Экзамен

Наконец Володя уснул. Николай Иванович сидел рядом с кроватью сына и смотрел на него. Злоба душила его. Несколько часов назад Володя держал вступительный экзамен в музыкальную школу. Несколько часов назад Николай Иванович с Володей за руку шел по тихой Знаменке, и сердце его замирало по мере того, как они подходили к красивому старинному дому с колоннами. Директор сразу же увел Володю, попросив подождать. Николай Иванович не находил себе места. Мимо проходили мальчики, девочки, ему в каждом мерещился гений, и он с завистью думал об их родителях, вырастивших музыкальных вундеркиндов. Прошло всего восемь минут до появления директора с сыном. Директор, большой, полный мужчина, энергичным жестом предложил Николаю Ивановичу пройти в его кабинет.

- Подожди, пожалуйста, папу в коридоре, - сказал директор, увидев в дверях Володю. – Так-с, с чего же начнем? – произнес директор, постукивая карандашом по столу. – Хотел я как-то сгладить то, что вам собирался сказать, однако, будем откровенны: ваш ребенок антимузыкален. Для скрипача главное – слух. Володя же не извлек ни одного звука нужной высоты. Вы говорили, что он много занимался. Это заметно. Однако в постановке рук столько вопиющих ошибок, что лучше, если бы вы его привели к нам вообще без подготовки. Теперь переучивать поздно. Поймите меня правильно. Наша школа отбирает детей одаренных. Если вы хотите дать вашему ребенку музыкальное образование, отдайте его в школу по месту жительства. – Директор встал, сердечно подал руку, давая понять, что разговор окончен.

Николай Иванович стал зачем-то благодарить директора. Он долго пятился и произносил слова благодарности, пока не очутился за дверью. Выйдя в коридор и увидев Володю, Николай Иванович вдруг со всей отчетливостью понял, что произошло. Вначале ему удалось взять себя в руки. Однако в его душе все поднималось чувство злобы на своего сына, и в течение вечера он несколько раз довел его до слез. Лишь вмешательство жены оградило Володю от злобных выпадов со стороны отца. Володя долго не мог уснуть, плакал.

Только сейчас Николай Иванович подошел к его кровати и с ненавистью посмотрел на спящего сына. Казалось, его лицо излучало серость, посредственность. Кто же виноват в этом? Николай Иванович со своей стороны сделал все, чтобы дать сыну хорошее музыкальное образование, не жалел свободного времени, занимался с Володей в отпуск, таскал его по концертам, слушал с ним пластинки. Кто виноват? Он сам? Не оказалось у него тех генов, которые мог бы унаследовать его сын и стать талантливым музыкантом? За что такая несправедливость? Почему он, так любящий музыку, не музыкант? Почему его сын не может стать музыкантом? Теперь все пропало! Николай Иванович вдруг с ужасом подумал, что на его Володе, едва начавшем жить, судьба уже поставила крест. И не важно, осознает ли это в течение своей жизни его сын или нет. Для Николая Ивановича было достаточно, что это осознал он сам. Как несправедлива судьба! Ей мало, что она разбила его жизнь, она не пощадила и его сына. Николай Иванович с омерзением подумал об отборах, существующих в различных школах, кружках, секциях. Ему это напоминало отбор по экстерьеру на собачьих, кошачьих и тому подобное конкурсах. Николай Иванович еще и еще вглядывался в лицо спящего Володи и кроме дегенеративных черт, ничего не находил. Он даже стал вспоминать, не был ли он под хмельком в момент зачатия сына. Обида на весь мир нашла на Николая Ивановича. На его глазах показались слезы. Он закрыл лицо руками и откинулся на спинку стула.

Что есть музыка! Что за страсть овладела его душой! Почему ему так горько сейчас? Что он больше любит: музыку в себе, или себя в музыке? Вопросы роились в голове Николая Ивановича, не давая ему покоя. «Если это и любовь, то любовь неразделенная», - неожиданно подумал он.

Мир музыки! Ты как необъятный океан, в котором есть все: и буря, вздымающая огромные валы и разбивающая их в пыль о скалы; и штиль, когда водная поверхность мирно серебрится под луной. Ты как океан, дающий надежду в виде берега отчаявшемуся мореплавателю и вводящий в депрессию своей бесконечностью. Когда звучит музыка – смещаются все акценты, деформируется мир, и кажется, что ничего, кроме нее, не существует.

С чего же все началось? Где был источник той страсти, которая так въелась ему в душу и не давала покоя? Николай Иванович попытался сфокусировать сознание на самых далеких закоулках памяти, чтобы высветить, вспомнить то, что он ни разу до сих пор не вспоминал…

Вот он едет на трехколесном велосипеде вокруг стола и радостно подпрыгивает в такт звучащей из радиолы музыке. Что это было? Кажется, «Неоконченная» симфония Шуберта. Володя недавно разбил эту пластинку. Символично: сын разбивает мечты, надежды отца.

Следующая картина: он в интернате, в первом классе. Уроки фортепьянной игры ему дает молодой темноволосый мужчина. Они с ним за роялем, рояль почему-то в физкультурном зале…

На этом кончаются драгоценные, волнующие воспоминания раннего детства, и далее следует огромный провал, за которым Николай Иванович уже видит себя сидящим за пианино рядом с коровообразной преподавательницей, от которой пахнет пудрой и чем-то еще. Началась длинная, нудная полоса высиживания за инструментом. Николай Иванович прекрасно помнил то время, когда единственной отрадой для него был взгляд через окно на играющих во дворе мальчишек. Потом опять перерыв, и – новый педагог. «Ты знаешь, что такое кульминация? Как, ты не знаешь, что такое кульминация?! Кульминация – это…». Возможно, это был хороший педагог, но больше ничего не запомнилось. К счастью (или к сожалению) музыкальное образование Николая Ивановича на этом закончилось. Он увлекся естественными науками, и ему стало не до музыки.

Родители задумали продавать пианино. Николаю стало вдруг жалко это большой черный ящик, наделавший ему столько неприятностей, и, чтобы предотвратить продажу, он стал ежедневно испытывать терпение родных и соседей, разучивая вальс из «Маскарада» Хачатуряна. Как-то приятель затащил его в консерваторию, потом в зал Чайковского. Стали появляться ноты, пластинки. Однажды подрастающий младший брат попросил его научить играть. Николай показал ему ноты, стал разучивать с ним «Петушка». Но Дима отверг «Петушка» вместе с услугами брата и далее стал музыкально образовываться сам. Довольно быстро между братьями возникла конкуренция за право сесть за пианино, и естественным разрешением их споров стала игра в четыре руки. Младший брат набирал силу, и вот, уже Николай судорожно смотрит то в ноты, то на руки, разбирая свою партию и опасаясь упреков со стороны брата. Когда Николай музицировал один, Дима либо демонстративно уходил, либо начинал делать издевательские замечания типа «не дави клопов» (о «Крейслериане» Шумана)…

Вот знакомство с будущей женой: «А вам нравится Бах?» - «Я до него еще не дорос. Он для меня слишком сложен». Разумеется, и тут не обошлось без музыки. Николай Иванович женился, и затем последовали долгие годы без инструмента. Это была измена музыке. Природа взяла верх над искусством. Вскоре родился Володя. Николай Иванович приобрел электронно-музыкальный инструмент в две октавы и, как только это стало возможно, начал учить сына. Володя охотно стал заниматься. Бедный мальчик! Он и не мог предположить, во что это выльется в последующие годы.

Более серьезные занятия начались под руководством педагога. Володя, как только понял, что занятия эти связаны с ежедневным упорным трудом, потерял интерес к музыке. Николай Иванович нашел из этого выход. Он предложил после занятия скрипкой заниматься «интересными делами» - по желанию сына. Вопрос с занятиями был урегулирован. Однако бывало, что у Володи что-то не получалось, и он начинал плакать, восклицая в сердцах: «И за чем вы меня отдали заниматься этой проклятой скрипкой!» Николай Иванович хладнокровно выходил из комнаты. Через некоторое время Володя успокаивался, звал папу, и занятия продолжались. Система действовала безотказно, но в эти моменты Николай Иванович чувствовал себя извергом.

Запомнились занятия летом. Жара. Рядом стоит кружка с водой, и Николай Иванович периодически опрыскивает Володю изо рта. Занимались и на даче, на улице. Когда по дороге мимо участка проходили люди, Володя прекращал игру и пригибался: почему-то он стеснялся играть при посторонних.

Со временем Николай Иванович обнаружил, что его система занятий оказалась не так эффективной, как того хотелось. Володя исправно занимался положенное время, однако ошибки не устранялись, педагог был им недоволен. И тогда Николая Ивановича осенило: хороший отзыв, похвалу со стороны педагога отмечать подарком. И дела пошли. Володя стал как шелковый. Повторял пьесы, упражнения столько раз, сколько требовалось. Старательно работал над замечаниями. И почти каждую субботу Николай Иванович с Володей ездили в «Детский мир» за обещанным вознаграждением.

Однажды Володя заявил: «Если ты не будешь покупать мне подарочки, я не буду заниматься», - и посмотрел на отца. Николай Иванович еще не успел подумать, как расценить это заявление сына, как Володя добавил: «Что, испугался? Не бойся, буду».
 
Временами в голову Николая Ивановича приходили сомнения в правильности выбранной педагогической системы. Он думал, что бы сказал на этот счет Макаренко. Но ничего другого он предложить не мог…

Внезапно какой-то шум отвлек Николая Ивановича от воспоминаний. Володя, не просыпаясь, с закрытыми глазами, что-то быстро-быстро начал лопотать. Потом он перевернулся на спину, откинул руки на подушку и, высунув ногу из-под одеяла, затих. Николай Иванович осторожно поправил одеяло и вновь принялся смотреть на Володю. Слипшиеся от пота волосики торчали в разные стороны. На шее нежно пульсировала жилка. Лицо излучало доверительное спокойствие. Николай Иванович смотрел на сына, и в нем уже не было той злобы, которую он испытывал раньше. Володя не понял, что произошло с ним в этот день. Но он знал одно, что у него есть папа и мама, которые лучше всех на свете, и которые защитят его от зла. Николай Иванович не мог обмануть доверие сына, жизнь которого только начиналась.