и неторопливо разговаривали.  Женщина рассказывала Зинаиде  Павловне:
- «Из Новороссийска мы бежали от немцев в Геленджик. Но Геленджику тоже доставалось – бомбили!  Отец её погиб в десанте на Малую Землю… В 43-м немцев попёрли с Кавказа. А они пытались бомбить побережье…

И в тот раз – наши истребители отогнали фашистские бомбардировщики, а они сбрасывали бомбы куда попало, на хаты, в море – чтобы поскорее налегке удрать… Всё было так внезапно! Дочка с Мариной не успела спрятаться в окоп…

Бомба упала прямо во двор, рядом с ними. Дочку – наповал… Марину – осколки покалечили. Дитя совсем! Ещё и в школу не пошла. Солдаты подобрали и отнесли в госпиталь, рядом.  Там операцию сделали. Сказал – выбора  не было.  Махов,  хороший доктор… 

Георгий Алексеевич потом всё рассказал, объяснил. Выбора не было. И так еле успели.   Такое несчастье! Уже пять лет… Отметина на всю жизнь… Всё на меня одну… Вот ты, сестрица, помогаешь – спасибо», - обратилась она к Матвеевне.  «Надо вырастить, выучить. Как жизнь сложится? И - такое…»

Сосредоточиться не удавалось. Читать расхотелось. Вернулся Вилли с Тимой.  Мы посоветовались и решили отправиться  на пляж.
 
- «Возьмите Мишку с собой! Хочет купаться, » - сказала Матвеевна. Мишка – брат Тимы, целыми днями в нашем дворе  под её присмотром. И мы все направились на пляж у Спасательной станции.

Окунулись. Вода тёплая, и как компот – водоросли, медузы. Но это кстати -  вся купающаяся молодёжь развлекается, хватая комки водорослей и швыряя друг в друга. Все по шею в воде, так что удачный бросок получается лишь если попасть водорослями по голове. Все дружно смеялись как при удачном, так и неудачном броске.

Мы ныряли, и водоросли летели мимо. Потом надоело швыряться. Это развлечение перешло в «догонялки».  Ныряли, ловили друг друга, выныривали, смеялись. Было очень весело. Все подростки нашего двора купались на этом пляже и  вовлеклись в игру. 

К Тиме и мне подплыл Мишка и таинственно, почти шёпотом сказал:
- «Знаете, я только что русалку видел!»
- «Да русалки только в сказках бывают!» - ответили мы.
- «Вот и нет! Видел русалку! И только что…» - продолжал он приставать.
- «Отстань, Мишка! Сколько можно? Надоел…»

- «Она сейчас здесь! Хотите, покажу?» - твердил Мишка.
- «Ну, и где?» - спросили мы его, лишь бы отвязаться.   
- «А вон – возле Спасательной станции» - ответил он. Возле камня по пояс в воде стояла  девчонка.
- «Да какая же это русалка? Обычная девчонка…»
- «Это молодая русалка, и у неё хвост! Поплыли туда, глянете! Я нырял…» Что бы отвязаться от Мишки мы с Тимой поплыли к камню, брассом, неспеша. Девчонка лет 12. Короткая красная маечка. Заметив нас, она опустилась в воду по грудь. Потом – вдруг нырнула. 

Мы посмотрели вокруг, но нигде её не заметили -  уплыла. Мишка хотел ещё поискать. Мы предложили ему купаться, не морочить голову
 

 Поймалась, русалочка!   Улыбка старого капитана 9
 
Купались мы долго. Мишка снова подплыл к нам и шёпотом сообщил:
-  Русалочка снова приплыла на камень! Поплыли – увидите!»
- «И что это ты, Мишка, прицепился к девчонке? Влюбился, что ли? Так подплыл бы, познакомился с ней сам! А то нас тащишь!»

- «Так это русалка! Точно говорю! Ещё утащит в море!» Пришлось нам с Тимой плыть с Мишкой снова к камню. Там опять сидела девчонка в короткой красной маечке.

Помладше нас. Грустное выражение кругленького симпатичного личика.  Печальный взгляд. Чуть вздёрнутый носик.  Короткая стрижка. Заметив наше приближение, опустилась с камня в воду по пояс. Стоит сбоку, руки держит на камне. Смотрит как бы мимо, но на нас. 

- «Добрый день!» - поздоровались мы подплывая.
- «Здравствуйте…» - последовал ответ, и она соскользнула в воду по грудь.
- «Мы помешали? Так сейчас уплывём! Загорай на камне,» - сказал Тима,  садясь на камень.
 
-  «Да я не загораю! Просто здесь не пристают мальчишки…»
- «Не этот ли мальчишка приставал?» - показал Тима на Мишку, который плавал рядом с нами. «Это – Мишка! Он подумал, что ты русалочка».

- «С хвостом! Поймалась, русалочка!» - добавил Мишка.
- «Да, этот всё нырял вокруг  меня… И придумал такое - вот дурак!» - воскликнула она.
- «Действительно – дурак! Не сердись на него!»
- «Да я и не сержусь!»

- «Вздумал, чудак,  искать русалок здесь! Русалки ведь только в сказках… »
- «Так хвост всё же был, когда я нырял!» - воскликнул Мишка.

- «Да отстань ты, Мишка, от девочки! Вот пристал, выдумщик!» - сказал Тима.
- «Как тебя звать?» - спросил он девчонку.
- «Марина! Маришка…» добавила она.

- «Ты умеешь плавать, Маришка? Так вот, Мишка и Маришка, лучше плывите, играйте с другими ребятами в догонялки, чем искать русалок!»

- «Да я плаваю медленно!  Со мной не интересно в догонялки…»
- «Ничего, другие ребята тоже не чемпионы! Научишься и обгонишь их».

Мы стояли с трёх сторон от девчонки, с четвёртой – камень загораживал ей путь отступления.  Уплывать, нырять было некуда. Она нахмурилась:
- « Не пойду играть в догонялки! Посижу в море возле этого камня».
- «Так и не сказала -  русалка или нет…» - пробормотал Мишка. 

- «Вот пристали… Ладно уж… Что прятаться! Вам надо русалка? Увидите русалку  - и сразу отстанете! » - положила руки на камень,  упёрлась в него, легко приподнялась из воды и села на  камень.

Я стоял и смотрел,  как она приподнимается из воды.  Это мгновенье длилось, казалось, долго, как в замедленном кино. Из воды показались  красные облегающие трусики до середины бедра,  штанишками. 

Взгляд скользнул по  стройной левой ножке с блестящим пластиковым тёмно-синим ластом на стопе. Справа штанина облегала бедро до середины, а ниже контуры его закруглялись и оно заканчивалось округлым тупым концом, и штанина наглухо зашита!   Значит ниже – ножки  нет! Ни колена, ни голени, ни стопы…  Глаза полезли на лоб! Такого никогда не видели!

Слова застряли в горле. Молнией мелькнула мысль – вот о какой девочке в нашем  дворе незнакомая женщина рассказывала Зинаиде Павловне – жене Павловича, капитана! Так, значит,  девочка – инвалид!

Ну и вляпались мы благодаря Мишке! Угораздило и его, и нас!  Получается, вроде нарочно болтали всякую чепуху о русалках! Обидели девчонку, хотя этого не хотели. Но ведь мы ничего не знали!  Что теперь сказать? И что она о нас подумает?
   
- «Ласт одела - что бы быстрее плавать! Бабушка попросила его у соседей. Ну что, похожа с ним на русалку?!» - воскликнула она. 
 Согнула левую ногу  и  сняла ласт.   
 «А теперь я кто  – русалка? Или просто – калека, инвалид! Ведь так все если не говорят, так думают!» - сказала печально.

Потёрла глаза,  всхлипнула.  По-моему, всем нам стало очень стыдно за свою назойливость, приставание… Не знали, как выкрутиться из этого неловкого тупика… Получили? И за дело – нельзя быть назойливыми, нельзя так наседать ни с того, ни с сего на человека, не зная ничего о нём…

Мишка подплыл к камню и тоже уселся на него. Молчали,  не зная что сказать. А неугомонный Мишка  продолжал свою болтовню, не понимая трагизма ситуации.
- «Всё-таки я был прав! У тебя на ноге был ласт! Вот  и подумал, что это хвост и что ты русалка!» -  повторил Мишка. 

Пытаясь как-то разрядить обстановку и сгладить создавшуюся неловкость, Тима сказал:
- «Ты, Мишка, помолчи! Наверное, русалками становятся по разным причинам… У одних хвост вместо ног…А, бывает и так -  вот ты одела ласт  и выглядела как русалка…Значит – и была в тот момент русалкой…» 

Он показал свою покалеченную руку:
- «Вот  смотри -  ранило и покалечило пальцы… Могло  и убить. Это всё фашисты!  Видишь – не могу этой рукой работать. Закончу школу -  что буду делать?»

- «Так у тебя - ноги на месте! Можешь ходить, бегать, танцевать - сколько угодно! А  мне – без костылей никуда не двинуться! По ночам снится -  танцую,  бегаю как раньше, в детстве… Радуюсь! А проснусь, трону рукой  - нет ноги! От бедра лишь культя осталась, как говорят в больнице… Плачу в подушку до утра… И так уже пять лет… После той злосчастной бомбёжки! Сняла ласт – и нет русалки?!»  Все замолчали. Сказать - нечего!

- «Потерпи, протез сделают! Сможешь ходить нормально!» - сказал Тима. «Отлично, что у тебя руки в порядке, можешь ими делать всё что угодно. Лучше быть без ноги, чем без руки…»

 Девочка несколько  удивилась:
- «А ведь ты прав! Никогда не  задумывалась над этим… Но ведь я действительно могу всё делать руками! А ходить? Ну, пока на костылях! А потом всё-таки обещают протез сделать!» - обрадовано сказала она.

- «Не плачь больше по ночам, не расстраивайся! Даже в плохой ситуации  иногда бывает что-то хорошее! Радуйся, что осколок не зацепил вторую ногу…Тогда было бы совсем плохо! А как всё случилось?» – перевёл Тима разговор в иное русло.

- «Ещё в войну это было. Здесь, в Геленджике. Была бомбёжка. Фашист сбросил бомбу прямо нам во двор. Мы бежали прятаться в погреб, да не успели. Мама погибла. И вот -  ногу отбило. Говорят - осколком. Бомба так дико визжала! Взрыв – не помню.  Потеряла сознание.

А потом пришла в себя – лежу на земле, страшная боль, нога валяется рядом, около  неё - туфель… Санитары подобрали. Просила их, что бы ножку захватили, что её Айболит пришьёт! Наслушалась сказок… И что бы туфель взяли, а то мама заругает… А зачем правый туфель – ноги ведь нет!  Дальше - ничего не помню.

Очнулась в госпитале. Все в белых халатах. Дико болит нога. Плакала от боли. Просила полечить - что бы не болело. Спросила – принёс ли санитар ногу. Сказали – не волнуйся, всё принесли. Потом яркий свет ламп. Сестра сказала - потерпи,  это операционная, будут лечить. И всё будет хорошо…  Дали наркоз - заснула.

А проснулась в палате. Болело сильно. Доктор говорит  – теперь всё будет хорошо. И сестра повторяет то же самое. Шелохнуться не могу от боли.  Ночь прошла.  Болит и болит. Пришёл врач, говорит – сделаем перевязку.

Убрали одеяло. Сняли повязку. Глянула, а правой ножки – нет! Плакала, кричала – почему не пришили? Куда её дели? Ведь санитар обещал захватить в больницу, что бы Айболит пришил! Где ножка!? Потом боли стали стихать.

Сестра говорит – не плачь. Рана заживает. Болеть не будет. И сделают ножку лучше прежней. Стала читать сказку про Айболита и зайца – что он пришьёт ему новые ножки, он опять побежит по дорожке! Я была совсем дитё, верила этим сказкам. И стала просить, что бы пришёл Айболит, пришил ножку.

Но мне сказали, что доктор Махов в госпитале - лучше Айболита. А потом лечили – лечили. Сняли повязки, сказали - рана зажила. Смотрю – а от правого  бедра осталась лишь половина, и рубцы жуткие.  Доктора говорят, что теперь это не бедро, а культя. Такое противное слово!

Принесли маленькие костыли. Стали учить ходить. Казалось, что нога вроде есть, а чуть шагну – её нет,  и падаю.  Не раз падала. Потом научилась скакать на костылях. А ножку  сначала – чувствовала – то пальцы чешутся, то пятка. Говорили – ножка теперь невидимая, заколдованная. Просила - расколдуйте!

А потом стало понятно – все эти сказки, что бы отвязаться от меня. Никто ножку не пришьёт. Такое не умеют. Лишь бы успокоить, что бы не приставала.

Снилось  по ночам, что бегаю, танцую, веселюсь. Проснусь – всё те же костыли. Говорят, костыли – пока вырасту. Делают его – год, а за это время ребёнок вырастает, и протез мал, поэтому делать детям бесполезно. Взрослым делают протез. Жду, пока стану взрослой.

Мишка с удивлением слушал разговор.  Оказалось, Маришка приехала сегодня утром из Новороссийска с бабушкой к своей тёте -  Матвеевне. И все мы живём в одном и том же дворе, рядом с морем. Подплыл Вилли:
- «Ребята, вы не перекупаетесь? Пора бы на берег!»


Не всегда везло!    Улыбка старого капитана 10.

- «Не буду  больше купаться! Пойду на берег», - сказала Маришка.
Повернулась к лесенке, взялась за неё руками, подтянулась и встала. Напряжённое лицо выдавало значительные усилия. Швырнула наверх, на берег ласт. 
- «Давай, поможем взобраться по лестнице наверх, на берег!»
- «Не надо! Сама поднимусь!»

 Стала  к лестнице спиной в пол оборота и села на ступеньку, Ногу на первую ступеньку. Подтянулась.  Пересела на ступеньку выше. Подтянулась.   Шаг вверх, на следующую ступеньку. И так - вверх и вверх. И вот – уже наверху, на берегу, поднявшись по двухметровой лестнице.
 
- «Ловко по лестнице лазаешь!» - удивился Мишка.
- «Не совсем уж  беспомощная! Научилась  кое-чему!» Нагнулась - одела платье, шлёпанец.  Костыль -  под правую руку.  В левую -   ласт.   

Слегка толкнулась левой ногой, и на костыле, как на оси, сделав оборот, повернулась лицом к нам:
- «Пока! Счастливо! Иду домой!» Ещё толчок, и повернула обратно.
- «Осторожно крутись, берег высокий – не упади!» 
- «Не так уж трудно! Ещё могу!»
- «Не надо, упадёшь!» - крикнул Мишка, вскочил по лестнице на берег.

Остановилась, с улыбкой глядя на нас.
- «Кто ещё так умеет?!»
- «Давай, стану рядом для страховки, и крутись сколько угодно… Голова закружится – упадёшь!» - сказал Тима.

- «Раньше танцевала и вертелась хоть целый день! Балериной мечтала быть… И голова не кружилась!» Повернулась. Улыбнулась:
- «Приспособилась за пять  лет! Ну, пока! Встреча - во дворе!» И, опираясь на рукоятку костыля рукой и культёй бедра,   отправилась домой. 
 
Всё увиденное ошеломило. Было невыносимо жалко её! Бедная девчонка! За что ей такие напасти?!  Мы молчали. Потом Тима сказал:
- «Всё, Мишка! Хватит подсматривать за девчонками! Хорошо, что Марина вроде не очень  обиделась на твои глупые шуточки! Как теперь в глаза ей смотреть! Просто стыд!»

Во дворе сели на лавочку и продолжали разговор о войне, бомбёжке.  Павлович читал на лавочке газету.   Услышав наши слова, он  рассказал:
- «Тот налёт фашистов хорошо запомнился! В порту на катера шла погрузка десанта - ночью надо было доставить подкрепление на Малую Землю. И вдруг завыли сирены воздушной тревоги. С десяток бомбовозов шло со стороны моря -  бомбить порт. Катера стали уходить от причала. Открыли огонь  по самолётам из пушек и пулемётов.

С Тонкого мыса, с аэродрома поднялись ястребки, ударили по фашистам. В результате те оказались между заградительным огнём катеров и истребителями. Не пустили фашистов в порт.
И тогда стали они сбрасывать бомбы в море, что бы налегке удирать. Бомба всё же попала в самоходную баржу, и  та затонула недалеко от берега, напротив пляжа. И сейчас её палуба видна над водой. С неё ныряют в море любители вроде вас.

Один бомбовоз – прошёл к хребту, свернул  на город  и стал бомбить хаты - население пострадало! В самолёт влепили снаряд, и  взрывом разнесло его вдребезги - видно не все бомбы сбросил,  и они тоже взорвались.  Пилоты не выпрыгнули.  Пушка на «Марике» раскалилась от стрельбы – не прикоснуться! Получил фашист по заслугам!» - с улыбкой закончил Павлович.

- «Так это пушка «Марики» его сбила?»
- «Да разве в бою поймёшь, кто сбил? Ведь стреляло десятка два пушек – и с катеров, и береговые зенитки! Все старались! На судне  тогда стояла пушка и два пулемёта.

В те годы это был военный корабль, сторожевик. Кончилась война – и вооружение сняли.  Но пушка – сама по себе не стреляет, она - оружие  артиллериста!  Остальные сбросили бомбы в море. Ястребки сбили над морем ещё одного. Пилотов взял в плен  сторожевик.

Заодно катерники подобрали  оглушённую рыбу -  на уху всем хватило! С продуктами ведь было не легко! На допросе пленные  рассказали, что среди взорвавшихся  пилотов был - то ли Фоншмотке, а,  может быть - и иначе!»

- «Расскажите ещё, как воевали на «Марике»!» – попросили ребята.
- «Так и воевали! Не легко вспоминать – ведь не всегда везло! Товарищи гибли! В другой раз ещё расскажу!  А сейчас - газету почитаю!»  - улыбнулся капитан. 
 
 
     Попался, Махов!    Улыбка старого капитана 11

У мамы заболела нога – отёк голени, стопы. Зинаида Павловна посоветовала пойти в больницу  к хирургу.
- «Идите по нашей улице - Революционной, а от порта она называется улица Ленина. Так вот – почти у  основания хребта находится больница. Там спросите – подскажут».

 Я пошёл с мамой. Вот – площадь у порта. Слева – кафе «Крыша». Магазины. Улица вся в зелени деревьев. Справа – кинотеатр. Затем - ресторан «Маяк». Одно – двухэтажные  дома. Вот пересекает улицу – Сухумское шоссе. Переждали поток машин, перешли дорогу.

За шоссе – пустырь, трава выгорела от жгучего солнца. На пустыре располагались одноэтажные здания больницы – Поликлиника, Хирургия, Терапия, Акушерство.  Вокруг – несколько деревьев.  Дальше к хребту – автостанция.

Мы пришли в поликлинику к 8 утра, но уже полным ходом шёл приём больных. На дверях кабинета надпись: Хирург Г.А.Махов. Ну и встреча! Ведь это тот самый военный хирург, который отрезал ногу Маришке!  Вот он, за этой дверью, в кабинете! 

Сестра выглядывала из хирургического кабинета, приглашала следующего и просила поторапливаться.
 - «Чего он так торопится?» - удивилась мама. 
- «И поговорить с ним по душам невозможно!» - ворчала одна бабуся.

Услышав это,  сестра ответила: 
- «Хирург   в больнице сейчас всего один! Остальные хирурги  – кто болеет, кто - уволился! Он должен как можно скорее идти в операционную! Скорая привезла больного, которого надо немедленно оперировать! Вот он и торопится, что бы не опоздать помочь  больному!!»

Мы были последними в очереди к хирургу Г.А.Махову.
- «Скорее,  заходите! Доктор торопится в операционную!» - подгоняла медсестра. Он был высокого роста. Плотный, стройный брюнет с чёрными усами. Серьёзный всё понимающий взгляд.  Похоже – осетин.  Короткие конкретные вопросы на чистейшем русском языке. Быстрый осмотр. 

- «Острый тромбофлебит!» - сказал хирург маме. «Компресс с мазью Вишневского!  Покажетесь через 3 – 4 дня!  Не купаться в море, покой ноге!  Напиши названия таблеток!» - сказал он медсестре. «Они есть в аптеке!» - добавил он выходя из кабинета.

 «Если не станет лучше - завтра к 8 утра ко мне! Я побежал!». Стремительными шагами он вышел из кабинета. Всё происходило молниеносно.
 
- «Можно Вас спросить!» - встрял я.
- «Тороплюсь! Вопросы на ходу! Идём!»
- «Скажите! У хирургов ампутация - любимый метод, что бы вылечить больную ногу?» - задал я самый мерзкий вопрос, который сумел придумать в это мгновенье.

Я был очень зол на Махова,  и хотелось его как-то задеть. Ведь это он отрезал ногу Маришке! Махов даже приостановился. Пронизывающим пристальным взглядом оглядел меня.  Похоже, вопрос его задел!

- «Всё совсем не так просто! Объяснять – долго!» - коротко ответил он. «Я ночью дежурю. Если  есть вопросы – приходи в 21 час в приёмное отделение. Если в это время не буду оперировать,  возможно, выкрою минуту -  ответить на вопрос. Где живёшь?»
- «У Павловича!»

- «Знаю капитана! Приходи вечером! Только серьёзно обдумай вопросы! Лишнего времени у меня нет!» И быстро вошёл в Хирургическое отделение.

- «Скоро освободится Махов?» - спросил я нянечку, выходящую из двери.
- «Да он ушёл надолго!  Много больных надо оперировать – Скорая привезла! Оперирует – один, без ассистента, с медсестрой!  А ночью – дежурит! Завтра утром к 8 приходи в Поликлинику - там его, может, застанешь!  Он в больнице и днём, и ночью - как только выдерживает! Дома – не бывает! Хирурги – один в отпуске! Ложкина – на больничный ушла! Один – уволился,  прямо в разгар лета! На Георгии Алексеевиче -  всё держится! Хоть бы выдержал, пока   на работу выйдет «болящая»! Ведь лето -  полно приезжих, а они все разбежались!» - изливала душу нянечка.

И мне стало очень стыдно! Что он подумает обо мне?! Получается -  я совсем не понял Махова и, видимо,  ошибаюсь в очень многом. Надо обязательно прийти к нему вечером, поговорить, ликвидировать недомолвку.

Вернулся в Поликлинику. Медсестра уже заканчивала маме повязку на ногу. Записала названия нужных лекарств и рассказала, как найти ближайшую аптеку. – «Там всё есть!» - успокоила она.   

По пути домой, купив лекарства, мама – сама врач,  удивлялась, как Махов быстро, умело вёл приём больных.
- «Только очень опытный, умелый специалист может так быстро работать!»

- «Кто Вас смотрел?» - спросила Зинаида Павловна.
- «Махов!  Сказал – острый тромбофлебит!»
- «Замечательный врач! Повезло попасть к нему!»
- «Да он сейчас один и работает! Ложкина – на больничном! Кто-то уволился, а кто-то в отпуске!»

- «Летом Махову никак не удаётся пойти в отпуск – только осенью или зимой! Другие находят тысячу причин не работать летом - и отдыхают! Ложкина каждое лето на больничном, а потом ещё берёт «неиспользованный» отпуск!  Махов всем сочувствует, и этим пользуются! А осенью собираются на работу и бывшие больные, и как ни в чём не бывало - бывшие «уволенные»… Вроде и не увольнялись вовсе!»
 
- «Придётся несколько дней не купаться, полежать…» - сожалела мама.
Еле дождавшись вечера, я сказал, что пойду к Махову - он пригласил в больницу поговорить… «Ну, что ж – иди!» - ответила мама. 

Вечерело. Улицы полны  гуляющих. Ярко горят фонари. Кто-то продолжал купаться в море – доносились всплески воды, барахтанье, визг. На площадке возле порта, в ресторане «Маяк», на танцплощадках в санаториях гремела музыка. Танцы.  Но не до того. Возле больницы тихо. Вот и Приёмное отделение.
 
В приёмном отделении за столом сидел Махов. Увидев меня, воскликнул:
- «А, пришёл? Что же это - тебя медицина заинтересовала?»
- «Да, заинтересовала!»
- «Может, хочешь стать врачом?» - продолжал он. 

- «Ещё два года учиться в школе  Надо закончить  девятый и десятый классы. Не знаю пока – куда буду поступать!»
- «А есть в семье врачи?» - спросил Махов.
- «Да, отец и мать», - был мой ответ.   

- «Представь себе, что в медицине, в хирургии – ведь я хирург! – есть очень жёсткие, даже, скажем, жестокие методы лечения! Представь – у дерева сгнила ветка, и если её не отпилить – всё дерево засохнет! Что делать? Будешь ждать, пока всё дерево пропадёт? Или отпилишь больную ветку?»

- «Так человек – не дерево! У дерева может вырасти новая ветка! А у человека – не вырастет отрезанная нога…» - возразил я. 
- «Это так! Но если омертвевшую конечность не удалить, то человек погибнет! А без конечности он будет жить, приносить пользу семье, людям, радоваться жизни! »

- «А если вдруг травма конечности? Неужели обязательно отрезать ногу? Нельзя ли её полечить? Вдруг удастся вылечить!» - попытался я возразить.

- «У каждого человека заболевание имеет  свои особенности! И все травмы - разные! Поэтому методы лечения нужно выбирать для каждого больного индивидуально! Иначе – не вылечишь! Может, ты имеешь в виду конкретного больного?» 

- «Да, Вы правы! В наш двор, к   Матвеевне приехала внучка – Марина… Маришка…» начал я.
- «Теперь понятно, в чём дело! Можешь дальше не рассказывать! Знаю я её хорошо!»

- «Ещё бы не знали! Ведь это Вы ей сделали такую операцию!» - не сдержался я.
- «Не спеши! Не кипятись! После той операции мне до сих пор не по себе!»
- «Так зачем же сделали?»

- «А что, разве у меня был выбор? И тогда я был – один в больнице. Оперировал и гражданских, и военных. Короче – в больнице был госпиталь.  Налёты на Геленджик частые. Ведь отсюда на Малую Землю перебрасывали подкрепление. По ночам уходили катера с десантом. А фашисты стремились помешать этому. Старались прорваться к порту, бомбить катера, причал. А я целый день  в больнице, в операционной. Слышу только сирены тревоги или отбой. Оперируем и при бомбёжке – ведь пострадавшим нужна помощь!

Так и в тот раз! Бомбили город! Раненых везут, несут. И тут принесли в госпиталь  эту девчонку, еле живую. Чуть  бы позже – и погибла бы от кровопотери, шока.! Ноги не было - осколком  оторвало…   Принесли ногу отдельно… Шепчет про Айболита… Что он пришил зайцу ножки…

Что можно было сделать? Обработал и  зашил раны. Взял с оторванной ноги коленную чашечку и закрыл ею конец кости,  что бы лучше действовала культя. Знаменитый хирург  Пирогов так предложил.  Её мать тоже привезли – осколки изрешетили всю, ведь она прикрыла Маришку собой… Погибла там же, сразу после взрыва…   

Что же мог сделать хирург в этой ситуации? К сожалению,  ведь не умею,  как Айболит в сказке, пришивать ножки! Разве хирург виноват во всём этом безобразии? Разве воюют с детьми?! Кто же виноват?» - спросил он.
- «Война! Фашисты!»

Подошла медсестра. Сказала, что больной с аппендицитом подготовлен и лежит уже на операционном столе.

- «Ну, я пошёл! Надо срочно оперировать! Я – в операционную, ты – домой!  Действительно - интересуешься медициной… Заходи, если время будет! Поговорим! Тем много – только вот времени мало!» -  сказал он уходя…


Вперёд! На Остров Сокровищ!   Улыбка старого капитана, 12

Мишки с утра не было. Он объявился лишь к обеду.
- «Где же ты был? Сказал бы, что бы  не нервничала!» - выговаривала ему Матвеевна.

- «Да никуда я и не уходил! На Спасательной Станции  помогал дяде Ивану – спасателю.
- «Ну, и в чём же ты ему помог?»

- «Да помог закончить ремонт шлюпки! В дне была щель, так он её заделал – теперь не будет протекать! И разрешил мне брать иногда шлюпку, но что бы со мной был кто-нибудь из старших ребят.

- «Молодец, что помогал! Так договорись с ребятами, что бы кто-нибудь из них был с тобой в шлюпке. А сейчас иди обедать!»

- «А меня возьмёшь?» - взмолилась Марина.
- «Возьмёт! - уверенно ответила Матвеевна. «Со старшими ребятами! Ты ведь умеешь плавать?»

После обеда Мишка отправился к Вилли, Тимофею пойти с ним на шлюпке, но те тренировались по плаванью. Оставалось лишь мне пойти с Мишкой на шлюпке. В результате Мишка пошёл к спасателю, и тот спустил обещанную шлюпку на воду. Марина спустилась по лестнице прямо на камень – и в шлюпку.

 Я подплыл, влез на корму и сказал Мишке:
- «Хочешь кататься – берись за вёсла!» Тот стал усердно грести. Волн не было. Шлюпка пошла ровно, без зигзагов. Потом Марина отстояла своё право – тоже грести. Гребла – гребла, но быстро устала. Тогда они с Мишкой взяли по веслу и стали грести вместе.

Так – с шутками, смехом наша шлюпка оказалась возле затонувшей баржи. В это послеобеденное время на барже почти никого не было. Марина решила прыгать с баржи в воду. Мишка помог ей, и они стали шумно, с брызгами прыгать с палубы в воду. Напрыгавшись, легли на мокрую палубу.

Марина стала рассуждать:
- «Шлюпка у нас есть! Это наш корабль! Ты читал остров Сокровищ? Читал… Значит, на этом корабле можем плыть на Остров Сокровищ! Нужен капитан и команда! Кто будет капитаном? Я - первая!  Я буду!» - выпалила она. «Ты, Мишка, будешь командой!»

- «А там ещё было много матросов, Джим Гопкинс. Потом ещё - пираты,  Джон Сильвер…» - рассуждал Мишка.
- «Ты, Мишка, будешь и матросами, и Джимом Гокинсом! Кому же быть Джоном Сильвером!» - размышляла Марина. 

Подумав, Марина сказала:
- «Ничего не остаётся, как быть мне Сильвером… Но я буду ещё и доброй Русалкой, которая помогает матросам… Тебе не сыграть эту роль лучше… Что ж – ногу оттяпать, что ли,  для роли?»

Так они спорили, хохотали, купались, ныряли. Мне оставалось лишь на всякий случай держать их всё время в поле зрения.  Дело было к вечеру.
   
- «На Остров Сокровищ поплывём завтра! Сегодня уже не успеем! А завтра дядя Иван даст на опять шлюпку?»
- «Надеюсь – даст… Где же этот остров, как думаешь? Куда поплывём?» - спросил задумчиво Мишка. «Дома всё обсудим…» - сказала Марина. 

И действительно – услышав просьбу Марины, Иван согласился дать шлюпку, и даже на весь день, с перерывом на обед. «А можно нам отправиться на понтоны?»

- «Если со старшими ребятами – то можно, только осторожно! К обеду – вернитесь!» Посоветовавшись, решили – Вилли и Тима отправятся вплавь, а я буду грести на шлюпке. До понтонов – километр. Не очень много. Шлюпка будет страховать  пловцов во время тренировки.   

Утром была тихая погода. Ни облачка. Ни ветерка. Погода моря – гладкая. Шлюпка стояла в море у камня, привязанная верёвкой к лесенке.  Под сидение шлюпки я подвесил за ремешок фотоаппарат – сфотографировать прыжки в воду с понтона.

Марина спустилась по лесенке на камень, забралась в шлюпку. Мишка установил вёсла, Сказал: - «К отплытию - готов!»
- «Отдать концы!» - весело крикнула Марина. «Плывём на Остров Сокровищ! Полный вперёд!» Мишка отвязал шлюпку, оттолкнул её от камня.

Я выбрался из воды  на корму шлюпки.  Сел на лавку,  взялся за вёсла.  Пришлось усердно грести. Надо было   догнать   Вилли и Тиму.  Они уже довольно далеко отплыли от берега. Шлюпка шла быстро, и мы постепенно догоняли  их.  Вот – поравнялись.

- «Капитан! Не хотите ли вместе с матросом, Мишкой взяться за вёсла?» - спросил я.
- «Самое время!» - воскликнула Марина. «Мы нагоняем стадо кашалотов! Пора взяться за управление кораблём, что бы морские чудовища не потопили нас!» - воскликнули они, глядя на Вилли и Тиму.  Я удивлялся неистощимым фантазиям и затеям Марины и Мишки.

Мы уже подошли к  понтонам. Сидя на корме шлюпки, я опустил ноги в воду и всматривался в тёмную глубину - туда уходили якорные канаты, удерживавшие понтоны. Мишка и Маришка о чём-то перешёптывались между собой позади меня. 

И вот  раздались их возгласы:
- «Мы – пираты!  Корабль наш! Мы его захватили! Посторонних – за борт! Наш капитан - Сильвер!»

И в тот же миг они вдвоём вытолкнули меня из шлюпки. Да я и не сопротивлялся – уже давно хотелось выкупаться. С удовольствием окунулся в море. А в шлюпке продолжалась возня, смех. Наконец, они тоже выпрыгнули из неё.

- «Шлюпку привяжите к понтону и от него не отплывайте!» - строго сказал я им. Понтонов было два. Это было два больших  круглых металлических бака,  выкрашенных  красной краской,  в длину – около 15, в диаметре метров 6 – 7. Они были притоплены и возвышались над водой около метра.

На мощных металлических кнехтах закреплены толстые канаты, уходящие в глубину  моря -   понтоны стояли на  якорях. На верхней поверхности понтона  - настил из гладких досок. На концах  - площадки из досок и лесенки в воду.   Вдоль,  от одного конца до другого  - дорожка из досок. Шлюпку Мишка привязал к лесенке. 

Берег виднелся вдали, до него было около километра. Вода чистейшая, голубая. Лёгкий ветерок с моря. Тишина, лишь лёгкий  плеск волн, ударяющих  в  край понтона, да  крик  чаек, пролетающих низко, над самыми головами. Замечательное место загорать, нырять и купаться!
 
- «Это – наш с Мишкой остров!» - предложила Марина. «Пусть тот понтон будет – ваш остров!»

- «Да как хотите! Но ходите только по доскам! По железным бокам понтона – ни в коем случае! Они скользкие, обросли водорослями!»

Вилли, Тима и я расположились на другом понтоне. Ныряли, загорали. С берега не доносилось ни малейшего звука. Всё так же пищали чайки.

Раскинувшись на деревянном тёплом настиле, уткнувшись лицом в пахнущие водорослями доски, закрыв глаза, я потерял ощущение времени, реальности, пространства. Было полудремотное состояние.

Лёгкий, чуть прохладный бриз чуть холодил спину. Потом стало ощущаться  чуть заметное покачивание понтона. Волны с плеском и лёгким шипением накатывались на покатый бок понтона, стало обдавать брызгами.

Чувствуя, что становится жарко, решил окунуться в море. Открыл глаза – в первое мгновение показалось, что всё вокруг зелёное – и море, и понтон, и далёкий берег, и даже появившиеся облака.

Поднялся, осмотрелся. Море выглядело совсем иначе – его поверхность была покрыта волнами, катившимися ровными рядами, с барашками на их вершинах.

- «Три балла по шкале Бофора!» - подумал я. Не зря читал морские книги Павловича! «Если барашки начнут заворачиваться, падать – то это будет уже 4 балла! Для нашей шлюпки – многовато! Надо – к берегу!»

Оглянулся. Вилли и Тима тоже, видимо, задремали, отдыхая после своей тренировки. Другой понтон был метрах в 20 – 25  от  нас.  Там  тоже было тихо.

Мишка загорал на одном его конце,  Марина –  на другом. Они тоже угомонились и отдыхали.
- «Вилли! Мы не проспали обед?» - окликнул я товарища.
- «Да, пожалуй, время возвращаться!» - согласились ребята. Шлюпка плясала на волнах, как конь на поводе, стремясь вырваться.

- «Мишка! Просыпайся! Марина! К берегу пора!»
- «Сейчас оденусь! Минутку!» - ответила она. Увидев, что одевание закончено, я нырнул в воду и поплыл к шлюпке. Мишка и Маришка уже сидели в ней. Волны сильно раскачивали шлюпку, обдавая нас брызгами.

- «Забыли фотографироваться!» - сказал я. «Пусть аппарат висит под скамейкой, как его привязали, а то намокнет!»
- «Зато как замечательно здесь купаться и загорать!» - воскликнула Марина.

- «Отвязывай шлюпку! Теперь моя очередь грести к берегу!» - сказал я Мишке, взбираясь из воды в шлюпку. Ветер дул с моря, попутный, подгонял нас к берегу. Вилли и Тима отплыли уже метров на 60.

Взялся и я за вёсла. Берег приближался. Волны стали выше. Ветер сдувал брызги веером с вёсел и они радужно искрились на солнце. Солнце яростно сияло, заставляя жмуриться. Вода мутная,  много водорослей, медуз.

Но ветер с моря – «моряк» - приносит тёплую воду. Действительно – вода была градусов до 27, не меньше! Вот и Спасательная станция. Шлюпку поставили на якорь метрах в 30 от берега., как нам советовал спасатель.

Вёсла вплавь пригнали к берегу и подняли к Станции. Марина взобралась на лестницу и пошла домой. 
- «Впервые вижу, что бы Марина улыбалась за последние 5 лет! Всё время была грустная! Понравилось на шлюпке! Оттаяла!» -  сказал спасатель дядя Иван.

«Можете брать шлюпку каждый день с утра! Если, конечно,  будет тихая погода!» - добавил он.


 Шлюпка  тонет!    Улыбка старого капитана 13

Встал я рано. Пристроившись на лавочке во дворе, читал Лоцию о Красном море Павловича. Было невероятно интересно: оказывается,  порт Массава -  самый жаркий в мире!

Читая, временами  задумывался - в воображении возникали раскалённые песчаные берега Красного моря, барханы пустынь, бедуины с  караванами верблюдов,  идущие от оазиса к оазису, как мореплаватели ищущие далёкие острова с пресной водой, пищей.
 
Как миражи передо мной возникали туманные дали моря, одинокий парус,  плавники акул, бороздящие его безмолвные просторы. Когда-то в тех водах царили пираты. Проплывали каравеллы конкистадоров, идущих в Индию за сокровищами. Прошли века, но море и акулы - всё такие же.  Так же идут караваны верблюдов по пустыне...

Мишка сидел рядом с шахматной доской, но партнёра для игры не было, и он скучая смотрел на бухту. Подошла Матвеевна. Помолчала. Потом, не спеша, завела неторопливый разговор, как бы сама с собой.  – «Хорошие вы ребята! Дружные… Заняты весь день – всё у вас дела, скучать некогда…»

- «Да когда скучать? Времени не хватает на всё!» - сказал  Вилли, садясь на лавочку.
- «Это верно – столько хочу прочитать! Таких книг, как у Павловича – больше нигде не найти! Вот и читаю когда есть свободная минутка! А ещё хочу тренироваться плавать, на шлюпке,  в шахматы некогда сыграть, » - добавил я.
- «Что это Марины не видно?» - «Спит после катанья на шлюпке – очень понравилось!  Пусть отдохнёт». Матвеевна помолчала и продолжила: - «Девчонки не берут играть в догонялки, классики, скакалки. Сами играют. Переживает, расстраивается. Да и понятно – что бы бегать и скакать, нужно быть здоровым. В шахматы, шашки научить бы – это подходит».

- «Девчонки редко кто умеет играть в шашки, шахматы – они всё в куклы…» - заметил Мишка.
- «Сегодня нам не до шашек! Погода хорошая, пойдём на шлюпке к Толстому мысу, будем там нырять.  Маски есть для ныряния. Может, амфору греческую найдём! Шучу, конечно… Но греческие корабли приходили сюда в древности…» - сказал Вилли.
 
- «Возьмите Марину!» - попросила Матвеевна.
 - «Пусть скорее завтракает! Ждать не будем…» - ответил Вилли и пошёл на  Спасательную станцию.

Минут через десять он вернулся:
- «Шлюпка готова! Пойдём под парусом до Толстого мыса!» И мы все отправились на Спасательную станцию. Шлюпка стояла у причала. Спасатель Иван с помощью Вилли устанавливал на неё мачту.

- «Только от берега далеко не уходите! Если не справитесь с парусом – вернётесь на вёслах. Немного течёт, но вот вам черпак».  В шлюпке лежал привязанный к тросу небольшой якорь с тремя лапами. Вилли положил в шлюпку сетку для устриц и  два крепких ножа.

- «Ты, Вилли, ходил под парусом, но все равно не увлекайся…На шлюпке  в этом плавании ты -  «боцман»… Отвечаешь – за всё и за всех! Шлюпку не утопите!» - напутствовал спасатель и положил в неё два спасательных жилета. 

Дул лёгкий ветерок, прямо в направлении Толстого мыса. Оттолкнулись от причала. Вилли поставил небольшой косой парус. Он наполнился ветром, развернул шлюпку, и мы стали довольно быстро уходить от причала.

Прочёл я несколько книг о парусах и парусниках в библиотеке Павловича, но теперь понял, что ничего не понимаю в этой науке. Шлюпка накренилась на правый борт, рассекая волны, летели брызги. Впечатление было невероятное!

Вилли объяснил, что всем нам нужно сесть на левый борт, и тогда шлюпка стала меньше крениться.
- «Не перевернёмся?» - спросил я нашего «капитана» Вилли.
- «Ветер слабый, и парус небольшой! Не перевернёмся!» - ответил он.

- «Здорово на паруснике! Ни мотора, ни бензина не надо! Так можно и море переплыть!» - восторгались ребята. Шлюпка быстро шла и шла вдоль берега. Вот и Толстый мыс.

Вилли опустил и собрал парус. Шлюпка закачалась на небольших волнах. Сбросили якорь. Глубина была что-то около 2 – 3 метров. До берега – метров сто.

Вода чистая, прозрачная. Хорошо видно дно, идущее в виде каменных уступов, покрытых колышущимися водорослями, с глубиной около 2 метров.

Между камнями - ровные песчаные дорожки, с глубиной до трёх метров. Эти каменные выступы тянулись прямо к мысу. Дальше в море глубина увеличивалась. Решили проплыть вокруг шлюпки, осмотреть дно.
- «Что искать будем?» - «В лучшем случае, найдём устрицы…».

Действительно, на камнях были плотно прикреплены  устрицы – мелкие, 1 – 2 сантиметра длиной, но попадались и большие – до 8 – 10 сантиметров. Пригодились крепкие ножи, захваченные нами.

Мы с Вилли ныряли, отдирали устриц, клали их в сетку, затем выныривали и складывали их в шлюпку. Скоро набралось несколько десятков, и мы решили, что достаточно для плова – мама обещала приготовить его, если будет достаточно устриц.  Мишка с Мариной были чем-то заняты в шлюпке. Главное, они не отвлекали нас от ловли устриц.

Решили возвращаться. Но ветер стих, парус был бесполезен. Я сел за вёсла, Вилли – за руль. Что бы сократить путь, двинулись не вдоль берега, а срезая его изгиб – напрямик.

Быстро ушли от берега. Мишка сидел на дне, собирал воду черпаком и выливал её за борт. Вот поравнялись с понтонами, прошли мимо них. Решили не останавливаться, так как шлюпка стала заметно сильнее течь.

Вилли предложил мне сесть за руль, сам стал грести. Двинулись дальше.  Мишка продолжал вычерпывать воду, но шлюпка текла всё сильнее и сильнее, заполняясь водой.

Вдруг он ойкнул, выливая воду,  и черпак упал за борт, мгновенно наполнился водой и скрылся в глубине. В тот же миг, не успев и подумать, я вскочил и нырнул туда, где скрылся черпак.

Метра на два глубже меня тонул черпак, а я изо всех сил старался его догнать. Два… Три… Пять… Шесть гребков изо всех сил.…  Дна не видно…

Внизу – серо-голубая мгла…  Вода – холодная! Давит на уши…Значит – глубоко! К десятку метров идёт дело…? Так глубоко – никогда не нырял! Даже если донырну до дна, то вряд ли смогу найти там злополучный черпак… Там темновато, лучи солнца теряются в толще воды – надо поймать его сейчас, в воде…

Без черпака – потопим шлюпку, стыд! Да ещё у нас двое малолетних пассажиров… Мысли молниями мелькали в моей голове. 

 А черпак, быстро погружаясь, вилял то вправо, то влево. Казалось – протяни руку – и схвати  его! Но не тут то было! Тороплюсь… Изо всех сил делаю рывок в глубину – и вот он, черпак!

Схватил его обеими руками… И тут же почувствовал, что устал, выдохся, вода давит на уши и темновато вокруг. До дна  далеко - его не видно!  Рывком развернулся… Вверху светлое пятно – поверхность моря…

Стал быстро всплывать. Над головой – посветлело. На уши – не давит. Последний рывок – и я вылетел наверх…

Брызги, свежий воздух… Глоток воздуха – как раз во время! Последняя мысль была – хорошо, что не врезался головой в днище шлюпки! Но она  в нескольких метрах от меня.

- «Поймал черпак?» - крикнул мне взволнованно Вилли.
- «Да»! – радостно ответил я. «Ну и глубоко же здесь!» Подплыл к шлюпке,  отдал черпак Вилли,  и тот стал быстро вычерпывать воду.

- «Что случилось? Почему такая сильная течь?» - удивился Вилли. «А! Вот здесь, на корме – почему отодрали цемент?!»
- «Мы думали, что это - грязь… Чистили шлюпку…» - сказал Мишка.
- «Ругать надо меня – начала наводить чистоту в шлюпке…» - созналась Марина.

- «Ясно! Вот почему вы так тихо себя вели… Это была заделана щель в дне…Без черпака - утопили бы шлюпку…» - сказал Вилли. Я влез в шлюпку, стал вычерпывать воду.

Вилли сел за вёсла. Мишку и Марину отправили на нос шлюпки, и они тоже масками, вместо черпаков,  набирали воду и выливали её из шлюпки. Воды в ней стало меньше.

Скоро подошли к причалу. Спасатель Иван ожидал нас с биноклем в руке. «Молодцы, что не утопили шлюпку!» - воскликнул он. «Впредь не ковыряйте днище!» 

Подцепив шлюпку подъёмником, общими усилиями вытащили её на причал. «Починим! Будет как новенькая! Вот тогда – приходите! Дам шлюпку кататься…» - улыбнулся  Иван.   И мы отправились домой, а потом на стадион – играть в футбол.

Потом пришло в голову это стихотворение:
 
На шлюпке в море мы пошли…

На шлюпке в море мы пошли,
А глубина там метров пять…
На двести метров отошли
И стали прыгать и нырять…

Дул лёгкий свежий ветерок,
И шлюпку дальше он понёс…
На дно наш якорь мигом лёг –
Мгновенно натянулся трос…

Мы долго плавали, ныряли –
Всё  дно морское    обыскали…
Ведь море с давних, древних лет
На дне хранит свой амулет…

Потом мы устриц отыскали,
С камней ножом их отдирали…
И стали в сетку собирать,
На шлюпку чтоб потом поднять…

Дул ветер… Волны разыгрались…
Как необъезженный мустанг
На  тросе шлюпка всё металась - 
Свободы ищет -  хоть  на шаг…

На устриц кончили  «охоту»…
Подняли якорь - в шлюпке он…
И к берегу гребли в охоту –
Поход наш в море завершён…


Устрицы по-гречески… Улыбка старого капитана 14

Шлюпка теперь на ремонте, а мама вспомнила об устрицах по-гречески.  Вилли сказал, что устрицы есть в порту, на сваях, под причалом. И вот, взяв с собой сетчатые сумки – «авоськи», маски  и ножи, мы поплыли в порт. Возле причала никто не купался, не плавал – это была зона катеров.

Удалось ускользнуть от внимательного взгляда работников порта и  моряков катеров, стоящих у причала. Они прогоняли всех, кто пытается подплывать к катерам – это опасно. Но нам не нужны катера.

Нырнув, проплыли последние метры и оказались под причалом. Над нашими  головами по причалу гулко топают ноги моряков, пассажиров катеров, в щели настила сыпется песок, камешки.

Лучи солнца, проходя через щели настила, отражаются и переливаются в мелких волнах всеми цветами радуги.   Мерцающие отражения играют на волнах,    радужно освещая снизу настил причала, сваи, борта стоящих у него катеров.

Железные ржавые сваи, с острыми гранями краёв. На их подводной части ракушек нет – их ободрали любители. Но на глубине полтора – два метра – ракушки есть!

Одев «авоськи» на плечо, мы ныряем, нащупываем устриц, отдираем ножом, бросаем в сумки. Держимся под водой - сколько хватает воздуха, и выныриваем. Отдышавшись, ныряем за очередными устрицами.

Вода под причалом с пятнами керосина, солярки  от глиссеров, катеров. На поверхности – скопление оторванных от дна и принесенных волнами водорослей, огрызки яблок, брошенные кем-то обгрызенные кочерыжки кукурузы, размокшие обрывки газет, обгорелые спички,  утонувшие пчёлы, осы, стрекозы и так далее.

Наши сетки наполнились устрицами, стало трудно выныривать с ними. Время шло незаметно.
- «Да мы уже часа четыре сидим под причалом! Вон катер пришёл из Новороссийска!» - сказал Вилли.

Был слышен шум двигателя «Элвы», подходившей  к  причалу. 
- «Сетки полные! Пошли домой, а то с ними уже трудно плыть!» И мы так же незаметно уплыли из-под причала на пляж.

- «Молодцы, что наловили! Но это ещё пол дела! Теперь очистите устриц от водорослей, камешков, песка!» - попросила мама. И мы с Вилли ещё часа два обдирали раковины ножами. Зато потом – с рисом, специями получилось вкуснейшее блюдо. Пробовал весь двор, и все были в восторге.

- «И где вы их только наловили?!» - удивлялись все. «Мы искали их на камнях от Толстого до Тонкого мыса – и везде их уже успели ободрать! Везде – пусто!» - удивлялись другие охотники за морскими  чудесами.

Пришёл Павлович с работы, посмотрел на устриц и сказал:
- «Прошло время, когда устриц было полно на любом камне в любой точке Черноморского дна – от Батуми до Одессы, где угодно! Сейчас – везде пусто! Поработали - любители морских деликатесов! Вот и вы выловили, возможно - последних устриц  Геленджикской бухты…» И нам стало стыдно…


Всё на нервах… Улыбка старого капитана 15

Вечером решил снова пойти к Махову. Что-то тянуло меня к нему - как магнитом.  Проникновенный  взгляд, немногословность, глубокое понимание человека, Это поразило при первой встрече с ним.

Ещё и рта не раскрыл, только готовился  что-то спросить, а он уже понимал мою мысль и даже отвечал на неё! Я рассказал Мишке об этом необыкновенном человеке, и он тоже загорелся: - «Давай пойдём вместе!»

Мы  не думали и не знали  – о чём говорить  с  Маховым?  Да и станет ли он, занятый человек,  тратить своё время на беседу с нами – подростками?  Просто хотелось пообщаться с интересным человеком. Он – как ясновидящий… Всё понимает без слов, всех видит насквозь…

Вот и сейчас – пришли к нему с Мишкой. Зашли в коридор приёмного отделения. Там – пусто, никого. Только санитарка моет пол шваброй, тихонько ворча что-то себе под нос. И тут быстро, бесшумно вошёл Махов… Одним взглядом окинул всё…
 
Поздоровались.  Я удивлённо спросил: - «Вам сказали, что мы пришли?»
- «Нет, просто я почувствовал, что кто-то вошёл в приёмное отделение. Это твой товарищ? Что случилось?» 

- «Да пока – ничего…Всё нормально…» - ответил Мишка.
- «Это хорошо, что нормально! Пациентов и так много…»
- «Много больных? А в приёмной комнате – никого…» - заметил Мишка.

- «Много – не то слово! Полно! Только что всех поступивших увезли в палаты. В приёмном отделении больных - осматриваем, берём анализы, решаем – какое заболевание.  И поскорее - в палаты! Там - лечим, даём лекарства.   Кого надо – готовим к операциям. Сейчас двоих готовят… У одного - аппендицит, у другого - грыжа… Минут через десять – пойду оперировать…» - ответил Махов.

- «А если вдруг все вылечатся? Что доктора будут делать? Без работы останутся?» - не унимался Мишка.

- «Об этом можно лишь мечтать!  Здорово, если вдруг все станут здоровыми… Но это - не так…  Во-первых – больных с каждым годом всё больше, а во-вторых…»

Мишка не унимался и, не дослушав, что же «во-вторых», продолжил вопросы.
- «Но, всё же – если все станут здоровыми – куда Вы тогда пойдёте работать?»

- «С удовольствием стал бы  садоводом… Всегда это мне нравилось…»

- «В грязи будете возиться?  После чистой работы в белом халате?»

- «Земля – это не грязь, она всех кормит! Вот в хирургии – другое дело… Кровь, гной… У кого-то понос, или рвота… Кого-то из лужи, из грязи достали и привезли сюда. Вот – видишь, тётя Маша пол моет? Поступали больные, была рвота,  и такую грязь развели, что она час уборкой занимается… Это в кино – всегда белые халаты! А практически – боль, стоны, страдания, кровь…Всё – на нервах! И больного, и родственников – жалко…»

- «А по виду не определишь, что Вы нервничаете! И даже настроение прекрасное! Как же Вы так умеете?» - спросил Мишка.

- «Приходится всё переносить в душе, терпеть, сдерживаться! И, к тому же, надо   подбадривать,  успокаивать всех, хоть на душе бывает хуже некуда…

Ведь если страдания больных - не трогают медработника, то нельзя ему заниматься медициной… Тогда надо на другую работу - машины чинить, или ещё куда…

Хотя – машину тоже жалко, если она в  нерадивых руках… Хирургия – ведь не столько служба, как служение людям. Врач отдаёт больному часть своей души…
 
Это  в торговле -  платите, и получите, то что куплено – например,   килограмм колбасы.  А  хотите  - что-нибудь другое -  берите  сардельки, огурцы… Или уходите, ничего не купив…

Это  бюрократ, бывает,  говорит -  раз опоздал на минуту и  приёмные часы закончены -  приходи  после праздников, через неделю…

В медицине – так нельзя.   Для медицины  нужен особый склад характера, настрой души. Не зря в древности была гильдия лекарей, и профессию передавали достойным  по наследству.

Лекарь должен быть честен перед больным, его родственниками, совестью… Им не должен быть - торгаш,  спекулянт, проходимец и им подобные…» - рассказывал Махов.

- «И за каждого больного переживаете?» - спросил Мишка.
- «Да, конечно! Иначе работать нельзя… А вы, ребята,  чем занимаетесь днём?  Ведь времени свободного у вас много?» - спросил Махов, меняя  тему.

- «Тренируемся – плаваем… На шлюпке…  Под парусом… Футбол на стадионе…  Читаем… Шахматы… Времени не хватает!» 
- «Моряками хотите стать?»

- «Мне ещё два годы школы, а Мишке – все четыре! Закончим – видно будет!»

- «Да, жизнь подскажет – к чему лежит душа, куда идти дальше… А пока - тренируйтесь, набирайтесь силы, выносливости! «Слабаки» - не могут стать хорошими специалистами.  Особенно в хирургии, если вздумаете ею заниматься.   Так что – тренируйтесь, сила пригодится! И учитесь – ведь не знаете пока - какие знания могут  пригодится в дальнейшем…

Идиоты считают, что всё решает только сила… Мол, «сила есть – ума не надо!»  Абсолютно не так -  всё решает сочетание ума и силы.  Особенно это важно у хирургов. Они работают  с максимальным напряжением  как начиная операцию, так и заканчивая её…

Во многих  других профессиях – можно делать перерывы, перекуры, перекусы, разминки,  и в туалет пойти, если надо… У хирурга во время операции - ни секунды передышки, ни в туалет пойти, ни капли воды выпить! Не каждый готов к такому…

Как дела у мамы? Когда уезжаете?» - спросил он меня напоследок.

- «У мамы – всё хорошо. Тромбофлебит прошёл. Спасибо за помощь.  Уедем завтра к вечеру, на «Элве».
- «Ну – счастливого пути! А ты что будешь делать, Миша? А Марина?»

- «Через день - уже в школу!» - ответил Мишка. «Марину оставят  здесь,  у тёти».
- «У тебя ведь есть старший брат? Помогите ей… Сделайте турник… Шведскую стенку… Небольшие гантели… Нужна физкультура!»

- «Да она хорошо плавает, подтягивается на турнике…» - ответил Мишка.
- «Скажи учителю физкультуры -  прошу зайти ко мне, как будет время…У меня сейчас времени нет идти к нему – один в хирургии работаю…   Расскажу, какую  гимнастику применить. Это  необходимо! А ты с братом – помогайте, подстраховывайте. Ну, всё – бегу в операционную!  Оперировать… Будешь в Геленджике – заходи…» - обратился он ко мне. «Вряд ли удастся мне ещё побывать в Геленджике!» - подумал я.  И мы расстались.

На улице было темно. Вдали играл оркестр, звучал голос певца. Это шёл концерт в летнем театре.  Улица была пуста – все ринулись на концерт.  Вокруг театра, в парке толпился народ, слушали выступления – билеты было не достать. Выступал Лундстрем с оркестром. Пел Кобзон. 

Билетов в кассе давно не было. Мы с Мишкой  попытались было как-нибудь пройти в зал, но это невозможно. Все деревья вокруг театра облеплены подростками, сидевшими на ветках и смотревшими оттуда концерт -  ведь у Летнего театра  лишь лёгкие стены, он без крыши! 

И вдруг откуда-то сверху  раздался голос нашего приятеля - соседа по двору. Он заметил нас и  пригласил  влезть к нему на дерево -  там было свободное место. Уже через  мгновения мы сидели на ветке рядом с ним.

Отлично видно сцену, оркестр, певцов. Снизу на нас с завистью посматривали взрослые – им неудобно лезть на деревья! Повезло нам! Так я впервые побывал на концерте знаменитых «Звёзд» эстрады.
 

Ночной рейс шхуны…  Улыбка старого капитана 16
 
Вечер был тихий. Небо заволокли тучи. Они становились всё чернее и чернее. Быстро стемнело. Далеко, на горизонте небо стало совсем чёрное. Изредка там мелькали вспышки молний, Но гром не слышен – всё происходит очень далеко!

Молнии вспыхивали всё чаще и чаще. Стали доноситься звуки далёкого грома. Потом  его раскаты стали громче, сливаясь в рокот  - то  чуть стихающий, то усиливающийся. Стало совсем темно.

Концерт в Летнем театре закончился, и мы с Мишкой слезли с дерева и бегом примчались домой. Заколыхались ветви сосен во дворе. Ветер налетел порывом. Зашумели деревья. Упали капли дождя.

И тут прямо над нами громыхнул гром, молния ярко осветила весь берег, и пошёл дождь, всё сильнее и сильнее. И вот – ливень! Сплошной поток воды!

С лавочек во дворе все помчались прятаться по домам. По приморскому бульвару с визгом и смехом разбегались запоздавшие пешеходы. Ливень скрыл бульвар, берег моря – ничего не  видно за стеной падающей воды!

Вот на минуту ливень стих. Стало совсем тихо, и с улицы на веранду неспеша вошёл капитан – Николай Павлович.
- «Прячьтесь! Сейчас хлынет ещё сильнее!» - сказал он.
- «Так вроде стихло?» - спросил я у него.

- «Это я попросил минуту передышки у Посейдона, что бы спокойно прийти домой! Вот – успел! Во время пришла  моя шхуна  в Геленджик!» - продолжал Павлович.

- «Дождь прошёл!» - обрадовались  во дворе.  «Идёмте купаться!»  - восклицали отдыхающие, и целой толпой пошли на берег.

- «Ну, ну…» - усмехнулся Павлович. И тут хлынул ливень, да так, что, казалось, сплошная стена воды падает на землю. Решившие купаться,   с визгом примчались обратно.
- «Это до утра… Завтра будет хорошая погода!» - подвёл итог Павлович.

- «И что же Вы доставили сюда на шхуне?» - заинтересованно спросил я.
- «А чего бы тебе хотелось?» - спросил Павлович.  «Полный трюм еды – мука, сахар, консервы… Да чего только нет! Надо же кормить весь город,  и отдыхающих везде полно!  И  промтоваров тоже много!» 

- «Разгрузитесь – и опять за продуктами отправитесь?»
- «За всем, что нужно людям! Ливень мешает разгрузиться сейчас -  ведь всё намокнет! Придётся разгружаться завтра днём… И ночью пойдём в Новороссийск за продуктами…»

Всю ночь громыхал гром, лило как из ведра. А утром – яркое солнце, чистое голубое небо, море тихое, спокойное. Лишь вода мутная у берега – это дождь обмыл берег, смыл с него пыль, мусор.

Наш двор весь устлан  слоем сухой опавшей хвои, сбитой дождём и ветром с ёлок, кое-где валялись  тёмные прошлогодние шишки. Воздух  чистый, свежий, прохладный.

- «Всё, закончилась летняя жара! После дождей в конце августа и  сентябре - всегда сразу прохладно!» -   сказал Павлович. И отправился в порт.
 
А мы с мамой - зашли на базар, купили фрукты. Потом катером отправились  на Тонкий Мыс  к племяннику, Володе. Почти каждый день мы к нему ездили  - возили фрукты, что бы поскорее поправлялся.

Рассказывали ему разные истории, читали книги,  одним словом -  развлекали.  Ведь так тяжело лежать месяцами на кровати, а ему предстояло ещё не меньше года лечиться в санатории. Хорошо, что все расходы взяло на себя Государство. Вряд ли кто-либо из тех, кто лечился  в этом санатории,  смог бы оплатить эти огромные расходы…

Нам уже пора уезжать домой.  Мне - в школу, маме – на работу. Осенью, зимой  будем слать Вове письма. Оставил ему свою подзорную трубу. Вове и другим ребятам хотелось смотреть на море, на пароходы, катера. И они передавали подзорную трубу из рук в руки – постоянно в неё кто-нибудь смотрел. 

Мама договорилась с медсестрой Клавдией Фёдоровной, что бы та покупала Вове дополнительно фрукты зимой и осенью за деньги, которые ей пришлёт.  Попрощались.  Теперь до следующего года будем писать письма.   

Вернулись катером в Геленджик. Решили во второй половине дня отправиться на «Элве» в Новороссийск, а потом поездом в Краснодар.

После первого рейса «Элва» ушла в Новороссийск.  Решили ждать  её   второй рейс! Но не тут то было – уже прошло время прибытия второго рейса, а «Элвы» всё нет и нет!   На автобус идти – бесполезно,  надо было брать билет заранее – за неделю…


И тут пришёл домой на обед из порта Павлович. Узнал о наших проблемах.
- «Что, не можете уехать? Да, сезон закончен! «Элву» поставили на ремонт – второго рейса не будет!  И на автобус не сядете – надо было брать билет заранее. Пишите домой письмо, что остаётесь зимовать в Геленджике!» - серьёзно сказал он.  Потом улыбнулся и рассмеялся.

- «Ничего смешного, что мы застряли!» - сказала мама.
- «Не расстраивайтесь! Отвезу вас на моей шхуне ночью! К утру будете в Новороссийске! Места хватит – ведь иду порожняком! Двух пассажиров уж как-нибудь доставлю!  Давайте паспорт!» - успокоил Павлович.

- «Зачем паспорт?» - спросила мама.
- «Так надо согласовать с начальником порта и с пограничниками, что везу двух пассажиров!»

- «Вы это серьёзно?»
- «Да какие уж там шутки! Всё именно так! Ведь вам нужно уезжать? Без меня никак не уедете…»  И мы поблагодарили Павловича.

- «Отправимся в полночь, а то и позже… Как только разгрузим шхуну… Имейте в виду - приходите на причал во время, и не опаздывать!»

Моей радости не было предела – на шхуне в море, да ещё ночью! Попрощавшись с Зинаидой Павловной и соседями, отправились в порт. На бульваре долго сидели на лавочке, а метрах в ста от нас в порту у причала -  «Марика». 

Там шла напряжённая работа. Матросы занимались разгрузкой шхуны. Подъёмный кран извлекал из её трюма бочки, ящики, груды мешков и опускал всё это в кузов грузовика. Загруженная машина уезжала, а на её место на причал задним ходом пятилась другая.

Время шло. Затихла музыка ресторана «Маяк». Стихли танцплощадки в санаториях и домах отдыха на берегу. Разошлись отдыхающие с бульвара.
Вот уехал с причала последний загруженный грузовик.

Взяв свой чемоданчик, мы пошли на причал. На шхуне матросы задраивали огромный грузовой люк в палубе. К нам подошёл Павлович, отдал маме паспорт.

- «Молодцы, что не опоздали! Ведь теперь вы – мои пассажиры! Без вас – из порта корабль не может выйти – не выпустят! Спросят – куда дел пассажиров?!»

- «Вы шутите?» - спросила мама.
- «Да уж какие там шутки! Это – серьёзно! Теперь - я за вас отвечаю!»
По узкой сходне поднялись на шхуну, и  матросы тут же втащили её на борт.

- «Вот только вас и дожидались с самого утра!» - рассмеялся матрос. В  нём я узнал того шутника, с которым не состоялся рейс на катере в Джанхот.  Оказывается – он с «Марики»! Мерно заработал двигатель.
- «Отдать концы!» Шхуна начала медленно пятиться, отходя от причала. Неспеша развернулась и пошла от берега. 

Яркие фонари бульвара остались позади. Берег всё удалялся и удалялся. Россыпью мерцали огни берега, превращались в яркие точки,  сливались между собой и исчезали в темноте ночи.

Где-то под горой, у подошвы хребта, за Геленджиком,  временами видны лучи фар автомобилей, движущихся по Сухумийскому шоссе. Эти снопы света,  временами яркие, когда машина, следуя изгибам дороги,  делает поворот и фары обращены в сторону моря.  А потом фары скрываются за деревьями, возвышенностями.
 
Вот шхуна поравнялась с маяком, который ритмично вспыхивал и гас на Толстом мысу. Справа – на Тонком мысу – огоньки окон детского санатория.  Вот они уже остаются позади шхуны. Мерно шуршат волны, ударяя в борт. Миновали вход в бухту -  впереди открытое море.

Но вот откуда-то впереди, со стороны моря донёсся приглушенный шум  мощного двигателя. Через минуту из темноты возник силуэт пограничного катера. Пушки на носу, корме. Пулемёты по бортам.  Его прожектор ярко осветил шхуну. Катер подошёл близко, остановился.

Шхуна тоже остановилась. Прозвучали взаимные приветствия,  усиленные  мегафонами – пограничников и капитана Николая Павловича.

С пограничного катера прозвучал вопрос:
- «У вас пассажиры?» 
- «Двое!» - ответил Павлович. Прозвучали пожелания счастливого плаванья. Пограничники выключили прожектор. Взревел его двигатель и, вздымая белую пену, катер умчался в темноту.

- «Можете спать до утра!» - посоветовал Павлович. «Утром будем в Новороссийске!» Маме показали каюту в надстройке, позади капитанской рубки. Там свободна койка штурмана, который на мостике.

Мне предложили спуститься по крутому трапу в носовой матросский кубрик. В нём тоже пусто - вся команда  на вахте.

В этот момент вдруг прекратил работать двигатель шхуны. Слышался лишь шелест волн и посвистывание ветра в тросах на мачтах.

- «Что случилось?» - не выдержал я, обращаясь к матросу на палубе.
- «Бензин закончился! Пойдём дальше на вёслах!» - пошутил тот. Я понял шутку и засмеялся. «Не веришь?!» - удивился матрос.

Но в это время из рубки на палубу вышел Павлович, пояснил:
- «Да ничего не случилось! Пойдём дальше под парусами! Ветер попутный -  сэкономим горючее. Приняли радиограмму:   спешить нечего – причал для нас будет свободен утром…»

 Павлович и, видно, боцман – отдали команды. Матросы развернули паруса на корме и на носу. Паруса раздулись, шхуна вздрогнула, повернулась, чуть накренилась на один борт и пошла вперёд, с шумом рассекая носом волны.

Вокруг, в море - полная темнота. Лишь ярко горели бортовые огни – зелёный на левом борту и красный – на правом. Палубу освещали плафоны в металлических сетках  на стенах рубки, над палубой. Свет падал так же из иллюминаторов рубки.

- «Осторожно на палубе!» - посоветовал мне знакомый матрос. - «Не выпади в темноте случайно за борт! Иди лучше – спи в кубрике!»

И я отправился  туда спать. В три ряда, довольно плотно одна над другой, там располагалось 9 коек. В одном углу этого треугольного помещения располагался крутой деревянный трап.

Через вентиляционную трубу сверху, с палубы доносились вздохи моря, плеск волн, порывы свежего ветра. Койка мерно раскачивалась, кренилась – вправо, влево, вверх, вниз. И я крепко заснул.
 
Проснулся от шумных ударов волн в борт. Казалось, что волны били лишь в нескольких сантиметрах от меня. Койка то поднималась вверх, то стремительно опускалась, и в этот момент всё у меня внутри замирало.   

Тускло светил плафон на потолке кубрика. Заснуть не удавалось – мешали стремительные броски и взлёты койки, шум волн. В кубрике душно – вентиляция не работала.

Решил выйти на палубу – посмотреть. Крутой трап выскальзывал из-под ног. Открыл люк,  и в лицо ударил ветер – солёный, морской, прохладный, и брызги воды – то ли от волн, то ли это шёл дождь.

Вышел на качающуюся палубу, плотно закрыл люк. Палуба уходила из-под ног то  вверх, то вниз, то – вправо, то – влево.

Ухватившись за какой-то трос,  попытался осмотреться.  Но тут ко мне подскочил всё тот же матрос-шутник и буркнул:
- «Только тебя тут и не хватало! Иди-ка лучше в рубку! Не шляйся по палубе!»

Над головой  гудят туго натянутые паруса, тросы, поскрипывают блоки. В лицо летят пригоршни брызг, ветер развевает волосы, посвистывает в ушах.

Над головой, вверху светятся иллюминаторы рубки. Матрос проводил меня туда, закрыл люк. У штурвала стоял матрос.  Рядом с ним – Павлович внимательно вглядывался вперёд, в темноту, где прожектор выхватывал и освещал белые гребни волн, на которые нос судна то взбирался вверх, то резко опускался вниз.

- «И что можно видеть в такой темноте?» - подумалось.
- «Выспался? В кубрике душновато! Пришлось закрыть вентиляцию – волны в неё забрызгивают! Повезло – ветер попутный! Утром будем в Новороссийске!»

- «А шторм не помешает?» - спросил я.
- «Это не шторм – а свежий ветер! Всё нормально!»

- «А Вы весь рейс не спите?» спросил я капитана.
- «Какой тут сон? Ведь здесь – один из самых оживлённых участков моря, полно кораблей! И все идут в разные стороны! Нужна крайняя осторожность и внимание! Вон, справа – видишь мигающий свет? Это – Дообский маяк!» Далеко на горизонте ритмично мигал маяк. 

-  «А вон – встречное судно! Видишь его бортовые огни?»- сказал рулевой.   
- «Идём - правильно! Иди – спи ещё!» - сказал Павлович, поглядывая на светящийся перед ним компас.

- «Сам не выходи на палубу – темно, качка! Может и смыть за борт! Проводи его в кубрик!» - дал он указание матросу. И я снова крепко заснул в кубрике на койке.
   
К утру качка стихла. Рассвело. Шхуна шла под парусами. Всходило солнце. Над морем был небольшой туман, сквозь который видны многочисленные танкеры и сухогрузы, стоящие на рейде Новороссийска и ждущие одни – разгрузки, другие – погрузки. Справа, над туманом, высится Маркхотский хребет, дымят  трубы цементных заводов.
 
- «Это не туман – а дымят цемзаводы - «Октябрь» и «Пролетарий!»  Сейчас – ветер дует с берега. Похоже – начинается норд-ост. Он уносит пыль в море. А когда ветер с моря – то пыль улетает в горы. Вот когда штиль – то пыль заволакивает город… Но это бывает редко!» - пояснил Павлович.
 
Шхуна всё ещё шла под парусами. Но вот капитан отдал команду – и паруса спустили, свернули. Заработал двигатель судна, и оно направилось к входу в порт, в створ между молами.

- «А можно под парусами войти прямо в порт?» - спросил я.   
- «Не хватает нам только под всеми парусами войти в порт!  И так начальство – ворчит! Мол, пора шхуну – на слом! Что это там за замашки – под парусами ходить! Как сто лет назад… Да жалко шхуну! Ещё может поработать!» - ворчал Павлович.

 Шхуна свернула правее, пошла к грузовому порту. Медленно приблизилась к одному из причалов. Пришвартовалась. Мама весь рейс лежала в каюте, она плохо переносила качку.
 
- «Прибыли! Новороссийск!» - объявил Павлович. Поблагодарили моряков и попрощались.   Водитель  попутного грузовика подбросил  нас в кабине до вокзала. Прибыли точно к поезду на Краснодар.
 

А русалки, всё-таки, бывают?  Улыбка старого капитана 17

Я смотрел в окно вагона. Мимо мелькали деревья, поля, домики посёлков. Вспоминались дни, проведенные у Старого Капитана. Мишка с его вечными вопросами на самые неожиданные темы.

Вот и сейчас – вспомнился он. Павлович, вероятно, еле находил ответ на его невероятные вопросы.  Старый капитан читал газету, сидя на лавочке во дворе. Мишка потихоньку подошёл, пристроился рядом и  незаметно  затеял разговор на интересующую его тему.

- «Павлович, а бывают всё-таки русалки в море? Что б с хвостом!» - спросил Мишка.

- «А ты как думаешь?»
- «Пишут, что бывают! И я - то верю, что они есть, то не верю! Вот Вы их -  видели? Ведь всю жизнь в море! Скажите откровенно!»
- «Видел, разумеется, и даже не раз!»

- А если русалка полюбит парня?»
- «Если русалка полюбит парня, то и он обязательно в неё влюбится».
- «И что? Утащит его в море?»
 
- «Да - когда как! Кого-то русалка утащит в море. А бывает – парень утащит её на сушу!»
- «И что же тогда? Ведь русалка не может жить на суше! И жабры… И хвост!»
- Если русалка идёт жить на сушу, то превращается в обыкновенную девушку…

- А Вам не приходилось полюбить русалку?»
- «Как же, было такое!»
- «И что потом?»

- «Потом мы поженились!»
- «И теперь она живёт в море?»
- «Чудак ты! Она – это Зинаида Павловна, моя жена!»
- «Да что Вы говорите? Невозможно поверить в такое…»

- А то и говорю, что она в душе  и сейчас русалка! И потому не ходит вместе со всеми купаться вечером, а то вдруг снова станет русалкой! И не сможет вернуться домой!»

- «Сказки всё это!»
- «Вот встретишь свою русалку – и пойдёшь за ней куда позовёт!»
- «Вот сейчас!  В море попалась - вроде русалка…   А дело - совсем в другом! Просто - инвалид!»

- Да, каждому моряку – свой корабль и своя русалка! И ты когда-то встретишь -  свою… Говорят, что с русалкой если встретишься, то влюбишься и женишься».

Сидя на соседней скамейке, я слушал разговор Мишки,  Павловича, а в голове крутились строки возникшего тут же стихотворения о русалке:
 
Русалка – с хвостом вместо ножек…

Русалка – с хвостом вместо ножек,
Но женщина во всем остальном…
Любительница лунных дорожек –
Хозяйка в  просторе морском…

Как же можно вам  русалку
В синем море распознать?
Дайте в руки ей скакалку –
Предложите поскакать…

И она - с хвостом - не сможет
Это сделать никогда…
Ей нырять, резвиться, плавать
Очень хочется всегда…

Ни за что она на сушу
Не захочет, никогда…
И зимою, в лед и стужу
Сгинет, скроется  всегда…

Ее голос сладкий, нежный
Хоть кого уговорит…
И улыбкой безмятежной
Колдовство она свершит…

Не купайтесь ночью в море -
Днем купайтесь вы всегда…
И на лунные дорожки
Не плывите никогда…

А за окном вагона быстро мелькали придорожные столбы, провода с сидящими на них птицами,  домики железнодорожных обходчиков. Паровоз дал протяжный гудок… Скоро приедем…