Колдун. Фрагмент. Проба пера, так сказать

 Как только я вошла, дверь за моей спиной со скрипом захлопнулась, оставляя меня в полумраке пустого туалета. За спиной раздался смешок. Стало жутко, как будто я героиня дешевого фильма ужасов, которой предстоит умереть в кабинке школьного туалета от рук какого-нибудь монстра или маньяка. Разумеется, это все моя разыгравшаяся фантазия, не больше. Но в тот момент я просто не могла трезво мыслить.
 Не решаясь обернуться, я дрожащим и срывающимся голосом спросила: «Кто здесь?». На этот раз вновь раздался смех, и не один. Когда я все же обернулась, то увидела три темных силуэта. В них я без труда узнала Жанну, Иру и Марину. Поняв, наконец, что моя фантазия сыграла со мной злую шутку, я облегченно вздохнула и обратилась к подружкам: «Ну, и напугали же вы меня, девчонки! Что вы здесь делаете? Я думала, что вы уже ушли домой».
 Маришка щелкнула выключателем, так что теперь я могла рассмотреть одноклассниц получше. Они стояли, скрестив руки на груди и с издевательской улыбкой на лице. Все трое смотрели на меня, и взгляд этот был не добрым, отнюдь.
 Сглотнув комок, образовавшийся в горле,  я с наигранной беззаботностью в голосе сказала: «Ладно, простите, но мне надо бежать. Как-никак, хочется быть дома раньше наступления ночи», и направилась к двери. Троица преградила мне дорогу, и Жанна воскликнула, обращаясь к своим спутницам: «Да вы только посмотрите на эту курицу! Готова удрать, поджав хвост. Ну, уж нет, сейчас ты за все ответишь!» Ира вышла вперед и со всей силы толкнула меня. От неожиданности я упала, сильно ударившись головой о перегородку.
«Почему?», пронеслось в моей голове, «За что они так со мной?». Рассудок просто отказывался понимать происходящее.
 В следующую секунду я почувствовала удар в живот, за ним другой – в поясницу, а потом еще, и еще. Один удар пришелся в лицо. Я тут же почувствовала во рту кровь. Разбитая губа и прикушенный язык сильно кровоточили. А тем временем все новые и новые пинки и удары продолжали осыпать мое тело. Меня хватило только на то, чтобы прикрыть руками лицо. Не было сил даже на крик.
 Я отлично слышала, как Марина и Ира говорили мне какие-то гадости, называли предательницей, в один голос утверждая, что пригрели на груди змею, которой пришло время обрубить хвост.
 Я не сопротивлялась, по-прежнему молча терпя всю эту боль. А боль была по-настоящему  сильной, казалось, что болит каждый сантиметр, каждая клеточка моего тела. Единственной мыслью было лишь: «Когда все это кончится?».
 И вот, после того, как девчонки распотрошили мою сумку и вытряхнули ее содержимое на меня, курящая в стороне  и наблюдавшая за всем Жанна, подошла ко мне. Она подняла за волосы мою голову и глядя в лицо, заявила: «Не смей перечить нам, тупица, иначе сильно пожалеешь об этом. И запомни: это были только цветочки», а затем выдохнула на меня вонючий сигаретный дым и потушила сигарету о мою ладонь.
 Когда они ушли, мир вокруг погрузился в тишину. Не было ничего: ни звуков, ни времени. Только изрисованные стены кабинок, да кафель на стенах и полу. А еще была боль, становящаяся все более и более невыносимой; и вкус запекшейся крови на губах…
 Не знаю сколько времени я так пролежала, мне казалось, что прошло не одно тысячелетие, которое на деле могло оказаться всего лишь минутой. Мне было все равно.
Даже когда чей-то голос позвал меня по имени, я не придала этому значения и не стала открывать глаза. Лишь тогда, когда капли ледяной воды коснулись моего лица, я с трудом приподняла веки.
 Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы сфокусировать свой взгляд и понять, что надо мной кто-то склонился. И еще минута, чтобы узнать разноцветные глаза Яна Латунина. Он что-то говорил, но я не понимала ни слова.
Парень залез в свою сумку и достал маленький флакончик, а после открыл его и поднес к моим губам. Наконец, я поняла что он говорил: «Выпей». Я безразлично  приоткрыла губы и тут же почувствовала, как какая-то приятная на вкус жидкость полилась в рот.
Стоило флакончику опустеть, как ясность сознания начала возвращаться ко мне. Ян помог мне сесть. Несколько минут я просидела, уткнувшись в его плечо, а потом заплакала. Заплакала так, как никогда в жизни. И я не могла остановиться, да и не пыталась.
Прошло по меньшей мере пол часа, прежде чем я успокоилась и полностью осознала рядом с КЕМ я сидела. В тот же миг я отпрянула от молчащего парня. Он усмехнулся: «Ну, что, успокоилась, наконец? Может, расскажешь чем ты так насолила нашим Ж.М.И?»
 Я невольно рассмеялась. Так нашу троицу никто уже очень давно не называл, с начальной школы наверно. Вы только не подумайте – это не аббревиатура их имен, нет. Ж – это жаба, М – макака, а И – индюшка. Никто уже не помнит откуда это пошло, но все отлично помнят расшифровку, хоть и помалкивают об этом.
Ян улыбнулся уголком рта: «Ну, теперь я точно уверен, что с головой у тебя все в порядке. Но признаться честно, выглядишь ты крайне паршиво». Я потянулась было к своему зеркальцу, что валялось на полу и чудом не разбилось, но парень поднял его первым и сказал: «Лучше не смотри, по крайней мере, пока». «Но мне ведь надо пойти домой, а значит надо привести себя в нормальный вид, хотя бы на столько, на сколько это возможно!», протестующее воскликнула я. Одноклассник отрицательно замотал головой: «Я помогу тебе. К сожалению, медпункт уже не работает, но в спортивном зале есть аптечка, так что пойдем туда».
 Я принялась собирать с пола свои вещи и кидать их в сумку. Тело по-прежнему болело, каждое движенье приносило сильную боль, но я старалась не показывать этого и прикусила губу. Какая разница, что я фиг знает сколько времени проплакала на плече у этого парня? Не стоит лишний раз показывать свою слабость, тем более ЕМУ. И тут меня осенило: да ведь это все из-за него! Я послушалась его дурацкого совета, да и вообще разговаривала с ним, что было запрещено Жанной, которая его просто ненавидела и объявила ему бойкот класса с шестого. Вот черт!
 Еле встав с пола, я перекинула через плечо сумку, и не глядя на Латунина, сказала: «Сама как-нибудь разберусь, спасибо». Я только успела сделать шаг, как услышала его печальный голос: «Ах, да, бойкот. Ты не можешь даже разговаривать со мной без разрешения своей хозяйки, ведь так? Ты просто жалкая собачка, которая не знает себе цены и беспрекословно исполняет то, что ей говорят. И чего же стоит эта твоя собачья преданность, а? Конечно, ты можешь вернуться к ним и даже попросить прощения, но тогда ты будешь ничем не лучше них».
 Застыв в дверях, я оглянулась. Он стоял у стены, засунув руки в карманы, и смотрел на меня презрительным взглядом: «А знаешь, иди отсюда, беги к ногам своей хозяйки! Видимо, я сильно ошибся, посчитав, что ты не такая как они».
 Я уставилась в пол и тихо сказала: «Это все неправда… заткнись!», и выбежала из туалета.

Каждый мой шаг эхом отдавался в пустых коридорах. На самом деле я была рада, что в школе уже никого не осталось, кроме пожилого охранника, который задремал прямо на рабочем месте.
 Я без труда прошла в гардероб, и забрав свою куртку, с трудом натянула на себя. Даже не глянув в зеркало, я вышла в школьный двор.
Снег белоснежным одеялом накрыл все вокруг и теперь пытался замести меня в сугроб. От ледяного ветра и тающих на лице снежинок кожа просто пылала. Я надела шапку и натянула капюшон, но не для того чтобы согреться, а чтобы скрыть свое лицо от любопытных взглядов прохожих.
 Дорога домой заняла вдвое больше времени, чем обычно. Темный подъезд встретил меня журчаньем воды их подвала и жуткой вонью. Впрочем,  я не обратила на это внимания и сразу же вызвала старый, скрипучий лифт, который медленно и с недовольным грохотом доставил меня на пятый этаж.
 Я не сразу нашла ключи от квартиры, и не сразу смогла попасть в замочную скважину. Но когда я вошла, то на ходу швырнула сумку в угол и скинула на пол куртку и сапоги. Какая удача, что родители еще не вернулись с работы, иначе бы их одновременно хватил инфаркт. Да, да – на столько ужасное зрелище я из себя представляла. По дороге в ванную я успела снять с себя почти всю одежду, и теперь стояла напротив зеркала в одном нижнем белье.
На скуле уже дал о себе знать огромный синяк, но даже он мерк по сравнению с разбитой и опухшей губой. Все остальное тело тоже было покрыто синяками и кровоподтеками. И если честно, то я была удивлена тому, что все мои кости целы.
 А меж тем, боль не унималась, и я готова была прыгать на стену, лишь бы она прекратилась. Второпях смыв с себя кровь, я приняла две таблетки обезболивающего, и, собрав с полу разбросанную одежду, кинула все в корзину для белья.
Часы показывали семь вечера, мама и папа должны были вернуться только через два часа.
Боль, наконец, начала отступать. Но на смену физическим страданиям пришли душевные. А их, увы, никакие таблетки заглушить и вылечить не могли. Согнувшись пополам, я долгое время пролежала на своей кровати, уставившись при этом в окно.
 Когда до прихода родителей оставалось от силы минут двадцать, я встала и решительно направилась за мусорным ведром. Затем, я вернулась к себе и одной рукой сгребла все содержимое полки с фотографиями в это самое ведро, которое в конечном итоге нашло свое пристанище в мусоропроводе: «Я не собачка!»
 На плите папу и маму ждал разогретый ужин, в тот вечер я впервые не вышла с ними поздороваться, а просто оставила на столе записку: «Легла спать, так как сегодня очень устала. Спокойной ночи. P.S: просьба завтра рано меня не будить – мне ко второму уроку. Ваша Лиза».