Ливень и Чара, глава 14

Глава 14.

   Тацины ждали появления Ливеня, стоя за деревьями у самого края леса.
   Вот из-за холма показалась женщина-омникус. За ней шел Ливень, ведомый двумя мужчинами.
   Старший тацин издал характерный горловой звук – так обычно вожак созывал свое стадо в случае опасности. И тацины ринулись на омникусов.
   Мадо, услышав бешеный топот копыт, не сразу поняла, что происходит. Но один из мужчин, присвистнув, закричал:
- Похоже у этого мерзавца есть друзья! Мадо, быстро беги за помощью в деревню! Нам вдвоем шестерых не одолеть. Но какое-то время мы сможем отгонять их кнутами.
   Мадо, не мешкая, бросилась в деревню и чуть не сбила с ног шедших ей навстречу Глаю и Чару.   
- Мадо, ты куда? – удивилась Чара.
- Мадо, нам очень надо с тобой поговорить, - добавила Глая.
- Некогда! На нас налетели тацины! Они, видно, хотят отбить у нас Красавчика. Я бегу за подмогой! – крикнула Мадо на бегу.
- Пусть отобьют! – закричала Глая. – Карк не сможет больше врать!
   Мадо резко остановилась:
- Что ты сказала? – она как-то болезненно посмотрела на Глаю.
- Я сказала, что не Красавчик – причина твоих бед, а Карк. Все, что он заявляет от имени тацина, на самом деле плод его извращенной фантазии и подлого ума, -  уверенно сказала Глая.
- С чего ты это взяла? – спросила Мадо как-то отрешенно, но вспомнив, зачем она бежала, бросила:
- Ладно, мне сейчас некогда! Потом поговорим! – и снова со всех ног бросилась в деревню.
   Между тем Чара, услышавшая о налете тацинов, не стала разговаривать с Мадо. Она ринулась к реке, и глазам ее предстало настоящее сражение:
   Тацины налетали на надзирателей по-одному и группами то с одной, то с другой стороны. Омникусы били их камнебитными кнутами, но было видно, что долго так мужчины не продержатся – слишком стремительно летели на них тацины, не давая опомниться и передохнуть. Еще немного  и они отпустят Ливеня. Им просто не останется ничего другого: либо отпустить тацина, либо погибнуть под копытами его освободителей.
   Чара наблюдала за битвой и не понимала, что она чувствует. Она ждала освобождения Ливеня, она сгорала от надежды вместе с ним, она рвалась на свободу вместе с ним и одновременно… Одновременно она внезапно ощутила, что ее что-то очень крепко держит здесь, в этой деревне. Она знала, что это. Это была уже зародившаяся в глубинах ее существа любовь к Глае. Глая была первым омникусом после смерти ее матери, которая воспринимала ее серьезно и, похоже, уже успела полюбить ее, как дочь.
   Чара сквозь слезы смотрела на то, как один из надзирателей упал на землю, а другой, продолжая держать Ливеня за туго натянутую веревку, пытался прятаться за ним от тацинов.
   Еще немного, еще несколько атак и Ливень вздохнет полной грудью этот пьянящий воздух свободы. Он снова будет дарить свою любовь всему, что его окружает, но будет ли Чара рядом с ним?
   Сердце Чары рвалось на части, но тут  она услышала жуткий шум позади себя – это на помощь надзирателям бежали вооруженные всем, чем можно, омникусы. Над головой Чары засвистели камни и метательные палки. Они градом обрушились на тацинов. Некоторые из метательных палок вонзались в тела тацинов, но они продолжали атаковать омникусов, издавая какое-то вызывавшее дрожь гудение.
   Один из камней попал в голову Свэру, и он упал, оглушенный ударом, но уже через несколько мгновений был снова в строю и опять бросался в бой. Тацины сражались насмерть. Мало кто из них теперь верил в то, что удастся уйти отсюда живыми, но никто не пытался бежать.
   Чару пронзила острая боль – та боль, которая сейчас висела над полем, боль плоти и боль души, боль отчаяния, боль от невыполненного обещания.
   И вдруг все омникусы замерли с занесенными над головой камнями и палками, замерли от неожиданности и удивления. Потому что в эту гущу копыт, камней, кнутов и палок неожиданно ворвалась маленькая девочка. Она подбежала к Красавчику, взлетела ему на спину и начала что-то гневно кричать надзирателям. На мгновение над полем воцарилась тишина, и  омникусы услышали ее слова:
-Привяжите друг друга к дереву! Водите друг друга к реке на верёвках, если уж вам так необходимо над кем-то издеваться! А его отпустите! Он не сделел никому из вас ничего плохого!Он знает все ваши чёрные мысли, но он хранит их в себе! Карк ничего не знает о них! Всё, что он говорит - лишь его грязные выдумки!
Омникусы были настолько ошарашены смелостью девочки и тем, что она говорила, что никто из воинов не шевельнулся.Тогда Чара наклонилась к уху Красавчика и что-то ему шепнула. Тацин гордо поднял голову и прокричал:
-Я молчу с тех самых пор, как появился здесь! Я знаю, о чём думает каждый из вас, но это не моё дело. Я лишь хочу, чтобы вы знали, что вами правит самый худший из вас. Так не должно быть! Вы дышите его злобными испарениями и постепенно отравляетесь ими. И ещё, прежде чем я навсегда покину вас, я бы хотел попросить прощения у Мадо.
Ливень глазами отыскал в толпе Мадо и обратился к ней:
-Мадо! Я виноват перед тобой! Я знал, что Карк разрушил твоё счастье, знал, как ты любишь своего мужа Блана, знал, что ты ни в чём перед ним не виновата. Я мучился от твоей беды, не знал, чем тебе помочь. И я счастлив, что могу сейчас сказать тебе это!
А ты, Блан, - и Ливень повернул морду в сторону высокого крепкого мужчины, выделявшегося из толпы своей особой статью.- Как мог ты поверить Карку? Как мог ты предать любимую? Неужели ты настолько бесчувственный? Неужели вы, омникусы, совсем ничего не чувствуете? Настолько, что не можете разобрать, где правда, где ложь, где добро, где зло? - и Ливень обвёл всех стоявших перед ним взглядом, полным досады. - Тогда учитесь чувствовать! Учитесь понимать друг друга без слов! Любовь ведь не в словах, - она - в сердце!
 С этими словами Ливень ударил копытами о землю и взлетел высоко над полем. За ним последовали его верные друзья. Несмотря на свои раны, они были так вдохновлены победой и речью Ливеня, что нашли в себе силы оторваться от земли.
  Невероятное это было зрелище. Шестеро тацинов висели над землёй и смотрели сверху вниз на притихших омникусов, потому что зависть, злость и эгоизм, царившие в душах многих из них, вдруг почувствовали неловкость при виде такой самоотверженности и любви.
Ещё мгновение и тацины стремительно понеслись прочь.
И вдруг в этой свистящей тишине раздался отчаянный женский крик:
-Чара! Девочка моя! Если ты улетаешь от меня, я хочу, чтобы ты знала! Ты - самое дорогое,
что у меня есть! Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, знай, я всегда жду тебя! Я люблю тебя, доченька моя!
 Но Чара не слышала этих, летевших слишком медленно, слов, и вскоре её взлохмаченная головка исчезла в небесной дали.