Ранним летним утром, когда ещё не развеялась туманная предрассветная дымка и пронзительно холодила росистая свежесть, на дороге, ведущей к Башне Сервэйна, повстречались две группы всадников. Одна из них, которую возглавлял светловолосый молодой человек в чёрном, проделала долгий, многодневный путь; другая же недавно выехала из ворот знаменитой Башни Сервэйна: впереди этого отряда ехал человек в тёмно-зелёном плаще в сопровождении дамы, рыжие волосы которой мелькали среди молодой листвы, словно огненные всполохи. Всякому бросилось бы в глаза удивительное внешнее сходство между предводителями этих двух отрядов; скорее всего, несведущий человек счёл бы их братьями, однако на самом деле это были отец и сын – Льювин, магистр Ордена Мон-Эльвейг, и его сын Фьонн, возвращающийся домой вместе с друзьями после получения дипломов Хартландской Академии Магии.
После взаимных приветствий оба отряда, перемешавшись, неторопливо потянулись к Башне Сервэйна, силуэт которой виднелся вдали, окутанный слабым флёром утреннего тумана. Фьонн и его родители ехали впереди всех; Альвин, приятель Фьонна с детских лет, следовал за ними на расстоянии нескольких шагов, то нагоняя их, то сдерживая бег своего коня.
– Даже не верится, что сегодня и завтра, и даже послезавтра я не увижу кислую рожу Ордэйла! – оживлённо воскликнул Фьонн. – Честное слово, это надо как следует отпраздновать!
На лице магистра Льювина появилось какое-то странное выражение; он взглянул на сына с оттенком горькой иронии и с расстановкой произнёс:
– А тебе не кажется, сынок, что отдохнуть от празднеств иногда тоже не мешает? Мы тут наслышаны о твоих художествах! Я, конечно, не спорю, окончание Академии – серьёзный повод, чтобы выпить, но на карнавальное шествие, Фьонни, в ближайшее время не рассчитывай. Во всяком случае, до осени.
– Ну да, выборы Архимага! – тоскливо протянул сын. – Отец, объясни мне, пожалуйста, какая муха укусила старика Илвара, что он вдруг добровольно сложил свои полномочия?
– Мне он говорил, что хочет совершить паломничество по магическим центрам Упорядоченного, а потом уединиться в каком-нибудь живописном местечке и приняться за написание романа в белых стихах, – с усмешкой отозвался Льювин. – Чудит старик, чудит! Всё-таки, Фьонни, ему уже за пятую сотню перевалило.
– Старый лис Ордэйл спит и видит, что Архимагом изберут его, – неприязненно сказал Фьонн. – А уж какую потешную речь произнёс он, вручая нам дипломы! Он высокопарно обличал любителей смешивать разнородные магические традиции и при этом постоянно косился в мою сторону.
– У Ордэйла имеется не одна причина коситься в твою сторону, сынок, – с лёгким вздохом подхватила Вэйлинди. – Ты слишком скандально себя ведёшь, Фьонни. Бесконечные пиршества, заканчивающиеся безобразными свалками, запрещённые уставом Академии поединки… А уж о твоих любовных похождениях и сумасбродных проделках можно баллады и целые романы писать! Кстати, как звали ту девчонку, которой ты в день её рождения подарил лисицу с золотой шерстью, да ещё заставил все деревья, растущие вокруг её дома, проплясать дейррэ?
– Неважно, – чуть нахмурившись, ответил молодой человек. – Мы с ней расстались, так что это в прошлом. И, честное слово, молва сильно привирает относительно моих любовных похождений!
– А сказания о развесёлых попойках – тоже плоды устного народного творчества? – добродушно съязвил Льювин и серьёзно прибавил. – Я хочу, Фьонн, чтобы ты наконец нашёл достойное применение своим талантам, а не транжирил попусту время и деньги, эти благословенные дары Создателя!
– Да, отец, я охотно отправлюсь в путешествие, – согласился Фьонн, но отец лишь выразительно приподнял одну бровь.
– Кажется, об этом-то никто не сказал ни слова, – хладнокровно промолвил магистр Мон-Эльвейга.
– Но это ведь непременное условие для начинающего мага! – непосредственно воскликнул его сын. – Ты же мне рассказывал, как сам когда-то отправился навстречу неизвестности…
– «Непременное условие», ха! – с сарказмом отозвался Льювин. – Сынок, пойми – нет ничего непременного и неизменного, кроме милости Создателя к нам, его бедным созданиям. Ну, и к довольно состоятельным тоже. А все эти правила гильдий, уставы и прочие тому подобные вещи основываются на конкретных обстоятельствах, которые нередко меняются так быстро, что человеческие умы не всегда способны адекватно и, главное, вовремя отреагировать на перемены. Да, не спорю, я действительно когда-то отправился «навстречу неизвестности» – потому что у меня не было ни громкого имени, полученного в наследство от предков, ни прочной будущности, обеспеченной тугой мошной и протекцией влиятельных родичей и друзей. Я, если говорить напрямик, не имел за душой ничего, кроме своих способностей и честолюбивых мечтаний, не подкреплённых ничем ощутимым и зримым. А ты, благодаря милости Создателя, находишься совершенно в иных условиях. Видишь ли, сынок… – магистр быстро огляделся вокруг, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает; заметив Альвина, в этот момент подъехавшего слишком близко, Льювин бросил на не в меру любопытного юношу суровый взгляд и продолжил, лишь когда тот отстал на несколько шагов. – Главные претенденты на должность Архимага – я и старый лис Ордэйл. Другие кандидаты не в счёт. Я уж приму все меры, чтобы избрали меня… Тогда, сынок, я передам тебе власть над Орденом. Так зачем тебе, словно бесприютному бродяге, шляться по чужим Мирам? Нет, конечно, если ты хочешь поближе познакомиться с Мирами, из которых состоит Упорядоченное, я не против. Вот пройдут выборы, и ты можешь отправиться в путешествие, как и подобает благородному лорду, в сопровождении свиты, какой позавидуют короли и принцы!
Фьонн молча слушал, и его красивое лицо постепенно принимало скучающее выражение.
– Какого тролля сдалось мне такое путешествие? – разочарованно протянул он, подавляя зевоту. – На меня, как на дрессированного медведя, станут глазеть разные олухи, которые не преминут устроить в мою честь торжественные приёмы; мне будут горделиво показывать местные достопримечательности – какие-нибудь покрытые плесенью руины, о которых наплетут с три короба, будто эти каменюки когда-то лично тягали местные божества; барды, громкая слава которых простирается на десяток окрестных селений, пропоют в мою честь пару-тройку слегка переделанных популярных баллад, состоящих из двух-трёх беспредельно дуболомных строф, и хорошо ещё, если исполнители будут держать ритм и иметь хоть какой-то музыкальный слух!.. Нет, отец, я хочу, как и ты, лично побывать в настоящих переделках, в таких уголках Упорядоченного, о которых и мудрецы-то мало чего знают!
Льювин переглянулся с Вэйлинди и пожал плечами.
– Избаловали мы тебя, Фьонни, – с ноткой лёгкого раздражения резюмировал магистр Мон-Эльвейга. – Ты привык думать только о своих прихотях. Вылечить от этого сложно, но невозможного нет, а потому ты с завтрашнего дня вместе со мной займёшься работой по подготовке к выборам Архимага. И не делай такую кислую рожу – ты же считаешь себя утончённым, высококультурным аристократом, которому и короли в подмётки не годятся, вот и держи себя с невозмутимым достоинством! Сколько я должен тебя учить!
* * * * *
Однако «завтра» Льювина, как хорошо знал его сын, на самом деле являлось очень растяжимым и относительным понятием. Далеко не всегда оно означало следующий день; скорее, нечто, предстоящее в обозримом будущем. Поэтому Фьонн, не утруждая себе тягостными раздумьями о предстоящей нудной деятельности, внезапно свалившейся на него вместо ожидаемого путешествия, после долгого дня, посвящённого торжественной встрече новоиспечённых дипломированных магов, спокойно завалился спать. Против своего обыкновения, он даже не прочёл на сон грядущий ни одной страницы из «Полного собрания древних сказаний», составитель которого скромно укрылся за многозначительным прозвищем «Безумный Эльф».
…Утреннее солнце ярко светило в окна, заливая комнату своими ослепительными брызгами. Но Фьонн, как и его многомудрый батюшка, принадлежал к почтенной категории так называемых «сов», которые поэтической свежести утра предпочитают философское очарование звёздного неба. Однако мирный утренний сон молодого волшебника на этот раз был внезапно прерван.
Нужно упомянуть о том, что во внутреннем дворе цитадели Мон-Эльвейга, как раз под окнами Фьонна, росла группа мощных боярышниковых кустов. Один из них, самый молодой, был лично посажен сыном Льювина в отроческие годы; за те несколько лет, что юноша провёл в Академии Магии, этот куст здорово подрос. Сейчас он, как и его более старшие соседи, был усыпан душистыми гроздьями розовато-белых цветов: и если бы кто-то очутился во внутреннем дворе замка тем ранним летним утром, он бы увидел, как маленькое существо с блестящими прозрачными крылышками вдруг поднялось над цветочной пеной и проворно полетело к окну Фьонна. Стрекоза? Как бы не так!
То была фея Риэйли, королева волшебного народца пикси. Если бы кому-то взбрело на ум заглянуть в чашечки цветков боярышника, он увидел бы беспечно спящих там крохотных крылатых существ, похожих на маленьких человечков. Днём они улетали на ближний луг или незаметно кружились над крышами замка, потому даже маги видели их крайне редко.
Приземлившись на мягкий ковёр в комнате Фьонна, фея мгновенно преобразилась. Из забавной крошки со стрекозиными крылышками она превратилась в изящную, полуэфемерную даму в светлом платье, словно вытканном из лепестков боярышника, издавна облюбованного её подданными в качестве зоны отдыха, и в переливчато-сером плаще.
Лёгким движением узенькой ладошки стряхнув капюшон с пышной причёски, фея обвела критическим взглядом художественный беспорядок, который воцарился в комнате тотчас с прибытием хозяина.
– Ну и соня! – нахмурившись, вполголоса пробормотала королева пикси; при этом её детски-очаровательное личико приняло серьёзное и одновременно забавное выражение. – Эй, малыш, просыпайся! – обратилась она к Фьонну, с удивительной для столь утончённого создания энергией встряхнув молодого волшебника. – Это невоспитанно, наконец! Я с тобой разговариваю или нет?!
– Ах, Ниэри, какая ты жестокосердная, что гонишь меня прочь в слякоть и холод… – не открывая глаз, прошептал юноша сквозь сон.
– Какая ещё Ниэри?! Малыш, ты бредишь, что ли? Это я, Риэйли! – резко сообщила фея, утомлённо опускаясь в кресло.
– А-а, крёстная, это ты, – извиняющимся тоном произнёс Фьонн, наконец продрав глаза и разобравшись в ситуации. – Извини, пожалуйста! Я никакой околесицы не нёс?
– Ещё как нёс! – отрезала фея. – И, должна тебе сказать, ты ужасно невоспитанный юноша, Фьонни! Я-то надеялась, что ты захочешь рассказать мне, как тебе жилось там…
Фьонн чуть заметно покраснел, что с ним, как и с его отцом, случалось не так уж часто.
– Нельзя сказать, что слишком хорошо, крёстная, – промямлил он и тут же поспешно добавил. – Хотя, в общем, неплохо. Пожалуйста, извини, Риэйли, но не могу же я беседовать с тобой в столь… как бы это сказать… бескультурном виде…
– Ладно, малыш, буду ждать тебя внизу, – и с этими словами фея моментально уменьшилась и резво выпорхнула из окна.
Одевшись, Фьонн спустился во двор. Многочисленные обитатели замка ещё не приступили к своим делам; хрупкая утренняя тишина, игриво скользящие лучи солнца и смутное ожидание чего-то необычайного причудливым образом сплетались, как нити в узоре… Если сначала Фьонн в глубине души немного негодовал на бесцеремонную фею, выдернувшую его из сладкого утреннего сна, то теперь он был искренне благодарен непоседливой Риэйли – ведь если бы не она, он не ощутил бы обаяния того преддверия чуда, которое на грубом человеческом языке зовётся утром.
Мельком заглянув в чашечку одного из цветов, Фьонн не удержался от улыбки. Крохотный человечек, ростом не больше ногтя, с прозрачными крылышками вроде стрекозиных, сладко спал в цветке, подложив ладонь под щёку.
– Эй, крошки, привет! – негромко сказал Фьонн.
Словно в ответ на его слова цветы боярышника заколыхались, затрепетали на гибких стебельках, и вскоре рой крохотных пикси закружился подле молодого мага.
– Привет, привет! – звенели наперебой их тоненькие голоса.
Между тем Фьонн старательно высматривал королеву среди мельтешащей толпы хрупких волшебных существ; наконец он с лёгкой досадой произнёс:
– А где Риэйли?
Пикси засуетились, невнятно щебеча какой-то вздор; Фьонн, вздохнув, решительно направился к розовому кусту, на котором ещё издалека виднелись три огромных пышных кипенно-белых цветка.
– Риэйли! – позвал молодой волшебник.
Одна из роз слабо всколыхнулась, как под порывом легчайшего ветерка, и из чашечки выглянула фея.
– Явился, малыш, – констатировала она и несколько раз шустро облетела вокруг юноши, так что у него зарябило в глазах.
– Риэйли, ну когда ты перестанешь сюсюкать со мной, словно я маленький! – недовольно поморщился Фьонн. – Это особенно смешно, когда ты в этом стрекозином обличье! – Нет, нет, – поспешил добавить он. – Дорогая крёстная, ты, конечно, очаровательна в любом облике, будь то серебряная брошь или просто сухая веточка! Но всё-таки, ты понимаешь…
– Теперь тебе проще будет говорить со мной? – перебила его высокая и стройная леди в сером плаще, складки которого блестели и переливались на солнце, как поверхность воды.
– Да, да, дорогая крёстная, – кивнул Фьонн. – Прости, но почему-то так лучше. Наверное, это просто мои дурацкие предрассудки! Я, конечно, не сомневаюсь в том, что это маленькое племя, – он махнул рукой в сторону боярышникового куста, над которым весело сновали пикси, – что эти крошки в иных вещах гораздо мудрее нас, людей, или даже благородных сородичей короля Эленнара…
– Ты всё такой же болтун, – оборвала его фея, положив руку ему на плечо. – Ты всегда рассуждаешь часами, прежде чем напрямик высказать, что у тебя на душе. Давай-ка присядем на скамейку. Ой, солнце начинает припекать! – фея поспешно набросила на голову капюшон плаща. – Вот теперь ты помалкиваешь, – назидательно заметила она.
– А о чём тебе хотелось бы услышать, Риэйли? – с ироничной усмешкой поинтересовался молодой волшебник. – Папа вчера любезно сообщил мне, что слава о моих мнимых подвигах намного превзошла мои подлинные заслуги, пока что весьма скромные…
– Когда ты отвыкнешь от этого идиотского тона, малыш?! – вспылила фея и тут же заговорила мягче. – Да, я, конечно, слышала о твоих… проделках. Честное слово, я просто теряюсь, когда пытаюсь понять людей!
Фьонн молчал, чувствуя, что снова краснеет. Вот досада!
– Расскажи мне про твою подружку, ради которой ты пускался в сумасбродства и без счёта тратил отцовские денежки, – вдруг потребовала Риэйли. – Её зовут Ниэри – верно?
– Ну, допустим, – нехотя ответил юноша, опустив глаза. – Какое это имеет значение, крёстная? Мы с ней расстались…
– Почему? – пронзительно взглянула на него фея, и её сапфировые глаза потемнели.
Фьонн замялся.
– Не вечно же этому быть, – пожав плечами, сказал он. – В конце-то концов, Ниэри – всего лишь куртизанка…
– Ну и что? – искренне удивилась фея. – Что ты хочешь этим сказать?
– Её ремесло в том, чтобы… – Фьонн покраснел ещё сильнее, мучительно соображая, как бы поделикатнее разъяснить фее сущность одной из самых древних человеческих профессий. – В общем, такие женщины, как она, за деньги и дорогие подарки поют, танцуют, развлекают своих друзей-мужчин… ну, и всё такое, – он потупился, чувствуя, что щекам и ушам становится, ох, как жарко от прихлынувшей крови.
Риэйли коротко усмехнулась.
– Ничего не понимаю, – призналась она. – Похоже, у людей всё это считается чем-то нехорошим; но если так, то зачем же ты бывал у этой девушки?
– Риэйли, перестань! – взмолился Фьонн. – Ради Создателя, избавь меня от внеочередной порции нотаций! Знаешь, я совсем от них отвык.
– Ладно, – снисходительно согласилась фея. – Я, правда, так ничего и не поняла толком. Может, ты хотя бы объяснишь мне относительно той девушки, с которой вы вместе учились в Академии Магии? Зачем…
– Ты про Айрин? Да, это как-то само собой вышло… – Фьонн уже не знал, куда девать глаза, а, главное, куда деваться самому от стыда; он вспомнил, как, будучи слегка навеселе, охотно поддался на эротические провокации темпераментной однокурсницы.
– Твой отец, пожалуй, скажет, что ты избалованный и себялюбивый шалопай, – строго заметила фея, пристально глядя на юношу, избегавшего смотреть ей в глаза. – И, между прочим, мне кажется, это именно так и есть! А ведь это и наша вина, в том числе и моя. Мы все – твои родители, их друзья, да и я тоже – ужасно носились с тобой, пока ты был крошкой, восхищались твоими шалостями и всё тебе позволяли.
– Риэйли! – твёрдо промолвил молодой человек. – Ты же обещала, что не станешь донимать меня поучениями.
– Вся беда в том, что ты ни одну девушку не любил по-настоящему, мальчик, – мягко, с материнской теплотой сказала вдруг Риэйли. – Ты скачешь на коне – и любуешься собой вместе с теми, кто смотрит на тебя из окон. Ты слишком самовлюблён – отсюда и все эти легкомысленные выходки. Но я знаю от этого лекарство…
– Эй, крёстная, поосторожнее! – отшатнулся молодой волшебник, заметив в руке феи веточку боярышника, которой она словно бы собралась стегнуть его. – Ты же знаешь, мой отец всегда был против рукоприкладства – это непедагогично! К тому же я теперь взрослый – ты ведь знаешь, что я недавно диплом получил!
– Ну, что ты, малыш! – звонко рассмеялась Риэйли. – Никто не посягает на твои права и магическое достоинство.
Фьонн смотрел на неё в некотором замешательстве; пользуясь этим, фея легонько коснулась веточкой крохотной родинки на его лбу.
– Ты чего выдумала, крёстная? – слабо запротестовал Фьонн, тотчас сообразив, какое заклятье наложила на него фея.
Ох, ну и влип! Надо было помнить, что Риэйли любит иногда пошутить, да не как-нибудь, а с выдумкой, с этакой особой, фейной, изюминкой! От фейных заклятий и магу-то избавиться не так просто, а уж от таких…
– Это заклятье поможет тебе найти настоящую любовь, – с нескрываемым удовольствием и искренней гордостью пояснила Риэйли, хотя Фьонн уж и так отлично понял суть её замысла. – Та девушка, которая достойна стать твоей судьбой, когда увидит этот знак, непременно полюбит тебя – и ты тоже её полюбишь. А не просто так будешь… забавляться.
– А без этого проклятья… тьфу! заклятья никак нельзя? Встретить судьбоносную любовь когда-нибудь потом, лет этак через десять? – без энтузиазма спросил юноша; видя, что фея лучисто улыбается, он нехотя пробормотал. – Ну, спасибо, крёстная, – и поднялся со скамейки.
– Постой! – окликнула его фея. – Подойди ко мне, Фьонни. Посмотри мне в глаза. Что ты ещё задумал, сумасброд?
– Ничего, – с оттенком удивления отозвался он. – Пока, по крайней мере.
– Да-а? Хотелось бы надеяться, – недоверчиво протянула Риэйли. – Может, пока это и в самом деле так; но я чувствую, что ты готов ринуться в какую-нибудь донельзя идиотскую авантюру!
– Голос крови, Риэйли, – хладнокровно усмехнулся Фьонн. – Кажется, ты неплохо знаешь моих родителей, чтобы тебя могли сильно удивить мои авантюрные наклонности. И я уверен, что твой подарок, – мною, кстати, совершенно не заслуженный, – сделает мою жизнь ещё богаче на приключения.
– Это ради твоей же пользы, мальчик. Может, ты и в самом деле в какой-то момент будешь влипать в неприятности чаще… но должен же ты научиться отвечать за свои… проделки.
Фьонн с сожалением вздохнул. В это время где-то хлопнули дверью, послышались голоса и шум шагов. Фея проворно вскочила со своего места.
– Не дуйся, Фьонни, – попыталась она утешить его. – До встречи, малыш, – и она мгновенно уменьшилась в размерах, взмахнула прозрачными крылышками и полетела к большой цветочной клумбе.
Некоторое время Фьонн следил за тем, как фея кружит над куртинками маргариток и бархатцев; потом Риэйли скользнула в алую воронку канны и скрылась из вида.
* * * * *
За завтраком Фьонн вёл себя рассеянно, что, впрочем, не мешало ему добросовестно сметать то, что было подано на стол. Однако всё, что он говорил, оказывалось настолько невпопад, что Льювин не преминул обратить на это внимание.
– Что с тобой, Фьонни? – в голосе мага прозвучало некоторое беспокойство. – Ты как будто не здесь!.. С тобой всё в порядке?
– Да, да, папа, – поспешил уверить его сын, при этом чуть не уронив бутерброд на пол.
– Вот и замечательно! – с воодушевлением подхватил Льювин. – Сегодня у меня уже весь день расписан, через полчаса начнётся плановое совещание Ордена… А ты почитай пока программу мероприятий, которые я намереваюсь осуществить, если… когда меня изберут Архимагом, а потом скажешь мне, что ты о ней думаешь.
– Хорошо, папа, – покорно кивнул Фьонн, принимаясь за яблочный пудинг, который он зачем-то предварительно посыпал приправой для рыбы.
Льювин с сомнением посмотрел на сына – отсутствующий вид Фьонна просто невозможно было не заметить, даже при огромном желании. Но магистр Мон-Эльвейга, рассудив, что сын, скорее всего, ещё не вполне пришёл в себя после волнений, связанных с экзаменами и защитой диплома, решил пока дать мальчишке возможность немного отдохнуть. Вэйлинди уже говорила об этом – что ж, пожалуй, она и в самом деле права. От сильных перегрузок мозги нередко свихиваются, а Фьонн и всегда-то был немного «летящим», как изящно называют в последнее время некоторую оригинальную странность в поведении.
* * * * *
Дни сменялись днями и складывались в недели; и с каждым новым днём Фьонну становилось всё тоскливее. Он-то воображал, что с окончанием Академии для него начнётся новая полоса в жизни, полная небывалых приключений, от которых захватывает дух – и вот, пожалуйста, он изо дня в день вынужден то мотаться по избирательным округам, проводя наглядную агитацию в пользу отца, за несколько лет вдруг ставшего безмерно честолюбивым карьеристом, то составлять тезисы будущих магико-философских диспутов сторонников Льювина с представителями других кандидатов на должность Архимага, то внимательно слушать, как отец (а иногда и ещё кто-нибудь из его помощников) подвергает уничтожающей критике предвыборную программу Ордэйла.
Однажды восхитительным летним утром, когда каждая травинка нежилась под ласковыми солнечными лучами, а птицы взахлёб выводили свои трели, прославляя радость жизни (эх, скакать бы верхом в это время где-нибудь по лесной тропке – на охоте с друзьями или просто на прогулке с прелестной девицей!), Льювин и его сын сидели в просторной библиотеке, занимаясь треклятыми предвыборными делами. Магистр находился в превосходном расположении духа – накануне ему удалось заручиться поддержкой двух влиятельных представителей коллегии выборщиков, которые ранее склонялись на сторону Ордэйла. Насвистывая мотивчик игривой баллады о головокружительных проказах фей, Льювин мимоходом просматривал самый свежий из агитационных листков Ордэйла. Фьонн, поставив локти на стол, печально смотрел в окно, делая вид, что погружён в серьёзные раздумья; для придания себе более сосредоточенного вида он нервно вертел в руках лист пергамента, исчерканный небрежными закорючками.
«…Хартландская Академия Магии есть один из трёх столпов, на коих покоится основание нашего Мира…», – прочёл вслух Льювин и недоверчиво хмыкнул. – Странно… Почему же тогда в школе на уроках географии детям вдалбливают, что большинство Миров, в том числе и наш, охрани его Создатель от всякой напасти, имеют форму сферы и вроде бы даже движутся в Межреальности по намеченной Творцом замкнутой траектории? Или у нашего достопочтенного ректора имеются свежие данные о новейших открытиях астрономов, которые он скрывает от широкой общественности?
Фьонн уронил лист пергамента и вздохнул так тяжело, что отец невольно оглянулся на него. Несмотря на то, что Льювин, точно горделивый орёл, король птиц, парил в вышине честолюбивых надежд, он тотчас отметил страдальческое выражение, которое застыло на лице Фьонна, словно маска трагического актёра.
– Что с тобой, Фьонни? – на всякий случай спросил магистр, хотя был уверен, что всё это – лишь напускная меланхолия, вызванная нежеланием прилежно трудиться и безудержным полётом неуправляемой рассудком фантазии.
– Ничего, папа, – вяло произнёс тот, уронив голову на руки и глядя перед собой немигающим взором лунатика. – Извини, просто у меня ужасно закружилась голова…
Льювин поднялся с места и подошёл к сыну. С Фьонном, как известно, может случиться всё, что угодно: достаточно вспомнить, как в четырнадцать лет этот мальчишка, желая доказать, что он уже великий волшебник, попытался самостоятельно открыть Врата Миров и чуть не провалился в какой-то неведомый Мирок; или же как накануне вступительных экзаменов в Академию он заявил родителям, что его куда больше привлекает карьера странствующего сказителя. А уж какие сумасбродные штуки выкидывал этот шалопай, будучи студентом! Поступив на факультет лингвомагии, он однажды в отместку за непризнание своих обширных талантов наложил на одного из профессоров альгейс , предписывающий бедолаге ежедневно напиваться, да ещё в трактире, излюбленном студентами. Никто не мог распутать этого заклятья; авторитет несчастного преподавателя за несколько дней обратился в ничто, и лишь экстренное вмешательство Вэйлинди заставило нахального мальчишку нейтрализовать действие своего магического ноу-хау. Слава Создателю, что все эти завихрения улеглись!.. Однако Льювин отлично знал, что его своенравный отпрыск, если ему что-то окажется не по нраву, а особого выбора в средствах увиливания от нежеланной повинности не будет, способен всерьёз заболеть. На этот раз, похоже, Фьонн готов даже на этот малоинтересный шаг… Вид у мальчишки такой, словно на нём без перерыва пахали три дня и три ночи: пока это, конечно, только от воображения, но кто знает, как будут дальше развиваться события? Впрочем, Льювин-то как раз мог очень хорошо это себе представить – только вот ничего хорошего при подобном раскладе не намечалось.
– Как жаль, что даже притворство настоящего мага очень скоро превращается в правду, – вполголоса изрёк Льювин, словно рассуждая сам с собой, и доброжелательным тоном предложил своенравному наследнику. – Иди прогуляйся, сынок. И, пожалуй, можешь отправиться на охоту со своими друзьями… завтра или послезавтра, когда хочешь. Честное слово, я совсем не хочу, чтобы ты самовнушением довёл себя до нервного срыва, синдрома хронической усталости или даже банальной простуды! Да, да, нечего на меня смотреть этаким удивлённо-невинным взором, словно ягнёнок, пасущийся на лужайке! Я прекрасно знаю, что ты мастер на подобные штуки.
– Прости, папа, но я действительно сегодня немного не в себе, – магистр безошибочно уловил в голосе сына старательно скрываемую радость. – Да, я, пожалуй, немного отдохну, если ты не против, – и с этими словами Фьонн медленно покинул библиотеку, стараясь раньше времени окончательно не стряхнуть видимые признаки утомления, таявшего, как снежный ком, от перспективы грядущего отдыха.
– Только что в пляс не пустился от радости, – пробормотал Льювин, когда за сыном закрылась дверь. – Ах, не будь я убеждённым гуманистом, выпорол бы его – и всю меланхолию как рукой сняло! Но, увы, я скорее позволю отрубить себе руку, чем подниму её на этого сорванца, – магистр отечески улыбнулся. – А уж Вэйл и вовсе, наверное, просто задушила бы меня, если б я…
Тем временем Фьонн, не разбирая дороги, брёл по внутреннему двору замка. Поблуждав среди клумб, он остановился возле фонтана, любуясь игрой солнечного света в снопах водяных брызг. Постепенно сын Льювина пришёл ко вполне определённому выводу. Раз отец не отпускает его в путешествие – значит, нужно бежать. Известно ведь, что так начинали многие великие деятели, в том числе и знаменитые маги. Фьонн уже воображал себя королём какого-нибудь Мира, затерянного среди звёздных дорог…
В это время напор воды в фонтане резко усилился, и брызги дождём посыпались на замечтавшегося юношу. Это немного отрезвило Фьонна, вернув его к действительности. Если уж он задумал бежать, ему не помешает надёжный спутник. Общительная натура Фьонна отнюдь не жаждала шагать навстречу приключениям в одиночестве. Нет, конечно, в пути обязательно нужен друг, с которым можно побеседовать, коротая вечера, неважно, где – у костра, у очага в каком-нибудь придорожном трактире или даже в замке могущественного властителя; друг, который никогда не бросит тебя в бою…
Фьонн при наличии возможности всегда стремился воплотить свои задумки в жизнь; поэтому он, не откладывая, отправился на поиски Альвина.
Фьонну не пришлось долго выяснять, где находится Альв; проходя по коридору мимо апартаментов его дядюшки, командора Джеффинджа, сын Льювина услышал голос своего приятеля, негромко напевающего заунывную балладу о злополучном волшебнике-недоучке, у которого всё получалось шиворот-навыворот. Фьонн осторожно постучался.
– Мэтра Джеффинджа нет дома, – оборвав пение, нехотя отозвался Альвин.
– А на кой мне мэтр Джеффиндж, Альв? – небрежно обронил Фьонн, приоткрывая дверь.
– Фьо… то есть я хотел сказать – Кьёр! Может, хоть ты спасёшь меня от этого наказания?! – с надеждой возопил Альвин.
Нужно заметить, что одной из необъяснимых причуд Фьонна было то, что он не позволял друзьям называть его настоящим именем, данным ему при рождении отцом и матерью; вместо этого сумасбродный отпрыск Льювина всерьёз требовал, чтобы его именовали Кьёртэном. Друзья, которые не могли понять этого нелепого выверта фантазии (сам Фьонн ни разу не дал толкового объяснения), то и дело путались в именах молодого мага.
Что же касается Альвина, то Фьонн застал его в поистине плачевном виде. В каком-то старом-престаром сером балахоне, густо обсыпанном извёсткой, бедняга Альв вяло отковыривал стамеской фрагменты стенной штукатурки. Его дядюшка, мэтр Джеффиндж, уступая психологическому давлению со стороны ближайших друзей, в первую очередь магистра Льювина, пёкшегося о престиже Ордена и комфортной среде обитания своих сподвижников, наконец согласился осуществить ремонт в своей берлоге. Однако, верный своим человеконенавистническим взглядам, Джеффиндж наотрез отказался от услуг профессиональных ремонтников, заявив, что все необходимые работы произведёт лично при активной помощи племянника. Естественно, сроки проведения ремонтных работ при таком раскладе сил не могли быть оговорены заранее. Альвин, хорошо зная привычки дяди, небезосновательно полагал, что ремонт затянется на долгие десятилетия: подобная перспектива преисполняла молодого мага тоской и негодованием. Тем не менее, выслушав предложение Фьонна вместе бежать навстречу приключениям и славе, он отрицательно покачал головой.
– Что тебе терять, Альв, кроме штукатурки, которая и так рано или поздно рухнет на полуистёртый паркет? – удивился Фьонн. – Или ты внезапно почувствовал призвание к профессии штукатурщика?
– Тебе хорошо острить, Кьёр, – тоскливо отозвался Альвин и оглушительно чихнул. – Ведь даже когда нас поймают – ну что тебе грозит? Магистр Льювин ради приличия сделает тебе выговор – и тотчас простит, позабыв обо всех твоих прегрешениях. А ты вспомни, что было, когда я чуть не вылетел из Академии! Дядюшка гонялся за мной, как бешеный пёс; боюсь, ещё немного, и он непременно мне что-нибудь оторвал!
– Брось, Альв, – небрежно проговорил Фьонн. – Что он может оторвать? Если голову – то, по крайней мере, не придётся мучиться и глотать пыль от штукатурки. Или ты предпочитаешь быстрому концу свободного человека долгие мучения в неволе? Да и потом – в случае чего леди Торлинн, как целителю и естествоиспытателю, конечно, будет очень интересно собрать тебя заново.
– Какой ты жестокосердный тип, Кьёр, – сердито отозвался приятель, яростно долбя стамеской неподдающийся фрагмент штукатурки.
– Альв, дружище, в случае нашего пленения я приму всю вину на себя, – не сдавался Фьонн. – Да и потом – почему ты думаешь, что нас непременно поймают?
– Странно, что ты в этом сомневаешься, – хмуро пробурчал Альвин. – Уж кому-кому, а тебе должно быть прекрасно известно о кристалле магистра, с помощью которого он может выследить любого. Я слышал, никакое волшебство не в силах затуманить острый взор этого любопытного камушка!
Фьонн на миг задумался.
– Я унесу этот камень, – решительно заявил сын Льювина.
Альвин скептически хмыкнул.
– Попробуй, – без особого энтузиазма предложил он. – Желаю удачи, Кьёр, но только я в это дело не полезу. Тебе, как я понимаю, в очередной раз приспичило поиграть в крупномасштабные азартные игры, а мне совсем не хочется, чтобы дядя высчитывал наш проигрыш на моей шкуре.
Итак, все попытки Фьонна увлечь воображение приятеля перспективами грядущих странствий и подвигов оказались тщетными: яркие краски фантазии в воображении Альвина меркли при мысли о возможной расплате за дерзновенный прорыв сквозь границы послушания. Однако эта агитационная неудача не обескуражила сына Льювина. Жаль, конечно, что Альв так много значения придаёт гневу дядюшки. Что ж, значит, придётся бежать одному. В конце концов, самое главное – идти вперёд, а там Создатель укажет дорогу и пошлёт верных товарищей, самонадеянно полагал Фьонн. Нужно отметить, что он рассуждал почти так же, как и Льювин, являясь, таким образом, достойным наследником своего энергичного и предприимчивого батюшки.
Как бы там ни было, Альв прав насчёт волшебного кристалла, размышлял Фьонн, неторопливо прохаживаясь по смотровой площадке на вершине башни. Пока камушек у отца, шанс на дальнее путешествие весьма невелик. Фьонн никогда не ломал голову над нелепыми софизмами типа: «Что было бы, если бы…» Видя конкретную цель, молодой человек стремился выяснить, что требуется для её достижения, а затем брался за дело. Придя к выводу о необходимости изъятия магического кристалла, Фьонн приступил к составлению плана этой операции.
Сложностей, как водится, нашлось немало. Начать с того, что кристалл хранится в кабинете отца, а пробраться туда не так-то легко – хотя Фьонн и считал себя мастером по распутыванию чужих заклятий, он не вполне был уверен, что сумеет справиться с системой магической защиты, разработанной Льювином. Правда, можно попытаться забраться через окно, которое летом отец всегда оставляет открытым. Но тут возникала другая проблема – в рабочем кабинете магистра Мон-Эльвейга по ночам торчит хобгоблин Хьоффи. Фьонн с детства дружил с этой личностью, представляющей собой редкий образчик аномального домового. Будучи непредсказуемым типом, Хьоффи, возможно, при правильном подходе даже согласился бы содействовать Фьонну (хотя с большей степенью вероятности он всё же предпочёл бы не предпринимать никаких действий за спиной магистра). Однако Фьонну, при всей его безалаберности и легкомыслии, отнюдь не было чуждо понятие об ответственности за своих ближних; трезво оценивая свой замысел как сомнительный с точки зрения законности и правопорядка, он не хотел втягивать хобгоблина в это дело.
Значит, камень нужно унести, когда Хьоффи не будет в кабинете отца. Фьонн задумался. Выманить осторожного и подозрительного домового, если он прочно засел где-то… Да и кто станет отвлекать внимание Хьоффи, пока Фьонн будет возиться с камнем?.. Альв? Или, может, Риэйли? Нет уж, фее он точно ничего не скажет, а то она ещё какую-нибудь шуточку выкинет! Молодой волшебник прикоснулся ко лбу. Надо как-нибудь спрятать коварный фейный знак, а то, пожалуй, и в самом деле попадёшься в сети какой-нибудь девицы! А тогда – прощайте, подвиги и слава, сиди у ног дамы, лови её взор и руку, сочиняй чувствительные стишки ей на потеху… Тьфу!
Раздумья Фьонна чуть не забрели в тупик; но, к счастью, сын Льювина вовремя вспомнил о том, что через каждые семь дней, в ночь с пятницы на субботу, Хьоффи покидает кабинет магистра Мон-Эльвейга и бродит по бесчисленным коридорам и залам Башни Сервэйна, то зловеще хихикая, то вздыхая так, словно тащит мешок, доверху набитый камнями. Кажется, для хобгоблина эти прогулки являются своеобразным развлечением… Фьонн оживлённо хлопнул в ладоши. А завтра-то как раз пятница!
* * * * *
Ближе к полуночи Фьонн, погасив свечи и оставив дверь незапертой, затаился в библиотеке, располагавшейся неподалёку от кабинета отца. Только бы этот артист-домовой первым делом не шмыгнул в библиотеку – никогда не знаешь, в какую сторону он направится на этот раз! На всякий случай Фьонн оставил приоткрытой дверь в соседнюю комнату, откуда можно улизнуть на лестницу. Ах, если б двери отцовского кабинета оставались незапертыми во время хобгоблинских прогулок! Как бы это упростило дело! Но, увы, двери захлопывались сами собой, даже если Хьоффи, превосходно умеющий проходить и сквозь стены, соизволял ими воспользоваться.
Со двора донеслись отзвуки чеканной поступи полночной стражи; вскоре в коридоре послышались шаркающие шаги и нарочито утомлённое кряхтение Хьоффи. Хобгоблин неизменно сопровождал свои ночные прогулки подобным звуковым оформлением, хотя в остальное время перемещался легко и бесшумно, а его жизнерадостная, цветущая рожа без слов красноречиво свидетельствовала о благоденствии и процветании, абсолютно несовместимыми с печалью и усталостью.
– Эхе-хе! Ух-х-х! – театрально стенал Хьоффи, старательно шаркая подошвами огромных комнатных тапочек, используемых им исключительно для ночных выходов.
Фьонн прижался к дверному косяку и невольно затаил дыхание, когда шарканье затихло у дверей библиотеки. Однако Хьоффи не торопился – он глубокомысленно обдумывал, какое направление предпочесть. Вспомнив, что давненько собирался отплатить командору Улльдару какой-нибудь озорной проделкой за его недостаточно почтительное отношение к широким слоям «мелкой нечисти», хобгоблин круто развернулся на сто восемьдесят градусов и побрёл в сторону апартаментов сего представителя руководящей верхушки Мон-Эльвейга. Фьонн с облегчением перевёл дух, с негодованием отметив, что сердце от волнения бешено колотится в груди. Подумаешь! Даже если бы домовой его заметил, предположим, – ну и что? Правда, скорее всего в этом случае пришлось бы перенести осуществление своего плана на неопределённое время…
Сын Льювина бесшумно шмыгнул за дверь, стрелой пролетел по лестнице и торопливо направился через двор к сараю, где накануне припрятал самую большую стремянку, какую только удалось отыскать в замке. Многочисленные фонарики причудливой формы таинственно мерцали среди густой листвы, давая не слишком много света; Фьонн надеялся остаться незамеченным стражей, через каждый час добросовестно меряющей шагами внутренний двор и смотровые площадки на башнях. Водрузив стремянку под окном отцовского кабинета, молодой волшебник тотчас увидел, что её высоты явно недостаточно для того, чтобы с верхней ступеньки дотянуться до подоконника. Правда, на стене, густо заплетённой плющом, имеются узкие выступы; а ещё – водосточная труба… Дополнительная опасность задуманного предприятия лишь подогрела азарт Фьонна. Кое-как, ежеминутно рискуя грохнуться на каменные плиты, которыми был вымощен двор, обдирая в кровь руки о каменную кладку стены, упрямый юноша вскарабкался на подоконник и мешком перевалился в кабинет отца.
Нужно было спешить, чтобы успеть убрать стремянку до обхода стражи. Фьонн, не успев толком отдышаться, огляделся по сторонам. В кабинете магистра Мон-Эльвейга было темно, но глаза молодого авантюриста уже привыкли к темноте; кроме того, Фьонн хорошо знал, где следует искать. Ему даже казалось, что он различает тусклое поблёскивание волшебного кристалла за стеклянной дверцей невысокого узкого шкафа. Приблизившись, Фьонн осторожно взялся за дверную ручку шкафа. Но, хотя на дверце не имелось никаких замочных скважин, то есть она, по идее, не могла быть заперта на ключ, дверь не собиралась отворяться. Ну конечно, досадливо вздохнул Фьонн. Хитрющая батюшкина магия, которую только сам Льювин и понимает! Ну, может, ещё эльфы…
Фьонн поудобнее взялся за дверную ручку и дёрнул сильнее. Вдруг прямо из дубовой рамки, окаймляющей стекло, высунулась маленькая рука, пальцы которой проворно сложились в кукиш. Сын Льювина немного оторопел от столь неожиданного поворота событий. Изумление, однако, не превратило его в отупевший столб: через мгновение Фьонн схватил странную руку и крепко сжал её. Раздалось приглушённое «о-ах!», и непослушная дверь начала медленно, словно нехотя, отворяться. Не теряя времени даром, Фьонн схватил кристалл и кинулся к окну.
Кабинет магистра Мон-Эльвейга наполнился мелодично-тревожным позвякиванием незримых колокольчиков: сначала звук был едва различим, но он быстро набирал силу и звучность. Когда Фьонн, судорожно цепляясь за лозы плюща и выступы каменной кладки, наконец ощутил под ногами верхнюю ступеньку стремянки, над Башней Сервэйна плыл негромкий, но настойчивый колокольный перезвон.
«Похоже, влип!» – мелькнуло у Фьонна; но он отнюдь не собирался идти сдаваться, покаянно моля о прощении. Уже не заботясь о том, чтобы спрятать стремянку, сын Льювина превратился в филина и в этом обличье перемахнул через крепостную стену. Выбравшись из Башни Сервэйна, молодой волшебник принял свой подлинный облик, торопливо открыл Врата Миров и решительно шагнул на призрачно-мерцающую, переливающуюся всеми оттенками Тропу Межреальности…
* * * * *
– Нет, это уже переходит всякие границы! – воскликнул Льювин, опрометью вбегая в свой кабинет, двери которого услужливо распахнулись перед хозяином. – Какой мерзавец посмел…
Перезвон невидимых колоколов, разбудивший магистра, медленно стихал. Со всех сторон к кабинету подтягивались полусонные чародеи в халатах и пижамах. Льювин, как взбешённый лев, безошибочно ринулся к шкафу, где прежде хранился волшебный кристалл – Око Пути. Нахмурившись, магистр Мон-Эльвейга внимательно посмотрел на пустую полку. Он уже понял, кто побывал здесь, поэтому не стал открыто давать волю своему гневу. Что бы ни натворил его бешеный отпрыск, отец не спешил сделать информацию о проделках Фьонна достоянием общественности, особенно учитывая приближающиеся выборы.
– Ложная тревога, – стараясь говорить спокойно и убедительно, произнёс Льювин, повернувшись спиной к шкафу так, чтобы никто не заметил пропажи. – Просто я решил проверить скорость вашей реакции, господа. Вижу, что вы ещё не заплыли жиром и вполне боеспособны. А теперь можете возвращаться к себе. Извините за беспокойство. Приятных сновидений!
Когда шаги удаляющихся магов и звуки их голосов затихли вдали, Льювин устало опустился в кресло. Несомненно, теперь волшебники начнут судачить об этом странном случае. Вряд ли их удовлетворит объяснение, данное магистром. А Фьонни! Каков мальчик! Если бы не едва уловимый горьковатый аромат его туалетной воды и оброненный носовой платок с изысканной меткой в староэльфийском стиле – пожалуй, пришлось бы немного повозиться, выясняя, кто стащил Око Пути!..
Вэйлинди, которая тоже быстро разобралась в происшедшем, тихо подошла к Льювину и положила руку ему на плечо.
– Вэйл, – Льювин обнял её и посадил к себе на колени. – Ты-то, конечно, понимаешь, что я просто врал. Врал, покрывая проделки этого неблагодарного мальчишки!
– А разве он не похож на своего отца? – попыталась улыбнуться волшебница, хотя во взгляде её явственно читалось беспокойство за сына. – Мальчик предприимчив и решителен. Как ты помнишь, он говорил о желании путешествовать. Просто Фьонн решил, что может отправиться, куда ему вздумается, не спрашивая нашего разрешения. Но вот куда его угораздит попасть? Льюв, я боюсь, как бы…
– Ничего с этим негодником не случится, Вэйл, – задумчиво отозвался магистр Мон-Эльвейга. – Разве что мы с тобой догоним и проучим хорошенько. Хотя… – Льювин досадливо нахмурился.
– Теперь, когда он унёс кристалл, будет сложнее узнать, куда он направился, – продолжила его мысль Вэйлинди.
Однако Льювин отрицательно покачал головой.
– Не то, Вэйл. Просто завтра… я хотел сказать, сегодня – ведь полночь уже миновала, верно? – у меня назначена встреча с одним типом, которого непременно нужно уломать, чтобы он отдал свой голос за меня, а не за Ордэйла…
– Льювин, – Вэйлинди отстранилась от него, и её зелёные глаза неприязненно сверкнули. – Как ты можешь думать об этих проклятых выборах, когда с мальчиком в любой момент может случиться беда?!
– Я уже сказал, Вэйл, – с оттенком раздражения отозвался он. – Ничего с ним не случится, разве что получит небольшой, но ценный урок от наставника по имени Жизнь. Разве мои слова когда-нибудь не сбывались? А денька через два я как раз покончу с неотложными делами и заодно определю, на какой из очаровательных медвежьих уголков Упорядоченного взял курс наш дорогой сын.
– Конечно, до сей поры ты всегда попадал пальцем в небо, как говорится, – нерешительно проговорила Вэйлинди, тревога которой отнюдь не улетучилась. – Хотя частенько ты несёшь такую околесицу…
– Слова прирождённого мага всегда полны глубокого смысла, даже если окружающим и ему самому кажется, что он несёт полную околесицу, – мрачно усмехнулся Льювин. – Не тревожься, Вэйл. Раз мальчик хочет получить собственный жизненный опыт – не будем ему мешать… пока. В конце концов, он и впрямь взрослый! Если бы он ещё и поступал как взрослый человек…
– Это мы его избаловали, – грустно промолвила Вэйлинди.
– Ничего, это не фатально, – попытался утешить её Льювин. – Пойдём, Вэйл, отдохнём. Встреча с алчным выборщиком у меня назначена на три часа дня, так что времени на то, чтобы выспаться, собраться и доехать к условленному месту, должно хватить, если распорядиться им с толком.
* * * * *
Фьонн устало брёл по тропе, ведущей через Межреальность к какому-то незнакомому Миру. Молодого волшебника не особенно занимало, к какому именно – сейчас Фьонн мечтал как можно скорее добраться до любого, пусть даже самого завалящего, постоялого двора, таверны, корчмы или иного заведения, специализирующегося на общественном питании. Так как бегство из дома произошло внезапно, молодой чародей не подготовился к этому безответственному поступку должным образом и отправился в путь без съестных припасов, походного гардероба и прочих необходимых вещей. Между тем время завтрака давно прошло, хотя Фьонн стоически пытался не думать на эту тему.
…Тропа Межреальности, словно сотканная из серебряных нитей, пересыпанных пригоршнями звёзд, слабо переливалась льдисто-зелёным и прозрачно-синеватым свечением. Над тропой кружились звёзды, образуя причудливые очертания рун и фигур, постоянно меняющихся, словно текучие струйки дождя на стекле. Но Фьонн, одержимый стремлением поскорее очутиться хоть в каком-то Мирке, где можно позавтракать, почти не обращал внимания на своеобразные красоты Межреальности – вне-пространства и вне-времени.
Внезапно сын Льювина инстинктивно замедлил шаг. Что-то определённо изменилось. В живом, пульсирующем мерцании тропы появились огненно-алые и золотистые проблески; помимо этого, Фьонн, как и полагается любому волшебнику, считающему себя профессионалом, уловил необычные магические колебания, источник которых, похоже, находился где-то впереди. В странной магии не наблюдалось выраженной угрозы; более того, эта магия показалась Фьонну не только доброжелательной, но и удивительно знакомой, – только он никак не мог вспомнить, где с ней сталкивался и вообще что это такое. Неудивительно: голодный желудок чаще всего самым пагубным образом влияет на умственные способности и память, с сарказмом усмехнулся Фьонн и решительно зашагал по направлению к таинственному объекту или субъекту – сын Льювина по необъяснимой причине сильно склонялся к последней версии.
Свернув направо вместе с тропой, Фьонн почти тотчас увидел черноволосого индивидуума в щегольском ало-золотом наряде, с комфортом расположившегося в шезлонге на обочине тропы. На спинке складного кресла висел аккуратно свёрнутый плащ огненно-алого цвета. У незнакомца были резкие, пожалуй, даже хищные черты лица, как-то не очень вязавшиеся с добродушной философской усмешкой, застывшей на тонких губах, оттенённых тёмной полоской изящных усов. А уж глаза… Золотистая бездна магии, искрящиеся водовороты мысли и знания… Нечеловеческие глаза.
– Привет, Фьонн, – как ни в чём ни бывало сказал странный субъект, и по тропе так и замельтешили огненно-золотые блики. – Куда это ты направляешься, если не секрет?
Сын Льювина нахмурился. Кого-то этот тип ему напоминал, поэтому молодой волшебник не взорвался немедленно от столь фамильярного обращения, а ограничился тем, что процедил сквозь зубы:
– Приветствую вас, глубокоуважаемый, только вот что-то имени вашего не припомню. Может, вы путаете меня с кем-то другим?
– Едва ли в Упорядоченном найдётся кто-то, с кем можно перепутать столь незаурядную личность, – мягко возразил собеседник с оттенком лёгкой иронии. – Конечно же, ты сын магистра Мон-Эльвейга; а что касается меня, то я отлично помню, как ты был малышом и катался на мне верхом. Правда, я в тот момент был в ином обличье…
Не успел Фьонн что-либо возразить, понять, что произошло, или вообще моргнуть глазом, как вместо щеголеватого путешественника перед ним очутился зелёный дракон и весело подмигнул магу.
– Гвейф, – вспомнил Фьонн.
Дракон кивнул и снова принял человеческий облик.
– Называй меня Рэнхартом, Кьёртэн, – с хитрой усмешкой отозвался он. – «Меняю шкуру – меняю имя», – говорят у нас на Драконьих островах; ты ведь тоже некоторым образом желаешь временно сменить… гм, окружающую обстановку, так?
– Откуда ты… – начал Фьонн, но его собеседник небрежно махнул рукой.
– Знаю о твоих мечтах и причудах? – закончил он. – Я же всё-таки дракон, не забывай. Этим всё сказано. Ты ведь должен знать, дипломированный чародей – дракону ничего не стоит прочесть мысли человека, если только они не запрятаны под толстенным слоем специальных заклятий или же попросту не отсутствуют у данного индивида.
– И о чём же я думаю сейчас? – немедленно спросил Фьонн, которого начал забавлять этот разговор.
– О сытном завтраке, – безошибочно угадал дракон. – Это во-первых. А, во-вторых, конечно же, о подвигах, достойных великого героя. В-третьих – о том, что тебе не помешал бы надёжный помощник. В-четвёртых… Впрочем, пока хватит, я полагаю. Обо всём этом, если хочешь, я мог бы побеседовать с тобой более подробно.
– На что ты намекаешь? – осторожно уточнил сын Льювина.
– У меня имеются вполне определённые предложения… Кьёртэн, – охотно пояснил Гвейф-Рэнхарт. – Кажется, ты предпочитаешь, чтобы тебя называли именно так? Так вот, Кьёр – я предлагают тебе взять меня в компаньоны. Что касается достойного применения наших талантов, то у меня есть на этот счёт несколько идей. Но, думается мне, неплохо бы действительно начать с завтрака. За тем поворотом тропа упрётся в один Мир, по-своему уютный, где можно найти приличную еду и широкое поле деятельности. Ну, что скажешь? Только не говори эту дурацкую фразу, заезженную людьми – «Мне надо подумать»! Меня от неё тошнит!
– Меня тоже, – с ухмылкой признался Фьонн. – Правда, больше от голода, пожалуй… Так куда мы идём, Рэнхарт?..
* * * * *
– Мы вообще-то где находимся? – этот вопрос Фьонн задал своему спутнику лишь тогда, когда оба они, сидя у окна в просторном зале трактира, старательно обглодали кости жареной утки, тушённой с яблоками и черносливом, и сделали небольшую передышку перед тем, как со свежими силами наброситься на свиные отбивные с жареным картофелем и грибами.
– Этот Мир здешние жители обзывают… то есть именуют, хотел я сказать, – поспешно поправил себя дракон, – самыми разными словами: от «Туманных Клыков» и до поэтического Арландуна.
– И чем же интересным можно заняться здесь магу? – продолжал Фьонн, который, мимоходом проверив содержимое своего кошелька, пришёл к выводу, что чем скорее удастся его пополнить, тем лучше, имея в виду настоятельную потребность в приобретении множества необходимейших в дальнем странствии вещей.
Дракон ухмыльнулся.
– Вряд ли тебя заинтересует такая работа, как заговоры на ударный урожай ячменя, рекордную яйценоскость кур или тридцативёдерные дневные удои от одной коровы, – весело предположил он. – Хотя, между прочим, спрос на подобные заклятья здесь всегда очень высокий.
Фьонн пренебрежительно передёрнул плечами.
– Это работёнка для какого-нибудь захолустного колдуна, недоучившегося в начальной школе, – с сарказмом протянул он. – Неужели ты притащил меня сюда, чтобы сделать соучредителем образцовой магической фермы? – и молодой человек, величественным жестом подозвав трактирную служанку, весьма привлекательную юную особу, велел принести «чего-нибудь освежающего».
Бойкая девица в сильно декольтированном черном лифе и короткой клетчатой юбчонке, спереди прикрытой кусочком кружева, изображающем передник, вскоре поставила перед сыном Льювина и его компаньоном две внушительного размера глиняные кружки, до краёв наполненные тёмным напитком. Девица игриво подмигнула Фьонну, который провожал её оценивающим взглядом, пока она возвращалась к стойке.
Дракон задумчиво покосился на мага.
– Ты, оказывается, любимчик фей? – с оттенком зависти произнес он.
Фьонн тотчас вспомнил про заклятье Риэйли. Хорошо хоть, что заколдованная родинка скрыта разлохмаченными волосами, упавшими на лоб, и её может заметить разве что дракон или волшебник!
– Тебе не кажется, что пора бы поделиться со мной теми идеями относительно наших грядущих подвигов, которыми ты хвастался на Тропе Межреальности? – спросил сын Льювина, не давая разъяснений относительно злополучного фейного заклятья.
– Отчего ж не поделиться, – хмыкнул дракон, которого весьма позабавила столь резкая смена темы. – Я знаю, первым значимым приключением твоего батюшки был поход за Волшебным Котлом Перерождения и Вдохновения. А что бы ты сказал, если бы я предложил тебе отправиться за Мечом Королей?..
Зелёные глаза Фьонна округлились при этом названии. Меч Королей! Ещё бы! Об этом мифическом оружии он в детстве с упоением слушал древние сказания и баллады. Но вот беда – никто не знал, где ныне скрыт Меч Королей. Любой чародей навеки прославил бы своё имя, если бы отыскал волшебное оружие, способное не только наносить раны, но также исцелять их – конечно, если правда всё то, что легендами приписывается этому Мечу.
– Ты смеёшься надо мной, крылатый ящер, – с видом человека, чьё достоинство незаслуженно задето, произнёс Фьонн. – Можно, конечно, переворошить всё Упорядоченное в поисках Меча Королей – вот только сколько же времени на это потребуется?
– У тебя устарелые сведения насчёт места хранения Меча, – самодовольно отозвался дракон. – Точнее, отсутствие таковых сведений. Действительно, до недавнего времени этого почти никто не знал. Но мне удалось выяснить: Меч хранится в сокровищнице одного свихнувшегося мага, который с некоторых пор постоянно проживает в Арландуне. Сам он не местный. Из вашего Мира, между прочим. Лично я с ним не знаком, но то, что я о нём слышал, убеждает меня, что этот тип так просто даже гнилой соломинки не отдаст! Его имя Фьордан, если тебе это что-нибудь говорит.
– Фьордан? – переспросил сын Льювина. – Из моего Мира, говоришь? – Перед мысленным взором Фьонна развернулся длинный пергаментный свиток, хранившийся на почётном месте в кабинете его отца; то был перечень имён, званий и титулов магов, с которыми магистр Мон-Эльвейга когда-либо дрался на поединке – имя Фьордана стояло в числе первых, сразу после имени мэтра Ордэйла, ректора Академии Магии. – Да, да, имя знакомое… Где он живёт?
– Уж не собираешься ли ты нанести ему визит и в одиночку сразиться с ним, подражая своему отцу? – ехидно осведомился Гвейф. – Но имей в виду, что сначала тебе придётся перебить или заколдовать многочисленных воинов сего чародея! Задача, достойная героя, но едва ли выполнимая, если реалистично посмотреть на вещи. Я предлагаю пойти более извилистым, но и более удобным путём. У Фьордана здесь полно врагов, в числе которых значатся и местные Тёмные эльфы: они-то, как мне известно, сейчас как раз проводят дополнительный набор добровольцев в свою дружину. Мы вступим в ряды сего доблестного воинства, а там видно будет.
– Придумано неплохо, – произнёс Фьонн, ставя на стол полупустую кружку. – Но у меня имеется один уточняющий вопрос – для кого мы будем добывать Меч Королей?
– Это Меч сам решит, – не растерялся дракон. – Вспомни: Волшебный Котёл дался в руки твоему отцу, а вовсе не мэтру Джеффинджу, которому изначально был поручен поиск неизвестного магического артефакта!
– Так, – коротко кивнул Фьонн. – А если, скажем, Меч признает хозяином меня – неужели ты, дракон, скромно согласишься остаться безо всякой награды? Что-то не верится мне, что я повстречался с тобой случайно и что тобой движет только бескорыстная тяга к приключениям!
– Конечно, я отнюдь не святой странник, – дракон деловито отхлебнул большой глоток эля. – Приятно иметь дело с сообразительным человеком, которому не требуется растолковывать очевидное. Признаюсь, этот Меч мне не очень нужен, а вот от короны Хэй-Рона я бы не отказался. Если тебе достанется Меч – я же могу рассчитывать на твоё дальнейшее содействие?..
Фьонн, несмотря на свою начитанность, никогда не слышал ни о каком Хэй-Роне, а тем паче о принадлежащих ему ювелирных изделиях, одновременно являющихся символами королевской власти; но, не желая раньше времени обнаруживать перед драконом свою неосведомлённость, волшебник лишь небрежно поинтересовался:
– И что же ты стал бы делать с ней? Чтобы величаться королём, одной и даже десяти корон мало – надо ещё солидный клочок земли с более или менее покорным населением отхватить.
– Я бы подарил эту корону своей возлюбленной, – мечтательно отозвался дракон, чем окончательно обескуражил Фьонна.
– У тебя есть девушка? Драконица, хотел я сказать – или как это у вас называется?
– Увы, пока нет, – вздохнул Гвейф, – но я не теряю надежды, что обязательно встречу её. К сожалению, феи мне в этом вряд ли захотят помочь.
Фьонн охотно отказался бы от магического подарка Риэйли в пользу дракона – сам-то он отнюдь не торопился повстречаться с большой любовью. Но, к огромному сожалению мага, осуществить торжественную передачу не представлялось возможным – заклятья, подобные наложенному остроумной феей на молодого волшебника, всегда являются эксклюзивными разработками, предназначенными для конкретной личности.
– Расскажи-ка мне про врагов Фьордана, Рэн, – попросил Фьонн. – Кто такие, чего добиваются и как далеко отсюда они живут?
– Во главе этой заварухи стоят, собственно, двое, – начал свой рассказ Гвейф. – Тёмные эльфы, брат и сестра. Его настоящее имя – Ангэйн, а её – Иэллин; только их так никто не называет, да и знают их подлинные имена немногие. Для большинства они – Хьюл и Ллиэ. Да, Тёмные эльфы куда больше общего имеют с людьми, как мне кажется, чем со своими собратьями, Светлыми эльфами, – многозначительно протянул дракон, покосившись на собеседника, а затем продолжал. – Ангэйн и его сестра – древнего княжеского рода, и оба они мечтают о королевской власти. Видишь ли, им крайне неприятно числиться чьими-то вассалами, пусть даже номинально… Когда-то давно они покинули родные края и прибыли в один довольно процветающий город, жители которого крупно повздорили с соседями. Наши эльфы этим моментально воспользовались. Достаточно своеобразно, надо сказать. Впрочем, кому-кому, а эльфам, будь то Светлые или Тёмные, фантазии не занимать. Так вот: Ангэйн и его сестрица – между прочим, она искусная волшебница даже по эльфийским стандартам – итак, они ловко заманили в ловушку правящие верха обоих городов и взяли их под стражу, доброжелательно пообещав отпустить пленников на свободу, как только те придут к мирному соглашению. Ну, поломались наши градоправители, а делать нечего – помирились. Эльфы, мастера на всякие ловкие штуки, так повернули дело, что жители почувствовали к ним благодарность и предложили в награду всё, что те захотят. Ну, они и захотели… Вроде ничего особенного – всего-навсего приличный участок земли, на котором они при активной помощи гномов быстренько возвели замок. И, представь себе, не прошло и десяти лет, как наши эльфы стали настоящими хозяевами обоих городов! Официально городами по-прежнему управляют магистраты; только они послушно выполняют все указания лорда Хьюла и леди Ллиэ. Правда, нельзя сказать, чтобы для жителей это было худо, скорее наоборот: население обоих городов богатеет с каждым годом, а о чуме или вылазках нежити там и думать забыли. Магия леди Ллиэ надёжно защищает оба города от многих издержек бытия… и даже некоторых побочных эффектов небытия, – дракон с глубокомысленным видом перевёл дух и осушил свою кружку до дна.
– Как же называются славные города, находящиеся под благодетельным протекторатом лорда Хьюла и его многомудрой сестры? – поинтересовался Фьонн.
– Форлиндэн и Линнифарн, – охотно сообщил дракон. – Расположены они к северо-востоку от Шичера – так называется городок, где мы с тобой в данный момент находимся – а ехать туда примерно три-четыре дня, если иметь хорошего коня.
Фьонн нахмурился – хорошего коня, равно как и многого другого, необходимого в пути, в распоряжении мага в данный момент не имелось. Впрочем, он уже решил, как добыть всё, что нужно. В годы обучения в Академии Магии сын магистра Льювина прославился среди студентов как непревзойдённый азартный игрок, причём разновидность игры не имела значения – у Фьонна не вызывали затруднений ни правила, ни любые попытки соперников обойти их.
– Отлично, Рэн, – промолвил Фьонн. – А теперь давай-ка сыграем партию-другую в кости, чтобы привлечь местных зевак и заставить их поверить в простоватую красотку-судьбу, которая благосклонно улыбается разным проходимцам, дуракам и бездельникам.
– И за эту обольстительную иллюзию они заплатят золотыми монетами? – с довольным видом заключил дракон, который всегда был не прочь немного поиздеваться над теми, кого считал ниже себя по интеллектуальному и культурному уровню.
– Разве несколько счастливых мгновений не стоят всего золота любого из Миров? – отозвался Фьонн и небрежным жестом привычного игрока метнул кости.
Ожидания Фьонна относительно крупного финансового вливания, пусть даже оно просочится в его кошелёк тоненькими золотыми струйками, оправдались сверх всякой меры. Завсегдатаи трактира один за другим спускали свою наличность и уступали место новым адептам случайного везения. Фьонн уже прикидывал, не пора ли сворачивать переносное казино, когда на пороге появилась парочка хмурых молодцев, которая, хищно стрельнув негодующими взорами, решительно направилась в его сторону. Не нужно было быть магом или провидцем, чтобы тотчас понять, что это за типы. Фьонн повидал немало таких субъектов в игорных домах, функционирующих в пригороде Хартланда вопреки всем эдиктам Совета Магов.
Шулеры, скрывая неприязнь к неожиданному конкуренту под церемонными улыбками, которые не обманули бы и самого тупого тролля, приблизились к столу, с которого Фьонн как раз неторопливо собирал выигранные монеты, и после краткого приветствия заявили о своём желании сыграть с благородными господами (имелись в виду, естественно, он и Гвейф) партию-другую. Фьонн понимал, что нет никакого резона связываться с местными заправилами игорного дела, разумнее всего под благовидным предлогом отказаться и улизнуть – но молодым магом, как это нередко с ним случалось, овладел иррациональный азарт. Фьонн был уверен, что обставит этих типов и выведет их на чистую воду. Правда, он не подумал хорошенько, следует ли это делать, а если всё же следует – то зачем.
Пока старший из шулеров тасовал свою колоду, Фьонн, используя магическое зрение, отслеживал краплёные карты. Волшебник, сохраняя невозмутимый вид, в глубине души потешался над профессиональным картёжником, который то и дело морщился – когда в колоде мелькала краплёная карта, Фьонн пускал в ход нехитрое, но очень действенное заклятье Огня, и ощущение нестерпимого жжения тотчас проникало в пальцы злополучного шулера. Но этот тип, похоже, обладал солидной выдержкой, что, конечно, необходимо при подобном роде деятельности (как, впрочем, и при многих других). Наконец карты были розданы, и игра началась.
Фьонн, которому профессиональные навыки помогали видеть немало интересного, вскоре отследил ещё одну любопытную подробность – тузов и королей было раза в два больше, чем полагалось. Излишние (или запасные) карты скромно прятались в рукавах шулеров. Волшебник отлично понимал, что проще с помощью магии переместить эти карты… да хотя бы себе в руки, но непредсказуемый характер Фьонна внезапно тоже решил включиться в игру.
– Что же это такое, господа? – с невинным видом поинтересовался волшебник, вдруг проворно перегнулся через стол и ловко выхватил из рукава противника червонного короля. – Ой, как нехорошо! – и он картинным жестом бросил карту на стол.
Как и следовало ожидать, шулеры тотчас переменили тактику: вскочив на ноги, они бросили карты и схватились за мечи, но Фьонн и дракон оказались проворнее. Многие завсегдатаи почему-то тоже припомнили о взаимных обидах – видимо, под заражающим воздействием дурного примера – и в трактире началась свалка. Истошные вопли хозяина заведения и визг служанок добавляли побоищу соответствующий колорит; но внезапно появившаяся на пороге ночная стража поколебала соотношение сил. Ни Фьонну с драконом, ни шулерам как-то не улыбалось попасть в городскую тюрьму за нарушение покоя добропорядочных граждан. Прекратив драку между собой, они уже были готовы сообща вступить в неравный бой с силами правопорядка, но тут дракон осторожно дёрнул мага за рукав.
– Уматываем отсюда, – тихо шепнул он. – Ты что, совсем сдурел, герой?! Разве о таких битвах ты мечтал?!
Фьонн сквозь зубы процедил краткое ругательство, однако в глубине души по достоинству ценил здравую мысль компаньона. Стражники, держа в руках мечи, сделали шаг вперёд… и тут в трактире одновременно погасли все свечи и факелы.
– Рэн, ты здесь? – Фьонн запоздало вспомнил, что в кромешной тьме легко потерять соратника из вида.
Но возле его уха тотчас раздалось бодрое:
– Всё в порядке, Кьёр! Я и в темноте отлично вижу, так что не переживай! Валим отсюда, живее!
Фьонн не стал долго раздумывать – ни его наследственность, ни привычки, ни тем более сложившаяся в данный момент обстановка к подобному абсолютно не располагали. Волшебник ухватился одной рукой за край подоконника и легко перемахнул через него. Едва его ноги коснулись мостовой, как в окне мелькнул тёмный силуэт, и дракон присоединился к компаньону.
– Куда теперь, Рэн? – по-прежнему шёпотом поинтересовался сын Льювина.
– Подальше отсюда, – без особого восторга отозвался дракон. – Знаю я в этом городе ещё одно неплохое местечко, где можно найти ночлег. Только, ради Создателя, постарайся пока больше не привлекать к себе излишнего внимания!
* * * * *
Магистр Мон-Эльвейга пребывал в омерзительнейшем расположении духа. Начать с того, что по цитадели магов поползли-таки слухи о бегстве его сына. Хотя стражники, обнаружившие под окном кабинета Льювина оставленную Фьонном стремянку, первым делом сообщили о находке магистру, а он приказал им немедленно её спрятать и молчать, если они не хотят расстаться с языками, принятые меры засекречивания не принесли ощутимого результата. Поведение магистра в ночь, когда над Башней Сервэйна внезапно загудели волшебные колокола, тоже дало пищу для пересудов. Маги, смутно почуявшие тайну, недовольные скрытностью главы Ордена и его властностью, с годами становящейся всё более явной, каким-то образом быстро пронюхали об исчезновении волшебного кристалла. Льювин был в ярости, что Фьонн поставил его в дурацкое положение – его, магистра Мон-Эльвейга, обвёл вокруг пальца собственный отпрыск! Всё же магистр, силясь хоть как-то замести следы сомнительных проделок своего наследника, мимоходом обмолвился в кругу командоров, что дал Фьонну секретное задание высокой степени значимости. Это заявление Льювина следовало понимать так: «Как магистр и его отец, я дал ему поручение, и я отлично знаю, где он и чем занят – так что нечего выдумывать чепуху, будто мой сын нахально сбежал в неизвестном направлении». Однако Льювин по лицам своих соратников видел, что они не сильно уверовали в истинность сего заявления.
Другая неприятность состояла в том, что наглый выборщик, встреча с которым была назначена заранее, не явился к условленному месту. Льювин догадывался, что этого молодчика вряд ли проймут какие-то аргументы, кроме денег; однако выяснилось, что непогода также способна сильно повлиять на поведение мэтра Данхэйма. А Льювин и немногочисленные сопровождающие магистра лица, как и полагается честным людям, давшим обещание, явились к месту встречи, вымокнув до нитки! Конечно, магистр или даже любой из его учеников без особого труда мог бы переместить дождевые тучи в любую другую точку Мира: но так как встреча должна была проходить в тайне от других претендентов на кресло Архимага, Льювин строжайше запретил волшебникам своей свиты применять магию – разве что речь будет идти о жизни и смерти.
Но что больше всего огорчало Льювина – так это то, что в конфликте отца и сына Вэйлинди определённо приняла сторону Фьонна. Нет, она, конечно, тоже считала, что мальчишку нужно вернуть домой – она даже излишне, с точки зрения Льювина, торопила события в этом направлении. Стоило Льювину заикнуться – а не дать ли Фьонни возможность немного прогуляться по чужим Мирам, раз уж ему так этого хочется, как зеленоглазая ведьма с негодованием обрушивалась на своего мужа – неужели его не беспокоит, что с мальчиком может что-нибудь случиться?!
– С этими выборами ты, Льюв, становишься бесчувственным и жестоким властолюбцем! – в одну из перепалок, посвящённых дальнейшей судьбе Фьонна, гневно выдала некромантка и тут же погрустнела. – А ведь ты был совсем другим, когда мы с тобой встретились! Ты не задумывался о каких-то там диспутах, назначенных на утро третьего дня, а готов был жизнью рискнуть ради тех, кого любишь! Неужели тебе всё равно, что будет с нашим мальчиком?..
– А почему ты думаешь, Вэйл, что я не тревожусь за этого шалопая? – Льювин чувствовал себя уязвлённым и раздражённым. – Видит Создатель, я всячески стараюсь скрыть его идиотское бегство – правда, похоже, рыцари Мон-Эльвейга чересчур умные типы для того, чтоб верить моим басням – а он разве задумывался, в какое положение ставит меня… нас? Оттого-то мне и досадно – уж, кажется, я ли не старался дать ему всё, что только мог, и что же? Со мной-то в его годы так никто не носился, как мы с ним!
Льювин хмуро посмотрел в окно. Серый туман клубился вдали, окутывая призрачной дымкой дальние башни и шпили Фьеррэ. Когда-то молодой маг Льювин беспечно въехал в столицу Эскелана, ещё не подозревая, что встретится там со своей судьбой, что Башня Сервэйна, веками стоявшая заброшенной, станет его цитаделью, и короли и князья будут искать его дружбы и совета… Разве так уж плохо – постранствовать в юности, а потом стать могущественным и уважаемым? В конце концов, Фьонни не так уж и неправ – но вот повёл-то себя мальчик отвратительно! Ушёл из дому, эгоистично наплевав на то, что родители будут о нём беспокоиться, да ещё нагло похитил волшебный кристалл из отцовского кабинета!
Вэйлинди неслышно подошла к Льювину и обняла его, прижалась щекой к его плечу.
– Не сердись, Льюв, если я чего ляпнула, погорячившись, – мягко сказала она. – Просто… иногда у тебя такое выражение лица… Холодное, чужое… Ты словно видишь перед собой Ордэйла и других соперников, которых нужно во чтобы то ни стало растереть в порошок…
– Подумать только, и это говорит мне Тёмный маг, некромантка! – Льювин сделал попытку улыбнуться. – Вэйл, милая, сознаю, что я жалкий грешник, которому, ох, как далеко до идеала Светлого мага! Но если из-за этого ты разлюбишь меня, моя ведьмочка – пожалуй, ничего другого, как сделаться отшельником, мне не останется…
– Ну хоть теперь я вижу моего Льювина, а не какого-то ошалелого тирана! – с облегчением воскликнула Вэйлинди, когда он подхватил её на руки.
– Если ты не позабыла, Вэйл – этого тирана зовут Айнумэр, – мрачно усмехнулся Льювин. – Моё, так сказать, Тёмное имя, доставшееся мне в наследство от прошлого воплощения вместе с кое-какими скромными талантами…
Часть из этих талантов Льювин немедленно употребил на то, чтобы убедить Вэйлинди остаться дома, в то время как он пустится в погоню за не в меру инициативным сыном. Льювин справедливо полагал, что Вэйл едва ли понравится тот план, согласно которому он, как отец и магистр Ордена магов, намеревался преподать зарвавшемуся мальчишке один наглядный урок. Отказываться же от воплощения этого плана в жизнь Льювину совершенно не хотелось; кроме того, он чувствовал настоятельную потребность немного побыть наедине с собой, чтобы успокоить взбаламученные нервы.
Итак, магистр, воспользовавшись потайным ходом, покинул Башню Сервэйна. Льювин легко обнаружил то место, где его импульсивный отпрыск открыл Ворота в Межреальность. Дальше начиналось самое нудное. Фьонн, естественно, ожидал, что родные пустятся за ним в погоню; поэтому неблагодарный мальчишка, не долго думая, пустил в ход кучу отвлекающих заклятий. Понятно, что они не могли сбить с толку магистра; однако Льювину пришлось изрядно повозиться, пока он их распутал, между делом обнаружив пару-тройку весьма оригинальных заклинания. «Сам, что ли, придумал, стервец?» – подумал волшебник, проникаясь невольным уважением к нестандартному мышлению сына.
Льювину давно не приходилось искать кого-то с помощью магии – в смысле, с помощью специальных заклятий – ведь к услугам магистра всегда был волшебный кристалл. Волшебник с досадой отметил, что работа по обнаружению местопребывания Фьонна сильно затягивается. Внезапно Льювин почувствовал, что перстень с чёрным камнем, который он постоянно носил на мизинце правой руки, как-то неудобно сидит на пальце. Это удивило мага – с тех самых пор, как эльфийские кузнецы при личном участии короля Эленнара перековали это кольцо из трофейного и Льювин впервые надел его, волшебник не чувствовал его, словно оно слилось с рукой.
Пробормотав ругательство, Льювин уже собрался поправить перстень. Звёздная искра в чёрной толще мигнула, будто подавая сигнал. «Что за ботва? – магистр поднёс руку поближе к глазам. – Совсем, что ли, от забот и переутомления с ума схожу?»
И тут очертания камня словно раздались в стороны: Льювин увидел дорогу вдоль боярышниковых и терновых кустов, по которой ехали два всадника. «Фьонни? Куда это его занесло? А это кто? О, да это же Гвейф! Хорош, голубчик! Раньше лекции о хороших манерах гномам читал – а теперь сбивает молодёжь с пути! Да, драконья кровь – загадочная субстанция, никогда точно не угадаешь, куда она потянет… А в самом деле, куда это они намылились? И где, главное, их носит?» Магистр внимательно отыскивал какие-либо характерные признаки, по которым это можно было бы определить. «О, Арландун! – магистр даже мечтательно присвистнул, когда на заднем фоне видения наметилась вереница горных вершин, а чуть ближе – холмистая местность, кое-где оживляемая купами деревьев и каменными столбами с замысловатым резным орнаментом. – Да, самый подходящий Мир для романтичного менестреля или доблестного рыцаря, каковыми воображают себя почти все мальчишки! Я бы и сам, пожалуй, не отказался ещё разок там побывать…» Едва магистр получил всю необходимую информацию о местопребывании сына, видение растаяло; на мизинце Льювина по-прежнему ровном блеском сияла белая искра, затаившаяся в сумраке чёрного камня.
Слава Создателю, хоть ясно теперь, где мальчишка шляется без родительского позволения! Льювин улыбнулся и бережно погладил огранённую поверхность чёрного камня. «И как это я позабыл, что камушек – обломок магического кристалла моего бывшего наставничка, а? Всё моя проклятая рассеянность!» – подумал Льювин, радуясь, что не нужно продолжать рутинную работу, связанную с поисками Фьонна.
* * * * *
– Неплохая площадка для тех, кому приспичило бы помахать мечом, – небрежно обронил Фьонн, изящным взмахом руки указывая на идеально ровную поляну слева от дороги, по размеру немногим уступающую рыночной площади среднестатистического селения.
Дракон, совершенно как обычный человек, в обличье которого он и пребывал в данное время, торопливо перебросил поводья в левую руку и сложил пальцы правой в охранительном жесте. (Обильный золотой улов, полученный с помощью иллюзорной наживки, проще говоря – крупный выигрыш, позволил Фьонну и его напарнику снарядиться в дорогу в соответствии с аристократическими представлениями молодого чародея. Оба ехали на превосходных скакунах, не говоря уж о запасе провизии и модном гардеробе, достойном высокородных героев.)
– Ты чего, Гвей… то есть Рэн? – удивился молодой волшебник, заметив выразительный жест приятеля. – Вот уж не подумал бы, что драконы кого-то или чего-то могут бояться!
– А кто тебе сказал, что я боюсь? – ядовитым тоном отпарировал тот. – Но, знаешь, Кьёр, моя доблесть после той памятной разминки на постоялом дворе не прочь бы немного отдохнуть, набраться сил перед воистину великими деяниями, а не заниматься всякой мелочёвкой, от которой становится тошно! Меня сейчас как-то не прельщает тёплая встреча с разбойниками или, что ничуть не лучше, с полоумными странствующими рыцарями, которые в каждом прохожем видят потенциального поединщика! Так что ты, сделай милость, поосторожнее выражайся, Кьёр – я слышал, бездумная болтовня волшебника иногда может внести в жизнь куда больше сумятицы, чем целенаправленная магическая деятельность.
Впереди, в зарослях кустарника, кто-то негромко кашлянул, – видимо, таким образом выражая своё одобрение сего глубокомысленного высказывания. Гвейф передёрнул плечами и пробормотал: «Накаркал!» Не успел Фьонн ответить ему, как из зарослей вышел человек, лицо которого было закрыто маской, и остановился посреди дороги. Его решительная поза, и в первую очередь обнажённый меч, который незнакомец держал в руке, не оставляли сомнений относительно того, что намерения этого субъекта отнюдь не дружественные. Фьонн с некоторым удивлением отметил, что воинственный тип одет точь-в-точь, как он сам, да и фигура, походка и манеры очень похожи. Волшебник слегка поёжился, вспоминая истории о встречах со своим отражением, тенью и так далее. Фьонн никогда не был суеверным, но ему почему-то стало слегка не по себе…
– Что вам угодно, досточтимый? – приподнявшись на стременах, величественно спросил сын Льювина.
– А сам разве не догадываешься? – с ехидным смешком задал встречный вопрос странный тип, небрежно поигрывая мечом.
– Неужели вы намерены вызвать меня на поединок? – с деланным изумлением вопросил Фьонн. – Но с какой стати? Разве мы с вами знакомы?
– О, гораздо лучше, чем ты полагаешь, мальчишка, – на миг Фьонну почудились до боли знакомые нотки, но он тотчас прогнал смутную мысль – нет, этого не может быть!
– В таком случае назовите своё имя, – потребовал сын Льювина. – И снимите маску – должен же я видеть лицо того, кто вызывает меня на бой.
– Рыцарю Мон-Эльвейга не подобает биться с противником, который ниже его родом, а? – с сарказмом усмехнулся незнакомец. – Не беспокойся, даю тебе слово, я достаточно знатен, чтобы биться с таким аристократом, каким ты себя воображаешь, мальчик! А что касается моего лица… Обещаю, ты его непременно увидишь, однако чуть позже. Но, может, хватит болтать? Ты же уверен, что ты герой, Фьонн – вот и покажи свою доблесть!
– К чёрту доблесть! Кто ты такой? – взревел Гвейф, спрыгивая с коня и бросаясь вперёд с намерением сорвать с незнакомца маску.
Однако дракон не учёл, что творимая людьми магия, на которую он обычно обращал не больше внимания, чем слон на беспорядочно снующих под ногами муравьёв, порой может оказаться весьма неожиданной, а главное, действенной. Не успел Гвейф сделать и двух шагов, как из ниоткуда на него упала серебристо мерцающая сеть; нити заклятий плотно оплели дракона, лишив его не только возможности сменить облик, но и просто пошевелиться. Дракону осталось лишь одно – сыпать ругательствами, что он и сделал; однако это было слабое утешение для личности, привыкшей принимать в разворачивающихся событиях самое деятельное участие!
Фьонн, увидев, какая участь постигла его сотоварища, ринулся навстречу незнакомцу в маске, на ходу выдёргивая из ножен меч. Загадочный противник церемонно поклонился, словно на турнире, прежде чем скрестить свой клинок с оружием Фьонна. Кем бы ни был незнакомец – однако мечом он владел отменно. Фьонн улавливал и отголоски магии противника, но они были очень переменчивы; кроме того, молодому чародею постоянно приходилось следить за действиями противника, и у Фьонна не оставалось времени на то, чтобы подробно разбираться в тонкостях чужого волшебства. Впрочем, оно никоим образом не касалось поединка, да в этом и не было необходимости: вскоре сын Льювина со стыдом и гневом понял, что противник щадит его, лишь отводя его удары и заметно ослабляя свои. Странный тип в маске явно не желал наносить молодому магу сколько-нибудь чувствительные увечья; сам же он так легко парировал все удары Фьонна, что со стороны можно было бы предположить, будто он не раз сталкивался с ним и превосходно изучил его технику.
Фьонну определённо было не по себе – но отнюдь не от того, что он столкнулся с противником, так явно превосходящим его своим мастерством. Нет, просто все приёмы этого типа ужасно знакомы – словно это сам…
Фьонн похолодел от мысли, казавшейся абсолютно бредовой, и на миг утратил бдительность. В то же мгновение остриё вражеского меча слегка оцарапало ему запястье, неназойливо напоминая о необходимости быть настороже.
– Вот уж не думал я, сынок, что тебя так долго можно водить за нос! – весело произнёс родной голос.
Незнакомец резким движением левой руки сорвал маску, – и Фьонн увидел лицо отца. Магистр Мон-Эльвейга опустил меч; сын машинально сделал то же самое, пристыженно потупившись. Поодаль ярился дракон, опутанный магической сетью. Льювин с неподдельным сожалением покосился в его сторону.
– Не ожидал я от тебя такого, дружище Гвейф, – негромко сказал магистр. – Вот куда завела тебя страсть к педагогике! Значит, искушаешь молодые, неокрепшие души, словно рождённый ползать змей, а не свободный и мудрый дракон, чей удел – полёт среди беспредельных небесных просторов? Поддерживаешь, значит, неразумных детей в их неповиновении родителям? Так, что ли, крылатый мудрец? – грозно напирал волшебник и тут же обратился к сыну, который всё ещё не пришёл в себя от неожиданного появления отца. – Фьонн, скажи честно: неужели ты так долго не узнавал мою технику боя на мечах?
– Ну, вообще-то… – сын густо покраснел, испытывая огромное желание провалиться сквозь землю; нервно сплетая пальцы, он вдруг обнаружил, что правая ладонь в крови, сочащейся из царапины на запястье.
Недовольно скривившись, он попытался сконцентрироваться на заклятии, останавливающем кровь, совершенно позабыв о наследственной аллергии на собственную целительскую магию. Льювин молча достал из кармана носовой платок и осторожно вытер кровь с руки сына. Когда магистр убрал свою руку с платком, лишь свежий шрам на запястье Фьонна напоминал о только что кровоточивший царапине.
– Так что же мы будем делать дальше? – задумчиво спросил магистр, переводя взгляд с Фьонна на дракона, по-прежнему опутанного магической сетью.
– Льюв, прекрати уже это издевательство! – отчаянно возопил Гвейф. – Сколько я ещё, по-твоему, должен торчать, точно мумия, в этом твоём эльфийском коконе?!
– Прости за временные неудобства, Гвейф, – спокойно и мягко отозвался Льювин. – Но, сам понимаешь, обстоятельства сложились таким образом, что вы оба – мои пленники. Не беспокойся, мрачное подземелье тебе не грозит – ты будешь моим почётным гостем! Только дай слово, что не сбежишь, пока я тебя не отпущу с миром.
– Честное драконье! – торопливо рявкнул Гвейф. – Льюв, у меня уже крылья… тьфу, руки, затекли!
Дракон с наслаждением расправил плечи, почувствовав, что сеть исчезла. Льювин положил руку на плечо понурившемуся Фьонну.
– Выше голову, Фьонни! Можно подумать, ты угодил в плен к какому-нибудь беспринципному врагу, жаждущему твоей крови и золота, а не к родному отцу!
– С меня ты тоже потребуешь слово, что я не убегу? – с неподдельной тоской в голосе пробормотал сын.
– Нет, мальчик, – Льювин добродушно улыбнулся. – Ты теперь и сам убедился, что мне не так уж трудно догнать тебя, если понадобится.
– Но как же так… – Фьонн осёкся.
– Ты про Око Пути? Ох, Фьонн, ну неужели ты столь наивен, чтобы полагать, будто магистр Ордена магов, каковым является твой отец, почувствует себя, как садовник без лопаты, оставшись без какого-то камушка, пусть даже магического?
Льювин горделиво тряхнул головой. Чтобы не усугублять подавленное настроение пленников, магистр постарался поскорее стереть с лица горделивую победоносную улыбку.
– Да, чуть не забыл, Фьонн, – при этих словах Льювина сын тяжело вздохнул, полагая, что отец сейчас обратится к правовому аспекту, связанному с изъятием Ока Пути; однако Фьонн ошибся. – Имей в виду – ты ездил по моему поручению. По секретному заданию. Понял? Я не желаю, чтоб наши рыцари судачили о том, как плохо мы с матерью тебя воспитали, а тем паче, чтобы известия о твоих шалостях докатились до сторонников Ордэйла. Ты успешно выполнил моё поручение; я встретил тебя в условленном месте, а Гвейфа просто пригласил погостить в нашей знаменитой Башне Сервэйна.
– И принять участие в предвыборной кампании, поработав средством наглядной агитации, – ввернул дракон, к которому с относительной свободой вернулось и чувство юмора.
– А почему бы и нет? – подхватил Льювин, мгновенно оценив свежесть и оригинальность идеи. – Только, конечно, агитировать ты будешь в своём настоящем виде. Это произведёт на выборщиков потрясающее впечатление!
– И они будут трястись вплоть до выборов Архимага, а те, кто всё-таки проголосует против тебя – скорее всего, и после, – Гвейф, в отличие от большинства драконов, не отличался особой злопамятностью; напротив, он почти мгновенно позабыл о недавнем конфузе с сетью, будучи полностью захвачен перспективой открывающихся возможностей для проявления своих талантов.
– Нет, запугивать нельзя, – с ноткой сожаления сказал Льювин, сделав строгое, постное лицо. – Магический кодекс это запрещает. Придётся тебе, Гвейф, ограничить творческую инициативу рамками закона. Не бойся, они не такие тесные, как волшебная сеть…
Дракон и магистр принялись оживлённо обсуждать свои воззрения относительно эффективной предвыборной кампании. Фьонн тоскливо смотрел на них, чувствуя, как от магико-правовых терминов у него начинает кружиться голова.
– Фьонн, не забудь – тебя не было в замке, потому что ты был занят выполнением моего задания, – напомнил Льювин.
– Да, папа, – обречённо кивнул Фьонн.
* * * * *
– Спасибо, мама, но мне совершенно не хочется есть, – вяло промямлил Фьонн, зарываясь лицом в подушку.
Вэйлинди растерянно смотрела на сына. Вот уж несколько суток, как Фьонн валяется в своей комнате, да ещё отказывается от еды! Неоднократные попытки воззвать к здравому смыслу упрямца, равно как и вмешательство магов-целителей, не дали никакого положительного результата. Вэйлинди чувствовала, что она больше не в силах увещевать сына: страдальческое, обречённое выражение, которое теперь почти не сходило с лица Фьонна, совершенно выбивало бывшую некромантку из колеи. Что же касается снадобий Торлинн, то Фьонн попросту выкинул их за окошко, а магические воздействия целительницы и её учеников, обычно очень эффективные, на этот раз почему-то развеялись прахом, заставив наследника магистра разве что досадливо поморщиться – дескать, действуют тут на нервы…
Дверь распахнулась, и на пороге появился сам магистр Мон-Эльвейга. Льювин хмуро посмотрел на сына, который даже не соизволил повернуть голову в его сторону. Магистр объяснял отсутствие эффекта от целительских пассов очень просто – Фьонн, как это уже случалось, назло родителям довёл себя до болезни, слабо поддающейся определению, но с выраженными симптомами упадка сил – головокружением, раздражительностью, потерей аппетита и прочее. Льювин превосходно знал, что существует лишь один по-настоящему действенный способ лечения от этой болезни: и хотя магистру очень не хотелось потакать тому, что он считал капризом избалованного сорванца – но сердце у Льювина было отнюдь не каменным, чтобы спокойно взирать на нездоровую апатию Фьонна и отчаяние, которое эта наглая меланхолия вызывала у Вэйлинди.
Льювин присел в изголовье кровати. Фьонн наконец соблаговолил взглянуть на отца, причём взор сына был затуманен такой вселенской тоской, что магистр чуть не выругался – Льювин терпеть не мог, когда кто-то в его окружении явно начинал переигрывать.
– И долго ты намерен вот так валяться, словно мешок с отрубями? – грубо буркнул Льювин.
Вэйлинди возмущённо сверкнула на него глазами; Фьонн молчал, сосредоточенно разглядывая потолок.
– Сынок, не надо воображать себя героем, который молчит под пытками, – ласково заговорил Льювин. – Между прочим, твой соратник прекрасно вписался в предвыборную программу, – шум драконьих крыльев за окном и одобрительные вопли магов послужили живым и, главное, своевременным подтверждением этих слов. – Почему бы тебе ни взять с него пример?
Фьонн упорно молчал. Действительно, Гвейф на удивление быстро вник в тонкости ведения предвыборной работы и внёс немало ценных рационализаторских предложений, позволивших существенно её улучшить. В данный момент дракон усердно репетировал, разрабатывая наиболее потрясающий агитационный вираж. Как и полагается преданному другу, Гвейф ежедневно навещал Фьонна, искренне изумляясь, чего это сын магистра вдруг так скис; но и дракону никак не удавалось его расшевелить.
– Фьонн, – Льювин заговорил ещё мягче. – Может, ты всё-таки хотя бы позавтракаешь?
– Не хочется, папа, – не очень уверенно отозвался сын.
– А чего же ты хочешь? – слегка повысив тон, вопросил магистр. – Ты хоть представляешь, что это за сомнительное удовольствие – шляться по скверным дорогам, беспокойным кладбищам и ущельям, кишащим всякими гнусными тварями? И ты считаешь, что ты хочешь именно этого – ты, избалованный почище принца крови, привыкший жить на всём готовом?
– Льювин! – зелёные глаза Вэйлинди сузились, полыхнув гневом; волшебница крепко сжала руку магистра. – Ну как ты можешь так разговаривать с больным?
– Знаю я, чем он болен, – недовольно проворчал Льювин, от которого не укрылось, что взгляд Фьонна несколько оживился.
Магистр Мон-Эльвейга снова обратился к сыну:
– Что вы собирались делать в Арландуне? Я так и не спросил… Вы ехали по дороге, ведущей из Шичера на Форлиндэн и Линнифарн. Собирались вступить под знамёна Тёмных эльфов?
Фьонн кивнул. Льювин задумчиво провёл ногтем по чёрному камню в своём перстне.
– Козни Фьордана, конечно, не помешало бы пресечь… – начал Льювин, но Фьонн вдруг прервал его.
– Из-за чего ты с ним сражался, папа? Ты никогда мне не рассказывал об этом, хотя про всех остальных твоих противников я знаю…
– А песенки менестрелей ты на этот счёт не слышал? – сыну магистра почудилось, что отец слегка смутился, а мать загадочно улыбнулась.
– Нет, – признался Фьонн.
– А ты из-за чего собрался с ним сражаться? – магистр нередко уходил от прямого ответа этим проверенным способом – задавая собеседнику встречный вопрос.
– Из-за Меча Королей, – честно ответил Фьонн, машинально теребя висящую на шее цепочку с амулетом.
Магистра Мон-Эльвейга не так-то просто было чем-то пронять: но при упоминании легендарного оружия Льювин чуть не подскочил на месте.
– Что? Меч Королей у этого недобитого евнуха… то есть у этого магического кастрата, этого... – Льювин неожиданно остановил поток выразительных эпитетов, уже готовых сорваться с его языка. – Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил он у сына.
– Я вообще-то не знал, что он евнух; да мне это и абсолютно всё равно, – с некоторым удивлением отозвался Фьонн.
– Да не про Фьордана, будь он трижды неладен! Про Меч! – нетерпеливо пояснил Льювин.
– Мне так Гвейф сказал, – пояснил Фьонн, лениво потягиваясь.
– А мне – ни слова, ящер зелёный! – возмущённо воскликнул Льювин. – Ну и друзья пошли – так и норовят провернуть у тебя за спиной свои тёмные и светлые делишки, даже не соблаговолив поставить тебя в известность, во что втягивают твоего собственного сына! Однако размах достойный… – задумчиво добавил магистр.
Во взгляде Фьонна промелькнул проблеск надежды. Вэйлинди с тревогой смотрела на Льювина – неужели он…
– В такой поход я бы, пожалуй, отпустил тебя, Фьонни, – с расстановкой промолвил магистр.
Фьонн, не веря своим ушам, рывком сел на кровати, позабыв про роль болящего.
– Это же очень опасно! – воскликнула Вэйлинди.
Но Льювин пожал плечами:
– Вэйл, ну не можем же мы навеки запереть Фьонна в четырёх стенах. От этого в самом деле недолго зачахнуть! А потом – он же не один пойдёт, – магистр с улыбкой поднялся на ноги и подошёл к окну.
Дракон всё ещё выписывал виражи над Башней Сервэйна; Льювин громко окликнул его и для убедительности помахал рукой, приглашая Гвейфа как можно скорее зайти в комнату «мэтра Фьонна». Гвейф немедленно опустился на ближайшую смотровую площадку и перекинулся в человека. Когда через несколько минут Гвейф-Рэнхарт ввалился в комнату, он был приятно удивлён, увидев весёлую улыбку на лице воспрянувшего Фьонна, который с момента пленения отцом неизменно выглядел мрачным и подавленным.
– Рэн, мы можем катиться ко всем Тёмным эльфам! – с воодушевлением выпалил Фьонн. – Отец возвращает нам свободу передвижения!
Дракон вопросительно взглянул на Льювина. Тот кивнул, отвёл дракона в сторону и негромко сказал:
– Какой ты, однако, скользкий тип, Гвейф – мне о Мече Королей ни слова!..
– У тебя уже есть Волшебный Котёл, – веско напомнил дракон. – Что же, все великие сокровища должны достаться одному тебе? Что-то и другим героям надо оставить!
– Я подозреваю, что ты не так просто втянул мальчишку в это дело, – подошёл магистр с другой стороны. – Ох, у меня сердце не на месте, что приходится отпускать сына в компании с таким кознодеем! Дай обещание заботиться о его безопасности…
– Честное драконье… – начал Гвейф.
– Пожалуй, я немного подстрахуюсь, – с вдохновенной улыбкой сообщил магистр. – Силой Четырёх Стихий и Волшебного Леса, я, Льювин, сын Льюгга, накладываю альгейс на тебя, Гвейф, сын Хэллина…
– Ой, ой, без своих магических шуточек, пожалуйста! – встревожился дракон, но Льювин не обратил на его возглас ни малейшего внимания.
– Предписываю тебе оберегать душу, жизнь и доброе здравие, а также имущество Фьонна, сына Льювина, и повсюду сопровождать его, пока означенный Фьонн не возвратится домой, в Башню Сервэйна. Если же ты, Гвейф, переступишь границы сего альгейса, да завяжутся твои шея и хвост вечным узлом на память…
– Может, хватит уже? – жалобно взмолился дракон.
– И не найдёшь ты свободной жилплощади ни днём, ни ночью, ни за деньги, ни тем более даром, – ощутив прилив творческого вдохновения, Льювин никак не мог остановиться.
– Да буду я беречь твоего сынка, как собственный глаз! Буду! Клянусь! Негасимым Пламенем Творения! Честью Изумрудного Клана Драконьих островов! – потеряв терпение, заорал Гвейф. – Уймись, Льюв, ради Создателя!
От оглушительного вопля, зародившегося в неизмеримых глубинах души, а затем вырвавшегося из огнеупорной драконьей глотки, с каминной полочки сорвалось несколько изящных фарфоровых безделушек и разбилось вдребезги.
– Ладно, и впрямь хватит пока, – милостиво согласился магистр. – Спустить шкуру я, в случае чего, и так могу, без магии… Сохрани нас от этого Создатель! – торопливо добавил он, сопровождая эту традиционную формулу привычным охранительным жестом.
* * * * *
Фьонн и Гвейф, остановившись на вечерний привал, любовались закатом, время от времени вспоминая о необходимости переворачивать насаженную на вертел дичь и подбрасывать сухие сучья в костёр…
…Перед тем, как сын Льювина покинул Башню Сервэйна, ему пришлось выслушать кучу наставлений от матери и феи Риэйли. Обе ужасно беспокоились, как бы с ним чего нехорошего не приключилось, так что Фьонн, не выдержав, заявил им в духе сумасбродного героя легенд, что, когда с ним случится настоящая беда, кровь его ран станет алой росой на кусте боярышника, им лично посаженного, а до тех пор тревожиться не о чем!
Льювин вызвал сына в свой кабинет на серьёзную беседу. Фьонн ждал, что отец потребует возвращения волшебного кристалла. Молодой волшебник удивлялся, что отец об этом до сих пор ни разу не заикнулся; но и теперь Льювин обошёл этот вопрос загадочным молчанием.
Желая предостеречь сына от необдуманного риска, Льювин начал с перечисления тех неприятностей, из которых Фьонн некогда был извлечён отцом и в которые юноша легко мог бы и не влипнуть, если б не прилагал к тому энергичных усилий, достойных лучшего применения.
– Имей в виду, – сурово предупредил Льювин, – что я больше не стану вмешиваться в твои дела! Ты же теперь взрослый и самостоятельный мужчина, так что должен задумываться, хотя бы иногда, над тем, что делаешь. Пожалуйста, лезь в любую дыру – но и выкручивайся сам!
– Да брось ты меня запугивать, папа, – спокойно отозвался Фьонн. – Я ни за что не поверю, что ты способен не вмешиваться в мои дела, особенно когда они плохи. Ты сто, тысячу раз говорил, что не будешь вмешиваться – но всегда поступал наоборот! Сам подумай – неужели ты остался бы равнодушным, если бы меня, например, приковали в мрачном подземелье или на горной вершине?..
– Нет, конечно, Фьонни, – серые глаза магистра смотрели тепло и непривычно серьёзно. – Но всё-таки – постарайся быть благоразумнее, хорошо? Понимаю, вряд ли у моего сына к этому может быть склонность, но всё-таки… Хотя бы ради твоей матери… Ну, и ради меня, конечно, тоже, если ты больше не злишься на меня за арландунскую шутку, – добавил Льювин, стараясь скрыть свои переживания под маской иронии; однако магистру это плохо удалось.
– Папа! – Фьонн бросился на колени, виновато хлопая длинными ресницами – точь-в-точь такими же, как у его матери. – Прости, я вёл себя как идиот… как непроходимый эгоист…
– Это наследственное, сынок, – магистр ободряюще похлопал сына по плечу, обнял и поднял на ноги.
– Если хочешь, я останусь… – в порыве минутного раскаяния начал Фьонн.
– Нет, – мягко ответил Льювин. – Это ты меня прости, что я не понял сразу: твоя дорога зовёт тебя. А ведь и со мной было точно так же! Помни, Фьонн: никогда не останавливайся на середине пути. Иди вперёд, и дорога сама тебя поведёт. Да пребудет с тобой благословение Создателя, Фьонн! – магистр Мон-Эльвейга ещё раз крепко обнял сына.
…Фьонна, как и следовало ожидать от наследника Льювина, отнюдь не преследовали по пятам гончие псы неразрешимых сомнений и застарелых комплексов. Сидя рядом с драконом на поваленном бурей дереве, сын магистра Мон-Эльвейга испытывал ни с чем ни сравнимое ощущение душевного взлёта, когда кажется, что всё тебе по плечу, за что бы ты ни взялся… (Надо заметить, что подобное ощущение действительно порой бывает ценным подспорьем, особенно для лиц свободных профессий, к которым, разумеется, в числе прочих следует причислить и волшебников.)
Небесный костёр солнца медленно догорал; золотисто-розовые разводы, которыми его отблески расцвечивают предзакатные часы летних дней, уступили место ночи, облачённой в тёмно-синий бархат. Дракон, заметив, что костерок, на котором жарится ужин, тоже вот-вот потухнет, поспешно сунул в пламя охапку топлива. Костёр немедленно оживился и благодарно затрещал угольками; однако дикие куропатки, насаженные на вертел, к досаде Гвейфа и Фьонна, ещё не вполне прожарились. Вопреки своей обычной болтливости, приятели молчали – зрелище заката над горными вершинами неожиданно настроило обоих на философско-романтическое созерцание. Впрочем, дракону быстро надоело просто так созерцать проклятых куропаток, никак не желающих поскорее зажариться как полагается. Гвейф покосился на Фьонна, но сын магистра Мон-Эльвейга то ли ещё витал в облаках, то ли серьёзно размышлял о более земных предметах. Так или иначе, но выражение лица Фьонна было излишне самоуглублённым, чтобы пытаться завязать с ним беседу. Поэтому дракон, желая как-то скоротать время до ужина, извлёк из кармана трубку, набитую табаком, и раскурил её при помощи тлеющей головни.
Вскоре сизые кольца дыма охапками поплыли из трубки дракона; Фьонн, унаследовавший от отца стойкую аллергию к ряду наркотических веществ, невольно закашлялся, чувствуя, как перехватывает дыхание. Гвейф удивлённо покосился на приятеля, торопливо погасил трубку и спросил:
– Что с тобой, Кьёр? Мне почему-то думалось, что маги нередко используют освежающий дымок разнообразных трав и сборов в своих экзекуциях…
– Не экзекуциях, а экзорцизмах – наверное, ты это хотел сказать? – поправил Фьонн. – Да, бывает, что используем… Собственно, я аллергией на пыльцу растений не страдаю, но вот табачный дым на дух не переношу – то есть просто не могу дышать им, да и всё.
Дракон понимающе кивнул.
– Да, бывает… Редко, правда: но я уже не первый раз вижу человека, которого так выворачивает от табачного дыма.
– Догадываюсь, кого ты имеешь в виду, – пробормотал Фьонн, помешивая угли в костре длинной корягой.
– Да, я всё больше убеждаюсь, что ты – просто вылитый отец, – подхватил дракон. – Несомненно, наследственность у тебя необычайно богатая, – он сделал паузу. – Фьо… то есть, я хотел сказать, Кьёр: можно задать тебе один вопрос сугубо личного характера?
– Да хоть десять, – лениво отозвался молодой волшебник. – Что именно тебя интересует, Рэн?
– Ты как… с Тёмной магией? – вкрадчивым тоном осведомился Гвейф. – Всё-таки твоя мать… да и магистр Льювин… правда, он это не афиширует, но всё же…
– Ты хочешь знать, владею ли я основными приёмами некромантии, что ли? – уточнил сын магистра Мон-Эльвейга. – Частично – да. То есть владею-то, может, и в достаточно широком объёме, но в моём дипломе значится, что я являюсь Светлым магом, – губы Фьонна дёрнулись в ироничной усмешке. – Как-никак, даже моё имя к этому обязывает, сам понимаешь! Да уж, тут приложил руку Джефф, названый брат отца. Вернее, не руку, а свои сражённые хронической меланхолией мозги. Это он предложил моим родителям назвать меня этим дурацким именем…
– Да чем оно тебе не нравится-то? – недоумевающе спросил дракон. – Звучит красиво, да ещё этаким отголоском древних героических преданий!
– Вот и отцу с матерью так показалось, – хмуро подхватила невинная жертва меланхолических мозгов Джеффа, засорённых древним легендариумом. – Когда родители размышляли, как же им назвать новорождённого сына – то есть меня – Джефф, который три четверти года мается в глубокой меланхолии, видимо, пребывал в ядовито-весёлом настроении. Ничуть не лучше его растреклятой меланхолии, кстати! «Мать мальчика – Тёмная чародейка, а ты, хоть вроде и Светлый маг, но с хорошо выраженной игрой светотени, – примерно так он заявил моему отцу. – Должен же быть в вашей семье хоть один по-настоящему Светлый волшебник! Вот и назовите сына Фьонном – «Светлым». У моего отца весьма своеобразное чувство юмора – ты, наверное, сам это давно заметил. Он искренне восхитился идеей своего названого братца – и вот результат. Отец сам рассказал мне, как это вышло, когда я в детстве начал выражать недовольство по поводу своего имени.
– А как ты изучил Тёмную магию? – любопытный Гвейф, не ощутив особого сочувствия к жертве юмористического подхода в выборе имени, вернулся к занимавшему его вопросу. – Тебя учила сама леди Вэйлинди? Но ведь вроде бы в вашем Ордене не принято брать в ученики близких родственников…
– Да, это немного странно вышло, – задумчиво промолвил Фьонн. – Видишь ли, Рэн… Ты и сам уж, верно, догадался, что родителя меня ужасно баловали; я частенько вытворял всякие рискованные штуки, не задумываясь, что из них может выйти.
– Да ты и сейчас… – начал дракон.
Сын Льювина кивнул, и его зелёные глаза задорно блеснули.
– Тонко подмечено, – согласился он и продолжил свой рассказ. – Как-то так вышло, что я повадился вечерами забираться в мамин кабинет и тайком почитывал книги, которые мне там попадались. Однажды я сидел, по своему обыкновению, и листал «Краткий курс начинающего Тёмного мага». Я так увлёкся – в книге ещё были такие потрясающие гравюры, жуткие и завораживающие, мне потом те страшилища по ночам снились – так вот, я даже не заметил, что дверь отворилась, и в комнату вошла мама. Наверное, прошло несколько минут, прежде чем я внезапно осознал, что она стоит напротив и пристально смотрит на меня. Когда я поднял голову, она спокойно спросила (она вообще редко выходит из себя): «Фьонн! Что ты читаешь?»
Я показал, что. Она чуть сдвинула брови и, как мне тогда показалось, с сочувствием спросила: «И что ты понял?»
Я начал излагать содержание прочитанного, вставляя и свои комментарии. Мама вдруг оборвала меня на полуслове: «Мальчик мой, эта книга предназначена для студентов высших учебных заведений…»
Мне тогда было лет тринадцать-четырнадцать, толком не помню. У меня вообще с датами и числами всегда ужасная неразбериха! Мамины слова я расценил как неодобрение моей излишней любознательности, вспомнив к тому же, что я без спроса забрался в кабинет матери. Поэтому я сказал, как дети обычно говорят, когда родители застукают их за каким-нибудь недозволенным занятием: «Мама, я больше не буду…» «Что? – подхватила она. – Забираться сюда без разрешения? Читать мои книги? Или… интересоваться некромантией?» – последние слова она произнесла как-то странно, вроде даже с грустью.
Я усердно кивал после каждого вопроса; но вдруг мама подошла ко мне, обняла и тихо сказала: «Теперь уже поздно, сынок».
Я по-своему истолковал её слова и охотно изъявил согласие идти к себе, чтобы запоздалым послушанием загладить неприятное впечатление от своего самоуправства. Только много лет спустя я понял, что именно имела в виду мама…
Фьонн умолк и подбросил в костёр ещё дров. Похоже, молодой волшебник вовсе не собирался разъяснять приятелю, на что намекала его мать. Фьонн небрежно оперся левой рукой о колено и устремил мечтательный, отрешённый взгляд на небо, усеянное серебристыми осколками – звёздами. Плащ соскользнул с плеча молодого мага, обнажив руку; чуть повыше запястья, охваченного широким серебряным браслетом, на загорелой коже проступал хорошо заметный шрам.
– Где это тебя так угораздило, Кьёр? – спросил дракон.
– А-а, это, – Фьонн улыбнулся, поправляя плащ. – Это ерунда, Рэн. Так, в Академии с одним студентом повздорили… Конечно, нас за это могли исключить – всё-таки поединки между студентами запрещены уставом, а мэтр Ордэйл, ректор, ох, как крут на такие художества! Но дело обошлось малой кровью, так сказать. Зато я видел василиска, Рэн! Собственно, я придумал версию для ректора, что мы поехали на охоту…
– Ты видел василиска? – не поверил Гвейф.
– Знаю, знаю, что ты хочешь сказать, Рэн, – усмехнулся сын Льювина. – Что от взгляда этого существа человек непременно должен скончаться на месте, если не успеет сунуть под нос василиску зеркало – тогда зверь вроде сам от нервного потрясения сдохнет. Можешь не верить, Рэн – но я смотрел в его глаза, и видишь, до сих пор жив! Наверное, он удовольствовался тем отражением, которое увидел в моих глазах. Они тоже зеркало – зеркало души человека, как высокопарно гласит народная мудрость. Правда, мне становится иногда жутковато, как подумаю об этом – неужели у меня такая устрашающая даже чудовищ душа?
– А разве чистая, как стёклышко, душа истинного Светлого мага – не самое страшное зрелище для злобных чудовищ, порождений жуткой Тьмы? – ухмыльнулся дракон. – Ты только подумай: если душа чистая, как кристалл – то и впрямь чем она хуже зеркала?
– Ну, ну, теперь другая крайность, – покачал головой сын Льювина. – С одной стороны, заманчиво вообразить себя святым – но, увы, друг Рэн, у меня имеются слишком весомые опровержения моей гипотетической праведности. Как ты думаешь, святые играли в азартные игры? Дрались на поединках? Пили вино и бренчали на лютне, арфе либо иных суетных музыкальных инструментах? Или, может, ты назовёшь мне святого, который развлекался в обществе очаровательных девушек? Проматывал отцовские денежки на куртизанок и прихотливые капризы роскоши? Нет, друг, как бы тебе не хотелось видеть во мне тот образец Светлого мага, сближенный с идеалом святого, который желал бы лицезреть и достославный мэтр Джефф – увы, моя честность не позволяет мне согласиться с абсолютно не заслуженным возвеличиванием моей грешной личности.
Лёгкий ветерок, сменив направление, услужливо доставил к носам собеседников запах начавшего подгорать жаркого; Гвейф проворно вскочил на ноги и отнял куропаток у огня, уже начавшего с аппетитом их облизывать, оставляя тёмные следы пригорелости.
После ужина друзья некоторое время препирались – кому стоять на страже?
– Тебе караулить, – мрачно высказался Гвейф. – Небось, выспался на месяц вперёд, пока изображал сражённого всемирной печалью!
– Зато у некоторых огнедышащих личностей глаза ночью прямо как фонари светятся, – отпарировал сын Льювина, обходя молчанием ядовитое заявление дракона.
– Ага, – не сдавался Гвейф. – А зелёные глаза вообще могут заворожить и украсть сердце – так, кажется, говорят люди?
– Возможно, только я что-то не вижу, чем это может помочь караульному, – усмехнулся Фьонн. – Эта пословица намекает на лиц противоположного пола, уважаемый Рэн, а не на ночных грабителей или бродячую нежить – у неё-то, кстати, вообще нет ни души, ни сердца, которое, как утверждают некоторые теологи, является её вместилищем, – волшебник чуть скосил глаза в сторону, а затем с хитрым видом сообщил. – Кстати, вот под тем деревом притаился прикорневой дух – из тех, что напускают на спящих нехорошие сновидения! Да, Рэн, пожалуй, ты прав – я действительно не хочу спать и охотно буду стеречь твой покой хоть до рассвета.
– Э, нет, Кьёр, меня не проведёшь! Прикорневой дух, говоришь? Сейчас я ему покажу, паршивцу!
С этими словами дракон встал на цыпочки и крадучись приблизился к указанному дереву. Дальше события развивались столь стремительно, что Фьонн успел заметить лишь мелькнувший сгусток пульсирующего пламени, за которым последовал истошный, душераздирающий вопль, так что сын Льювина поспешил заткнуть уши. Фьонн на миг подумал – как бы от драконьего пламени не начался лесной пожар: но огонёк потух сам собой, успешно осуществив миссию, для которой был предназначен. Дракон с довольной улыбкой занял прежнее место.
– Надо ставить магическую защиту, – лениво обронил Фьонн. – Я чувствую, этих придурков, да и прочей нахальной мелюзги тут полно шныряет. Конечно, особо сильно они нам не смогут нагадить, но нервы потреплют, это уж будь уверен!
– А, может, так обойдёмся? – нерешительно поинтересовался Гвейф. – В здешних краях, знаешь ли, я бы не советовал слишком часто колдовать…
– Это ещё почему? – насторожился Фьонн. – Мы же пока никому дорогу не перебежали, чтоб за нами охотились?
– Не только же из мести или ради жратвы можно охотиться, – нетерпеливо прервал дракон, осторожно озираясь по сторонам. – Я хоть их никогда и не видел, но слышал, что тут водятся весьма своеобразные личности… Впрочем, не буду повторять досужие сплетни – скорее всего, это пустая брехня, будто здесь живут озабоченные бабы, старающиеся женить на себе первого встречного мужчину.
– А если он откажется от подобной сомнительной чести? – спросил Фьонн, сразу вспомнив о фейном заклятии, которому остроумная Риэйли отвела решающую роль в его будущих любовных делах.
– Помрёт в ближайшие дни, – сообщил дракон, нервно передёрнув плечами и криво усмехнувшись.
– Корриган, – безошибочно определил бакалавр лингвомагии.
– Чего? – опешил Гвейф.
– Так специалисты называют этих очаровательных и любезных дам, – пояснил Фьонн. – Не беспокойся, если мы с такой милашкой повстречаемся, я знаю, как нужно себя вести.
Дракон с сомнением пожал плечами, но спорить не стал. Закутавшись в плащ, он растянулся на мягкой траве и через некоторое время захрапел. Фьонн кисло покосился в его сторону – храп соратника слегка раздражал утончённого мага.
Ох, надо же ещё этот треклятый фейный знак спрятать, а то, неровен час… Фьонн вытащил из своего дорожного мешка изящный кожаный ремешок. Заодно и волосы в глаза лезть меньше будут! Повязав ремешок вокруг лба, молодой волшебник достал из мешка зеркало; но, прежде чем полюбоваться своим отражением, Фьонн подозрительно покосился в сторону Гвейфа – спит, ящер?.. Ещё достанет потом своими шуточками! Но дракон, хоть и перестал храпеть, явно не притворялся спящим – да и для чего бы, собственно говоря?
Фьонн критически посмотрел в зеркало. Так он и знал – проклятая родинка осталась на виду! Молодой волшебник поправил ремешок, чтобы он полностью скрыл фейный знак. Ну, теперь можно и в обществе появиться, не опасаясь, что заклятье Риэйли сыграет пусть и добрую, но несвоевременную шутку!
Однако до того, чтобы очутиться в избранном обществе Тёмных эльфов и их сторонников, было ещё далеко – несколько дней пути, по приблизительным подсчётам Гвейфа. На этот раз Тропа Межреальности вывела Фьонна и его приятеля-дракона хоть и не очень далеко от Айлфорна – так называлась крепость Тёмных эльфов, расположенная близ двух опекаемых ими городов, Форлиндэна и Линнифарна – но путники очутились совсем в другой местности, чем в прошлый раз. Даже вездесущий бродяга Гвейф плоховато знал эти края, так что ориентироваться приходилось при помощи магии.
Фьонн сидел возле костра, лениво созерцая окутанный ночными тенями пейзаж. Поляна как поляна, ничего особо интересного… Молодой волшебник зевнул. Чтобы разогнать дремоту, которая уже начала тихонько подкрадываться, Фьонн встал и принялся расхаживать по поляне, от нечего делать внимательно рассматривая окружающие цветы, деревья и кустарники. Молодой чародей неплохо знал многие растения, употреблявшиеся для приготовления всевозможных волшебных составов. Эти ценные сведения не входили в обязательную программу для студентов, записавшихся на кафедру лингвомагии; однако любознательный Фьонн, помимо факультативных занятий, просветился относительно волшебных зелий у одной пожилой колдуньи-самоучки, у которой, между прочим, была премилая дочка. Фьонн, вспомнив романтические прогулки при луне, мечтательно вздохнул. Да, девчонка была очень даже миленькая! Но потом почему-то стало скучно…
Какой-то диковинной формы листья отвлекли молодого мага от воспоминаний о былых шалостях. Что ж это за чудо этакое, вертя в руках загадочное растение, вслух вопросил Фьонн. Понятно, что ему не ответили по веской причине – Гвейф давно видел десятые сны, а блуждающие поодаль прикорневые духи, мелкие упыри и прочая подобная же братия отнюдь не была настроена на познавательные беседы о местной флоре и фауне. Фьонн сунул странные листья в карман, намереваясь потом показать их Гвейфу и расспросить, что это такое; или, если тот не знает – что, учитывая поистине чудовищные познания драконов по естественнонаучным вопросам, представлялось маловероятным – узнать у Тёмных эльфов. Уж они-то, несомненно, знают о местной флоре всё и даже больше!
За ночь ничего особенного не произошло, если не считать мелькнувшего на фоне неба филина да пробежавшего неподалёку одинокого зомби. Он даже не предпринял попытки напасть на мага и его спящего спутника, но Фьонн, который твёрдо усвоил главное правило некромантов «неупокоенного упокой, если увидел его пред собой», быстренько вернул отжившие кости в лоно матери-земли. Заодно и попрактиковался немного, а то ещё, чего доброго, забудешь, как и что… Фьонн был убеждён, что уважающему себя Светлому магу близкое знакомство со смежной профессией некроманта ничуть не помешает.
К утру волшебник внезапно почувствовал, что ужасно проголодался. С чего бы это? Вроде бы дома он гораздо позже завтракает, а накануне вечером они с драконом хорошо подзакусили… Фьонн намеревался дождаться, пока проснётся Гвейф, что позавтракать вместе; но неожиданный голод поборол все приличия. Когда дракон, сладко позёвывая и потягиваясь, вернулся из мира сновидений в иллюзию реальности, его внимание сразу привлёкло характерное похрустывание.
– Ты чего это спозаранку сухари грызёшь? – даже не сказав «доброе утро», подозрительно поинтересовался дракон. – Я бы на твоём месте, Кьёр, что-нибудь посущественнее приготовил! Ну, хотя бы чай заварил! И почему ты лопаешь без меня?!
– Извини, Рэн, – невнятно отозвался сын Льювина, с ожесточением грызя затвердевшую корку. – Я сам не пойму, что это на меня нашло. Я бы сейчас, кажется, целого поросёнка съел вместе с неумытым рылом и копытами!
Дракон неторопливо поднялся на ноги, отряхнул плащ и тщательно расправил замявшиеся складки; лишь после этого он внимательно посмотрел на приятеля.
– Да, очень странно, – согласился он, что-то обдумывая. – Скажи, Кьёр, ты ничего необычного не заметил?
– Нет, – для вящей убедительности сын Льювина отрицательно помотал головой, при этом чуть не подавившись крошками сухаря. – Ну, зомби тут шлялся, упыришки… А, филин ещё пролетал…
– Если это то, о чём я думаю, оно скорее растительного происхождения, чем животного, – расплывчато пояснил Гвейф.
– Ах, да, хорошо, что ты мне напомнил, Рэн, – обрадовался Фьонн. – Я хотел спросить у тебя про эту штуку, но из головы выскочило. Вот, смотри, – он вытащил из кармана листья незнакомого растения и протянул их дракону. – Ты случайно не знаешь, как это называется и какими свойствами обладает?
– Случайно не знаю, – с сарказмом ответил дракон, избегая брать растение в руки. – Это феар гортах, «голодная трава», как её называют люди. А насчёт её свойств… Я вижу, ты их уже прочувствовал на собственной шкуре. Точнее, желудке. Теперь-то мне понятно, чего это ты стал хрумкать спозаранку!
– А почему я про эту феар ничего не знал? – тон Фьонн выдавал оскорблённые чувства профессионала, которого неожиданно обошёл подмастерье.
– Потому что в вашем Мире она давно стала редким исчезающим видом, – примирительно сказал Гвейф.
Однако это сообщение не успокоило молодого мага – точнее, не утолило его голод, как и только что слопанный аварийный запас сухарей. Дракон с тоскливым видом заглянул в мешок для провизии, на дне которого лежал одинокий сухарь, уцелевший только потому, что Фьонну так и не удалось его разгрызть.
– Ладно, пошли, голодающий, – то ли сочувственно, то ли насмешливо произнёс Гвейф, собирая пожитки и подзывая своего коня – уникальное в своём роде создание, единственное из всех скакунов на рынке Шичера не шарахнувшееся от дракона в человеческом облике.
– Куда? – вяло поинтересовался Фьонн, поднимая свой мешок и приторачивая его к седлу своего коня, который до сих пор диковато косился в сторону Гвейфа.
– Как – куда? У тебя теперь что, все мысли только о жратве? А, ну да, конечно… Пообещай мне на будущее, Кьёр: никогда не хватай предметы, о которых абсолютно ничего не знаешь!
– Извини, Рэн, но этого я обещать никак не могу, – отозвался Фьонн, мучимый почти зримыми образами аппетитных кушаний. – Взаимодействие с незнакомыми объектами, зачастую опасными – один из непременных аспектов деятельности мага.
– А ну тебя к оркам, в самом деле! – не выдержал дракон, садясь в седло. – Поехали, что ли!
Фьонн, прежде чем сесть на коня, предусмотрительно пробормотал ограждающее заклятье, сложив пальцы в охранительном жесте.
* * * * *
Мучительный голод, неожиданно сразивший молодого мага, отступил как-то незаметно. Как полагал Фьонн, это произошло потому, что он сразу же выкинул зловредную феар гортах, доставившую ему столько неудобств. Гвейф, со свойственной ему ироничной рассудительностью, высказал здравое предположение, что за исцеление от голода Фьонн должен быть благодарен слопанным в одиночестве сухарям.
Так или иначе, но настроение Фьонна значительно улучшилось; несмотря на вполне понятную неприязнь к феар гортах, волшебник пожелал узнать, откуда же берётся такая странная трава. Не может быть, чтоб тут не были замешаны волшебные силы!
– Ну конечно, – снисходительным тоном согласился дракон. – Это дело рук тех самых баб, про которых мы вчера говорили. Как ты их назвал, Кьёр?.. Коврига? Или курага?..
– Корриган, – напомнил недавний студент Академии Магии.
Дракон вдруг насторожился.
– Ты ничего не слышишь, Кьёр? – спросил он.
– Журчание ручейка, – отозвался сын Льювина, с некоторым удивлением взглянув на своего спутника. – Постой… Какая прелестная мелодия! А уж голос! Но вот слова… – Фьонн скорчил гримасу. – «Ты умрёшь на рассвете четвёртого дня, если мужем назвать не смогу я тебя», – Отвратительный вкус, тысяча троллей! Такие слезливые лэ вышли из моды лет десять назад! Поехали, Рэн, побеседуем с дамой о поэзии и музыке, – серьёзно добавил волшебник и пояснил сквозь зубы. – Это же и есть корриган, или я не дипломированный маг, а колода для разделывания мяса!
– Что? – Гвейф переменился в лице.
При взгляде на него Фьонн расхохотался.
– Тебе-то чего бояться? Проклятье корриган опасно лишь для людей!
– Десять тысяч гномьих топоров! Да твой отец сдерёт с меня шкуру и повесит её в своём кабинете, если с тобой что-нибудь случится! – рявкнул дракон. – Я немедленно испепелю эту красотку…
– Поздно, дружище, – спокойно сказал Фьонн. – Я уже слышал её балладу, так что моя песенка – фьють! – спета. Если я, конечно, не предпочту вечное рабство свободной смерти… Да брось ты цепляться за меч и вращать глазами! Песни и проклятия корриган, между прочим, сильно действуют только на слабонервных, легко внушаемых типов. У меня таких в роду не наблюдалось; к тому же я всё-таки волшебник, а не какой-нибудь суеверный, малограмотный вояка! Надо поговорить с этой дамой, да так, чтобы не разозлить её. Но ты молчи, Рэн, ради Создателя, молчи!!!
По очаровательной, идеально круглой полянке, выбивая звенящую мелодию из бесчувственных камней, резво бежал ручеёк, бравший начало из небольшого углубления в земле. Возле истока сидела девушка в белом платье и неторопливо расчёсывала золотые волосы большим роговым гребнем. На Гвейфа она даже не взглянула; зато её взор, обращённый на Фьонн, был так напряжённо-выжидателен, полон такой надежды и беспокойства, что молодому магу даже сделалось слегка её жаль. Ему-то было хорошо известно, что на самом деле корриган – далеко не такие жестокие создания, как живописует их воображение людей, куда более жестокое. Разве это мёд – веками торчать возле родника, заманивая всех проезжающих олухов в надежде обрести суженого? Да ещё как повезёт – вдруг жениться согласится какой-нибудь омерзительный тип?!
Конечно, сострадание, которое зашевелилось в душе Фьонна, не имело ничего общего с готовностью соединиться узами брака с первой встречной корриган. Тем не менее он, как и подобает воспитанному человеку и мудрому волшебнику, любезно приветствовал хозяйку лесного ручья.
– Ты слышал мою песню, храбрый лорд? – игриво спросила корриган, ответив на приветствие молодого мага.
Тот кивнул.
– При дворах знатных вельмож сейчас в моде весёлые песни, прекрасная леди, – мягко сказал он. – Твоя песня слишком мрачная и зловещая; но мелодия просто околдовывает!
– Надеюсь, я достаточно тебя околдовала, чтобы ты женился на мне? – от радости корриган даже перестала водить гребнем по золотому потоку своих волос.
– Ты не совсем правильно поняла меня, прекрасная леди, – Фьонн снисходительно улыбнулся. – Я сказал «околдовывает»: но это вовсе не означает, что я имел в виду себя. Как-никак, я дипломированный специалист по магии!
– Если не женишься, то… – грозно нахмурившись, начала корриган, но Фьонн живо перебил её.
– Знаю, знаю! Подумаешь, умереть через три дня! Быстро и без особых мучений! Как это гуманно, как достойно той доброты, которую мы, мужчины, особенно ценим в женщине! О, я, как и большинство мужчин, далеко не столь милосерден, увы! Не могу сказать, что я жесток – но всё же как ужасно будет страдать та, которая опрометчиво согласится стать моей женой! Я сумасброден и ветрен: меня постоянно увлекают то приключения, то красавицы! Но это ещё не главное: я ужасный мот! Как бы ни была богата моя невеста, для меня не составит труда в три дня – ну, может чуточку побольше времени понадобится – спустить всё её состояние! Только представь себе, прекрасная леди – если ты возьмёшь меня в мужья, ты очень скоро лишишься всего, что имеешь! Только и будет у тебя, что моя полоумная голова и… – Фьонн стыдливо замялся.
Было заметно, что после столь яркой картины будущей семейной жизни, в особенности же будущих денежных трат потенциального супруга, брачный энтузиазм корриган заметно притух. Она рассеянно скользила гребнем по волосам, свесившимся почти до самой воды. Фьонн, видя её замешательство, решительно предложил:
– Может, нам лучше остаться просто друзьями?
Корриган вдруг выпустила из рук гребень, закрыла лицо руками и горестно всхлипнула – совсем как обычная человеческая девчонка.
– Ну и мужчины пошли! – с обидой высказалась она, жалобно хлюпая носом. – Никто не хочет жениться, ни одна скотина! Двое по собственному желанию – заметь, храбрый лорд, я тут совсем ни при чём! – по собственному желанию, мерзавцы, превратились в снопы гнилой соломы! Болтают про нас, корриган, что мы угробливаем женихов, взявших самоотвод! Да таких, какие тут порой бродят, без разговоров приканчивать нужно, а не женить и тем более размножать! В кои-то веки один нормальный мужчина появился – и тот в мужья не годится! Думаешь, приятно лет триста сидеть, ждать его, проклятого суженого, чтоб его лихорадка болотная женила?!
– Ну, ну, – Фьонн, до глубины души потрясённый страданиями несчастной девы, спрыгнул с коня и присел возле рыдающей корриган. – Брось убиваться, сестрёнка! Плюнь ты на этих женихов! Все они тебя не стоили, – заметив, что корриган, прекратив рыдания, снова с интересом приглядывается к нему, волшебник торопливо добавил. – Я тоже ужасный гад, эгоист и скотина. Это и мой друг подтвердит – а кому же и верить, как не друзьям?! Верно я говорю, Рэн? – обратился он за моральной поддержкой к дракону.
– Угу, – охотно согласился тот.
– Вот видишь! – лишь немногие личности, слишком хорошо знающие Фьонна, не приняли бы сокрушённый вид молодого мага за чистую монету; прелестная корриган, несмотря на свой почтенный возраст, не усомнилась в искренней печали храброго лорда относительно его мерзкого нрава, с которым несостоявшийся жених, увы, не в состоянии справиться. – Я недостоин быть твоим мужем, прекрасная леди, – слезливо продолжал находчивый волшебник. – Но я могу стать твоим братом… Если я вдруг повстречаю личность, достойную стать твоим супругом – о, я приложу все усилия, чтобы вы соединились узами брака!
– Правда? – просияв, тихо спросила корриган.
– Ну конечно, сестрёнка! – поспешил заверить её Фьонн.
– Как же тебя зовут, храбрый лорд? – спросила корриган и поспешила добавить. – Меня зовут Шэала Кэннах.
– Кьёртэн, сын Айнумэра, – в голове Фьонна мелькнула мысль, что называться вымышленным именем, пожалуй, иногда может быть весьма полезно.
– Вот, возьми это на всякий случай, Кьёртэн, – Шэала протянула ему невесть откуда взявшийся хрустальный сосуд, наполненный прозрачной жидкостью.
– А что это? – Фьонн повертел сосуд в руках.
– Вода из моего ручья, – Шэала произнесла это с такой гордостью, с какой королевский виночерпий предлагает тысячелетнее эльфийское вино.
– Это для трезвости… мышления? – остроумно предположил сын Льювина.
– Нет, это одно из лучших лечебных средств от всех болезней, – убеждённым тоном сообщила Шэала. – Мало ли что… Мужчины – такой жестокий народ, частенько затевают поединки, а то и войны! Правда, от любовных ран эта вода не помогает, – корриган смущённо потупилась.
Фьонн скептически воспринял сообщение о целебности воды из ручья Шэалы; однако волшебник ничем не выдал своих сомнений, рассыпался в изъявлениях благодарности и обещаниях непременно найти для корриган достойного жениха. На прощанье Фьонн поцеловал новообретённую сестрицу в щёчку, после чего благополучно отбыл вместе с драконом.
– Вот видишь, Рэн, – торжествующим тоном произнёс сын Льювина, когда они отъехали достаточно далеко от владений Шэалы. – С женщинами нужно вести себе почтительно – неважно, эльфийка, смертная или корриган. А главное – нужно быть честным!
– Не скрывать своих недостатков, – подхватил дракон, – и тогда дама сама оставит помыслы о браке с тобой.
– Да, чаще всего это помогает, – подтвердил Фьонн, почему-то нервно прикоснувшись ко лбу кончиками пальцев.
* * * * *
– Куда делся мой конь?! – грозно напирал Фьонн на сельского старосту, в доме которого он и Гвейф остановились вчера вечером.
– Т-там… – бородатый мужичина трясущейся рукой неопределённо махнул в сторону озера, на берегу которого и раскинулось селение под названием Киэн-Ройлах.
– Что – там? – нетерпеливо уточнил волшебник, с хмурым видом поигрывая рукоятью меча.
– Там живёт чудище, господин маг, – выдавил староста. – Люди говорят, ночью оно оборачивается то конём, то красивым молодым парнем и утаскивает всё, что плохо лежит… или тех, кто бегает или валяется неподалёку от озера. Похоже, он вашего коня и того… схарчил.
– Ну, как розыскные успехи? – осведомился Гвейф, выходя на крыльцо и лениво приваливаясь к дверному косяку.
Фьонн скривился.
– Да вот, наш милейший хозяин уверяет, что моего скакуна сожрало озёрное чудище. Судя по описанию, составленному общими усилиями сельских сплетниц и местной ведьмы-самоучки, это эх-ушка – водяная лошадь.
Сельский староста, слегка напуганный недавней эмоциональной вспышкой путешествующего чародея, поспешил ретироваться. Дело в том, что Фьонн, не обнаружив поутру ни своего коня, ни даже его хвоста, копыт и гривы, только что не начал швыряться огнешарами; непечатные слова и проклятия, которые он посылал по адресу неизвестного похитителя, были слышны на обоих концах села – дом старосты располагался точно посередине.
– Не переживай, Кьёр, – оптимистично посоветовал дракон, ободряюще похлопав мага по плечу. – До Айлфорна уже не так далеко, всего-то денька два пути, наверное, или около того: мой коняга нас обоих туда запросто довезёт.
– Спасибо, Рэн, ты настоящий друг! – Фьонн с чувством потряс руку Гвейфа. – Но представь, как мы с тобой будем выглядеть? Не знаю, как ты, а я, хоть и не страдаю от заниженной самооценки и прочих комплексов, всё же не хочу с первых шагов стать посмешищем для эльфов, неважно, Тёмные они или Светлые. Попробую пройтись по домам здешних поселян, хотя я и сильно сомневаюсь в том, что у них найдётся для продажи что-то получше водовозной клячи.
Действительно, Фьонн вернулся через полчаса: выражение его лица было мрачнее тучи, – пожалуй, мрачнее даже пресловутой Тьмы, если такое возможно. Гвейф не стал расспрашивать о результатах экскурсии по крестьянским дворам, так как всё было ясно без слов. Желая подбодрить приунывшего приятеля, дракон молча поставил перед Фьонном большую кружку с пивом и сунул ему в руку огромный бутерброд с ветчиной. Фьонн машинально начал жевать; но вряд ли он, пребывая в глубокой задумчивости и печали, как следует почувствовал и оценил проникновенный вкус натуральных деревенских продуктов.
– Сегодня вечером, Рэн, я пойду на берег озера, – нахмурившись и глядя в одну точку, ровным голосом сообщил сын Льювина. – Я покажу эту мерзкому эх-ушке, как жрать чужую собственность!
– И чью же собственность ты намерен использовать в качестве наглядного пособия? – не удержался от ёрничания неисправимый шутник Гвейф. – Не вздумай скормить ему моего скакуна, – обеспокоено прибавил он. – Где, спрашивается, возьму я другого коня, не страдающего драконобоязнью?!
– Рэн, ты невыносим! Даже остроумию должен быть какой-то предел! Я говорил о том, чтобы задать этому водоплавающему коньку хорошую трёпку, а отнюдь не о том, чтобы углублять его и без того развитые наклонности к противоправной деятельности!
– Уж и пошутить нельзя, – буркнул дракон, осторожно придвигая к Фьонну блюдо салата, приготовленного Гвейфом лично.
– Шутник крылатый, – пробормотал волшебник, доставая походную серебряную вилку и принимаясь за еду.
– Я тоже хочу посмотреть на этого эх-ушку, – сообщил дракон, старательно жуя «букет витаминов», как он именовал овощной салат.
– Беспокоишься, как бы тебе не влетело от моего отца, если я влипну в неприятности? – ехидно усмехнулся сын Льювина и милостиво добавил. – Да пожалуйста, смотри, сколько влезет! Мне для друга ничего не жалко – ни закуски, ни бесплатной выпивки, ни жутких зрелищ показательных расправ над нечистью! А пока пошли, прогуляемся до берега, осмотримся – где лучше всего спрятаться, чтобы наше водоплавающее копытное не заметило нас раньше времени.
* * * * *
– Хватит зевать, Рэн! – громким шёпотом высказался Фьонн, выведенный из себя признаками нарочитой скуки, чересчур наглядно демонстрируемыми Гвейфом. – Ты спугнёшь не то что одного эх-ушку, а хоть целый табун этих тварей! Тихо! – сын Льювина для вящей убедительности прижал к губам указательный палец. – Тсс! Слышишь, в озере что-то булькнуло? Наверное, это он!
Приятели, скрючившись, притаились за большим валуном. Плеск воды слышался всё отчётливее; видимо, кто-то подплывал к берегу. Потом послышалось неторопливое шлёпанье мокрых босых ног по песку.
Фьонн осторожно выглянул из своего укрытия. Так и есть! По берегу вороватой походкой шёл мокрый тип, абсолютно голый, если не считать пучка водорослей, прикрывающего известное место, а также двух-трёх пучков поменьше, торчащих среди длинных прядей спутанных волос. Глаза оборотня слабо светились, когда он озирался по сторонам, выискивая очередную добычу. На миг эх-ушка остановился: то ли он почуял мага и его спутника, то ли просто глубоко задумался о своих эх-ушковых делах… И вдруг перекинулся. Теперь по песку вышагивал замечательный вороной скакун, в пышной гриве которого как-то не к месту торчали обрывки водорослей. Конь-оборотень тихонько заржал и поскакал прямо к валуну, за которым прятались охотники.
Фьонн торопливо нащупал волшебную уздечку, которую они с Гвейфом срочно сработали всего полчаса назад.
– Рэн, я должен предупредить тебя, – шепнул волшебник на ухо приятелю. – Такие твари обожают холодные ванны прямо со всадником на спине. Не вздумай паниковать, если я вдруг нырну! Я плаваю, как выдра, и под водой могу долго продержаться.
– Может, не надо? – умоляюще прошептал дракон. – Мало ли…
– Надо, – решительно отозвался волшебник, сбрасывая плащ. – Он у меня шёлковый будет, скотина водоплавающая!
С этими вдохновляющими словами Фьонн поднялся на ноги и вышел из укрытия. Завидев его, эх-ушка резво подбежал к нему, ластясь, словно игривый жеребёнок. Всем своим видом конь-оборотень словно хотел сказать: «Садитесь, пожалуйста!» Волшебник иронично хмыкнул и потрепал оборотня по шее. Тот негромко заржал, невинно хлопая обманчиво-добродушными глазами.
Вдруг Фьонн проворно вскочил на коня и крепко сжал его бока коленями. Эх-ушка обрадовано развернулся к озеру, собираясь утащить опрометчивого мага на дно; но сын Льювина ловко набросил на оборотня волшебную уздечку и резко осадил водяного коня. Ох, как забился эх-ушка, тщетно пытаясь освободиться от узды и всадника, на поверку оказавшегося таким хитрющим и опасным субъектом! Пометавшись по берегу, оборотень с разбегу ринулся в озеро. Гвейф за валуном приглушённо вскрикнул и выбежал из укрытия. Дракон успел увидеть, как над водой мелькнули взметнувшаяся грива оборотня и голова Фьонна. Гвейф слегка струхнул – небывалое дело для дракона! Он напрочь позабыл всё, что говорил ему сын Льювина, и уже собирался кинуться в озеро – спасать Фьонна от утопления; но тут на поверхность вынырнул слегка обескураженный эх-ушка, на спине которого по-прежнему сидел упрямый волшебник. Оборотень ещё несколько раз предпринимал попытки если не утопить наглого типа, то хоть помотать ему нервы; но вскоре выяснилось, что психика самого эх-ушки гораздо слабее нервной системы молодого мага. Фыркая и потряхивая мокрой гривой, эх-ушка нехотя, крайне медленно направился к берегу. Едва он вышел из воды, как Гвейф железной драконьей лапой вцепился в волшебную уздечку и чуть не волоком протащил злополучного эх-ушку на несколько шагов вперёд.
– Осторожнее, Рэн! – попросил Фьонн. – Не покалечь моего скакуна!
Волшебник, промокший до нитки в ходе принудительного купания в эх-ушкином озере, лихо спрыгнул на песок и принял поводья у хмурого дракона.
– Итак, озёрный старожил, – сурово обратился чародей к эх-ушке, – признавайся: это ты слопал моего коня? Имей в виду, – язвительным тоном пояснил волшебник, – добровольное признание смягчает вину.
– Съел, – покаянно прогнусавил оборотень, порядком измотавшийся в борьбе с отчаянным магом.
– Мерзкая скотина! – в сердцах бросил Фьонн, свободной рукой кое-как выжимая мокрые волосы. – Но сделанного не воротишь, – уже гораздо менее эмоционально добавил он. – По законам войны, раз я взял тебя в плен, я вправе потребовать с тебя любой выкуп. Например, верную службу. Ты возместишь мне потерю коня, заняв место покойного. Только я сразу предупреждаю: если попытаешься сыграть со мной какую-нибудь злую шутку – не ручаюсь, что от тебя останутся хотя бы обугленные кости! Мой друг, – Фьонн кивнул в сторону мрачного Гвейфа, – несомненно, наглядно объяснит тебе, какая участь настигнет тебя, если ты, скажем, опрометчиво попытаешься посягнуть на мою жизнь.
Однако эх-ушка, видимо, уже отлично понял, с кем имеет дело. Он боязливо косился то на мага, то на очеловечившегося дракона, не в силах определить, кто же из них сильнее и опаснее.
– Н-не н-надо н-наглядно об-бъяснять, – жалобно взмолился укрощённый оборотень. – Я б-буду в-верно служ-жить тебе, в-в-волшебник!
– Поверим на слово до первого поворота, – недоверчиво ухмыльнулся маг.
Дракон, опасаясь, как бы его подопечный не простудился после купания в холодной воде, торопил Фьонна вернуться в дом сельского старосты.
– А этого красавца куда денем? – язвительно поинтересовался сын Льювина. – Да староста со всей семейкой дружно дуба даст, если мы этого иноходца приведём, да ещё поставим в его конюшне! Да, вот ещё что, – строго сказал Фьонн, обращаясь к эх-ушке. – Если ещё раз попытаешься жрать лошадей, людей и вообще любой крупный или мелкий скот, неважно, рогатый или безрогий – я лично снесу тебе башку! Ясно?! Будешь есть то, что едят все порядочные лошади – траву и сено!
Эх-ушка покорно закивал с понурым видом. Между тем дракон вспомнил, что видел неподалёку от жилища старосты заброшенный сарай. Там приятели и заперли эх-ушку, укрепив дверь и стены частой сетью заклятий, а также вдвинув в ржавые петли огромный засов и подперев дверь тяжёлой дубовой доской – так, на всякий случай.
Летние ночи в Арландуне тёплые: пока друзья возились, устраивая пленника на ночь, одежда Фьонна почти высохла. Дракон, когда они вернулись в дом старосты, немедленно потребовал у полусонного хозяина вина: наливая живительный напиток в стакан друга, Гвейф мимоходом пояснил, что выпивка является мощным профилактическим средством от простуды и многих других болезней, после чего не замедлил налить и себе.
– Лучшее лечение – профилактика заболевания, – повторил дракон. – А у меня, чувствую, уже слегка нервы пошаливают… За верную службу твоего нового скакуна, Кьёр!
– Спасибо за добрые пожелания, Рэн, – отозвался Фьонн.
Стаканы тихонько звякнули, соприкоснувшись; затем несколько мгновений тишину нарушало лишь негромкое бульканье быстро убывающего лечебно-профилактического средства. Подлечившись, приятели растянулись на лавках, на которых только что сидели, и быстро заснули.
Поутру Фьонн, вообще-то привыкший спать исключительно на мягкой постели, а не на голых досках, заметно хмурился, чувствуя, как затекли шея и бока. После завтрака молодой волшебник и дракон осторожно намекнули сельскому старосте, что им удалось поймать виновника многих мелких неприятностей и крупных хищений; теперь же они уведут преступника в достаточно отдалённые места, где тот и будет отбывать наказание. Ликованию старосты не было предела; оно почти тотчас выплеснулось за порог дома и бурными волнами затопило всё село. Уж на что Фьонн был равнодушен к общественному мнению – однако, проезжая по главной деревенской улице, молодой волшебник невольно поёживался, чувствуя себя кем-то вроде скомороха, в ярмарочный день выгуливающего на площади дрессированного медведя. Впрочем, по внешнему виду мага нельзя было сделать никаких выводов о его внутренних ощущениях от чрезмерного внимания, которого он внезапно удостоился: Фьонн, как и подобает аристократу духа и интеллекта, ехал с непроницаемым, чуточку высокомерным и отстранённым выражением лица, словно вся эту шумиха не имела к нему ровно никакого отношения.
Эх-ушка, на котором уверенно восседал волшебник, боязливо косился по сторонам. Оборотень прекрасно понимал, что лишь присутствие его победителя, а также вера в конечное торжество правосудия над нечистью, удерживает жителей села от скорого и, нельзя сказать, чтоб неправого, самосуда. Лишь очутившись за околицей, водяной конь несколько приободрился. Но, несмотря на свой дурной нрав, злополучный эх-ушка не помышлял о какой-нибудь пакости, которую можно будет потом попытаться подстроить оседлавшему его удачливому магу. Только самоубийца дерзнёт шутить опасные шутки с такими типами! Будь волшебник один – тогда ещё можно было бы рискнуть; но когда в компании с магом странствует дракон, пусть даже временно принявший облик человека… Даже подумать страшно, что дракон способен сделать с теми, кто посягает на жизнь или имущество его друзей! Быстрое превращение в пепел – это самая лёгкая смерть, которая может постигнуть такого отчаянного безумца!
– Откуда взялся Арландун?
Его слепил один колдун
Из глупых мыслей и стихов
И, словно бред, туманных снов… – вдруг затянул Гвейф, душа которого при виде расстилающегося простора, да ещё под благодатными солнечными лучами, воспарила ввысь и запела.
– …И, как дурман, бредовых слов… – вклинился Фьонн, издеваясь над нехитрой рифмой песни.
– А что, тоже неплохо! – ещё больше развеселился дракон. – Слушай, Кьёр, а давай попробуем вместе, словно спевшаяся группа пьяных менестрелей?
– Так спевшаяся или спившаяся, я так и не понял толком? – засмеялся молодой волшебник. – Да уж, мой отец постарался, чтоб ты, ящер, дудел со мной в одну волынку! – и Фьонн, хитро прищурившись, негромко начал. – Откуда взялся Арландун?
Гвейф немедленно подхватил; птицы на ветках встревоженно перепархивали повыше, заслышав мощные раскаты драконьего голоса.
– Ослабь свой рык, ящер, – оборвав пение на полуслове, дружелюбно предложил Фьонн. – Иначе весь наш путь до Айлфорна будет усыпан отнюдь не цветами, а несчастными пташками, погибшими от разрыва сердца.
Несмотря на дурацкие слова баллады, после многократных попыток исполнение поднялось на высоту, приблизительно соответствующую полёту поющей драконьей души – впрочем, в основном благодаря стараниям молодого волшебника. Фьонн, как и его отец, вообще был талантливым певцом и поэтом – ведь хотел же сын Льювина стать профессиональным сказителем! Дракон же, хоть его музыкальные таланты и были куда скромнее, к счастью, отнюдь не был вовсе лишён слуха – а уж человеческий голос, как и внешность, он мог выбрать любой, какой пожелается.
Окончательно примирившийся со своей новой участью эх-ушка и конь Гвейфа вторили развеселившимся приятелям негромким, но по-своему мелодичным ржанием. До Айлфорна, цитадели Тёмных эльфов, оставалось ещё полтора-два дня пути, а до владений Фьордана – вообще тролль его знает! Сейчас Фьонн, сын Льювина, не думал о мифическом Мече Королей и грядущих битвах. Да и зачем, когда солнце светит так ярко, простор равнины кажется беспредельным, а тени дальних холмов словно намекают на скрытые чудеса, и душа по-детски верит, что всю эту красоту Создатель придумал только для тебя?..
* * * * *
А в это самое время Льювин, магистр Мон-Эльвейга, сидел у окна в каком-то завалящем трактирчике, затерявшемся на необозримых просторах Вольных земель, и с видом, почти столь же кислым, как то неопределённого цвета винцо, которое здесь выдавали за первосортное эскеланское шеллэ, машинально листал свою предвыборную программу, составляя ответы на особенно заковыристые вопросы потенциальных выборщиков. Через пару дней магистру предстояло встретиться в очередном публичном диспуте с Ордэйлом и его сторонниками. Учитывая это обстоятельство, Льювин честно старался сосредоточиться на своей работе; но получалось, мягко говоря, не очень. Магистру мешали многочисленные мысли; все они, хоть и не касались грядущих выборов напрямую, были тесно связаны с сим событием, – можно даже сказать, что проблемы, их вызвавшие, порождены именно этими треклятыми выборами.
«Всё идёт не так», – вот основная идея, которая отравляла Льювину существование. Не то чтобы большинство выборщиков склонялось в пользу Ордэйла: очень многие из них охотно готовы были отдать свои голоса за магистра Мон-Эльвейга, причём абсолютно бесплатно, просто по дружбе или в надежде на оную (ну, и кое-какие мелкие и крупные поблажки плюс к дружбе). Некоторых можно, в конце концов, просто подкупить, если иначе не получится перетянуть их на свою сторону.
Не так шло всё, главным образом, дома, то есть в цитадели Мон-Эльвейга. Льювин с неудовольствием замечал, что командор Улльдар всё чаще встревает не в свои дела, пытаясь урвать побольше власти в Ордене. Этому отчасти способствовали частые отлучки магистра и наглое нежелание командора Джеффинджа принимать участие в управлении Орденом. Льювин догадывался, что Улль метит в магистры; но сам-то он в случае своего избрания в Архимаги намеревался передать бразды правления Орденом Фьонну, этому взбалмошному и несерьёзному мальчишке, который сейчас совершает развлекательное турне!
Льювин с отвращением отхлебнул из треснувшего стакана кислое вино. Ну и гадость! Особенно после того, которым потчуют в королевстве эльфов! Если бы можно было прямо сейчас отправиться в Алдалиндор, махнув рукой на всё! Да, как бы не так… Раз начал эту заваруху – надо дойти до её логического завершения. А если всё же изберут Ордэйла?! Разве он, Льювин, сможет подчиняться распоряжениям этого старого лиса, к тому же давно имеющего на него гнилой зуб? Может, даже и не один…
Фьонн. Книга 3. Накануне выборов Архимага. I
© Copyright: Мележ Антонова Людмила, 2010
Свидетельство о публикации №210061800578
Свидетельство о публикации №210061800578
Рецензии