Сомерсет - лабиринт продолжение

      Глава 2
  Слева - широкая низкая дверь, возможно, наши предки были почти карликами, а я не раз бился лбом о косяк, входя в эту комнату, больше похожую на душное зимовище медведя. И только запах свежего хлеба, и непередаваемая смесь сухих трав с печеной золой, могла примирить меня с жарким пленом этой узкой норы. Зимы были очень морозными и, чтобы выживать, печь исправно топилась каждый день, это был ритуал, заведенный пра-предками, и дед, как послушный сын, следовал традиции. Летом печь тоже топилась, ночи были жгуче холдными, даже если день разгорался до жары. Мне эти смены температуры не давали покоя, послужив началом мучительных мигреней в отрочестве, которые сделали меня отстраненным от общего хаоса школьных мальчишеских безобразий. Приступы начинались внезапно, и я выпадал на неделю из планов зверских игр с друзьями, за что и прослыл ненадежным звеном.
  Мебель в комнате была деревянная, грубо сбитая, в духе пиратских кораблей по моему представлению, на досках стола можно было резать хлеб, оставляя следы от ножа, не получая затрещины за испорченную вещь, что непременно произошло бы в моем родительском доме, и это страшно меня подкупало. Уборкой после трапезы служило "мытье палубы" стола. Стулья и лавки были жесткими, отполированными временем, не располагающими к долгому застолью. Только топчан-лежанка возле печи имел матрас из соломы, а посему, был причиной борьбы за возможность на нем угнездиться. Но привилегия всегда оставалась за дедом. Морской закон и здесь проявлял свои скрытые правила - старший всегда прав, даже если слегка выжил из ума.
   Дед всегда ходил в валенках, всегда, сколько я его помню. Мне казалось это дикой старческой причудой, но, познакомившись с медиками, объяснившими мне причину такой привычки, я с ностальгией смотрел потом на любые валенки, попавшиеся мне на глаза, представляя, как они согревают другого старичка, принося ему умиротворение, как младенцу, который не в состоянии сам согрется, приносит покой тепло маминых рук.
    Разговаривал дед глубоким и рыхлым, с хрипами басом, все оттенки голоса раскрашивали его рассказы, и я слушал словно в тумане, потому что перед глазами всегда возникали картинки с персонажами, деревьями, домами, горными долинами и ветром, и ржанием лошадей, и скрипом телеги, и лаем собак, и криками петуха. Когда, став взрослым, я сталкивался пару раз с подобными "рисующими" голосами, то был готов тянуть моменты общения с этими людьми неприлично долго, словно всматриваясь в размытые детские картинки. Авторитет деда, его деятельное присутствие в моей жизни - не навязчивое и вместе с тем значительное, сыграли огромную роль в дальнейшем, даже отец не смог завоевать такое важное место в моем сердце.
   Эти ассоциации, привели к тому, что я стал коллекционировать голоса такого типа среди певцов и артистов. Эти записи сопровождали меня в трудные моменты жизни - словно это дед беседует со мной, давая уверенность в благополучном исходе.

    Глава 3
   Мне доставляло какое-то непереносимое в своей яркости удовольствие забираться в Кабинет деда, вход в который мне не был запрещен на словах, но все в доме считали, что это - не нуждающаяся в пояснениях истина, и поэтому - нарушение этого неявного запрета
было захватывающим приключением. Я не мог не делать этого и сташно мучился, пытаясь бороться с собой.
   Каждый визит в Кабинет был похож на военную операцию.Дед не был постоянен в привычках и, чтобы улучить момент когда он вышел из него, мне приходилось все время быть начеку.
Я никогда не знал точно когда он вернется, и это подстегивало меня и делало чрезвычайно нервным. Каждый шорох подбрасывал меня, слоно взрыв. В такой момент я, однажды, разбил удивительный и обожаемый мной стакан с двойными стенками и фигурками солдат на лошадях, путешествующих по горной местности. Это происшествие открыло мне тайну двух стенок, но я не был разочарован простотой этого чуда, так как за долгое время успел полюбть этих солдат и придумывал для них новые истории. Они посепенно стали только кнопкой запуска тех приключений, которые происходили в моем воображении, и уже не могли уничтожить эту, почти реальную жизнь, каким-то маленьким недоразумением.
   В пыльных лучах света из окна комната напоминала лес в тумане, а если пользоваться уже моим взрослым представлением о картинках, то - это был засвеченный кадр черно-белой пленки с контр-ажуром рамы окна. Я вплывал, буквально чувствуя мякоть сопротивления среды, и начинал хаотично метаться из стороны в сторону,выхватывая взглядом предмет за предметом, в ничем не обьяснимом порядке, словно голодный на рынке хватается за фрукты и тащит с лотка в рот, все подряд, так и я, бросался от цвета к форме, от тени к светлым пятнам.
   У меня были любимые вещи и уголки, прикаснуться к которым  необходимо в каждый визит. Детеныш пингвина, как я его называл - Снежок, был всегда одним из первых в моем тактильном забеге. Дотронуться и взъерошить пух на животе этого настоящего чучела, при этом взбив почти ритуальный столб пыли - ни с чем не сравнимое удовольствие.И никакой мех и пух, в моей дальнейшей жизни, не смог повторить это ощущение.
   На столе, рядом с письменным прибором, змеилась, матово поблескивая, выгнутая в прыжке спина гончей собаки из бронзы на мраморной подставке. Это была не просто маленькая статуэтка, к каким я привык в родном доме, и какими был заставлен буфет в гостиной у нашей родни, эта зверюга была размером с большого дикого кота, и не поддавалась ни на одну из моих попыток сдвинуть ее с места. Я по-хозяйски оглаживал несколько раз  прохладную гладкую спину и моя рука, после этого, пахла монетами. Не догадываясь об этом, я довольно точно мог различить по запаху разные металлы - медь, бронзу, серебро, олово и просто описывал предметы из этих металлов - пахнет дверной ручкой, или подсвечником, или пульками из пугача.
   По периметру Кабинета шли шкафы со стеклянными дверцами сверху и глухими деревянными снизу. За каждым стеклом, перед книгами, лежали неоценимые сокровища, ракушки, бивни моржей, необработанные камни и кристаллы. Позже, побывав в музеях, я понял, что дед не был оригинален в хранении подобных вещей, но тогда мне казалось, что нет на свете ни одного такого же счастливца и путешественника-собирателя. Забравшись с ногами в старое прокуренное кресло, я хватал в кулачок первое, что попадалось под руку с полки, и замирал в сладком онемении, взгляд мой останавливался и картинка теряла резкость, я словно вбирал в себя историю предмета, как пылесос вытягивает все без разбора.Не знаю точно сколько длились мои маленькие медитации, но час пролетал как 2-3 секунды.
   Мне нравилось нюхать курительные трубки деда, они были разными и на ощупь - гладкие и шершавые, разной формы и цвета. Любимыми были две: шершавая, темно-коричневая, почти черная, на который была вырезана буква его имени в круге, а мундштук был словнопропущен через мясорубку- волнами; вторая была из двух сортов дерева- ложе для табака из карельской березы или капа, точно не скажу, но желтоватого цвета, лакированное и с пятнышками как у леопарда, дальше шел изгиб из черного лакового дерева и заканчивался чем-то похожим на черную поцарапанную кость - когда я подрос, то видел у мамы украшения их черепахи подобной расцветки.
   Запахи от трубок меня волновали поскольку никто, кроме деда, не курил. Они давали мне новые ноты для моих мысленных путешествий, отсылая в разные места - в Америку, в Гавану, в Английский клуб или кубрик матросов. Когда я прочел про Шерлока Холмса, был приятно удивлен, что интерес к сортам табака не просто дурацкая забава.
   Совсем в углу, у окна, стояли сапоги деда, они были из оленьей шерсти, как я потом узнал - унты. Пройти мимо них я мог только если точно знал, что дед ушел ненадолго, в остальных случаях, я влезал в их теплую глубь и шлепал дальше по комнате.Мне страшно нравилось, что это такие носки с подошвой, а не та жесткая "кора дерева", которую в те времена приходилось мне носить - школьные ботинки. Когда дед показал мне как пользоваться толстой иглой для обуви и шилом, я соорудил из носков и кусков кожи от старого портфеля подобие унт, и шаркал по дому, очень гордый своей изобретательностью, чувствуя себя натуральным индейцемв мокасинах- так в моей голове смешались две культуры.
   За стеклом, на полках, попадались мне и военные награды, кресты 3х видов и звезды.
Никогда не спрашивал деда о них,чтобы не выдать свои экскурсии, видимо и он не испытывал потребности рассказывать откуда они, но мне нравилось на них смотреть, на их четкий геометрический рисунок, который тоже меня завораживал, и позднее я изучал геральдику и ради любопытства пробовал создать по всем законам свой герб, что потянуло за собой цепочку увлечений каллиграфией и экслибрисами.
     Глава 4 
   На столе мне нравились мелкие предметы, которые удерживал круглый магнит - крошечные шпаги, словно для армии лилипутов, замки* размером с мизинец, стрелки от компасов разных размеров, значки на булавках с необычной символикой.