Голодное сердце 15

День, в который сотники Мур и Хифмур должны были свидетельствовать против Рихимера де Вера, а их бывший товарищ  - опровергнуть обвинения, выдался морозным и холодным. Воздух был сухим и чистым, так что малейший звук разносился далеко окрест. По случаю холода Хэриворд послал за другом и дочерью лекаря не носилки, в которых обычно передвигаются щёголи, а сани, предложив провести время до начала церемонии в его доме, расположенном вблизи занимаемого королевским двором замка. Садясь в сани рядом с Ирлингом, Ойгла испытывала тоску. Ей приснился страшный сон, будто Рихимера уже осудили и приговорили перед казнью к разжалованию из рыцарского сословия. Во сне командир пятой сотни стоял на грубо сколоченном помосте, а его замазанный краской и перевёрнутый щит висел на столбе. Затем вышел герольд и зачитал обвинение, а стоящие по обе стороны двенадцать священников затянули заупокойную всенощную. В перерывах между псалмами герольд снимал с Рихимера какую-нибудь часть доспехов, которую сплющивали и разламывали на кусочки дюжие помощники палача. После того, как был разбит щит, священники затянули «Deus laudem meam ne tacueris»,  а помощник герольда  вылил де Веру на голову ведро грязной воды. Осуждённого обвязали верёвкой, спустили наземь и, уложив в траурную повозку, повезли в церковь, чтобы отпеть заживо и передать его в руки палачу. В этом месте госпожа Ойгла в ужасе проснулась. Её мучили дурные предчувствия. Что означал этот сон? Был ли он провозвестником будущего или, напротив, раз всё самое страшное произошло во сне, обещал ли он спасение господину де Веру?
Под охраной солдат они приехали в дом Хэриворда. Там все уже были на ногах. От постоянного активного движения людей во всех направлениях, казалось, что двор и дом переполнены слугами и солдатами. Единственным спокойным человеком среди всеобщей суеты была жена хозяина дома, госпожа Беатрикс, которой муж велел собраться и ждать, когда он её позовёт.  Она сидела на резном стуле с высокой спинкой в холодном, нетопленном зале первого этажа.  Пригласив прибывших присесть рядом с ней на скамьях, хозяйка сказала:
-Хэриворд с раннего утра в таком волнении, что о том, чтобы разжечь огонь в камине и приготовить еду, все боятся даже заикаться. Ему кажется, что за хозяйственными хлопотами мы можем упустить драгоценное время.
-Может быть, он прав, – вежливо согласился Ирлинг Ирлингфорсон.
- Если бы он мог, господин Хомфолк, он притащил бы вас сюда ещё ночью, - скептически отозвалась госпожа Беатрикс. – Хэриворду всюду мерещатся враги, которые могут помешать ему доставить всех нужных свидетелей в суд. Я же не нахожу, что вам полезно сидеть лишнее время в неотапливаемом зале.
Было очевидно, что госпожа Беатрикс не осознаёт всей опасности предприятия, затеянного её мужем.
Через некоторое время снаружи раздался звон колокола. Это был знак, приглашающий всех заинтересованных лиц собраться в часовне королевского замка. Хаотичное движение в доме разом прекратилось, хозяин отыскался и отдал приказ всем следовать за собой. Первым вышел он с Ирлингом, которого держал под руку, затем – госпожа Ойгла и госпожа Беатрикс, следом солдат и бывший пленник. Сопровождало их несколько человек солдат из сотни Хэри.
Чтобы попасть в замок, следовало всего лишь пересечь небольшую площадь. Вместе с ними по ней двигалось ещё множество людей, подъезжали сани, прибывали крытые носилки. Мир казался чёрно-белым. Черными были дома, деревья и сидящие на них стаи ворон. Небо и покрывавший всё вокруг снег были белыми.
Они прошли по подвесному мосту, доски которого пружинили под ногами, а цепи жалобно поскрипывали. Госпожа Ойгла отметила, что вода во рву замёрзла, а на прикрывавшей лёд тончайшей снежной крупе оставили свои следы собаки и кошки. Во внутреннем дворе сухой снег громко хрустел под ногами. После яркой белизны снаружи, внутри часовни, пока глаза не привыкли, показалось очень темно. Из ртов присутствующих вырывался пар. Хэриворд тщательно проверил, чтобы все пришедшие с ним люди встали близко к алтарю и так плотно, чтобы их нельзя было отделить друг от друга. Вокруг них натиск толпы сдерживали несколько здоровенных парней – то ли слуг, то ли переодетых солдат. Госпожа Ойгла чувствовала, как страх скручивает ей внутренности. Скорее бы всё это уже началось!
Впрочем, королева не спешила. Все успели порядком подмёрзнуть, прежде чем она, её сын и невестка прошли по центральному проходу и заняли свои места на подушках передних скамей. Ойгла, как и большинство присутствующих, глубоко ненавидела королеву в эту минуту. Эта женщина производила глубокое впечатление на окружающих своей неукротимой энергией, стремлением выжить в любых обстоятельствах, решимостью и напористостью. Она одна была способна сохранить страну в целости и не дать её растащить на куски хищным феодалам. Это понимали все. Однако те её качества, которые хороши были в деле борьбы за власть, в деле общения с подданными превращались в пороки. Глубоко презирая всех, королева шла по головам, не считаясь ни с чем, а потому в глазах окружающих она так и не стала благодетельницей страны. Её даже называли между собой не полным именем - Мария, а сокращённым, словно она была простая девка  - Моуль. Под ним она и вошла в историю.
Пришёл архиепископ. Его помощники расставили на столике, покрытом шёлковой скатертью ковчежцы с мощами святых. Церемония началась. Вначале было объявлено, что все собрались здесь, чтобы стать свидетелями выдвижения обвинения против человека благородного сословия, рыцаря Рихимера Элиассона де Вера, командира пятой сотни армии принца Шейкоба в государственной измене. В часовню ввели обвинителей: Айфен Хифмур и Йоринд Мур были одеты в белые плащи. Затем доставили обвиняемого. На нём была простая ряса, подпоясанная верёвкой, голова не покрыта.
Первым выступил Айфен и при замершей публике заявил, что утверждает, будто командир пятой сотни в битве на Митрофаниевских полях сдался в плен по собственной воле, а не попал в руки врага в результате ранения. Держался он спокойно. Рука,  протянутая над ковчежцами, не дрогнула во время произнесения клятвы, которой он подтверждал верность своих слов.
Затем наступила очередь Йоринда. Он подошёл к архиепископу с опущенными глазами, начал говорить, но тут неожиданный шум, шедший от двери, отвлёк командира шестой сотни. Все обернулись и увидели, что в зал слуги почтительно вводят уважаемого рыцаря, Борда Робертсона де`Браси, потерявшего зрение от тяжелой травмы головы, полученной на войне лет пять назад. Двое слуг поддерживали его под локти. На поводке слепой держал собаку-поводыря, которая уверенно вела его вперёд.
Увидев Борда Робертсона, Йоринд внезапно побледнел, потерял дар речи и начал говорить нечто несвязное. Из его слов стало ясно, что он не может с точностью сказать, видел ли он предательство господина де Вера или нет. Архиепископ, чтобы помочь обвинителю, начал задавать вопросы, требовавшие чётких и точных ответов. Однако это не помогло. Взгляд Йоринда застыл на медленно продвигавшемся по проходу слепце.  Когда тот встал на соответствующее его рангу и заслугам место, с которого Борд Робертсон мог бы всё хорошо слышать, командир шестой сотни впал в полное оцепенение и прострацию.
Дальше слово перешло к Рихимеру де Веру. Он чётким, хотя и простуженным голосом отверг обвинение. От молодого человека исходило такое непостижимое спокойствие, что госпожа Ойгла почувствовала, как её охватывают внутренний холод и страх. Его, казалось, вовсе не трогало, что он стоит перед цветом знати всего королевства, облачённый в рубище, в двух шагах от топора палача. Рихимер глядел на всех прямо, не пряча глаз, и в его взгляде не отражалось никакое человеческое чувство.
Поскольку обвинители и обвиняемый одинаково поклялись над святыми мощами в прямо противоположных вещах, королева и принц каждый со своей стороны назначили двенадцать безупречных знатных мужей для разбора этого дела. В число судей вошёл и уважаемый всеми Борд Робертсон де`Браси.  Свидетелям, желающим дать показания, было приказано заявить о себе и присягнуть в том, что они будут говорить чистую правду. В пользу обвиняемого взялись выступить  сотник Хэриворд  Шентон, сотник Ирлинг Хомфолк,  госпожа Ойгла Каронида и ещё двое – солдат и бывший пленник. Заседание суда назначили на следующий день.
Когда все вышли на улицу и остановились, хлопая ослепшими после полумрака часовни глазами, Ирлинг сказал Хэриворду:
-Вовремя появился господин Борд Робертсон. Ты заметил, как Йоринд смешался и не смог говорить?
-Да, видно нечистая совесть не позволила, - кивнул головой Шентон.
-Уж не твоих ли рук это дело, Хэриворд Норкассон?
-Ты считаешь, что Борд Робертсон не должен был приходить? – в удивлении поднял брови Хэриворд. – Его всегда приглашают в сложных ситуациях, когда дело касается чести благородного человека. Борда Робертсона не могут ослепить ни внешность, ни знаки отличия, ни недовольство на лицах могущественных люде й. Он судит сердцем. Разве это не правильно?
-Интересно, случайно ли так вышло, что Борд Робертсон опоздал и вошёл прямо во время клятвы Йоринда? – усмехнулся Ирлинг, пристально глядя на друга.
-Не пойму, в чём ты меня подозреваешь? - пожал плечами Шентон. – Ты же видел, я стоял рядом  с тобой. Ты сам-то как? Устал?
-Устал, - нехотя признался Ирлинг.
-Бери-ка меня под руку и пойдём. Я думаю, тебе следует заночевать сегодня у меня, чтобы завтра было ближе идти, не так ли госпожа Ойгла Магненция фийя? Да и вы бы оставались.
Дочь лекаря, застигнутая врасплох этим предложением, сначала отказалась:
-Меня будут ждать мои люди, да и как бросить дом?
-Я пошлю кого-нибудь предупредить ваших слуг, что вы сегодня ночуете в моём доме. Оставайтесь, а то вдруг господину Хомфолку понадобится ваша помощь?
Голос у Хэриворда был вкрадчивый, за просьбой чуткое ухо улавливало приказ. Командир первой сотни требовал, чтобы все возможные свидетели из числа друзей Рихимера остались по его охраной на эту ночь, ведь сегодня они посмели выступить против самой королевы. Ойгла содрогнулась, представив, что может случиться в пустоте безмолвного отцовского дома с ней, одинокой женщиной, и согласилась.
Зимой темнеет рано. Жилище Хэриворда было плотно окружено охраной из числа солдат его сотни. Временами  со двора доносились их голоса. Иногда по слюдяным пластинкам, вставленным в окна, протекал алый ручеёк: это проходил кто-нибудь из охранников, держа в руках факел.
Хозяин с женой и их гости провели вечер возле камина, глядя на пылающий огонь. Спать разошлись рано: Хэриворд боялся, как бы они не проспали, а судьи не объявили, что свидетели не явились.
Суд прошёл в торжественной обстановке, но особенно дела не прояснил. Айфен стоял на своём. Йоринд выглядел больным и напоминал зверя, внезапно обнаружившего себя в ловушке. Он путался, и из этой путаницы нельзя было понять, был он свидетелем измены или нет. Сотник выглядел так, словно изо всех сил пытался заставить себя делать то, что ему приказали, но нечто ему мешало. Он осознавал, что после процесса с него спросят за эти колебания, страдал и страшился расправы, но произнести нужные слова не смог. Ирлинг Хомфолк, как и обещал, подробно описал позиции каждого отряда на поле битвы и выразил удивление, что он, находившийся ближе всех к Рихимеру, не видел его измены, в то время как бывшие на другом конце поля сотники стали её свидетелями. Солдат поклялся, что на его глазах де Вер получил удар по голове и упал с лошади. Дочь лекаря Ойгла Каронида засвидетельствовала, что на голове обвиняемого есть следы, которые могут подтвердить получение удара, о котором говорил предыдущий очевидец. Бывший пленник сказал, что когда он увидел Рихимера в руках врага, тот находился в тяжёлом состоянии и не мог поднять головы. Сам обвиняемый категорически отверг обвинение в измене.
- В этом деле мы видим только один выход, а именно  - поединок перед лицом королевы, на котором Божий суд определит правого и виноватого, - сказал старший из судей после долгого совещания.
Определено было, что Айфен и Рихимер сойдутся на мечах, одетые в доспехи из мочёной кожи, через два дня после вынесения решения о поединке. Отсрочка была дана для того, чтобы оба смогли подготовиться и найти необходимое оружие и снаряжение. Для гарантии появления ответчиков на поле обе стороны должны были предоставить заложников. Со стороны Рихимера ими стали сотник Ирлинг Ирлингфорсон Хомфолк и Беатрикс, жена Хэриворда Шентона, в чей дом временно переходил обвиняемый. Со стороны Айфена Хифмура заложниками были сотники Йоринд Мур и Марино Фальеро.
Хотя в отсутствие хозяйки в доме вовсе не было женщин, Хэриворд попросил госпожу Ойглу остаться, чтобы помочь Рихимеру. О том, насколько смутно было у него на душе, дочь лекаря почувствовала по тому, что сотник, забыв предрассудки и былую гордость, пригласил её пойти с собой в церковь, чтобы поставить свечи и помолиться за успех де Вера в приближающемся поединке.
-Я верю, госпожа Ойгла Магненция фийя, что Бог обязательно дарует победу правому, - сказал он ей, -  но я также знаю, что человек с повреждённой спиной вряд ли сдержит сильный удар меча. А что вы думаете?
Ойгла даже боялась думать. Она знала, что поражение Рихимера будет означать подтверждение Богом измены сотника, а это превратит показания его друзей в лжесвидетельства. Начнётся следствие с целью добыть истину, а истина, как известно, добывается пыткой. Во время пытки всплывёт тайна Ирлинга Ирлингфорсона… Нет, она не станет думать об этом сегодня!
Дойдя до последней степени отчаяния, голова дочери лекаря начала усиленно работать. Она настояла на том, чтобы  время до поединка Рихимер провёл в абсолютном покое, погруженный в дрёму её травяными отварами, а в решающий день перетянула его поясницу плотными бинтами, чтобы не дать ничему сдвинуться и создать дополнительную опору позвоночнику.
«Хотела бы я иметь хоть частицу твоего спокойствия», - подумала госпожа Ойгла, глядя, как командир пятой сотни молится, стоя на коленях перед воткнутым в пол мечом и прижавшись лбом к его крестообразной рукояти.
Когда она, Хэриворд и Рихимер вышли на улицу, светило холодное зимнее солнце. Госпожа Ойгла обратила внимание на то, что волосы у командира пятой сотни пегие. Она прищурила глаза и поняла, что в светлых прядях де Вера прячется обильная седина.
Поле, назначенное для поединка, было расположено на площади перед королевским замком. За два дня его огородили двойной плетёной изгородью, между которой находились стражники, с двумя воротами. С одной стороны располагались трибуны для членов  королевской семьи и знатных людей. С трёх других расположилась разношёрстная толпа. Также были заняты зрительные места во всех окнах домов, окружавших площадь. Когда королева, её сын и невестка расположились на своих  местах, церемониймейстер, занимавший сиденье у их ног, приказал ввести заложников на арену, чтобы они находились там до тех пор, пока обвинитель и ответчик не принесут клятву. И тот, и другой явились вовремя. Коннетабль попросил их назвать свои имена и приподнять забрала шлемов, дабы удостоверить их личности. После этого он ввёл Айфена  в восточные ворота огороженного поля, а Рихимера – в западные. Каждого из них сопровождали по два назначенных им  в арбитры рыцаря, которые должны были наблюдать, чтобы до принесения клятвы соперники не применяли магии и запрещённых чар. Писарь в синей мантии вынес Священное Писание. Обвинитель и обвиняемый, положив руку на святую книгу, поклялись, что они говорят правду от первого до последнего слова, и намерены доказать свою правоту, положившись на суд Господа. После этого заложников отпустили, и они присоединились к зрителям, сидевшим на помосте.
На арене остались, за исключением Айфена и Рихимера, два рыцаря и четыре оруженосца с деревянными копьями, в обязанности которых входило растащить сражающихся в том случае, если королева пожелает прекратить бой. Одним из рыцарей был Хэриворд Шентон. Они встали по углам площадки.
-Пусть принимаются за дело! – громко объявил коннетабль, и поединок начался.
На кону была жизнь, поэтому Айфен обрушил на Рихимера целый ряд тяжёлых рубящих ударов. Видно было, что его соперник с трудом выдерживает их.
Госпожа Ойгла закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Один внутренний голос говорил ей: «Ну, что же ты, Ойгла?  Разве ты не веришь в невиновность господина де Вера? Чего бояться, если он прав? Может, на небесах уже снаряжают ангела ему в помощь?» Другой голос нашёптывал: «Разве ты не знаешь, что у Рихимера едва зажила травма спины? А ведь он ещё провёл несколько дней в холодной тюрьме. Помнишь, как ты ощупывала утолщения на его позвоночнике, и под нажимом твоих пальцев выступившие косточки с хрустом вставали на место? Ты хорошо знаешь его спину, ты чувствуешь, как при каждом сотрясении тела под тяжестью меча Айфена  плоские косточки снова выходят из своих пазов. Сейчас он упадёт, и вместе с собой утащит в бездну бесчестия и тебя. Зачем ты ввязалась в это дело?»
Глубокий вздох толпы заставил Ойглу открыть глаза. Рихимер лежал на земле, лицом к серому зимнему небу. Айфен Хифмур готовился нанести ему последний удар. Однако в пылу борьбы вместо того, чтобы опустить меч сверху вниз, он  так сильно размахнулся для рубящего удара, что потерял равновесие. Возможно, Айфен поскользнулся на льду, скрытом под слоем снега. С трудом удержавшись, чтобы не упасть назад, он внезапно рухнул вперёд. Рихимер, который к полному недоумению публики, не пытался вскочить, выставил вперёд руку с мечом, на который и оказался нанизан его обвинитель. Острие вошло в щель между шлемом и воротом доспехов. Из горла командира третьей сотни хлынула кровь, окрасив  алым снег и доспехи де Вера.
Хэриворд, плюнув на правила, подбежал к Рихимеру и столкнул с него тяжёлое тело Айфена, в глазах которого ещё теплилась жизнь. Хифмур пытался ловить ртом воздух, но тот шумно выходил сквозь рану вместе с пузырящейся кровью.
-Вставай, Рихимер, вставай! – бормотал Хэри, приподнимая товарища за плечи. – Если ты не встанешь, то тебя признают виновным!
- У меня всё черно в глазах от боли в спине! Я не встану! – прошептал белый, как полотно, Рихимер.
-Встанешь! – шипел ему на ухо Хэриворд, сажая товарища и рывком пытаясь поставить его на ноги. – Обхватывай меня за шею одной рукой, а другой опирайся на меч и иди! Помни про свою мать, про меня, Ирлинга! Нас же всех казнят по твоей милости! Иди, ради Бога! Дотащись хоть как-нибудь до ворот, а там тебя отнесут в мой дом!
Дорога до ворот показалась молодым людям вечностью, но желание выжить и спасти товарища придало Хэриворду необычайную силу. Рихимер висел на нём всей тяжестью, вперив остановившийся взгляд в плетёную калитку и скрипя зубами. Он  едва переставлял ноги, но, тем не менее, потерял сознание только тогда, когда они вышли за пределы площадки.
Итак, Божий суд свершился. Пока бывшего теперь обвиняемого усаживали в сани, тело Айфена, привязанное за ногу к коню, выволакивали с арены к месту казни. Оруженосцы в это время  ломали часть изгороди, со стороны которой он входил. К счастью, день был морозный, поэтому Хэри довольно успешно приводил толчками Рихимера в себя, так как молодому человеку нужно было продержаться в сознании до тех пор, пока его осуждённому Божьим судом обвинителю не отрубят голову. Лишь после свершения правосудия Хэри смог позволить своему товарищу провалиться в бездну беспамятства.
Когда командир первой сотни,  наконец, добрался до своего дома, а Рихимера перенесли внутрь и передали в руки госпожи Ойглы, хозяин отвёл Ирлинга Ирлингфорсона в сторону и сказал:
-Попомни моё слово, Ирлинг, королева так этого дела не оставит. Будь осторожен. Она никого не побоится: ни Бога, ни чёрта. Такая это женщина.