Глава 40. Карате

       Когда он уехал, оставив ей свои любимые книги и пластинки, Настя не сразу поняла, что это он оставил ей свою душу - на память.

Она прозрела только через несколько дней, когда в одиночестве среди белого зимнего безмолвия, окружившего её дом, она случайно поставила пластинку, и полилась мелодия: «Снова слышу голос твой, слышу и робею… Расставался, как с душой, красотой твоею...» Первые же звуки этой мелодии вдруг, как цыганским ножом, пронзили её сердце. Она сразу вдруг поняла, как он любил её тогда…

       Все последующие Настя так же ходила в церковь, слала телеграммы, курила и спала. И видела сны.

       В эту ночь или другую ей приснился сон. Она зашла в большую комнату, похожую на просторную коммунальную баню. Там её встретил кот, но не простой кот, а большой, толстый и говорящий, белой масти, и повёл её за собой. Он привел к стоящей посредине комнаты ванне и нырнул туда. Настя заглянула от любопытства вниз. Вода там была немного мутной, но не грязной и не отвращала.

       Когда кот вынырнул, он превратился в мальчика лет пяти-семи, толстенького ампирчика в кудряшках, который вёл себя не по годам серьёзно, и по-взрослому умного. Настя почувствовала, что прониклась неожиданно к этому ангелочку такой любовью, что захотела обнять его и потискать, как котёнка или  маленького ребёночка, что ей стало невмоготу. Но мальчик посуровел, отстранил её от себя и стал «учить». А она его слушала благоговея.

       Первым делом он сказал: «Не оставляй свои кружки на ночь открытыми. Их нужно переворачивать»,- и перевернул несколько кружек, для примера, которые стояли на печи под трубой-вытяжкой, где они на самом деле никогда не стояли. С этим советом она и проснулась. «Кто это был? Мой Ангел-хранитель? Кот?».

       Прошло католическое Рождество. Она еще надеялась, что получив такую телеграмму Вадим обязательно приедет. Но увы… Итак, она ждала его каждый день и надеялась: ещё было время. Она послала ещё телеграмму. И снова шаги и стук, и снова надежда… и опять не он. Каждый день приходили телеграммы и какие-то переводы, которые ей были не нужны и  даже оскорбительны. И каждый раз она вскакивала при звуках тяжёлых шагов и стука в дверь, и у неё вспыхивала надежда и тут же гасла, когда Настя видела почтальоншу, причём одну и ту же – и получала новый удар. Это было похоже на бой. «Вот уж действительно каратэ!»- растерянно думала Настя.

       Обессиленная и морально растерзанная, она хотела лечь и забыться на несколько дней и никому не открывать, но открыть только ему, если он приедет. Войти в нирвану и встретить его уже почти невесомой тенью, полупрозрачным ангелом, расплетённой лохматой феей с томными очима.

       Но каждое утро, именно раннее, когда она должна была видеть свои самые сладкие или горькие, или сладко-горькие, как пилюли, вещие сны, мощные шаги и крепкий  кулачный стук работяги-почтальона нарушали её покой, будили и заставляли возвращаться в эту жёстокую, надоевшую, бредовую реальность и внутренне конфузиться перед работницей связи из-за непонятно зависшего пинг-понга с телеграммами. И вместо печали и успокоения, она всё больше испытывала внутреннюю досаду и раздражение, которое постепенно переходило в болезнь души.