Письмо Городецкому на седьмом этаже

Раньше я думала, что разговоры про три семерки все это полная чушь. Про счастье, которое сосредоточено в этом символе. Потом уже, когда моя сестра переехала в новую квартиру на седьмом этаже, номер той квартиры был 77. Мы долго смеялись над этим фактом, и я не верила, что номер как – то  может повлиять, на чью ту судьбу.
Когда впервые я увидела тебя именно в этом месте я поняла, что россказни о силе цифр это правда. Тогда именно в тот, наверное, день меня так сильно тряхануло.  Как будто 220 вольт. Меня парализовало. Да раньше я стеснялась, зажимаясь. А тут как будто меня ударили чем – то тяжелым по голове. У меня поплыло перед глазами, и я  уже не готова  была отвечать за свои поступки.
Как жаль, что мы уже никогда не сумеем испытывать тот же восторг что в детстве. Как жаль, что никогда больше не удастся влюбиться так сильно как тогда. Наивно, беззаветно, бесповоротно. И ты уверена, то назад пути нет. В мире никого не существует. Это великое счастье. Радость, которая не сравнима не с чем. Страх от того, что если он докоснется сейчас ты упадешь в обморок. Это так смешно, по – детски глупо.
Да, я совершенно согласна с тобой, что была ребенком. Я была настоящей напастью, младенцем, которого нужно было постоянно воспитывать. С тех пор прошло столько времени. Были парни, которые мне слишком нравились, были просто, которым я позволяла с собой быть. Но непременно великое счастье мне доставляло вести себя с ними, как будто я еще ребенок. Я все также любила дурачиться и изображать из себя маленькую. Многих это доставало, они совершенно не понимали, чем вызвано такое мое поведение. Да я и сама не понимала, откуда берет корни это мое дурачество и желание быть с мужчинами, даже моими ровесниками, мелкой. Так, чтобы казаться им и самой себе, совершенно неразумной чудачкой. Я специально задавала им глупые детские вопросы, на которые в большинстве своем уже давно знала ответы. Но все, же спрашивала, чтобы в очередной раз потешить свою бесшабашность.
Сейчас я сама уже живу в 77 доме на седьмом опять таки этаже. Как странно, что мы снова возобновили наше общение, теперь, когда у меня снова на носу выпускные экзамены, только теперь уже в институте. Прошло ровно пять лет, после того, как я попыталась сбежать. Тогда я смогла скрыться от тебя, но, увы, только не от  себя. Мне все так же тошно было навешать наш родной город. И до сих пор, когда я прихожу в эти дни своих приездов к сестре, я не могу побороть волнение, которое охватывает меня, когда я захожу в детскую. Мне кажется, что ты существуешь там в каждом углу. За каждым поворотом. Я не могу там долго находиться, потому что помню, как после первого года, проведенного в Москве, просто разрыдалась, зайдя в комнату.
Все это сейчас нереально, как будто сон для меня. Но в то же время мне жалко то время и себя, маленькую и беззащитную.
Я все никак не могла лечь вчера спать. Настолько привыкнув ложиться в два и три, а на днях и вовсе в 4. Лечь в час для меня было шуткой. Я долго рассматривала себя в зеркале ванной и все думала. «Что изменилось?». Можно подумать, все. Мы стали другие. Я  уже совсем не девочка, я уже молодая женщина. И в последнее время, меньше 22 мне уже не дают. Усердно занимаясь танцами, я добилась от своего тела своеобразного идеала. Грудь стала еще больше, а талия только тоньше. На руках и ногах заметно просматриваются косые мышцы. Я не хожу по земле, я летаю. Мне всегда скучно сидеть на одном месте, и слушая плеер, я могу в открытую, пританцовывать.
Я не знаю, какой ты стал. Совсем не знаю. И все рассуждаю, важно ли мне это? Пока точно нет.  Когда я увижу – сразу пойму,  я уверена.
Я поставила лицо под струи горячей потом холодной воды. И никак не могла успокоиться. Изнутри меня било сильной редкой дрожью. «Где ты?» «Что с тобой?». Я поставила руки в раковину, включила сильную струю воды по пальцам, смотрела неотрывно в свои глаза. Все изменилось. В детстве я могла разрыдаться. А теперь в глазах просто тоска и загнанность дикой кошки. Я не находила себе место весь день.
Так резко пропадать просто свинство с твоей стороны. Особенно в сложившихся обстоятельствах. Нет, ты можешь делать что хочешь. Я не ревную нисколько. Единственно я волнуюсь, что ты можешь сделать какую – нибудь глупость. Ты же ребенок. Напуганный к тому же моей откровенностью и таким мужским напором. Я совершенно не знаю, что творится в твоей голове, поэтому очень боюсь. Не играй на моих нервах, их и так уже нет.
В общем, Городецкий, в любом случае, что бы с нами не было, где бы мы не находились. мне важно знать, что ты жив и здоров. Это единственная просьба, не пропадать без вести.
Просто Чудо.