Планета совести, глава 9

                Глава 9.

После долгого и утомившего его разговора с добродетельным Габо, Либо с тяжёлым чувством шёл домой. Ведь на протяжении всего разговора ему пришлось поддакивать Габо, по сути дела, осыпая самого себя и своего лучшего друга самыми разнообразными оскорблениями.
  Самым странным было то, что его глодал не стыд, а чувство сильнейшего негодования на этого идеального мальчика по имени Габо. Габо был таким правильным, что после общения с ним у Либо всякий раз возникал комплекс неполноценности. Хорошо ещё, что он так же быстро исчезал с исчезновением Габо из поля зрения.
  Вот и теперь, не успел Либо пройти пол пути до своего дома, как комплекса неполноценности как не бывало.
«И всё-таки я здорово устроен, - в очередной раз подумал Либо. – вон Тем мучается, переживает, занимается самоедством, а я живу себе спокойненько, как будто ничего и не произошло, - Лицо Либо на секунду помрачнело. – Но я ведь не виноват в том, что я такой. Меня так воспитали родители, и большое им за это спасибо. Любой длемлин способен на плохой поступок, даже Тэм. А я всего-навсего Либо, самый обыкновенный длемлин. А что до Воздастной, так если она не хочет меня видеть, кто в этом виноват? Ответ, по-моему, очевиден. Ведь я не хотел ничего плохого, и Воздастная это знает.»
    Подойдя ближе к дому Либо услышал звуки, от которых у него мурашки побежали по спине. «Только не опять!» - пронеслось в голове у мальчика. Уже открывая дверь, Либо понял, что на этот раз рыдает его мать.
-Тише, милая, тише, - пытался успокоить её отец, - соседи услышат. Зачем нам посторонние уши? Начнут догадки строить.
-Так вот что тебя волнует! – вдруг закричала мать.- Не мои переживания и мучения, а то, что соседи услышат?!
-Но ты же не хочешь, чтобы все вокруг узнали…
   Либо не мог дольше стоять в холле, он вошёл в комнату. Мама лежала на диване, уткнув мокрое от слёз лицо в подушку.
  Он прошёл мимо, не сказав ничего, - он не знал, что говорят в таких случаях, и нужно ли, вообще, что-то говорить. Войдя в свою комнату, Либо тихо, но плотно прикрыл дверь. Он залез с ногами на кровать и обхватил руками колени. Его трясла нервная дрожь, даже слышно было, как стучат зубы. Вчера он впервые понял, что ничего не сходит с рук. Ничего никуда не девается. Всё где-то хранится, копится, чтобы потом нежданно-негаданно обрушиться вам на голову среди бела дня.
  А ведь всё было так гладко. Глядя на своих родителей, Либо искренне верил, что Воздастная  лишь для излишне эмоциональных и совестливых людей. Ведь его родителям давно уже не семнадцать, а они до сих пор ни разу ещё не попадали в Воздастную. Точнее до вчерашнего дня.
  Вчера, когда Либо вернулся домой из мудрецкой, отец был бел, как мел, и всё твердил матери, что он не делал ничего плохого – он только что воссоздался и никак не мог оправиться от того ужаса, который испытал в Воздастной. Там было так жутко, что, казалось, лучше умереть, чем испытывать такие муки. Он никого не видел, но кто-то бестелесный наносил ему удар за ударом, а кругом шли знакомые ему люди, и он звал их, просил о помощи, рыдал, протягивал к ним руки. Но они не замечали его или делали вид, что не замечают. Это было так страшно и унизительно! И за что? За то, что он не пошёл к начальству и не заступился за своего лучшего друга, когда того обвинили в порче документов, хотя он, Кнот, знал, чьих рук это дело. Но ведь тот длемлин когда-то помог Кноту устроиться на хорошую должность. Донести на него означало бы проявить чёрную неблагодарность. Или это за то, что он не помог соседскому мальчику защититься от его родного брата, когда тот в очередной раз колотил его от нечего делать. Так  этот брат – здоровенный детина вдвое выше самого Кнота. И не его это дело, а соседей. К тому же, он бы всё равно не помог, ещё и сам бы пострадал. Да и куда тогда смотрела Воздастная? Забрала бы этого негодяя и разобралась с ним по-своему, благо в прошлом году семнадцать сравнялось. Так нет, того небось не тронула, а его…
  Кнот опять побелел от ужаса, вспомнив, как там в Воздастной он на какой-то миг совершенно отчаялся, решив, что ему пришёл конец, и именно в этот момент он оказался возле своего дома. Ему было так плохо, что он не смог идти сам. Он позвал мать, и она практически втащила его под руки.
  Либо узнал обо всём вечером, когда вернулся из леса. Его так поразило то, что случилось, что пару часов он неподвижно сидел за столом, пытаясь как-то переварить происшедшее, а потом…
  Шум в гостиной заставил Либо вынырнуть из воспоминаний. На этот раз родители откровенно ругались. Мать обзывала отца никчёмным и трусом, а он отвечал, что они с Либо должны быть благодарны ему за то, что столько лет жили спокойно. Он говорил, что не понимает, почему Воздастная вдруг взялась за них. Всю жизнь Кнот жил по принципу «не вмешивайся, и тебя не вмешают», и это до сих пор срабатывало. Он просто недоумевал, почему при таком обилии негодяев Воздастная вспомнила о них с Элендой.
-Такая же участь ждёт и нашего сына! – кричала мать в каком-то исступлении. – Он ведь тоже ни во что не вмешивается, он ни разу не был в Воздастной. Если с ним что-нибудь случится, виноват будешь ты!
-Но тебя до сих пор устраивала такая жизнь. Мы жили друг для друга и никого не трогали, и ты была всем довольна. Так что не надо теперь перекладывать всё с одной больной головы на другую!
  Либо стало невыносимо. Он никогда в жизни не слышал, чтобы его родители так ругались. Он любил их обоих одинаково и, оттого не мог допустить мысли, что во всём этом виноват кто-то из них. Но ведь кто-то же виноват в том, что Воздастная неожиданно вспомнила о них и нанесла два удара подряд.
  А если… Либо вдруг пробил холодный пот. Какое-то едва уловимое неприятное чувство овладело им. Оно было такое слабое, что поначалу он даже не понял, что с ним. Ему вдруг захотелось вырваться из дому, как будто внезапно стало трудно дышать.
  Очутившись на свежем воздухе, Либо перевёл дыхание. Разлившийся по лёгким прохладный воздух охладил тело и разум. Сейчас Либо знал, что ему делать и куда идти. За дверью родители продолжали наносить друг другу оскорбления. Не медля более ни секунды, Либо помчался вниз по дороге.