Мои Безумия со слов... почти дословно

  Назови это «Мои Безумия», Безумия с большой буквы...

    Странно, но в детстве, кажется, будто очень давно, я была веселой, заводной девчонкой, душой любой компании, самой классной девочкой в садике, потом в классе. Дни напролет проводила на улице: бегала, лазила по деревьям, даже, бывало, дралась с мальчишками.
    Но в какой-то момент, то есть моментов было много – случаев, событий, которые слились воедино, всё это ушло, постепенно, незаметно испарилось. И началось Это, тоже незаметно.
    Поссорилась с парой компаний своих друзей. В гордой обиде не хотела вообще ни с кем общаться. После было трудно найти новых друзей: я была слишком требовательной, все казались мне скучными. А потом уже отвыкла от общения, перестала и пытаться заводить новые знакомства, наоборот, всех сторонилась. Стала общаться только с самыми близкими, и это были не компании, а единичные совершенно разные люди, которых вместе было не свести. Если опустить подробности, то сгустились краски лет в шестнадцать. Я начала думать, думать с большой буквы, рассуждать. Углубилась в познание себя. Я могу часов шесть подряд просидеть, смотря в одну точку, и мне будет очень весело и интересно беседовать сама с собой. Я полюбила одиночество. Какое наслаждение мне быть целыми днями дома – читать книги, рисовать, писать, искать в интернете новую информацию, танцевать,  – и чтобы никого не было, ни родителей, никого. Я ем что-нибудь вкусненькое и слушаю любимую музыку, ту, что проникает в душу, или точнее ту, что создает твоя душа, музыку сердца. О, какое счастье её найти, когда включаешь песню и текут слезы, потому что хоть кто-то на свете тебя понимает, больше, чем понимает, эти звуки есть ты, то, что в тебе глубоко – ты видишь себя в этой музыке и то, что ты видишь, - прекрасно, а значит, это ты прекрасна…
        Но я увлеклась.
   Я перестаю в ком-либо нуждаться, главное, чтоб не трогали. То есть, когда я вижусь с друзьями (их три человека, только с ними я чувствую себя комфортно), то я очень рада быть с ними, так рада, что мне не хочется, чтобы они уходили. Но когда их нет рядом, то я совершенно, абсолютно не скучаю и сама никогда не зову их; это они меня куда-то вытаскивают или приходят в гости. И мне с ними, наверное, даже гораздо лучше, чем одной, но сама я их никогда не позову, потому что мне и одной хорошо, одиночество затягивает. Для меня выйти из дома, пусть даже в магазин, а тем более на учебу – целая мука. Я люблю только посидеть на скамеечке под теплым солнышком с книгой или погулять на природе, одной. Мне становится лениво разговаривать. Около года уже единственные люди, с кем я общаюсь, – это мои родители и трое друзей, больше ни с кем. Контактирую с остальным человечеством только в сфере услуг (в магазине, в кинотеатре). Лениво говорить – это я буквально. Даже когда я общаюсь с близкими, говорят почти только они. Если спрашивают, что у меня нового, говорю – ничего, даже если случилось много чего. Просто лениво раскрывать рот. Не вижу смысла в том, что бы им рассказывать. В случае чего помочь они не смогут. Сочувствие... – хм, дело прошлых лет. А какой мне ещё смысл... Иногда, правда, под конец встречи, бывает, цепляет какая-либо тема, и меня прорывает – изрекаю длиннейший монолог, и уже не важно, понимают меня или нет – главное выговориться. Но такие порывы всё реже и реже.
     Я бросаю университет. Родителям говорю: не моё, на следующий год поступлю на другой факультет. А на самом деле я просто не хочу. Ничего.  Не хочу делать задания, просыпаться рано, видеть однокурсников. Я хочу, чтобы от меня все отстали. Я не готовлюсь к поступлению. Знаю, что без высшего образования не найти адекватную работу, что я режу под корень свою жизнь, но это для меня не главное, самое важное – чтоб меня никто не трогал, быть наедине сама с собой, чтоб не было правил распорядка и вкусно поесть, чтоб спать можно было сколько влезет. Если от меня чего-то хотят родители, а я этого не делаю – всё чаще кошу под дурочку, мне теперь плевать на былую гордость, главное, чтоб отстали. Не знаю, куда делось моё честолюбие, я ведь помню, как хотела горы свернуть, дел наделать, и ведь могла бы, я тебе точно говорю, но, сама не помню как, мне стало плевать, что я буду никем. Только бы денег на шоколадку хватало.
   Родители пытались заставить меня пойти работать. У меня были какие-то постоянные отговорки. А когда приперли к стенке: сказали, что с этих пор я сама буду платить за интернет и одну треть за еду, - я в качестве протеста перестала есть. Но вкусная еда – это была одна из последних, оставшихся моих радостей, так что меня хватило на два дня. В принципе, это не так уж сложно - не есть, наверное, я могла бы уморить себя голодом, если бы без еды не было так скучно.
      Вдруг со мной стало что-то происходить – целый день во мне бушевала энергия – для того, чтобы бегать, болтать, веселиться, но я так отвыкла от этого, что вся энергия перешла в нервный тик и тому подобные вещи. А однажды мне ни с того ни с сего захотелось пойти с подругой в кино на ночной сеанс – она пригласила. Но как я собралась – меня одолел в тяжкой борьбе сон. Я последнее время, как начали происходить изменения, всегда ложилась раньше, чем обычно, но не придавала этому значения: хочется спать – физиология и только. Но теперь, отчаянно сопротивляясь сну, я поняла, что этот сон подозрителен. Я подошла к маме – со мной неладное творится,  сказала я, что-то происходит, мама. Мама отвела глаза и заплакала. В итоге выяснилось, что новый друг моих родителей, пятидесятилетний мужчина с пристальным взглядом – врач-психиатр. И мне уже около месяца подкладывают  в еду таблетки – днем, чтоб вызвать меня к жизни, а на ночь - обычное снотворное (точнее – навороченное) – чтоб режим, ну и, в общем, полезно.
      Мне повезло – люби меня мама чуть меньше или будь она чуть более старомодна – я бы уже была в психушке. Не для буйных, конечно, а там где депрессивные пассивные сумасшедшие, но всё же.
      А потом я подумала, может, это именно то, что мне нужно – какая-нибудь клиника, где я смогу жить спокойно! От меня ничего не будут требовать – не надо работать, почти не надо учиться, тебя накормят, есть, где поспать, а остальное время ходи себе думай, читай. Но таблетки... Я бы добровольно легла в клинику, если бы не таблетки. Меня всегда пугало любое сторонне вмешательство в мой организм.
     Потом настало лето, и я конечно никуда не поступила. На меня так кричали родители, что я перестала появляться дома – брала книгу, покрывало  и лежала в ближайшем парке весь день, приходила домой только поесть. Это было очень стыдно – я ела, а родители сидели рядом за столом и молча на меня смотрели. Я молча ела и уходила в парк. Я просто не могла сделать иначе, и поэтому стыд, наконец, утих. Я просто старалась не замечать того, что вокруг, ещё глубже ушла в себя. Не замечала взглядов родителей, не замечала, когда мне наступали на ногу и не извинялись... и мне было очень хорошо наедине с собой.
     Но наступила осень. Похолодало. Мне пришлось вернуться домой.  У мамы в это время был отпуск, и хотя у меня была своя комната, и  она ко мне не заходила (вообще со мной не разговаривала),  я всё равно была не одна. Я чувствовала её со мной в одном замкнутом пространстве, и я не могла думать...
     Я первая заговорила о том, чтобы положить меня куда-нибудь на лечение... Вот уже год я лечусь, на каникулы приезжаю к родителям, они очень этому рады. С тех пор как я легла в клинику, они будто вновь полюбили меня...
     Хотя, что значит, лечусь... я там отдыхаю, я ведь сейчас во второй клинике. В той, куда меня положили с самого начала, меня, как раз таки, начали, что называется – лечить. Групповые терапии, игры, беседы... Родители ведь считали, что у меня очень серьезная депрессия, что мне нужно больше общения и попросили как можно больше уделять мне внимания. Когда меня это окончательно достало, у меня не осталось выбора, и я наглоталась таблеток. Меня откачали, и я сказала родителям, что доведу дело до конца, если меня не оставят в покое. Родители поверили и перевели меня в другую клинику, где сказали, что у меня склонность к буйству, но таблеток много не надо, главное, чтоб я меньше со всеми контактировала. Так что мне теперь позволяют сколько угодно уединяться. Видят, какая я спокойная, думают, что помогло их лечение, и не нарадуются на меня.

Да уж... не тянет моя история на Безумия – красивое, гордое слово. А всё что со мной произошло – только глупо. Я просто никак не могу понять – почему я в детстве была совсем другая.. как со мной это получилось...

Знаешь, меня ведь часто об этом спрашивают... Счастье... В моей жизни, наверное, и правда, нет счастья. И если бы я всё изменила, жила полной жизнью, как любят выражаться, то была бы счастливее…
Но мне просто лениво думать об этом.