Объяснение в любви

                1.

Он  опаздывал.   Опаздывал  жутко,  чудовищно,  неприлично.  Настолько,  что  все   договоренности       теперь  уж  окончательно    лишались смысла.  И   тем не  менее    откладывал   и  откладывал  свой  отъезд .  Уезжать  не  хотелось. Не  хотелось   тащиться  за шесть  с  лишним  тысяч  верст  -  в  совершено  незнакомые места,  к  совершенно  незнакомым   людям.   А  главное, не  хотелось оставлять    этот  тихий,    уютный  городок на   берегу   небольшой среднерусской   реки,   в  котором   жизнь вдруг, и  совершенно  неожиданно, обрела   для   него какую-то завершенность   и    даже смысл,  где   почему-то  отступили на  задний  план  идеи,  фантазии, намерения,  а   маленькая  семья -   жена  и  полугодовалый  сын -  стали восприниматься  как  истинный  и  естественный   центр мира.
  Но не ехать все-таки  было  нельзя.
- К  дню  рождения  мальчишки,  вернусь . Чего  бы  не  стоило,  -   сказал  он,  прощаясь.
  Денег  у него было   в обрез  -  едва  хватило   на  плацкарту до  Читы. К  концу  третьих  суток,   когда   поезд  прибыл   в   Красноярск,  от  последнего  трояка осталось  всего  10 копеек. Он  долго ходил  по  перрону, все колебался -  очень  уж  привлекательно   гляделась  булочка  за  семь  копеек.  Но  вложил  все-таки  всю   оставшуюся  сумму  в  пачку « Памира».  Двое  суток   до  Читы   так  и  ехал – вода  из  под  крана  в туалете  и  одна  памирина   раз  в  два  часа.
  Чита  оказалась  городком  небольшим,   можно   было обойти  пешком. Сначала  дошлепал  до  главпочтамта  -  руководитель   практики  писал,  что  все  свои  дела в  Забайкалье сделал,  улетает  в  Москву, и  если «ты  все-таки   до  Читы  доберешься,  иди  в  ЧГУ к главному  геологу,  сошлись  на  меня -  он  тебя  куда-нибудь  пристроит».
    В  ЧГУ,   в читинское  геологическое  управление,  он  и  пошел. Благо   это  самое  внушительное  тогда  здание  в  Чите -  и  обком  партии  на  его  фоне   выглядел  курятником  - находилось  недалеко…   Прочитав  записку,  главный   геолог  долго  и  не  без любопытства  его разглядывал.
     -  Поздненько  вы  сударь, однако,  полевой-то сезон  начинаете,   -   сказал он,  наконец,  -  Хотя   по  нашим  обстоятельствам, может быть ,  и  в  самый  раз.    Крупно  мы  просели   тут    в  одном  месте.  До  снега  - всего  ничего,  а  целый  пятидесятитысячный  лист,  можно  сказать,  и  не  начат.  Да  еще  в  самом  глухом углу  -  Газимур,  Приаргунье. И   работать   некому.  Поедите?...
   Странными  показались  ему  эти  речи  . Главный геолог  управления и  вдруг о каком-то пятидесятитысячном  листе,  на который и  небольшого  отряда  хватит  с избытком…Скорей  всего,  какое-нибудь ЧП .  И  он  попытался    было  отказаться:
  -  Да  мне  бы месторожденье   какое- нибудь  редкометальное…
  - Так  оно  вас   там  и  ждет. Вокруг   расканавленного  бериллиевого  рудопроявления  съемка  как раз    и  ведется….
   Главный  геолог   был,  кажется,  очень  доволен,  что    фрахт состоялся  - наверное , дела на  Газимуре   и  в  самом деле   были  не  в лучшем  порядке. Прощаясь, он  на  мгновение  задержал  свой  взгляд  на   студенте,  потом  достал  бумажник  и  ни  слова  не  говоря  протянул  ему  пятерку :
 -  В  Москве  последний  раз  ел   что ли ?...

                2.


    До  Газимура еще  нужно  было  добраться,    поскольку   и  с  провиантом  там  тоже  были   сложности.    Предстояло    на грузовике  с прицепом  перевести от  Читы до  Сретенска    десять тон  продовольствия,  в Сретенске нанять   баржу,  перегрузиться  в  нее,  спуститься по  Шилке   до Амура и уже  по  Аргуни  подняться  до  Газимура.  А  затем    еще  километров  сто  вверх  по  Аргуни  и  двадцать от  нее,    а  значит,  и  от  китайской  границы.   Там   и находился    злополучный    50-тысячный  лист  с  бериллиевым  рудопроявлением посередине.
    Лист  и  вправду  был  как  заговоренный. Полностью укомплектованный отряд  выехал туда  в  начале  мая,  и  буквально  тут  же   повариху  кусанул  клещ..  Пока  разбирались  и  везли   ее  до   медиков ,  она  взяла  да  померла  -  клещ  оказался  энцефалитным.  Весь  отряд  в  спешном  порядке  эвакуировали  в  Читу   - колоть гаммоглобулин.  Работы,  естественно, приостановили.  Только  начали  потихоньку    съезжаться  назад  - новая  напасть: техник, одна  из  главных    маршрутных сил  отряда, влетел  в  историю  похуже  энцефалитной. Погнался за  подраненным  изюбрем  -  выскочил  с  лодки  на  китайскую  сторону,  да еще   с полчаса  шастал  по  Китаю .  Вроде    бы  ничего  страшного  - места  глухие,  и  ближайшая  китайская  деревня в  20  км ,  а  наша  еще  дальше.  Да  кто-то  ,  из  своих ,  из тех деревенских  ,  что  подрабатывали  на  канавах, старлею,  начальнику  погранзаставы,  капнул. Охотнику  естественно 24  часа  на  выезд(  лето  1963  года  отношения  с Китаем  в  те  дни  как  раз    пошли  на  минус )-  старлей        100  км не  поленился пропилить  на  катере,   чтобы  немедленно  изъять  нарушителя   с  границы .  И    маршрутные  работы  снова  встали...

   Лишь к  самому  концу  августа   он  добрался до  места  работ.     Теперь  их было  много: в Урюпино,   деревне ,  где  размещалась  погранзастава,   присоединились  два  полноценных  геолога(  их  доставили  из  Читы  самолетом  прямо  в  Будюмкан  -    островок цивилизации  километрах  в  30  от  погранзаставы;   туда раз  в  неделю   из  области  летал Ан  -2) .    И  хотя до   первого  снега  даже   по  самым   оптимистическим  прогнозам  оставалось   всего  пять недель,    Вагин,  начальник  отряда,  был  счастлив –десять  тон разнообразной  жратвы  и   два  с  половиной   человека   в  помощь.  Сам  он  оставался  на   канавах  и  шурфах,  а  вновь  прибывшим   Нурмеичу,  быстроглазому  Эдику  и  студенту  предстояло   за  эти  пять  недель   покрыть геологической  и  металлометрической  съемкой пятидесятитысячный    лист.
  Горно-таежная  область.  Южные  склоны  почти  также  залесены  как  северные.  И   всего  лишь  две  лошадиные  силы  в  придачу.  Причем    пары  не полные - маршрутных     рабочих  только  два.  Так  что  кому-то из  троих  приходилось время от  времени  карабкаться  по  сопкам  в одиночестве - с разрастающимся  от камней   рюкзаком  и   дополнительными пятью  килограммами  на  плече в  виде карабина  …
  Но  сентябрьский  штурм  оказался  на редкость  удачным.  Дожди особо  не  досаждали, и  им  удалось  оббегать три  четверти   листа. К концу  сентября,  когда   в  расположение  отряда  на  вездеходе  через тайгу продрался начальник   партии, оставался  последний,  самый глухой  участок съемки.  Студент,  естественно, напомнил,  что  ему    была обещана  неделя, чтобы   полазить  по  шурфам  и  канавам  на рудопроявлении.
    -Да,  конечно,  -  подтвердил  начальник    -   На  Жиргоду   вы  уйдете   все,  вместе   с  Вагиным  . И как  только последний  маршрут  будет  сделан,  ты  свободен  -  можешь сниматься   и идти  сюда, на  базу. Держать   тебя  никто  не будет.   Сейчас  же  -  никак. Сам  понимаешь,    снег   может  сыпануть  в любой  момент, а  у  нас  еще  целый  массив   металлометрии  -  ее  из под снега не потаскаешь. Недели  тебе  хватит? За  это  время   все  соберутся  на   базе, и  вы  с  Петром  погоните  лошадей  в Батакан. Это еще  дней  пять.

   Везло  им  и  на  Жиргоде.  Снег  все-таки  выпал,  но в тот  день, когда  четыре   их  пары   разошлись  в  свои последние   маршруты.  Вымотались ,  вымокли  до нитки, но вернулись как  никак  в   протопленнную  палатку...
На  следующий  день  утром,  по  снежку   с  карабином  на  плече    он  ушел на  базу.
   Здесь,  похоже,  и   кончалась   светлая  полоса  его  забайкальской  одиссеи. Она   кончилась  уже к  середине этого   дня, в  тот  момент, когда  он рубил  на  полешки длинную лесину.    Левой  ногой  он   прижимал  лесину к земле,    дерево было  мокрое ,  топор  соскользнул  и  мягко  вонзился  в  сапог.
  Рана оказалась  глубокой .  Он  перебинтовался,  нога  в  сапог  не лезла  - пришлось   обуваться  в полуразвалившиеся   кеды.  Главная    же  неприятность  заключалось  в  том,  что он  терял   подвижность. А ему  предстояло лазить  на  сопку  и    прыгать  там   по  канавам    -  хотя бы  три   из  них,  судя  по  карте,  надо  было  обследовать  детально.


                3.
    Прибывшие  через   два  дня  с  Жиргоды    цокали    языком,  сочувственно   покрякивали ,  но  ничем   помочь,  естественно,  не  могли. Он   должен был  сделать     все   сам,  и   уже   на следующий   день       пополз  в  сопку. Правая нога  на ступне, левая  на коленке. Полушаг  правой  ногой, правая   рука вонзает  в  склон  кирку; держась  за  нее  правой   рукой и опираясь   на  левую, он  подтягивает  в  два-три  приема   левую ногу  на  коленке,  снова  полушаг  правой  ногой… 
  Главное  было  добраться  до  канав  -  метров   400-450.  На  третий день,  когда  уж совсем   притерпелся  к  боли,  он    сократил время  подъема  до  получаса.      И  именно   в  конце    третьего  его    позвал  к  себе  в  палатку   начальник  отряда.  Поинтересовался,  сколько  осталось  работы   на  канавах,  сильно  ли  болит  нога  и  предложил   не  спешить:
 - Чего ты  все  время  куда-то   рвешься,  -  добродушно  начал  он.-  Тормознись  на  недельку  -  она  же  все  равно  ничего  не  решит.  Поможешь  нам  дробить   пробы,  подлечишь  ногу,  а  там   свяжем  плоты,  и  все    вместе    вниз  по  Аргуни  до  Урюпино…
  Вагин  был,  видимо,    уверен,  что  студент  согласится    сразу  же  и  потому  с легкостью   ответил  на  его  озабоченную    реплику:
 - А   как  же   лошади,  я  же  с  Петром  их  должен   перегнать в  Батакан
 - Ну  об  этом не   печалься.  Я   уже  договорился   с  Эдиком.  Он   согласился  отогнать   лошадей вместо   тебя  .
   Теперь  ему   все   стало  ясно. Его    гимнастические  упражнения  на склоне,  видимо,  и  сподобили   начальника  на  эту  комбинацию .  У  Эдика,  это  было  известно всем,  подходил срок  отпуска    -  почему  бы  не задержать  вместо  него  студента,  так   глупо подставившегося под  топор  .
    В  принципе,  студент  готов   был   согласиться  на  этот  вариант.  Даже наверняка    согласился .  Если  бы  ему     внятно объяснили,  почему  Эдику   так  надо  спешить,  а  его    самого  по-людски попросили    бы об  одолжении .    Он    вполне   мог согласиться .Разговор  в  палатке  состоялся  8  октября. Неделя  на пробы.  Три  дня    сборы  и  сплав  по  Аргуни.     Два   дня   перелет    до  Читы.   До  23  октября – крайний  срок,  когда  он обещал  быть  в  Москве  -  оставалось  еще  три  дня …
   Но  ему  очень  не  нравилось,  с  какой бесцеремонностью  им  распоряжались  -  загоняли   в  угол,  пользуясь  его  относительной   беспомощностью  и     тем,  какие  пространства     лежат    между  ними  и  более  менее цивилизованным   миром.   Не  мог  он   упускать  из  виду  и  то  ,  что  к   15  октября  Аргунь  могла     встать  -   забереги  уже,  во  всяком  случае,  появились,  как  сообщали ходившие на  Аргунь  за  рыбой…   
   И  он  отказался  от  предложения  Вагина.
 

                4

  Три  дня,  пока  он ползал  на  сопку   и  заканчивал там  свои  работы,  его не  беспокоили. На  четвертый  же день     было  предложено   выйти  в  смену  на   обработку    проб(     дробилка   работала   круглосуточно). 
-   Я  не выйду. Все,  о  чем  у  меня  была  договоренность    с  начальником партии,   я  исполнил.  Теперь   вы   должны    выполнить      свои   обязательства.  Я   готов,  и   мы  с  Петром   можем  хоть   завтра   седлать   лошадей.
   Ни   Вагин,  ни  тем  более  Нурмеич   с  Эдиком,   такой   прыти  от   него   не  ожидали.  Явно затянувшуюся  паузу  прервал   Нурмеич:
   -  Ты  вот  что,  студент.  Не  забывай,  кто   ты  и  где     ты находишься.  Это   там  в    Москве  своим  друзьям  и подружкам    об  обязательствах    толкуй…   Не  выйдешь  в  смену -  с  завтрашнего  дня  будешь  уволен.  Ты  Коля, - обратился  он  к  Вагину – пиши  приказ  об  увольнении,  Эдик  отправит     в  экспедицию,  как  только   доберется  до   Урюпино.
   Нурмеич считал,  похоже,    что   слова  его -   очень  убедительны.  Даже   возможности возражения не  допускал  .   И  потому,  наверное,  резко   смягчил  тон:
  -  Сам  посуди,    какой  ты   верховой   ездок  с   порубленной   ногой…  Тебя  на  лошадь    краном    подымать надо … 

    Однако, выходить   в  смену   студент     вновь  отказался  -  теперь  уж     наотрез. К  концу  дня   его  еще  раз  позвали   в  палатку  к  начальнику  отряда. Вагин  лежал  на  своей  раскладушке  и  в  разговор не   вмешивался.   Говорил   же Нурмеич   -  он  тряс  листком   бумаги  с  приказом   об  увольнении  и  характеристикой  -  двумя  листами,  исписанными  с  обеих  сторон   убористым    почерком :
  -  Вот,   учти,  это    пойдет  к   тебе   в   институт,  все  как  положено  с печатями  и  подписями   больших  начальников.  Я  уж  позабочусь,  чтобы   у  тебя   волчий   билет   был   вместо   диплома,  чтобы  от   тебя  ,  как от  чумы , шарахались   геологи.
      Угрозы  эти  студента  нисколько  не  напугали:
 -  Вам   нужно    отправить  Эдика  вместо  меня?  -  отправляйте.   Я  могу  до  Урюпина    и    на плоту  сплавиться.    Вон,  урюпинские  мужики  рыбы   пудов  пять  уже  наловили  и наморозили.    Я    с ними  говорил..  Помогут  связать  плот,  погрузят  свою рыбу  и  поплыву… 
    Ему  казалось ,  что  это  идея  примирит их и   его отпустят  теперь   с миром. Но,  увы,  Нурмеич   взвился  еще   круче.
 - Да    что  ты  несешь, ты   и  двух   километров  не  проплывешь.  Если  не  перевернешься,  то   китайцы   тебя  отловят.
   Нурмеич, судя  по  всему,   воевал  теперь  за принцип  -  не ожидал он от   паршивого  столичного студента  такого   упрямства. Вроде бы  загнали  мальчишку   в глухой угол   и  нет  из  него, казалось,   выхода,  кроме  как    смириться.  А   тот      все огрызается.
  -  Ну  перевернусь,  ну  отловят  -  вам-то  какое   дело…
-    Как  какое …   Да  мы   отвечаем  за   тебя .Ведь  загнись  ты,  тут   папа  с мамой   накатят -    во  век не  оправдаешься…Нет ,  я   за  такого  дурака,  как   ты,  под  суд    идти  не  хочу.   Так  что,  голубчик,   будешь  сидеть  с  нами  здесь  до  конца.  Не  хочешь  помочь  нам  и  выбраться  отсюда    по-  людски,  по- твоему  все  равно  не   будет  -  поедешь  с  нами,  но   без  денег,  да еще  с  характеристикой…
     Студент    встал  и  пошел  к   двери. На  выходе  обернулся: 
  -  Я  уже  говорил   вам,  что  не  помочь  отказываюсь.  Мне   обязательно  надо  быть  в  Москве  23  октября.  Я обещал.     И  я   не   хочу   рисковать  -  задерживаться   на  неделю.  А  вдруг  река  встанет… Дело  все  в  этом….  Впрочем,  если   хотите,  я    могу  написать  Вам   расписку  в  том,  что    покинул  расположение  партии   самовольно ,    без  разрешения …
       Сказал  это  и   вышел  из  палатки.
  О  чем говрили Нурмеич   с  Вагиным  в  следующие  полчаса   неизвестно. Но  через  полчаса  его  снова   позвали  в  палатку. Нурмеича   там  не   было.  Вагин  же  протянул  чистый  лист  бумаги.
-   Пиши…
Через  три  минуты     студент    зачитал:
«Я,  такой-то,  подтверждаю,  что  14  октября 1963  года  самовольно  покинул  расположение  такого-то  отряда   такой-то  партии  такой-то  экспедиции. Начальник  отряда  Николай Вагин   категорически  возражал  против  моего  отъезда. В  случае  моей  гибели  прошу претензий  к нему   не  предъявлять.  Подпись.»
  - Это  устроит  вас?
  - Да  ладно,  ты  уж  особенно нос-т  не   задирай,    - сказал  Вагин  после   небольшой  паузы. - И  не  думай,  что мы  тут  все   такие  суки…Скажу  честно,  я   бы  тебя  и  без  этой  писульки  отпустил…    Не  пойму,  как  ты   сумел  за   месяц   так  испортить  отношения  с Нурмеичем…
-  Да  какой  месяц,  мы   друг  другу  не  понравились  сразу   же,  еще  в  Сретенске,  когда   баржу  оформляли.  У  нас  несовместимость….  На  генетическом   уровне,  наверное.
  - Ты   только  там  не  горячись,   -  Вагин  как   будто  не   слушал  его. - Если  с  рассветом  выплывешь,  то  в  сумерках  будешь  уже  в   Урюпино.  Тебе  же  лучше  стартовать   пораньше,  чтобы   китайскую  деревню  затемно  пройти.     Так,  для  подстраховки.  А  дальше  -  по  бакенам.  Ну,  ты   сам  знаешь -  почти  неделю  плыл  на   барже.  Держись   в   створе.  Аргунь   хотя  и  норовиста,  но  при  веслах  и  при   бакенах  с ней  можно  управится   и  без  особого  опыта.

                5

   В   тот же   день   во  второй  половине  дня    они вышли  с  базы  отряда к  Аргуни.  Это  около  двадцати  километров  ,правда,  все  время  под  гору.  Студент  и   Михаил  из  Урюпина (он  должен    был   связать  плот) пешком    и     Петр  с  Эдиком  на   двух  лошадях.     Где-то километра  два   студент   шел,  припадая  на ногу.  Но  потом  остановился,  снял  кедину , туго  обмотал   ногу шарфом         и  пошел   уже  веселее,  почти  не  отставая  от   Михаила.   Еще  засветло  они  вышли к  Ивакино,  заброшенной деревни   на  берегу Аргуни.     Некоторые  дома   в  деревне были еще целыми, но  большинство      наполовину   разобраны . Из   простенка     такого  дома     и связали  плот. Он получился  длинным,  высоким  - хорошо  торчал  над  водой,  даже  после  того  как    на  него   был  загружен  почти     центнер    рыбы. Из  досок  были  сделаны  два  весла.  На  носовую  часть   Михаил  прибил  лист  железа:
   -   Заваришь    чаек  прямо  на  ходу.
  Петр  и Эдик,  пока    они   возились  с  бревнами,  протопили  одну  из  изб. Заночевали.  Поднялись  в  пять, доели  остатки  вчерашнего   ужина,    Верховые  еще   седлали    лошадей,  когда  Михаил ,   пробив  небольшой   ледок,  образовавшийся  за  ночь  вокруг   плота,  оттолкнул  студента от  берега.
   Ночь   была , можно  сказать,  светлой.  Луна,  во  всяком  случае,  время  от  времени   прорывалась  сквозь  облака,  и  он   хорошо   видел   бакены  на   берегах   -  нашем  и  китайском.  Весла  работали   отлично,  и  плот легко   удерживался  в  створе .   Еще  в  сумерках    он   проскочил   китайскую  деревню. Когда она  вынырнула   из-за  поворота –   метрах в  пятидесяти  от  берега  с длинными   столбами дымов   из  труб-  он  стал  прижиматься  к нашему  берегу. Все  получалось  пока  как   надо:  очередной  поворот   реки ,  он  успевает  вывернуть  плот с влево,  его  не  выносит  на  китайскую  сторону,  и  деревня    исчезает  из  виду.  Погони  нет  -  печки  китайцы  растопили,  а  из  изб  еще  не  повылазили...
  Постепенно светлело.  Появился  не  сильный  ,  но  пронизывающий   встречный  ветерок.    Он  попытался было  разжечь  костер  на  плоту,  но  ничего  не получалось  -  не  успевал:  надо  было  следить  за бакенами. На  очередной  попытке   разжечь  -  не  уследил.  Слишком поздно  стал отгребать     от  лежащего  в  створе   небольшого  островка, и  его  плот    своим  чуть задранным  вверх  носом (   рыба   лежала  на  корме)   вылетел  на   остров  -  сел  на  мель.    Шесты   на   плоту   были –три  штуки.  И  после  того,  как  один  из них  сломался  ,  он понял  ,  что    надо   лезть  в  воду.  Опустить  в  нее  хотя  бы  одну  ногу  и попытаться  оттолкнуться    от   дна…  Но  прежде  нужно    было  надежно  прикрепить  себя  к  плоту.  Он  так  живо  себе  представил  эту   картину:   сталкивает плот,  теряет равновесие и падает,  а плот  уходит  -  что решил  нет,  пусть лучше плот    и  его  тащит  за собой -  он  еще  успеет удержать  его.  Веревка  ,  спасибо  Михаилу,  у  него  была,  тот  как  в воду  глядел:
  -  Возьми  ,  может  пригодиться.
Он  туго  обмотал  ее  вокруг  пояса,  зафиксировал  тройным  узлом,  а  второй  конец   пропустил  между   бревнами  плота и   те же  три  узла.  Снял  с  правой  здоровой  ноги  кедину,  носки  и,  вцепившись  в плот  руками начал, сталкивать  его.  Плот   двигался,  это  было  видно,  только   нога  очень  быстро  дервенела.  Тогда  он вытаскивал   ее  на   плот,  долго растирал   шарфом  и  снова  начинал  отталкиваться.  Длилось все  это  около  двух  часов. Наконец,   плот дернулся,  его корму  развернуло,   и понесло теперь  уже  рыбой  вперед. 
    Сумерки  подкрались  незаметно, а  он  не    доплыл  еще даже  до    зимовья  в   устье  Лубии, небольшого   притока  слева.   Вместе  с  сумерками    пришли   и  облака -  бакены    он  практически  теперь  не  видел. На  нашей  стороне  время  от  времени  истошно  трубил  изюбрь.   После   третьего   его  вскрика  с  китайской   стороны  ему  ответили -  протяжно взвыл   волк.  Он   прижимал  свой   плот  к   левому берегу,  хотя   он   таила не      меньшую  опасность,  чем  китайский.   Справа    могла  быть  мель,  и  там  выл  волк. Слева  же    вот-  вот  должна  быть   Лубия,  а  значит   вынесенные  ею в  Аргунь  камни….   Держаться  на  середине,  подгребать  поближе к  китайцам   и  плыть  до  Урюпино?.. Но   он  мог  вылететь  на  китайскую  сторону,  к  волку.   Мог  среди  ночи   проскочить   Урюпино.   Жаться  к нашему   берегу  и  ночевать  в  избушке ?... Но   тогда    все, что  он   делал  последние  дни, становится   напрасным, смешным:  самолет  в  Будюмкан  леталт  раз  в  неделю  , и  этот  раз     приходился    именно    на завтра…
  Все  его сомнения  были   сняты   мгновенно,  когда   после  очередного  поворота  реки  плот вылетел   на  широкий  плес,   и     приблизительно  в   километре   он увидел  на  нашей  стороне   огонь  небольшого  костра.
  Его  разложил   Петр.  Они,  как  потом  выяснится,  тоже  двигались  не гладко,  лишь затемно   добрались   до устья  Лубии  и  решили  заночевать.  На  следующий  день,  в  Урюпино,    Петр    передаст  свой   разговор  с  Эдиком:
  - Я  пойду  разложу  костер,  может  быть  наш  студент   еще   не  проскочил  это   место.
-   Не  занимайся  ерундой,  его  уже  давно  нет  в  живых
-   Нет   я  все-таки  разложу…
  Увидев костер, студент   и принял  решение. Облачность  низкая  -   самолета   завтра  не  будет,  ночую  здесь.  И   метрах  в  100  от  костра   начал  круто   выруливать     влево. И  повис  на  камнях,  вынесенных  в  Аргунь  Лубией.

   После   14  часов  на  воде  да   ветру   протопленная     избушка  казалась  раем.  Он   разомлел  и,  сидя  у  печки ,   так  и  заснул  с  кружкой   чая   в  руках…

                7

  Утром,  а  поднялись  затемно, пока  Петр  с Эдиком    седлали  лошадей,  студент  босиком  с  просушенными  кедами  в руках   добрался  до  плота,  провисевшего  всю  ночь  на    камнях,   и  начал   потихоньку   сталкивать  его.  Время  от  времени   он забирался  на плот  и растирал   закоченевшие  ноги   шарфом.   Когда   же  совсем  близко  продвинулся  к  широкой  воде, решил  в  воду больше  не  лезть  и   стал   толкать   шестом. Второй шест  сломался, но   третий,  последний,  сработал,   и  плот  вынесло  на   середину   Аргуни.  Как  раз  и  рассвело.  Но  еще  до  рассвета ему  стало  понятно,  что он  крупно  просчитался.  На  небе  -  ни  облачка, за   ночь их  куда-то   унесло…   А  это  означало,  что    самолету   сегодня  быть… И  следовательно,  его  конфликт,  его    побег    теряют  всякий   смысл…. 

  Ветра  почти  не  было.  Аргунь   тоже  успокоилась,  а  когда   слева      в нее   влился  громадный  Урюмкан,   стала   еще  шире  и      понесла     плот  к  Урюпино совсем    уж спокойно  и  даже величественно .    Село   появилось    внезапно  после   поворота  реки,  на  расстоянии  порядка   километра. Было  хорошо видно,    как  на  берегу    начал собираться   народ.  Десятка  два   стояло  в  разных  местах  у   воды,  когда отчаянно  работая  обоими  веслами,  студент    вогнал  плот   в   берег.  Он  не  знал  никого  из встречавших,  да и  его  никто  не  знал.  Они   все  и  на  берег-то  высыпали, гадая  и  не  понимая,  кто  же   плывет.  Кто   и  по  какой   нужде   рискнул  в  одиночестве   двинуться   по   Аргуни,  уже  прихватываемой  с берегов ледком   .  Ему    кто-то   из  встречавших  так  прямо  и  сказал :
 -   А ты, однако,  паря,  того  -  у  нас  здесь  по одному  не  плавают…

  Он  распорядился  рыбой  и   плотом -  родня   Михаила  последнему  радовалась    больше,  чем   рыбе -    кубов   шесть    дров   пригнал  он  им  заодно.     С полчаса  прошло, как  он   причалил, когда   подтвердилось  худшее  -  самолет  в  Будюмкан  из  Читы   прилетал .  Да  он,  собственно,  слышал  его,  когда   плыл,  но  хотелось,  очень  хотелось  надеяться…  Но,  увы,  в Урюпине  появились     пассажиры   с этого самолета.  Был   там и  геолог – он  только   я что  вернулся  из  отпуска  и  его   тут  же  завернули   сюда  -   Эдику  на  смену.   Эдик   же   и  Петр  появились  в  Урюпино   уже  в  сумерках . 
   - Ты  на  своем  шарабане  небось  за  минуту     Урюмкан  пересек.  А   мы     кувыркались      часов  шесть,   пока  нашли   брод.  Чуть  не  снесло,  -  сказал  Петр.

   Вечером   пили  портвейн  и  совещались.
-   Тебе     там    делать  нечего, -  говорил  Эдик  вновь прибывшему. -   Да  и  не  на  чем  туда  добираться.  Старлей   вряд ли  погонит   свой   катер. Работы   там  осталось   на   два-три  дня. Так что   двигай  назад  в  Читу.  Вопрос - на  чем .  Придется  неделю  ждать  -  другого  выхода  нет.
  Но  тут  выяснилось, что  Леха,  так  звали  прилетевшего  в  Урюпино геолога,   слышал  краем  уха   в  Будюмкане ,  что  завтра   может  быть спецрейс – какая-то  геологическая  партия    заказала  Ан2  под  вывоз     проб.  И  не  исключено, что могут   быть  места   для    пассажиров…. 
  Утром  они  выехали  из  Урюпино  в Будюмкан.  Двое  верхом.  Студента и Леху   вез  на  подводе  брат  Михаила.
   Самолет  действительно  был.  Но  проб   оказалось  около  тонны.  Летун   категорически  отказался   взять даже  одного  пассажира:
     -  Я  и   с  одними этими  камнями  могу  шлепнуться вон на  ту  сопку -  только  и сказал.
  Долго  совещались,  что  делать.   Проблему   создавал   Леха. Он наотрез  отказался  ждать    неделю  в  Будюмкане  следующего    самолета.  Эдику   же  с  Петром  предстояло   подняться  по  долине Будюмкана километров   восемьдесят,  перевалить  небольшой хребет и  спуститься  в  долину  Газимура  к  селеньицу   с  двойным  названием.  Одни  называли  его  Курлея,  другие   -  Бычий  Луг.  Всего где-то  под  сто  километров.  Далее    еще   30  километров,    уже    по  Газимуру, до  Батакана, где  и предстояло   сдать  лошадей.
  -  Ну  черт  с тобой,  -  сказал, наконец, Эдик. - Иди  тогда  с  нами  пешком  -  будем  с  тобой   меняться -  десять  километров   я   верхом,  десять  ты.  До  Бычьего    дойдем,  может  и  в  два  дня  уложимся.  Там  нас  подождешь,  а  в   Батакане  я  договорюсь  о  машине  до    Газзавода.   Там, говорят, машины  уже случаются. 
  Леха  этот  вариант    принял,  о   студенте  же  никто     и  не  вспомнил  -  Эдик,  видимо,   все  еще  не  верил,  что  тот  не  утонул  в  Аргуни.   Петр,  Правда, когда  с  Лехой  все  разрешилось,   Петр сказал:
  - Да  и  тебе  с нами,  наверное , лучше  шагать.  Чемоданчик  твой  с  камнями  я  пристегну  к  седлу  -  дотащишься  как-нибудь.  У нас  и  палатка,  и  два  спальника,  и жратва….
  -  Спасибо,  но …До  Бычьего  Луга   я   может  быть  с  вами  и  доплетусь  -  нога  почти  не   болит.  А  дальше…  Там    еще  одна  сотня  до  Газзавода  и   тащить,  скорей всего,  на  себе. Если  вместе  с  камнями   пуда  два...  Нет,  очень  рискованно.  И  в  то же  время ,  от Будюмкана   девяносто   километров   до  Усть-Карска, где   самолет из  Читы каждый  день.  Правда,  нужно  будет  переплавляться   через    Газимур, до  него ,  тут  километров    тридцать,  не  больше.  Там   селение  какое-то,  то ли Каторга,  то ли  Кактолга.  Отсюда  к нему что-то  вроде  тропы,  а  может  дорога…  Наверное,  туда  пойду.  Здесь  до  самолетов девяносто,  а если  с  вами - под  двести…
-  Ну  смотри,  смотри,  паря.  Один  ведь пойдешь.  И  места  совсем  незнакомые…Груз, однако,  еще…
-  А,  всего  тридцать   верст  -   пройду  за  день-то   с  остановками. Жратву  брать  не  буду.  В Кактолге  , надеюсь,  меня  переправят.  А  с  той   стороны,    до  Карска, наверняка,   транспорт  можно  будет нанять.  У  меня  около  сотни    есть,  оставлю  на  самолет  половину  и зафрахтую  какую-нибудь   лошадку.  Должна  же  быть хоть  одна  лошадь  в  этой  Кактолге…


                8

     Он   так   и  сделал  -  стал  готовиться  к   броску  на  Кактолгу. Сходил  в магазин, но там  ничего,  кроме  полулитровых  бутылок  спирта   и   громадных  плит  карымского  чая,  не  было.  Прикупил  грамм     сто пятьдесят  этого  чая, пошел по селу искать,  где  можно  купить  хлеба.  Шел,   принюхивался  и  довольно-таки   быстро   набрел   на  дом,  где  пекли.  Хозяйка  охотно продала  краюху,  еще  теплую. Поинтересовалась,  кто  такой …
  - А, это  ты  что  ли  вчера  один  на  плоту   с верховьев  Аргуни    пришел?..
Очень не  советовала  идти  на  Кактолгу.
  - Дорога  дрянь:  каменистая,  в  гору.  Медведи  ходят,  хотя  в  этом  году  они  сытые -  ягоды  было  много.   У  кактолгинских  на  нашем  берегу  солонцы,  они  там  почти  всем  селом  сидят, изюбрей   поджидают.  Так  что  ты   кричи  или  пой, если пойдешь,  а  то  могут  стрельнуть  на  звук  шагов  -  им,  кактолгинским,  станется.  Они    через  Газимур  на нашу  сторону   шастают  постоянно,  круглый   год. И  плотики  у  них,  а то и  лодчонки с  обеих сторон стоят -  те, правда,  почти   все   дырявые.  Так  что переправится   есть на  чем,  только   Газимур там   коварен -  быстр,  каменья  торчат повсюду.  И  вообще…  Не советую   я тебе,  одним  словом. Один…  У  нас  тут  в  одиночку  никто  ничего  не  делает  -  не  принято.    Мужики  пацанов своих   лупят  нещадно, если  те  по одному  в  тайгу  ходят.  И ты  поостерегись. Куда  гонишь,  молодой,  да  не  битый.  Посиди,  через неделю  будет  самолет,  за  час  до Читы  дотащит…
-   Не  могу я,  мне    через  три  дня   край  надо  быть  в  Москве.  Обещал. Давно уж  иду -  ерунда  осталась….
   -Ишь  ты , в  Москве…  Да еще  через  три  дня…    Слушать, меня, я  вижу,  ты  все равно  не  будешь,  хотя  я  тебе  и в  матери  гожусь…  Но  лучше  тебе  остановиться.  Ты  человек  городской,  а   это    места  дикие   -  забайкальские.  Тут  свои  законы,  тут не  любят гонорливых.  Уважительно  относиться   могут,  но  не  любят… Я  не  помню,  чтоб  кто-нибудь    один  на  Какталгу   ходил. И  не  слышала о  таких   никогда.
 Он  слушал все  это,  казалось  бы     внимательно… А когда она  кончила говорить  спросил :
   - У  вас  топора  какого- нибудь  завалящего  не  найдется.  Да  спичек  еще   коробка  три,  а  то  в  магазине   нет  их.
    Женщина  глубоко  вздохнула,  молча  принесла  небольшой  топор,  дала  ему  три  коробка  спичек.
 -  Ну ладно  иди .
  И  перекрестила..
 Он  вернулся  в  избу,  где  они  остановились,  и  еще  часа   два  разбирал  свой  рюкзак  и  камни.  Оставил  половину  самых  важных.  Остальные, несколько  книг,  часть  одежды,  еще  кое- что  отнес  к   хозяйке  - попросил отправить  посылкой  в  Москву.   Хотел  было  вложить  в  посылку  записку  для  жены,  но  не  стал.  Какой    смысл – подумал, - ведь   все равно  буду   дома  раньше...
  Он  встал  до  света, тихо  вышел  -  все  еще  спали  -  и    направился   к  какталгинской  тропе.    Рюкзак   тянул    пуда  на  полтора.  Но  лямки  были  широкие,   и  он   хорошо  подтянул   ремни  -  рюкзак  лежал на  спине  плотно  и  идти  было  достаточно легко.  По  сложившейся  уже в маршрутах  привычке   он  считал  пары  шагов  и  первый  километр  -  560   пар-  прошагал  очень  быстро.  Какой-никакой,  а  опыт   у  него    уже     был, и  он  решил  сбавить   темп  -   километров     впереди  оставалось  еще  много,  да  и  дорога  начинала  медленно   взбираться   вверх.  Двигаться  решил так: два  километра –  десять  минут  перекур,  лежа,  не  снимая  рюкзака.  Через  восемь   километров  получасовой  отдых  -  без  рюкзака, чай.

  К  концу  первой  четверти  окончательно  рассвело,  но  резко   испортилась   тропа  - увеличилось  число  камней,  и  это  сбивало  с  темпа  -  надо  было постоянно  следить  за  дорогой  и  соображать,  как   лучше  поставить  ногу. Камни,  правда  и  успокаивали,  поскольку  не  было  свежеперевернутых,  а  это  означало,  что   медведь  впереди  не трусил.  На  первом  привальчике,  он  быстро  запалил   небольшой  костерок  и  вскипятил  в  кружке воду –половину  первой  из  трех   бутылок …   Особой  усталости  не  чувствовал,  хотя  понимал,  что   и  половины   подъема на   хребет  еще  не  одолел.  Видел  и  то,  что  тропа  вверх  уходит  все   круче…
  Без  особых  приключений   он  одолел   и  вторую  четверть  -   второй привал  был как  раз   на хребте.  Но времени на вторые  восемь км  он  потратил   в  два  раза  больше.  Утешало  то,  что  это,  как  он  надеялся,   была  самая   тяжелая   четверть. Однако.  Спускаться   с  хребта   было,  конечно, легче,  но  не  проще -  дорога  стала  еще  более  каменистой  и  следить  за  ней приходилось  в оба.  К  тому  же начиналась  какталгинские  вотчины  и  приходилось  петь.

  К  двадцать  четвертому  километру  он доплелся  уже  в  сумерках.  И поскольку      засветло  явно не  успевал,    то решил  устроить  себе  часовой   перекур   с  двойной  порцией   чая.     Пока  кипятил  воду     стемнело, и   заморосил  дождь.  Это  был даже  не  дождь,  о  дождь  со  снегом.    Он  долго  приноравливался  и, наконец,  зарядил  -  тихий, безветренный,  бесконечный.  От отдыха  пришлось  отказаться  -   поспешил, пока  спина еще  сухая, впрячься в  рюкзак.  Часы его показывали     девять  вечера.
  В  Газимур  он  уперся  около  пяти  утра.  В  кромешной  тьме,  мокрый  до  нитки.  На  той  стороне  -  ни  огонька,  ни  звука. Он   не  мог  точно  определить, где  он  находится.  Знал    определенно одно:  это  -   берег   Газимура.  А  где  Какталга  - слева  или  справа  -  понять  не   мог.
     Высвободился  из  рюкзака.  Пошел  налегке  вправо  – ничего.  Вернулся,  пошел  влево.  Через полчаса  во  тьме наткнулся  на какой-то  торчащий   из  воды предмет.  Ощупал  - лодка.  Да  еще  при   весле.  Сходил  за рюкзаком,  дотащил  его  до  лодки.
  Он  понимал,  что  нужно  дождаться  утра  и  хорошенько осмотреть  посудину.   Но он  шел  уже  больше  24   часов. С  приличной   поклажей  на  спине.  Температура  болталась  где-то   около  нуля. Дождь  со  снегом  сыпал  уже  несколько  часов.  Он чувствовал,  что  коченеет. Спички  промокли,  да  и   не  развести  сейчас   костра…  И  вдруг  эта  лодка  с  веслом. Сто  метров  воды.  Там,  наверняка,  есть  укрытие.  Там   где-то рядом  Какталга  и    совсем  скоро   начнут   топить  печки…
  Он  перенес   рюкзак  в  лодку  и  начал  сталкивать  ее  в  воду.  Минут  через  двадцать  она,  наконец,  соскользнула,  он  успел    свеситься  в  лодку   через  борт ,  и  их  сразу  же   подхватило  быстрое  течение.
   Лодка   потекла  почти  сразу.  Он начал  было вычерпывать  воду  кепкой  -  больше   ничего  под  рукой  не   было.  Потом  схватился  за  весло,  стал  разворачивать  лодку  назад ,  к   берегу.  Но  посудина   тяжелела  с  каждой  минутой и, наконец, ушла  под  воду.  Он  понимал,  что  берег  где-то рядом,  он  даже  видел  что-то темное справа  и впереди  себя  -  его  и  несло туда.  Дерево?..   Часть  скалы?..  Он отчаянно   работал   руками  и  ногами  и,  казалось,    ему  удается  уходить  вправо  от     приближающегося   черного  предмета.  Он   даже  попытался нащупать  ногами дно,  но  как  раз  в  этот  момент  ему и  свело    левую  ногу.  Боль  была  страшная,  но  главное  его  теперь несло,как  щепку,  и  он уже ясно  видел ,  что  на  скалу.  Он  знал ,  что  надо попытаться пустить   кровь  из  сведенной  ноги. Но  нож  остался  в  рюкзаке.  И  тогда  он  глубоко  вздохнул, погрузился  в  воду и попытался   укусить   себя   за   сведенную  ногу.   Лишь с  третьей   попытки   он,  подхватив  правой  рукой  онемевшую   ногу  и левой  прикрывая  рот,     прокусил  брюки  штормовки,  ногу,  почувствовал  во рту  соленый  привкус  крови   и ему  даже  показалось,  что  нога  становится    управляемой. И  именно  в  этот  момент   сильно ударился обо что-то  затылком.   
Газимур впадает  в  Аргунь  чуть  ниже  Урюпино .Через  несколько  сотен  километров  Аргунь  встречается  с  Шилкой   и  уже под  названием  Амур  несется  дальше  к  Тихому  Океану….

В  середине  ноября в  одном  из  московских    домов,  что  в  песках на  Соколе,     получили  посылку.  Какие-то  камни,  знакомые книги  и  кое- что   из   барахла…


  Апреля  2009  -май  2010