Глава 31. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку

       Следующий день так же не стал таким красиво-торжественным и театрально-прощальным, как хотелось бы Насте.

       С утра Вадим поехал наносить последние визиты друзьям, если конечно ему верить, а Настя, как всегда, до обеда спала. Уже вечерело, когда он явился уставший и не желающий больше никуда идти. Она дала ему время отдохнуть и всё же вытянула его погулять на улицу, аргументируя тем, что "не может допустить, чтобы у них не состоялось прощального вечера". А ещё, наученная уже жизненным опытом, она знала, что в кафе нужно успеть прийти пораньше, чтобы остались свободные столики.

       Настя шла впереди мерным солдатским шагом, энергично махая руками, резкая и уверенная в своей цели - устроить «красиво» проводы для своего друга,- готовая, не жалея, героически пожертвовать на это все свои последние силы и только что появившиеся деньги. Сейчас она  бы и коня на скаку остановила и может, при определённой психологической подготовке, даже вошла бы в горящую избу.

       Друг же, для которого всё это делалось, видимо, не очень жаждал такого женского подвига. Он почему-то слегка отставал, постанывая и жалуясь, а Настя, воодушевлённая порывом, подгоняла его, как старшина своего нерадивого солдата. Его стенания, напротив, вызывали у неё ещё больший прилив боевого духа, напористости и раздражения.

       Не найдя другого варианта, чем то же кафе-стекляшка, они направились к нему. Торопливо ввалились в кафе и бухнулись за похожий столик у окна… И сразу же почувствовали, вернее не почувствовали той ауры, которая царила в прошлый раз. Но ведь и вещи не остаются неизменными. Вчера даже камень был другим. Вот и погода сегодня тоже не та. Тогда было тепло и сыро, а сегодня подмораживает.

       Настя стала оглядываться. Ей показалось, что стойка бара стала какой-то пошлой: на ней стояло много спиртных бутылок, и барменша другая – толстая и  вульгарная,- скривила намазанные губы. Над стойкой не висел телевизор. Может убрали? Красный свет, как в подсобке фотографа, слепил глаза. Играли в нарды. И, наконец, музыкальный фон! Музыка неприятно гремела восточно-армянскими мотивами. В меню предлагались всякие люля-кебабы и шашлыки. Люляки-шмуляки Настя не очень любила. Не имелось также туалетной комнаты, не к обеду будет сказано. А на столике, за который они спешно сели, вместо стаканчика со свечой, стояла пепельница, уродливая и примитивная. В окне не просматривались цветы. «Почему? Может стало холодно?» - подумала она,- «…были розы…»

       Всё раздражало и напоминало детскую загадку: «Найди десять отличий!» Она не понимала в чём дело, и почему так всё изменилось, и стала раздражаться от непонимания всё больше, из-за чего у неё вскоре началась головная боль. Всё это не способствовало хорошему настроению.

       Из бара она вышла вконец измученная. И только, когда они оказались на улице, Вадим сказал:

       - А ты заметила, что бар это не тот?

       - Как?.. Я почувствовала, но сразу не поняла…,- удивилась истерзанная спутница.

       Они прошли несколько шагов и нашли «тот» бар.

       - Ты знал! Почему ты не сказал? У меня теперь испорчен весь вечер, и болит голова, - подняла истерику Настасья.

       - Нет,  я только сейчас окончательно убедился. Прости.

       А потом началась вообще какая-то чертовщина…

       Прогуливаясь по проспекту, Настя спокойно и величаво шла, держась за локоть Вадима, как вдруг кто-то стал наступать ей на пятки. Где-то на тротуаре возле этих двух баров-близнецов, между ними и цветочными павильонами, где не было толпы и не толкались люди. Сначала один раз, через минуту - ещё, потом - снова и снова. Настя обернулась (может это кому-то и было нужно, чтобы посмотреть на её лицо?) и увидела молодую женщину, не броско одетую, темноволосую и кудрявую. Что ей мешало обойти? И как можно умудряться наступать на сапоги, ведь это всё-таки не тапки!

       Потом какой-то молодой человек, по виду городской пацан,  шпана, сам сидя возле палатки, выставил ногу вперед на тротуар. Если бы Настя ранее предусмотрительно, для поддержки и удовольствия, не взялась за локоть Вадима, то наверняка бы упала.

       Не успели они пройти и двух метров, как  прямо перед ногами Насти неожиданно  возникло новое препятствие - костыль. Это бравый, средних лет «майор в отставке», гладко-упитанный мужчина с военной выправкой, но в штатском, якобы засмотрелся на товар и не доглядел за своей ускользнувшей палкой, которая перегородила дорогу.

       Несколько странных случайностей и все в одном месте, за каких-нибудь пять-десять минут, наталкивало на мысли. Версии были три: «тёмные силы», КГБ и какая-то любовница Вадика. Четвёртую-«шпана»- отмели за недостатком улик, а на другие плюнули из-за нежелания ломать голову.
 
       Всё было не доказано и поэтому не пугало. А вот что мучило и огорчало бедную Настю, так это то, что песочные часы разлуки уже отсчитывали свои последние крохотные жёлто-кристаллические крупинки.

       - Ты знаешь у меня в голове со вчерашнего вечера  вертится песенка: «Я довольно молодой Бог, и ла-ла-ла». Знаешь такую?

       - Нет, – ответил Вадим, глядя на Настю испуганно-растерянно, будто она невзначай прочитала его мысли.

       - Так вот, там такой припев: «Если он уйдет-это навсегда. Ты только не дай ему уйти…».

       Вадик выпрямился и переполнился гордостью.