ВКЛ ВЫКЛ

Белая пелена окутывает все вокруг: деревья, небо, землю, предметы на земле. И, кажется, будто я тоже стал частью этой пелены, растворился в мельчайших парообразных капельках воды, хаотично движущихся в таком же хаотичном пространстве.

А поле, мертвое, выжженное дотла поле, все не кончается. И краев его разглядеть нельзя: все в бело-серой дымке. Серой от разъедающего глаза дыма. И слезы текут ручьями по вымазанным золой щекам.

Ноги ватные, непослушные, то и дело норовят свалить на еще теплую, тлеющую землю.  И туман еще предательски подбрасывает камни мне под ноги. Падаю. Встаю, волочусь дальше, то и дело оглядываясь. И, может быть, из-за этого сбиваюсь с пути.

Вновь камень под ногой. Я вижу: земля медленно, как в замедленной съемке, угрожающе приближается к моему лицу. Удар. Боль. Рассеченная бровь. И не хочется подниматься. Хочется так до конца дней лежать на этой черной, грязной, но все-таки родной, чем-то похожей на меня, такой же измученной земле.

- Встать! – даю себе приказ.

Но тело – упрямо. Не слушается. Не хочет идти дальше. Ползу, стирая локти и ладони в кровь.

А куда ползти? Ничего не видно. Туман и помогает, и одновременно мешает двигаться. Сковывает мышцы. Нагоняет страх своим зловещим серым телом, вонзаясь каждой молекулой в покрытую язвами кожу.

Пульс бешено колотит громадным молотом в виски, еще больше придавливает к наковальне – земле. Бью изо всех сил по наковальне, пытаюсь в отчаянии ее разбить, разрушить, сломать, чтобы провалиться в неизвестность, чтобы не видеть всего этого. Но земля тверже моей плоти, не поддается, отвечает еще более жесткими ударами.

И я ползу, ползу дальше. Пытаюсь увернуться от ударов молота. Но он сотрясает все вокруг стальными звуками приближающихся шагов и лаем собак. Вот-вот другой молот намного мощнее и тяжелее настигнет меня, расплющит, сровняет с наковальней.

Туман может обмануть людей, навести на ложный след, но зверей – никогда. И зверей-собак, и их хозяев-зверей. Зверье, жаждущее мяса и крови, ни за что не упустит след своей добычи. И я все отчетливее слышу грохот бегущих звериных лап. Все явственнее передо мной возникают их нечеткие, уродливые силуэты.

Встать. Сейчас главное – встать. Но не могу. Не получается. Тело не слушается. Не поддается приказам. Сознание вот-вот покинет меня. От страха перехватило дыхание. Задыхаюсь. Кашляю. С каждым новым приступом кашля выплевываю новую порцию бурой застоявшейся крови. И каждый раз – невыносимая боль в груди.

Но вот уже зверье рядом. Я слышу их рычание. Я чувствую их смрадный запах. Я даже вижу их оскаленные пасти с ровными рядами остроконечных зубов, с которых тонкой вязкой струйкой стекает предвкушающая наживу слюна. Я чувствую на себе их тяжелое дыхание. От этого мутно в глазах. Тело в оцепенении, в ожидании боли.

Прерывистыми, отдельными эпизодами сознание показывает мне происходящее. Я то проваливаюсь в забытье, то вновь прихожу в чувство от резко впившихся в плечо острых клыков.

Что есть сил пытаюсь сопротивляться этому яростному натиску. Жажда жизни заставляет меня противиться. И я, превозмогая усталость и боль, разбитыми кулаками со всей мочи бью по прожорливой морде ужасного хищника.

Я – загнанная в западню жертва, с сужеными от страха зрачками. А противник сильнее меня. Противник – хорошо натренированный злой пес. Мои удары все реже и реже.

На последнем издыхании вонзаю костлявые пальцы в глотку, и уже никто и ничто не в силах их разжать.

С большим трудом открываю слипшиеся веки, и сквозь щелочку ресниц вижу, как задыхается мой противник. Слышу его хриплое дыхание. Последний вздох – и лохматое туловище пса падает на меня.

Противник повержен. Но его бездыханное тело продолжает всем своим весом надавливать на  слабую грудную клетку,  от чего воздух в легкие поступает лишь маленькими порциями. Противник повержен, но  сохранившая страшный оскал огромная пасть и застывшие в глазах злость и ярость все еще нагоняют страх.

Страх – это второй барьер, который непременно надо преодолеть. Но страшные видения не отпускают мой разум, и опять, опять, опять вводят меня в оцепенение, не дают пошевелиться… 

Наковальня уходит из-под меня, и я безнадежно проваливаюсь в бездонную туманную бездну. Цепляюсь слабыми руками за края пропасти. И здесь уже страх мой помощник.  Боязнь провалиться заставляет держаться за край, держаться за жизнь. Держаться, во что бы то ни стало. Держаться на зло!

Вот интересно получается: жизнь – это добро, смерть –  зло. И выходит: стоять на смерть во имя жизни. Парадокс, не правда ли: держаться на зло во имя добра! Но где проходит эта грань добра и зла? Ведь трудно ответить добром тому, кто хочет тебе причинить зло.

Но так устроен человек, так устроены все живые существа. Это банальная борьба за выживание, за место под солнцем. Но не всегда мы задумываемся: а под тем ли солнцем мы стоим? И нужно ли оно, это солнце, вообще? Пресмыкающимся солнце необходимо для активности – холодной крови нужно тепло, энергия, энергия солнца. Но за место под этим солнцем приходится платить: всю жизнь придется пресмыкаться. Да и не всегда светило бывает благосклонно: оно может и лелеять нежными лучами, а может и безжалостно испепелить. 

В этом отношении легче всего рукокрылым. Всю жизнь летучие мыши живут без солнца, питаясь чужой энергией – кровью, - и ничуть не страдают. Но (без пресловутого «но» никак нельзя) до конца своих дней жить придется в темноте, не видя белого света. Как и сказано ранее, вампиры от этого не страдают, но (заметьте, опять «но») они просто не видели его никогда, не знают, как он прекрасен. Как прекрасна эта гамма семи цветов, из которых состоит белый цвет.

Каждый сам избирает для себя роль в этом мире. Ступает на нужную только ему дорогу. Куда ведет эта дорога? Этого не знает никто, кроме, конечно, Высшего Существа. Но управлять своей дорогой мы ведь можем?! Когда все плывут по течению в огромной реке жизни, находятся ведь те, кто плывут против?! Понятно, плыть против удается не каждому. Не всем хватает сил сопротивляться нескончаемому потоку. Но ведь можно же найти небольшой ручеек, который выделяется из общей массы капель?! Течет, хоть пусть и в том же направлении, но обособленно от других?! И этот ручеек, наверное, и есть та альтернатива между ящерицей и летучей мышью.

Хотя… Из смеси белого и черного получается серый цвет. И он, в большинстве своем, цвет преобладающий. И получается некий симбиоз: пресмыкающийся вампир. 

Нет, все-таки странно устроен человек: почему-то он всегда говорит о том, что правильно, как правильно, учит других жить, а сам остается тем серым существом, плывущим в общем течении. Остается тем пресмыкающимся вампиром, готовым укусить другого в любой момент, а если это выгодно – валяться в ногах, пресмыкаться…

Но нет. Наверное, я не прав. Не все делятся на пресмыкающихся и вампиров, и нечто срединное между ними – серое. Есть люди, которые готовые дарить свет, не беря ничего взамен. Тогда: кто они такие? Наверное, это и есть ЛЮДИ. Просто люди, без всяких «но». Они дарят свет и вбирают в себя все черное, все то, чем платят другие взамен. Но свет в них не кончается. Как электрическая лампочка, как находящаяся в ней хромовая спираль накаливания. И они привносят в этот мир свой свет, со всеми протонами, электронами и нейтронами. Так как не бывает такого в природе, чтобы всегда и везде были только плюсы, или были только минусы. Все должно находиться в балансе. И в любом человеке есть эта спираль. Даже в тех же рукокрылых, с той лишь разницей, что у них выключатель опущен вниз. А когда при поднятом вверх выключателе поток заряженных частиц устремляется к спирали, она просто не выдерживает напряжения – перегорает.

И теперь, похоже, что моя спираль скоро подобным образом перегорит. Перегорит, не выдержав напряжения. Как бы неприятно это было признавать, но выключатель мой всю жизнь был в состоянии «выкл». Хотя нельзя сказать, что я был вампиром или ящером. Похоже, что вампир и ящер – это крайности, между которыми находятся несколько других стадий, в которых в той или иной степени выражены свойства этих крайностей.

Сейчас уже сложно определить кого во мне больше. Скорее всего, я находился на срединной стадии – стадии пассивности. Мне и солнце не мешало жить, и в темноте я чувствовал себя вольготно. Получается я и есть то серое, плывущее в общей массе таких же серых частиц, таких же серых, как частицы тумана, окружающие меня. И я чувствую, как потихоньку растворяюсь в этой серой массе. Я расщепляюсь на миллионы серых молекул. Я – туман. Я медленно начинаю заполнять пространство, опускаться вниз, стелиться по земле. Стелиться по земле – пресмыкаться. Но в то же время нахожусь в невесомости – признаки рукокрылых.

И такое состояние мне вновь выгодно: враги, отставшие в погоне, с прожорливыми мордами рыскают повсюду. Но не находят меня. Вернее они просто проходят сквозь меня, сквозь мое невесомое, растворившееся тело. А концентрация молекул меня настолько высоко в пространстве, что я повсюду. Я даже поглотил теперь сам туман. Я поглотил своих врагов. Теперь я – охотник, они – мои жертвы.

Так часто бывает в мире, когда все меняется местами. В одночасье все может перемениться диаметрально противоположно. И это еще один всем известный  закон жизни: чем выше поднимаешься, тем больнее падать.

Теперь я, получается, высоко забрался. А они – упали вниз.

А ведь совсем недавно я сам находился на самом дне. Там, где света белого не видно. Где кромешная тьма и безликие тени.

А наверху? Разве здесь не так же? Все те же безликие тени, все та же тьма. Все то же самое. Поэтому, получается, что неважно, где ты находишься – наверху или внизу – все равно остаешься таким же: таким же серым, обезличенным, не принадлежащим себе, то есть общим. Общим, как туман, в который я превратился.

Но здесь, наверху, все же немного лучше. Можно сказать по-другому: комфортнее. Там, внизу, где со всех сторон только перекрестия стальных решеток, холодный пол, постоянные голод, страх и… боль, невыносимая, нестерпимая боль. И когда не остается сил больше, чтобы суметь ее перебороть, остается только надежда. Но надежда не на жизнь. Не на жизнь, потому что жизнь в это время кажется такой далекой, несбыточной мечтой. Да и если останешься в живых, спокойно жить не сможешь: страх будет постоянным спутником, ни на шаг не отставая от тебя. И этого боишься, порой, больше, чем саму боль.

Но теперь все это в прошлом. В далеком сером прошлом. А теперь передо мной туманное настоящее и абсолютно неизвестное будущее.

И это состояние, и то, через что мне пришлось пройти, врагу своему не пожелаешь. Ведь они не ведают того, что творят. Они такие же, как я - одержимые безумной идеей превосходства над другими. Ведь власть – страшная вещь. Она дает тебе многое, и ровно столько же забирает, но в других параметрах. Она отбирает у человека его самые лучшие качества. И он абсолютно этого не замечает. Более того: ему это нравится.

Сейчас у меня – большая власть. Да, мне это нравится. У меня есть теперь возможность расквитаться со своими врагами, и главным из них – своим страхом.

Он теперь понял, что я намного его сильнее. Он понял, что потерял свою силу, потерял власть надо мной, так как я его больше не боюсь. Пусть это будет тавтологией, но я не боюсь своего страха.

Я вижу: мои преследователи медленно растворяются в тумане, растворяются во мне. Я пропускаю их через себя, выступая в роли призмы, которая расщепляет белый свет, с той лишь разницей, что я расщепляю черный. Да, это нелегко, даже больно.

Теперь я понимаю тех людей, которые являются некими очистителями света. Я представляю, сколько серого, черного, мерзкого приходится им через себя пропускать. И, наверное, счастлив, что мне удалось внести небольшую лепту…

Солнце начинает неспешно подниматься над землей, и водяной пар, неподвижно зависший в пространстве, начинает незаметно рассеиваться, уступая свое место бесчисленным лучам Светила. 

Вот он – Белый Свет!!! Я наконец-то увидел его по-настоящему. Какая невообразимая красота! Всю свою недолгую жизнь перед моими глазами стояла толстая серая пелена. И вот, туман рассеялся, и я увидел эту потрясающую гамму всевозможных цветов. И я чувствую, вижу, как ярко горит моя спираль. Я вижу слепящий свет, исходящий из моей груди.

Но… туман рассеялся, а вместе с ним и я. И, конденсируясь, пар превратился в многочисленные капельки чистой росы. И я распался на мелкие-мелкие росинки. И моя спираль, на несколько мгновений в тысячи раз усилив свое свечение, погасла…

Но не все так печально! Роса, оставшаяся после тумана, питает своей влагой изможденную землю. Влага начинает пробираться по узеньким трещинкам вглубь земли, и встречает там маленькое семя какого-то растения. А семя, долгие годы ожидавшее влаги, вдоволь напившись, начинает устремляться вверх, к Солнцу, приобретая форму травинки. Зарождается новая жизнь на безжизненном поле. Моя спираль перегорела, но поток моих заряженных частиц продолжает свое движение. Просто току замкнуться негде. А ведь сгоревшую лампочку всегда можно заменить…



(27.03.08. - 14.07.08)