Причастие
Выйдя из дома к кринице за водой, старушка услышала еле слышный колокольный звон, извещающий жителей монастыря об обеде. Далеко за лесом, среди поля, на берегу озера стоял монастырь, за стенами которого жили монахи. В келье сидит послушник Гавриил, он решился быть монахом, и теперь обдумывает, что значит быть как монах. Он, вспоминает отшельничество Свирского и Соровского, восстание из мертвых Матроны, и спрашивает себя: «Разве молитвой и постом можно заслужить Дух Святой? Может узнать, узреть Бога - это как узреть смысл всей нашей жизни? А получив благодать, вести людей сообразно показанной истине? Для этого Святые строили церкви, писали молитвы. А если все уйдут в монастырь, то не продолжится жизнь человечества. Значит, истина изначально предусмотрена только единицам. И стану ли я этой единицей, а если не снискаю милость Божью, то не бесполезной ли никчёмностью окажется моё монашество?»
После обеда, в передней, Настоятель прочитал наставление слушающим монахам:
- Миряне, живущие между волей к власти и волей к жизни, первая как владеть, и вторая как выбирать. Первая как цель и вторая как созидание. Первая как гордыня, алчность, зависть, и вторая как вера, надежда, любовь.
Зачем мирянам государство? Государство как институт общества, необходимый для защиты социальности, порождён силами этой социальности, и направлен на устойчивый генезис социума. Социальность продиктована разделением труда, специализацией, с появлением различий в доходах, в собственности, что перевело человека универсального в человека учённого или человека профессионального. Односторонность погони конкуренции за специализацией, создала человека ущербным, в смысле природно-божественного универсализма, и в местах разрывов социальностью «живой плоти человека» образовалось государство. Государство - как самая главная инвалидная коляска социального человека. Государство как указание собственной ограниченности и слабости человека, как инфляция духа и его симуляция в государстве. Где сильно государство там слабеет человек, и наоборот. Любая система, организация, познанная человеком, односторонней, уже его, поэтому не может гармонично им управлять, се доступно только непознанным сферам. Разнопорядковость это наказание, как новый закон, наказ, завет Бога для человека, в нарушение им первородного закона. Вы должны понять, что человек есть вера, надежда, любовь, а всё остальное, как то разум, сознание, интеллект, чувства, эмоции – это односторонне развитое проявление, разворачивание мира, т.е. мирского. Следить за ними следует, но делать из них кумира губительно, ибо эти следы лишь узор пыли на дороге, в своей различительной индивидуальности лишь развлекающие, а значится отвлекающие от промысла Божия.
После обеда дождь закончился, в окно знахарки постучали: «Баб Нюр! Это Варя, откройте!» Молодая гладколицая девица, с татарскими раскосыми глазами и широкими скулами, смущенно втиснулась в открытую дверь, протянула четверть молока и затараторила: «У матери жар, вчерась получили письмо от сестры Светы из Ладоги, пишет, что развелась и снова вышла замуж». Хозяйка выдала гостье пузырёк с зельем, и сказала пить три раза в день по глотку, запивая водой. Когда девица ушла, знахарка присела, и пол часа читала молитвы-заговоры на выздоровление больной, которая будет пить отвар. Она делала так всегда и даже не задавалась вопросом, что же лечит людей молитва или зелье.
Монах Еремей полез по мокрой лестнице на леса, стоящие обок монастырской стены, за топором. Где-то посередине пути одна жердочка сломалась, и мокрые руки не удержали тело, которое упало о землю навзничь. Монах потерял сознания, отключился в сон незнания, и даже уговорами о медовухе пробудить его не удалось. Утром следующего дня ушибленный не очнулся, и Настоятель снарядил послушника Гаврила в чащу леса, к бабке за зельем, выделив корзину рыбы.
Спустя несколько часов ходьбы, посланец стоял среди огромных елей, перед домиком знахарки. Рассказав о случившимся и изложив просьбу Настоятеля, он ждал на улице хозяйку, которая пошла в дом за снадобьем.
- И почему вы здесь живёте, в глуши и одиночестве?
- А почему ты молодой не с мирянами?
- Суеты много в миру, за ней не узреть главного движения жизни. Из любви, чуткости к жизни поселился я в монастыре.
- Здесь близко, рядом, под рукой и травы полевые, лесные и луговые, и нежные лепестки цветов, и ароматы смол, и тона с оттенками, и вкус дождя на пыльце и ментальности климата, всё собираю и в эликсир превращаю. Потом лечу – так и живу.
Взяв бутылку с тёмной жидкостью, поблагодарив, гонец направился уже по известному пути в монастырь. Ему казалось, что живёт знахарка, как и пчела или птица, изо дня в день, не думая о другом, выполняя то, к чему её обязали отличия от других, не гордясь и не страдая от исполнения, словно цветок расцветший, безразличный к своей персоне.
Вечером, ложкой влили зелье коматознику, через несколько минут дыхание участилось, и он открыл глаза, а к вечерне вместе со всеми молился в храме.
Послушник Гавриил зацепился за некое сходство ситуации между ним и сегодняшней знакомой знахаркой, он чуял аналогию, хотя и не понимал её на словах, как когда-то, однажды ознакомившись с попурри постмодернизма, озвучил не сразу, что это схемы и ходы индуистской философии в исполнении западного разума, а феноменология – экспрессионизм, а экзистенционализм – мистицизм:
«Наша истина аксиологична, направлена движением, как и наш мир, наша жизнь. А можно ли развернуть истину предельно далеко? И что такое развернуть? Развернуть – сбыться, явиться. А может ли явиться в потоке что-то иное? Ведь любая предельно близкая к миру человеческая истина всего лишь капля в жизненном потоке, без которого она ни кому не нужна. А Божественная истина (истина сверхпотока) будет непонятна людям, как деревьям непонятна истина человеческая. И даже снискав благодать Божью в Святом Духе, я не смогу сказать, показать её людям. И тогда останется строить храмы, писать молитвы, лечить, чтобы, не заплутать, быть нам в направлении яви предустановленной от сотворения. Может ведунья получила милость и благодать Божьи, даже не зная об этом в своих мыслях? И бывает ли такая молчаливая Истина без откровения или только такой и бывает истинная Истина?»
По расплавленному кварцу изогнутого стекла окна накрапывались пресные слёзы дождя, на которые глядел послушник Гавриил, засыпая в своей кельи и помечая, что когда-то этот песок и вода были на дне океана, а сейчас опять слились перед его взором в иной ипостаси.
Весь следующий день, Гавриил помогал иконописцу брату Кириллу, в покраске пола в мастерской. Доска за доской меняли цвет и блеск, как и диалог, меняя что-то внутри каждого:
- А как ты пишешь лица Христа, святых, неизвестно, при жизни, запечатлел ли их кто?
- В идеале, в большинстве случаев, во время подготовки к написанию образа, лик его сниться во сне, а проснувшись я уже чётко знаю, что например, видел лицо Христа. Кстати, оно не благородно, в нашем понимании благородства образа содержится горделивость и изящество, а лицо Христа – лик смирения и скорби.
- А что самое трудное в отображении образа?
- Получить интонацию лика, его послание всем смотрящим. Когда это удаётся, икона оживает.
- Брат, а как ты пришел в монашество?
- В миру был я офицером спецназа ГРУ, устраивали революции, контрреволюции в отдельно взятых странах третьего мира. Поначалу я верил, что помогаю в построении царств более справедливых, благими намерениями…, но потом, приходят новые люди и все те жертвы с обеих сторон, оказываются, смыты волнами истории. И я понял, что революционное насилие бессмысленно, путь к справедливому царству лежит в революции духа, что в нашей истории делал Иисус Христос.
- Так ты Христов воин!
- И поэтому воин правды, любви и добра.
- Но, правда, любовь и добро в корне антивоинственны.
- Думаю, что невозможно любовь и добро продвигать, в понимании улучшать, но возможно каждому следовать за ними, в этом моя правда.
Выйдя на свежий воздух лета из пропахшего эмалью помещения, голова у Гавриила легонько кружилась, и всё вокруг путалось: матрёшки с волнами, знахарка с монахом Кириллом, цветы с красками, правила с переменами, гомеостаз с эволюцией, различия с развитием, течение с испытанием, любовь с созвучием, добро с единением, явь с особенностями. Стиль, жанр, тон, оттенок, цвет, аромат, образ, ментальность, музыка, поэзия, математика… Протяжно, крепко и пробуждающе, зазвучал колокол, зазывая всех к соборной молитве, которая успокаивала неоднозначность ускользания определений.
Цельный день врачевательница заполняет сбором и развешиванием для просушки, маслянистого чабреца, это сейчас она знает, что срывать его надо на рассвете, а пятьдесят лет тому назад, она деревенская молодуха Нюрка, попала в больницу с воспалением лёгких. В бредовой жаре температуры ей поставили капельницу с антибиотиками, и она выздоровела, но случился выкидыш, врачи и муж не виноваты, потому что не знали о её беременности. Муж ушёл, всё обернулось не так, как мечтала. Собирая паутиновой осенью грибы, она случайно наткнулась на домик и бабушку Тоню, которая отогрела и излечила душу гостье, а впоследствии передала ей знахарский дар. С тех пор утекло много зелья, много раз земля плодоносила, много пёстроты и дивизны рождала, а Нюра всё варила эликсир, всё молилась за болезных, и не думала о том, зачем это, отчего так. Но вчерашний молодой монах растревожил ей мысли. Она всё возвращалась и возвращалась к тому, зачем разные люди, желания, думки, слёзы, радости, страхи, боль, смех, тоска, наслаждение, красота? Зачем в различающей индивидуальной самости является? И срывая стебелёк за стебельком, фиолетовые цветки чабреца, ложа их в торбу, перебирая и развешивая на просушку, наливая отвар и молясь за болезных, к концу дня к ней приходит уверенность своей судьбы и сопричастия к тайне мира.
Свидетельство о публикации №210061800791