Мои дорогие...

         
          Что есть наша жизнь? Чем и как она измеряется? Какова она по ёмкости, что её определяет?
          Мы так много говорим о времени… А ведь время – это всего лишь цепь событий. И жизнь измеряется не временем, а событиями – и потому она может быть короче или длиннее при одинаковых датах на памятнике.
          А пространство, в котором мы обретаем, разве измерить? Наше пространство – это встречи и расставания, улыбки и речи попутчиков жизни, их горячий пульс и лица, их слова, оброненные вскользь или обдуманно, их поступки…
          Нам кажется, что мы живём, отсчитывая сутки  отведённого каждому срока, мы уверены, что это где-то там, не с нами беда, не нас может настигнуть неминуемое…
          Мы бежим по своей лестнице в никуда, по-хозяйски наступая на хрупкие жёрдочки, на чувства, планы и чаянья друг друга. Мы частенько не слышим зова о помощи и не видим протянутой нам дружеской руки. Нам некогда, мы спешим своей дорогой, вольно или невольно освобождая себе путь и опустошая своё пространство, лишая себя каких-то событий, так и не вошедших в измерение нашей жизни…
         
         
          Позавчера, с большой неохотой и с явным отставанием от современных веяний я прописалась в «Моём мире» – и сразу меня нашёл однокурсник, а с ним и второй. И я знакомлюсь с последними новостями: «…Аллочка Савон умерла, умер Леня Горовой. Умер Виталий Смыков в Краснодаре. Нет никаких известий от Виктора Кирсанова из Ухты…»
          Сердце в стынь: уходят сверстники, творившие события моей жизни… пустеет мой мир реальный, беднеет моя жизнь… Конечно, они не первые…
          А кто был первым? Анатолий Ковалёв! Достиг многого, стал директором завода и погиб в автомобильной катастрофе…
          Толя, весёлый, уверенный в себе, независимый и честный. Помню, как он отлавливал меня в общежитии, усаживал на просторный, как лавочка, подоконник и на правах старшего, парня, отслужившего армию и знающего про жизнь куда как больше, чем я, только что снявшая белые бантики, велел: «Сиди! Я специально пришёл посмотреть на тебя. Ты тут одна такая… – я не уточняла, какая именно, неловко ёрзала по подоконнику, а он сверкал улыбкой Гагарина и плескался синью глаз. – Я знаю, что ты не про меня. Мне ничего от тебя не нужно. Только смотреть... Не вздумай отрезать косу! Это будет конец всему…» – и смеялся задорно, словно всё хотел свести в шутку, и болтал беспечно о чём-то мало значащем…
          Не послушалась я его, отрезала косу в год своего тридцатилетия – в этот же год он погиб. Случайное совпадение? Скорее всего, это так, но…
          На десятилетие выпуска нашего физфака не смогли прибыть уже четверо – и это были пока первые потери, принятые нами как роковая случайность. После застолья сокурсники стали кучковаться группами и парами: слёзы, объяснения в незамеченной любви… Оказалось столько несостоявшихся союзов, разбитых сердец…
          На двадцатилетие ряды наши снова поредели – и уже более ощутимо. И вновь слёзы, вновь, за руки держась, не расстаются несостоявшиеся пары…
         
         
          Случайны ли наши встречи, наши расставанья? Так ли уж мы невиновны в судьбах друг друга? Мудреем ли мы с годами? Или всё также бежим к эфемерным целям самоутверждения и поклонения кумирам и принципам, не замечая как кого-то ненароком задели и столкнули в пропасть?
          Этот случай из моей жизни научил меня многому. Я была уже состоявшимся специалистам, когда она пришла в мою лабораторию. Звали её Любаня и она сразу стала определяться со своим местом в коллективе из 14 человек. Шумная категоричная девушка из деревни, жившая другими, более конкретными ценностями и критериями, которыми, не скупясь делилась с остальными. Искренность и честность в ней уживались с хитростью сельчанки, приученной выживать вопреки всему и прежде всего тому, что село всегда у нас было в пасынках и правили там зачастую самодуры. За пять лет работы в лаборатории она так ни с кем и не подружилась, а, напротив, умудрялась частенько вызвать досаду и усмешки своей убеждённой безапелляционностью, впрочем, довольно добродушные досаду и усмешки, потому как человеком она была безвредным и стремилась помочь другим – но как-то слишком уж шумно и, как многим казалось, расчётливо… И вот однажды…
          Это был понедельник и ещё на проходной меня остановил коллега-конструктор: «Говорят, ваша Любаня того… приказала долго жить…» Это было оглушением, потому что Люба была сама жизнерадостность. Поднимаюсь к себе – все в шоке: Любаня отравилась дихлофосом… Надо ли говорить, что все мы почувствовали себя виноватыми? А я особенно, потому как уверена была, что одно моё расположение заменило бы ей остальных: она так открыто добивалась этого. А потом нам рассказали, как она спрашивала у своих соседей в заводском общежитии, и вполне серьёзно, чем можно отравиться так, чтобы наверняка – но никто не принял это всерьёз, никто не понял, что она уже больна была маниакально-депрессивным психозом. А ведь она не раз открыто жаловалась нам, что ей уже 30 лет, а она всё ещё ничего не добилась в жизни. Мы так и не поняли, сколь неистова она была в желании самоутвердиться в городе на престижном заводе, приезжать в село победительницей…
          Не раз она являлась ко мне во сне в своём несуразном пёстром платье с крылышками и смотрела на меня внимательно и скорбно. Много лет прошло с того несчастного случая, а я до сих пор в день памяти Любани, 25 августа, прошу её о прощении. Каждый год. И с нею поминаю остальных безвременно ушедших спутников жизни – пусть и не по моей вине, но без меня…
         
         
           Как трудно является в мир человек, как долго и кропотливо взращивают его, воспитывают, наставляют на Путь – и как легко его убить: словом, равнодушием, клеветой и нападками… Не говоря уже о пуле и прочих орудиях убийства.
          «Скелеты в шкафу»… Есть они, наверное, у каждого, рано или поздно настигает нас вина – а мы так ничему и не учимся…
          Черствеет и пустеет пространство нашей жизни, с кем-то сталкиваемся на бегу, не потрудившись задержаться, заглянуть в глаза, сказать доброе слово… А ведь ничего нет проще! И «дешевле» и доступнее – и неоценимее по своему эффекту…
         
          Мои дорогие! Мои невосполнимо утраченные и живые, обойдённые вниманием или не замеченные по слепоте души ли, суеты ли, раздражения или обиды друзья! Я люблю вас, знайте это! Даже, когда не всегда понимаю вас… Но я пытаюсь понять, и никогда не возвышаюсь за счёт принижения других – это не поза, это кредо.
          Искренне, ваша…


           ***
           Уходят сверстники от суетных забот,
           Печальной исчезая вереницей,
           Заламывая скорбно каждый год
           Судьбы прочитанные вскользь страницы.
          
           От наших дней незримые частицы
           Они безжалостно уносят в никуда,
           Стирая в памяти улыбчивые  лица,
           Секунды, дни и  целые года.
          
           Недосягаемы для наших покаяний
           Они на нас с небес глядят с укором,
           Томясь виной несбывшихся прощаний,
           Мы проиграли им заведомо все споры...



Иллюстрация: компьютерная графика - моя