И в тишине звенящей...

И  в тишине звенящей
Звенят осколки нашей
Мечты о настоящем,
А будущего нет…
Из песни О. Газманова





Я слишком много думаю. Помнимая, что не надо, надо просто жить, принимаю то, что отпущено Богом. Примиряя и смиряясь…
Но я  ТАК НЕ УМЕЮ. Смирения не хватает. Поэтому все порчу. Себе и другим.

Я была уверена, что люблю. Люблю человека, который для меня все. Была так уверенна… А потом – просто влезла в его телефон. Что недопустимо. И мне стало по-настоящему муторно. Захотелось схватить все свои вещи – и уехать. Сию же секунду. Потому что этот человек со мной в очередной раз блестяще сыграл очередную роль… Боже мой, е это  ЕГО  я люблю?

 Но я не уехала. Что-то удержало меня Попытка понять себя, мотивы его действий.  Или все-таки…? Да нет, хватит верить в иллюзии. Сегодня я реально здесь – в последний раз.


Ему я этого говорить не стану. В конце концов, я и без этих СМС-ок все знала. Интуитивно. Они все только в очередной раз подтвердили. Он считает меня слишком порядочной. Забыл, бедняга, что я не один год проработала журналистом. Человеком, который ради того, чтобы заполучить нужную ему информацию, поступится любыми моральными принципами….

Мне понадобилось несколько часов погулять в парке, послушать музыку, чтобы успокоиться. И сыграть свою роль. До конца, правильно. Как это называется – обуздать эмоции? Мои явно вышли из-под контроля…

Мне хотелось кричать о тебе всему миру. Потому что это распирало меня изнутри, наполняло мои дни смыслом. Освещало жизнь… А сегодня я убедилась, что вытянула очередную пустышку… Потому что я никогда не стану ни Ольгой, которую ты любишь – или просто думаешь, что любишь? Я теперь знаю, так бывает. Не одной из тех много численных даш, с которыми ты проводишь время.


Дело твое. Жизнь твоя. Трать ее на кого хочешь и как хочешь. Только если бы у меня было шестеро детей, я бы наплевала на все – и жила даже с нелюбимым человеком. Ведь нелюбимы мы все очень относительно…



Я не буду больше плакать. Не буду больше верить. И не позволю делать из себя дуру. Не хочу. Достало все. Просто достало. Ты мне никогда не врал. Но и правды всей – никогда – не сказал…


А, к черту. Ну было бы из-за чего расстраиваться, в самом-то деле. Ну, одним мужиком меньше в моей жизни. Не лучшим, кстати… Что же теперь из-за этого – убиваться? Ну, придумала себе сказку. Ну, свято в нее уверовала. А у него – своя сказка, своя мука, своя боль. Ко мне ни малейшего отношения не имеющая. Симпатичная, кстати…
Интересно, какая часть внутри нас отвечает за выбор другого человека – в качестве любимого? Что нам подсказывает: вот она, вторая половинка меня? Душа? Мозг? Сердце? Интуиция?


Я не знаю. Только сегодня это самое оно мне подсказало, что я тебя – по-настоящему – не люблю. А люблю – свою выдумку о тебе. Свою сказку, свою – так скрашивающую жизнь – импровизацию. Пора перестать жить иллюзиями.

Хорошее было время – тогда, когда мы повстречались – десять, кажется – лет назад? И когда мы встретились пару месяцев назад.. Чтобы реализовать мой тайный бред и доставить тебе удовольствие в очередной раз поиграть с глупышкой… Надеюсь, уже наигрался.

Я не знаю, чего я хочу. Но теперь четко знаю, что не  хочу быть с тобой. Не мое ты… Не знаю чье – Ольгино, Дашино, Машино – но точно не мое. Просто выдумка. Которая так долго скрашивала жизнь. То по-настоящему светлое и недоступное. Глубоко спрятанное, заветное. Что есть почти у каждого человека. Этакая зачитанная до дыр, с помятыми уголками и обтрепанными страницами книжка, в которой так много пометок на полях, что они – если в них вчитаться – полностью искажают ее содержание.

Эти пометки – мои мысли, мои дурацкие излюбленные мечты. О том, как все могло бы быть – и как – никогда – по крайней мере, у нас с тобой – точно не будет.

Ну вот, выплакалась. А теперь – назло тебе и себе – всему миру – все расскажу. Свою придуманную мной десять лет назад сказку. Взлелеянную, горькую и безумно сладкую, которую в спешке набиваю сейчас на твоем компьютере. И которую ты – никогда – не прочтешь.

Изменю все – место, время, даты. Те, кто узнают меня и тебя – так пусть узнают, они промолчат. Им и так все известно. Хотя по-настоящему всего не знаешь – даже ты. Сидишь там на диване сзади, смотришь выдуманные истории про войну….

А я буду писать свою сказку…


***



Мне было 19. Я уехала, сбежала из города, который не люблю до сих пор. С одного из самых престижных факультетов престижнейшего в стране ВУЗА…  Потому что уже в этом возрасте поняла, что выбрала не свой город, не свою профессию и не свое место под солнцем.


Приехала домой. Моим домом – и это после южного, солнечного азиатского областного центра – стал захолустный  городок в российской глубинке. Где я начала искать себя, склеивая по кусочкам после того, что унес год столичной жизни. Все-таки людям с неокрепшей психикой в неполные 17 делать в столице абсолютно нечего. Туда надо приезжать, когда точно знаешь, чего хочешь Четко определился с целями и средствами их достижения. И в сознательном, а не переломно-юношеском возрасте. А то таких дров наломать можно…
Нет, есть такие рассудительные подростки – они в свои 15 рассуждают,  как мы в наши 30. Только получается: я не из таких…

Ну, городок как городок. Свой дом, без газа, удобства на улице, огородик под картошку-моркову-капустку, как у всех… Казалось бы, живи, радуйся, быт обустраивай. Набирайся жизненного опыта… Да только и тут мою творческую душу саднило: ну не жилось ей спокойно. Нужно было срочно занять чем-то мозги, разум, душу… А то как-то… После прочитанного-то. А еще больше – пережитого... Понимаете? Да только люди вокруг – больше о морковке-картошке капусте и иже с ними. Потом как жизнь в то время в маленьких городках была крайне несладкая, как раз дефолт, кризис 98. Зарплату не платили совсем или платили мизерную, в общем, надо было просто вы-жи-вать. А не писать стихи и разглагольствовать о вечных ценностях.

Я их тогда больше и не писала. Почти. Да и не хотелось мне ничего. Есть, спать, чувствовать себя живой время от времени. А внутри – пустота. Почти такая же, как сейчас. Только теперь я знаю, как с ней справится. Ты в свое время научил. А вот тогда…

Тогда мне жизнь была не в радость. Ну, новый день, ну, какие-то дела, обязанности, мысли, книги, которые просто воровали часы у реальной – такой серой – жизни. И однажды – я пошла встречать бабушку из церкви. Она очень любила меня – до сих пор любит, и потому так против тебя в моей жизни.  Она шла туда – меня отмолить. Потому что в 19 ощущать себя 90-летней старухой – неправильно.

Я пошла ее встречать. А потом – из чистого любопытства – решила расспросить священника о таинствах исповеди и причастия. Что, как, зачем, надо ли… Он с кем-то разговаривал. Молодой такой, высокий, худощавый… Что ему до меня? Я повернулась, чтобы уйти. И надо было бы – просто уйти. Только тут что-то вмешалось, позвало, потребовало остаться. Мне бы проигнорировать этот зов. Не заметить эту тягу души – изголодавшейся по теплу, заботе, душевной близости. Просто уйти. А я вернулась. И заглянула в твои глаза. Все так просто. Этим священником оказался ты…

В твоей жизни на тот момент было все: приход – пусть в маленьком захолустном городишке, свой – пусть пока еще плохо обустроенный – но дом, семья. Жена и трое детишек. Две очаровательные девчушки и похожий, отчаянно похожий на тебя в детстве бутуз. Они верили в тебя, в твое призвание и выбор. Они так тебя любили – и любят и ждут до сих пор. Когда же ты, наконец, к ним вернешься из сегодняшнего – самим собой созданного – ада.


А потом тебя в моей жизни стало слишком много. Так много, что я едва не захлебнулась. Выбралась на поверхность, молотя по воде руками и ногами – круги шли во все стороны, образуя волны. И поплыла прочь. Чтобы потом, когда придет время, вернуться – и нырнуть в самый центр водоворота. Вытаскивать-то предстоит – тебя… Спасая от себя самого и во имя Божие. Это Промысел. И цена, которую я заплачу, потому что покусилась – на Божее. Ты от меня никуда не денешься. А вернешься в свою семью. Я смогу, у меня получится. И мне хватит того, что ты мне будешь за это просто – благодарен…

Зарвалась, конечно. Много на себя беру…  А может, и немного. Потому что если мы кого-то по-настоящему любим, это не просто так. Это – во имя Добра. И это – Промысел. Молитва о тебе в утренней тишине, в бесконечной дороге не даст тебе оступиться, спасет и сохранит и сделает так, что однажды ты – снова – обретешь себя. Станешь тем самым молодым священником, которому я тогда доверила свою душу…


***


Вербное воскресение. День нашей встречи. Каждый год для меня это не просто вход Господень в Иерусалим. Это приход Бога в мою жизнь, который для этого выбрал – тебя. Это день нашей встречи…


Пасхальная ночь. Я, в брюках (вот новоявленная христианка!), в бардовом зато, типично пасхальном пиджачке трясусь, как перед самым сложным экзаменом в моей жизни… И рассказываю тебе все… Как никому и никогда… А ты слушаешь. Слушаешь, слушаешь, говоришь что-то, и мне просто становится легче. Потом накрываешь меня епитрахилью и говоришь какие-то извечные, нужные слова… Кто тебя теперь накроет епитрахилью? Кто – тебе – все отпустит? И простит…   Храни тебя, Господи…

И – бардовое пасхальное яичко. Ты даришь мне его, когда я подхожу к Кресту. Первый пасхальный праздник в моей жизни. И первая – осознанная – пасхальная радость. До сих пор я тебе – за нее  - безмерно благодарна. Ты сделал это в моей жизни возможным…


А потом – твой дом, всегда для меня открытый. Сколько дней, удивительных вечеров провела я там, вместе с тобой и твоей семьей! Как тепло и радостно мне там было… Потому что не было тех тайных желаний, не было и тени греха в мыслях. Только желание – иметь такую же семью, таких же малышей… И такого же главу семьи. Внимательного, любящего, которого все так беспрекословно слушают и почти боготворят…

Как случилось, что я стала для тебя искушением? Когда, в какой момент ты меня пожелал? И что виновато в этом? Коротенькие юбочки-шортики или наша грешная человеческая природа, которая так устроена? Я не знаю. Просто однажды я засиделась у вас дольше обычного. И ты вызвался отвести меня домой: ты недавно обзавелся скромным подержанным автомобилем – белой шестеркой. В ней-то ты меня и попытался поцеловать рядом с бабушкиным забором… Я выскочила под дождь, зачерпнув от неожиданности пол-лужи… И мир перевернулся. Больше не было друга, священника, духовника. Был мужчина, женатый мужчина, который меня желал. И был замкнутый круг, потому что он уже успел меня приручить, и потому что его – уже тогда – пожелала я.

Но сначала были угрызения совести и желание просто исчезнуть из его жизни. Сколько я выдержала? Месяц? Больше? Ты подошел ко мне в поликлинике, где я проходила медкомиссию, чтобы пойти работать в школу. Подошел, как ни в чем не бывало,
Объяснил, что это была досадная случайность, почему я, мол, в церковь не хожу, к ним не заглядываю…. И я поверила. Ты привез меня к себе домой вместе с женой и детишками. Мы ели сладкий, сочный арбуз, и все было, как прежде… Почти. Мы оба знали, почему. Мы оба знаем это и теперь. Бывший священник, бывший муж, отец шестерых детей, которому я не нужна, и который все это время любил другую женщину… Мой единственный свет в ночи. Тот, ради кого она имеет смысл… Все еще имеет.

Тот, кто любил по-настоящему, меня поймет и простит… Потому что каждый день я перебарывала то, что взрастало в душе. Сорняком, распускавшимся немыслимо пышным, красивым цветом…  С каждой встречей, с каждым мгновением наедине. Я пела в церковном хоре, которым руководила твоя жена. Я ходила в церковь. Я исповедовалась – тебе же.  И жила мыслями о тебе, тайными желаниями и надеждой на следующую скорую встречу…  Ради тех нескольких горячечных поцелуев, которыми она заканчивалась. Большего мы себе тогда – не могли позволить.

Позволили 10 лет спустя. Когда семьи уже не было ни у тебя, ни у меня. Когда ты позвал меня в свое убежище, и я стала наконец твоей. И поняла. Что не было этих 10 лет, не было семьи, не было мужа, не было ничего. Только ты и я, сбежавшие от целого мира, обязательств, дел… Два ребенка, у которых было всего несколько часов до разлуки и никакого будущего.. Боже, прости мне это. Потому что ни с кем и никогда я такого не испытывала. Потому что это единственный человек, который мне по-настоящему нужен. Так же, как ему нужна другая женщина из его прошлого. Но зачем же ты меня -  тогда – позвал????!!!!

Сколько стихов было тогда написано.  Сколько слез пролито…  Сколько детских, смешных и бессмысленных усилий я тогда предпринимала, чтобы отдалиться от тебя… И как тебе нравилась эта игра, как развлекала…. Мой милый, обаятельный и такой умный друг. Такой тонкий психолог и тогда – сильнейший молитвенник… Ты и в мыслях моих распоряжался так же, как и в душе.

Знаешь, я решила, что ты это прочтешь. Я распечатаю эти листочки, вложу в конверт и отправлю на твой домашний адрес. Прежде, чем ты покинешь эту страну, прежде, чем ниточка, связывающая меня с тобой, станет еще более тонкой. Потому что так я до тебя докричусь. Потому что я имею право… хотя бы на это.

А впрочем, ни на что я не имею права. Ты выбрал другую дорогу. Тебе со мной не по пути. И тогда было, и сейчас. А в моей жизни без тебя пусто. Вот и плачу, рыдаю, буквально вою… от одиночества. Ну не заполнит его никто. Мне один человек нужен. Ты это, ты…. Тыыыыыыыыыыыы…. А ты уже две недели не отвечаешь ни на одну из моих СМС-ок. Потому что я в сердцах написала: сделай так, чтобы я о тебе больше никогда не услышала…

Помнишь, как ты отвез меня на берег реки? Мы стояли и смотрели на воду… Ты все порывался мне что-то сказать – и не мог…. Как будто хотел открыть душу. А потом мы просто вернулись. И через несколько лет, когда наш беспощадный роман уже начался. Это было после предпраздничной службы в канун Благовещенья. Мы поехали смотреть разлив, в котором отражались вечерние городские огни… Может быть, я поэтому так люблю смотреть на воду? Как будто в этот миг ты рядом…. В такие минуты время останавливается, и вечность смотрит на нас равнодушными глазами. Но мы этого не замечаем. Потому что в том мгновении столько счастья, света и тепла, что их хватит на десять жизней. А нам дана только эта – одна. В которой мы не можем быть вместе. Потому что из нас двоих люблю – только я.


Помнишь, как ты вышел из душа, и капли рассыпались мелкими кристалликами по твоим длинным волнистым волосам? Ты меня разбудил, и я увидела твою улыбку? Помнишь, как в первый раз в невинной игре соприкоснулись наши руки? И случайно переплелись пальцы? Как ревела я отчаянно, когда ты на меня прикрикнул – чтобы я читала позабытые от волнения слова в пьесе по бумажке?  И как  я пыталась разжать твои полусогнутые пальцы десять дет спустя, смягчить, растопить – всю ту боль, все то зло, которое тебе сделали. Потому что тебя за что-то жестоко и бескомпромиссно наказали. Отняли у тебя все… Боже, сохрани его, этот остов силы, ума и человеколюбия, у которого совсем не осталось сил, чтобы  бороться. Господи, сохрани моего любимого в его одиночестве, в его выборе и в его жизни….Прости его, Господи. И меня – за него – прости.


Мне надо сейчас работать, но нужные бумаги остались в офисе, и я снова возвращаюсь к этим в спешке написанным главам. Потому что боль просится из души, сочится черными буковками по белому фону документа…. Потому что отчаянно ищет выход из лабиринта души. Потому что мне надо выговориться, и потому что это последняя моя – тебе – исповедь…

Я играю с твоими детьми…. Сижу с вами за одним столом… И снова и снова звоню в домофон дома, что за зеленым забором… Вот я несу бусы из морских ракушек твоей старшей дочери… А вечерами срисовываю твое юношеское лицо с фотографии, где тебе 18. Ее подарил мне ты. Ведь я так напоминала тебе ту, которую ты любил в совей далекой юности, от которой ты отказался, выбрав эту непростую долю…


Фото пропала вместе с кошельком в областной больнице, где я познакомилась со своим будущим мужем. За которого я вышла замуж, ответив на его любовь, но не любя. Чтобы просто уехать из этого городка, подальше от тебя, от своих неуемных желаний (ты помнишь, как в день рождения третьего сына едва не набросился на меня на том самом обеденном столе? Каким чудом ты тогда удержался?)  Чтобы тебя забыть. ..


Ты его крестил – такого молодого, сильного, настоящего. Моего неукротимого, безжалостного медведя, которого я так и не смогла сделать счастливым. И ты настоял, чтобы мы обвенчались. Как будто это кого-нибудь когда-нибудь удержало от разрыва… Если не было любви.


Пасха пять – или шесть ? - лет назад. Ты в белом облачении заходишь на клирос… Как сияют твои глаза, сколько в них восхищения и невысказанный комплимент…  Май этого года. Тебя трясет от лихорадки, и ты, закутавшись в старое зимнее пальто, куришь сигарету за сигаретой на своем балконе на Речном… И сколько в твоем взгляде одиночества, боли, тоски… Зачем мы живем? – спросил ты тогда. Потому что пришли в это мир, - ответила я. И подумала. Чтобы любить и быть любимыми. Но не друг другом.

Ты спишь, завернувшись в одеяло и забившись в угол дивана. Ты встаешь несколько раз за ночь, чтобы приложиться к бутылке в холодильнике. У тебя утром болит голова, и ты пытаешься сосредоточится, на своем состоянии. Тебе бесконечно плохо, и водкой этого не залить. Где достать денег, чтобы помочь оставленной семье, как выжить, как сохранить свою целостность? И когда можно будет – просто отдохнуть? Ты слушаешь рок-музыку, накачанную старшей дочкой из Интернета, и наблюдаешь за мной в большое старинное зеркало. А я играю на старинном пианино, прекрасно настроенном: на нем играла твоя покойница-мама. И только в музыке я могу излить эту звериную тоску, неутолимую боль и отчаянье. Потому что понимаю: до разрыва – считанные встречи. Ты меня просто используешь, чтобы залечить свои раны. И – все.


Ты спишь, а я залезаю в твой телефон. И читаю признание в любви другой и стихи, для нее сочиненные. Отправлено, когда ты ждал меня…. И еще некая Даша постоянно спрашивает, будешь ли ты дома завтра? А сегодня? Несколько раз звонят в квартиру, я отбрасываю телефон, но ты сквозь сон говоришь: не надо, не открывай, ошиблись… И я тебе подчиняюсь. Рука невольно тянется к телефону. Фотогалерея. Ты с синяком, ты с детьми, домик на природе, женщина с собакой, ближе, еще ближе ее лицо… Так снимают тех, кого любят. Красивая. Но на меня ни капли не похожа. Может, не она? Да нет, она… Она. Счастливица. В спешке зачем-то переписываю два телефона – ее и этой самой Даши. Зачем? Не знаю. От обиды и боли слезы наворачиваются на глаза. – Я прогуляюсь, - уточняю я, - беру ключи и хлопаю дверью. Мне понадобилось два с лишним  часа, чтобы взять себя в руки. Потом вернуться, приготовить ужин – ты сильно болел – и, глотая слезы, уйти спать в другую комнату. Подруга поддержала меня смс-ками, а то бы… Ночью я прихожу к тебе, прижимаюсь всем телом, прошу прощения, шепчу бессвязные признания в любви, но ты спишь….Утром я тебе тоже ничего не сказала. Но торопливо засобиралась домой. Но ты о чем-то догадался и просто обнял меня. Искал ответа в моих глазах, сдержанной нежности, был немыслимо ласков, но  мы оба понимали, что это начало конца. Объяснялась я уже дорогой, смс-ками. Ты не ответил ни на одну.


***
Встретились мы в последний раз после моей командировки в Питер… Была нежность, тепло и… я просила у тебя прощения. За вторжение в твое личное, нарушение границ твоей личной свободы. А потом – вернее, уже тогда, - в моей жизни наметилось появление другого человека. Его внимание, нежность и обаяние покоряли. Я и сейчас, когда пишу все это, думаю о нем. Он далеко, за границей, но в понедельник должен вернуться. Я не знаю, как у нас с ним сложится, но меня тянет к нему… Вот только… ты… прошлое…. Целый мир, в котором не может не быть тебя? Как же я буду с другим, если место в моем сердце – занято? А? Ты меня слышишь? Помоги мне. Сделай так, чтобы я о тебе никогда не услышала….

Позвони мне. И скажи: «Лена, приезжай. Завтра. Жить. Со мной.
Ты мне нужна».
Слышишь?
Ни-ког-да этого мне не говори.

Вокруг бурлят воды реки. Мы оба боремся с течением, и я говорю тебе, что выхожу замуж. Ты спрашиваешь: «Ты уверена?!» - «Да!» - радостно-насмешливо отвечаю я.- «Нужно узаконить наши отношения». – «Не забудь обвенчаться!» - обоняешь ты, все еще пытаясь меня удержать… «Поплыли к берегу, Оксана заждалась!» - уточняю я. И возвращаюсь к берегу. Там твоя жена и детишки. А ты остался в реке. Ты плывешь дальше против течения, оставив на берегу тех, кто тебя так любит….

Ты долго сможешь выгребать против течения один? И придет ли тебе на помощь та, кого боготворишь ты? Ради кого ты стал другим человеком и отказался от своего призвания? Она тебя – любит?
Пожалуйста, пусть хотя бы твоя сказка будет со счастливым концом. Потому что у моей – да и у матушкиной – финал оказался провальным. Но. У нее остались шестеро твоих детей и смысл жизни – их поднять. А я – скомканный бумажный шарик, брошенный за ненадобностью в мусорную корзину. И все. Правда, брошенный – твоей рукой. Единственное утешение.



Я вижу сон… Я убегаю от чего-то страшного, ужасного, что меня вот-вот настигнет. Оборачиваюсь – и вижу Зло – старуху в черном без лица. Леденящий ужас. Мне от нее не уйти.

Но я отворачиваюсь. А из березовой рощи, залитой солнцем, выходишь ты. Вы, батюшка. В белом праздничном облачении. Вы берете меня на руки, я становлюсь такой маленькой-маленькой, и уносите от этого зла. Уносите навсегда, легко и свободно… Играючи. Ему до меня не дотянуться… А до Вас? Что будет с тобою? Оно пришло, чтобы ты заплатил свою цену. За каждого, кого отмолил, избавил, направил к спасению… За каждого – но не за себя. Хорошие врачи знают все свои болячки, но лечить себя не умеют…


Пусть где-то будет освещенная комната. И в ней  - ты. А рядом – твои дети. Кто-то поставит на стол горячий обед. Или ужин. Скажет два ласковых слова. Согреет ночью твою постель. Отнимет ставшую привычной, слишком частой, сигарету. Не даст допить бутылку. Развернет к себе – и будет говорить, говорить, говорить… Утром разбудит на работу и сделает чашку горячего кофе с бутербродами…  Отгладит рубашку и пиджак и небрежно чмокнет в щеку…  А вечером ты просто вернешься домой, и они снова тебя окружат. Дети, жена, уют, тепло дома…  И я просто приду к вам в гости. С тем, кто полюбит меня, и на чье чувство я сумею ответить. С нашими детьми. И все будет, как раньше, когда мы только-только познакомились.

Все остальное – сон на грани реальности и бреда. Все остальное – сказка. Рожденная моим разгоряченным воображением. И немного нежности и тепла, которые я подарила тебе в трудные минуты жизни. Все остальное – мой грех – и моя расплата. Да не коснется это тебя – на тебе и так предостаточно. Все остальное – простится и искупится.

5 июля 2008 года. Ты вернулся в мою жизнь ровно 4 месяца назад, Padre. Мы никогда больше не увидимся. Обещаю.