Порча

Павел Иванович Красин застрял в пробке. Субботний день, раннее утро и вдруг - пробка на дороге. Да прямо намертво, неподвижно застопорились. Видно, авария впереди.
Павел Иванович аж подскочил на своём сидении и ударил от нетерпения кулаком в панель автомобиля, когда понял, что затор серьёзный. Дело у него важное, а тут задержка. Ну как не злиться?
Ехал он к женщине. Не то, чтобы к женщине, как к своей женщине, но всё равно. К сокурснице своей бывшей ехал, по делу. К Анечке Васильевой.
Он знал её много лет. А в последнее время сдружился.
С годами стёрлась между ними пятилетняя разница в возрасте - ВУЗ, в котором они вместе учились, в его жизни был вторым по счёту. Когда-то у него с Анечкой был мимолётный роман. Павел очень быстро перевёл её в ранг своего друга, она сделала вид, что ей всё равно. Так они и общались до окончания института. Потом и вовсе пути разошлись.

Павел Иванович жил с матерью, которая обожала его.  Считала красавцем, гением, восхищалась без меры и баловала изо всех сил. Мать была жёсткая, хваткая к жизни женщина, но перед сыном таяла, как мороженое, и источала не речи, а сироп.
Павел Иванович отвечал ей любовью преданного сына, был очень доволен своей жизнью и верил матери, что нет в его окружении женщины, которая достойна владеть его сердцем.
Тем не менее, тело своё женщинам он вручал охотно. Выбирал дамочек смазливых, но без претензий. Тех, что восхищались им, ухаживали и верили в его любовь. А он пользовался наивностью своих избранниц, тешился их обожанием и хвастался матери очередной жертвой его неотразимости. Мать разбирала по косточкам очередную кандидатку, раскапывала все изьяны, сокрушалась, что ему всё никак не попадётся та, «которая достойна», а у него пропадал интерес к очередной пассии.

Бывало, конечно, что дама попадалась не совсем дура, и раньше времени разгадывала, что за фрукт ей попался. И первой давала отставку.
Павел Иванович с трудом переносил эдакое фиаско - истерил, метался, негодовал. Словно змей, готовый вонзиться смертоносными зубами в свою жертву, а жертва ускользнула от его броска. И змей захлёбывается собственным ядом. Как-то так, если прибегнуть к аллегории.

Мать с пониманием относилась к «депрессии» сына. Спешила в поликлинику к знакомой докторице и покупала ему больничный. Потом отправлялась в забег по магазинам. Возвращалась домой с пакетами, доверху набитыми снедью и подарками «милому мальчику».
Она вручала ему обновы, приятные мелочи, и спешила на кухню. Разложить вкусности по тарелочкам, пока Павлуша меряет подарки. Мать была известным в городе стоматологом и знала толк в удовольствиях и радостях жизни.
 Они устраивали пирушку во славу лучшего сына на Земле, и, заодно, в уничижение некой дряни, которая посмела не оценить дар, в виде писаного красавца Павлуши.

Привычный ход жизни нарушился неожиданно – мать скоропостижно скончалась. Павел Иванович был совсем не готов к этой потере. Он посчитал  предательством со стороны матери, вот так покинуть его.
После похорон он по привычке изобразил «нервный срыв», улёгся в постель, но ухаживать за ним было некому. Полежал и встал, заложил руки за спину, сомкнув их на пояснице, и принялся сновать челноком вдоль комнаты туда и обратно. И выкрикивать жалобы на жизнь, возмущение матерью, с пылом сочувствовать себе и страдать от того, что даже мать поступила с ним  неблагодарно.
Он увлёкся, наполнил себя раздражением, но неожиданно понял, что всё его выступление не имеет смысла. Его преданнейшей поклонницы больше нет, и слушать его некому. Он остался один! 

Павел Иванович как-то быстро подвял. Всегда опрятный, элегантный, мажорно настроенный, он превратился в помятого мужичка, хронически ноющего  по любому поводу. И проплешина  на голове как-то быстро образовалась. И ноги болеть начали. В общем, беды посыпались полной пригоршней.
 Оказалось, что Павел Иванович совершенно не подготовлен к самостоятельной жизни. Он не умел пользоваться бытовыми приборами, не знал, как оплачивать коммунальные услуги, как делать покупки, как обихаживать свой дом. Он не умел готовить, стирать и гладить – ничего не умел.
 Брошенный сын почувствовал страх перед жизнью, некую неполноценность, а это никак не вязалось с его амплуа неотразимого мужчины. Павел Иванович совершенно растерялся и запутался. На первых порах в  практических вопросах ему взялась помогать подруга матери Майя Семёновна. Бывшая стоматолог, как и его мать. Но, в отличие от матери, в ней не было восхищения Павлушей. Забежав на минутку, отдать квитанции и дать несколько советов на бегу, она спешила к себе домой, к детям и внукам.
Каждый раз она вздыхала перед тем, как уйти:

- Ох, Пашка, четвёртый десяток, а ты  - балбес балбесом. Бесполезный! Избаловала мать тебя. Женился бы хоть, да кто за тебя пойдет? А так ты пропадёшь…

За ней захлопывалась дверь,  шлёпаясь о дверную коробку. Хозяин квартиры хватался за щёку, как будто ему отвесили пощёчину. Через несколько мгновений приходил в себя и принимался  бегать по комнатам. Павел Иванович с яростным возмущением выкрикивал всё, что он думал о чёртовой тётке. Митинговал в одиночестве, понимая, что Майе Семёновне в глаза он никогда ничего не скажет - она помогать откажется.

Из всех сентенций Майи Семёновны, он впитывал только то, что ему необходимо жениться. Принять то, что он «бесполезный» и «пропадёт», Павел Иванович  не мог, а то, что жена будет ухаживать за ним вместо матери, его вдохновляло.
Но странно. То ли появившаяся растрепанность во внешнем виде, то ли его подчёркнутая  несчастность, но он неожиданно потерял свою привлекательность у женщин. Может, всему виной прозаическое желание найти опекуншу, которое он нёс, как флаг, впереди себя. Может, неуверенность и суетливость, появившиеся во взгляде. Но, женщины перестали видеть в нём героя-любовника. От него отмахивались, как от назойливой мухи, и даже посмеивались исподтишка. А те, кто всё-таки решались испробовать жениха по амурной части, быстро теряли к нему интерес. Оно и понятно, Павел Иванович имел сомнительные перспективы стать хорошим семьянином. При этом дотошно интересовался  практическими способностями дам к ведению домашнего хозяйства. Ему было не до  романтики и комплиментов, нужно было устраивать жизнь.
Неудачи привели к тому, что Павел Иванович стал сомневаться в гениальности, красоте и прочих своих достоинствах. И это сомнение стало последним штрихом к портрету Павла Ивановича, как неудачника.
Вот в такой момент своей жизни, он совершенно неожиданно столкнулся у входа в супермаркет с Анечкой Васильевой. Она его не сразу узнала, а он узнал и очень обрадовался  встрече. Они вместе ходили по огромному магазину, сталкивались металлическими тележками, вспоминали студенчество, расспрашивали друг друга о нынешней жизни. Потом Павел Иванович предложил Анечке её подвезти, взял номер телефона и вскоре привык быть гостем в её доме.
 
Она стала для него необходимым человеком, у него появилось много возможностей и удобств с её появлением. Можно плакаться и просить помощи или совета. Можно оставить свою машину в её дворе и отправляться на очередное свидание. Можно  позвонить и попросить приехать к нему, если он заболел. Если бы Аня могла бы ещё и восхищаться им, как мама. И советовать по поводу выбора жены.
Но, она была немногословна, незаметна, ненавязчива. Сплошное «не», поэтому и замуж никто не взял. Наверное…

Аня жила в центре города, в старинном трёхэтажном доме с кариатидами по фасаду. Павел Иванович частенько звонил ей в любое время, не думая о том, насколько это удобно. Он напрашивался в гости. Анечка выслушивала его молча, вздыхала тихонько в трубку, потом кротко говорила:
- Приезжай, - и сразу же ложила трубку.
Он приезжал, усаживался на огромный старинный диван и начинал говорить. Рассказывал о своих проблемах, о новой приятельнице, на которую он имеет виды. Или изливал  разочарование очередным неудачным романом.  Жаловался на ноги, которые нестерпимо болят. Он говорил, говорил, увлекаясь, пытаясь добиться сочувствия и сострадания.
Но, Аня слушала молча. Потом приносила бутылку с каким-то снадобьем, делала ему компрессы на ноги. Укутывала его ноги старыми вязаными шалями. Подвигала маленький столик к дивану и приносила  вкусной домашней еды на подносе.  Павел Иванович делал вид, что обижен её сухостью, замолкал, увлекался едой. Она садилась в кресло напротив и наблюдала за ним. Когда он доедал, убирала опустевшие тарелки,  включала ему телевизор, и уходила в другую комнату работать – печатать что-то в компьютере.

Их дружба продолжалась уже несколько лет. Поиски жены у Павла Ивановича пока не увенчались успехом. В последнее время, смотря в телевизоре разные передачи, он пришёл к выводу, что на нём лежит порча. Иначе как объяснить, что вполне благополучного мужчину, женщины не жалуют своим расположением? Он снова привёл себя в пристойный вид с помощью Анечки. Смирился с уходом матери, успокоился. Со временем приспособился к самостоятельной жизни, освоился с житейскими проблемами, но мысль о том,  что нужно жениться, не растворялась.
А с некоторых пор он стал поглядывать на маленьких детишек, которые гуляли с отцами. Почему бы и нет?
 Но достойной женщины в его жизни так и не появилось. Такой, которая ценила бы его и понимала. И была красивой и умной. Он хотел найти такую, которую наверняка одобрила мама, если была бы жива.
 Так, как объяснить свою неудачу? Порча, явная порча на нём.

 Вчера Павел Иванович, наконец, достал  адрес одной потомственной знахарки. Говорят, чудеса творит старуха.
Ехать далеко, больше двухсот километров. Старушка живёт в соседней области, в далёком сельце. В последнее время у Павла Ивановича стало пошаливать сердце, и ехать в такую даль одному страшновато. Конечно же, он позвонил Ане. Конечно же, Аня согласилась.
Выехать договорились пораньше, и вдруг, эта пробка.

Машины впереди стронулись с места. Поток автомобилей стал двигаться, разбавляясь по ходу. Павел Иванович набрал Анин номер в сотовом и прокричал ей, чтобы она сама выходила из дома, не ждала его. Он подхватит её на остановке.

 Павел Иванович успокоился только, когда машина вырвалась за город. Было довольно рано, можно вполне успеть до вечера вернуться назад. Аня достала из плетёной кошёлки салфетку, термос с чаем, бутерброды и начала его кормить на ходу. "Молодец, Анька, всегда позаботится. Настоящий друг".
Машина неслась по широкой трассе, солнышко выглядывало из-за зелёных макушек придорожного леса. В машине звучала тихая музыка. «Господи, какой же хороший день. Вот поможет бабка, и устроится всё, наконец, в моей  жизни», - думал Павел Иванович, поглядывая на дорогу.

Доехали незаметно быстро, нашли нужный дом. Сельцо совсем крохотное, в одну улочку. Старуха сидела с вязанием на лавочке, возле своего дома, в тени высокой берёзки. Сухая, носатая, с острым подбородком и почти чёрными, живыми глазками; повязанная синим платком, в тёмном платье и синем переднике.
- Антонина Гавриловна?
Она глянула цепко на Павла Ивановича, на его спутницу. Ничего не ответила, ничего не спросила, пошла к калитке, пригласив их жестом  вслед за собой. Аня идти отказалась, осталась в машине, а Павел Иванович поспешил за хозяйкой.
Антонина Гавриловна завела его в просторную комнату, показала  на широкую крашеную лавку возле стола, покрытого  желтой клеёнкой, рядом с окном.
В углу над лавкой висели почерневшие иконы, горела лампадка.
Хозяйка приказала ждать и вышла за дверь. Павел Иванович напрягся. Чужой дом, суровая старуха  - не по себе ему стало. Стоило ли ехать в такую даль? Чем может помочь эта знахарка?  А если она колдунья, или шарлатанка?

Дверь распахнулась, вошла бабка с закопчённым ковшом и большой эмалированной миской. Запахло горячим воском. Ковш поставила на доску, на стол. В миску налила воды из кувшина.
Антонина Гавриловна зажгла свечу и сунула её Павлу Ивановичу в руку.
- Как зовут?
- Павел.
- Сиди смирно и не мешай мне.

Бабка начала молиться, крестясь перед иконами. Потом взяла миску, ковш с растопленным воском, и подошла вплотную к своему пришельцу. Она держала миску над головой у  Павла Ивановича, медленно  лила горячий воск в воду, что-то шептала. Он сидел не шевелясь. Чувствовал от бабки приятный, совсем не старческий, запах. Прислушивался к её шепотку, и переживал, что не объяснил цель своего визита.
Бабка перестала шевелить губами, поставила воду на край стола, а ковш унесла за дверь, из-за которой его принесла.
Павла Ивановича охватило нетерпение. Нужно же рассказать о свое беде, ещё чего-нибудь не то бабка наворожит.

Антонина Гавриловна вернулась с белоснежным льняным полотенцем, села напротив Павла Ивановича и приказала:
- Доставай своей рукой воск из воды и клади на полотенце.
Он всё исполнил. Хотел было уже начать свой рассказ, но старуха заговорила сама.
Она рассматривала нижнюю сторону восковой лепёшки и  говорила:

- Путанный ты, раб Божий Павел. Нет на тебе порчи, нет на тебе сглаза, а путаницы в голове много. Мать тебе много зла нанесла. Пожалел тебя Господь, успокоил её. Было тебе тридцать три года, когда её не стало.

Павел Иванович хотел заступиться за мать, рассказать, как  любила она его, но не смог. Будто связанный, по рукам и ногам, сидел. И язык онемел. А Гавриловна продолжила, словно слышала его мысли:

- А вот любовью она тебе и навредила. Не любовь то была, а гордыня её. Эгоизм. От того ты и блукал, как козёл дикий, дороги своей найти не мог. Скоко ж баб перебрал!? Стыдоба.
Выкинь мысли глупые из головы, и гордыню гони. И будет всё хорошо.
 Ноги у тебя болят. Это от того, что в дороге своей не определишься никак, уверенности в тебе нет.
 И сердце болит, чувствую. От страха болит. Жизни ты боишься, сомнения тебя гложут. Гони всё это, себя найди и всё сладится.
Иди с Богом. Не помощник я тебе, ты сам себе во всём поможешь.

Павел Иванович очнулся, заторопился сказать:

- Антонина Гавриловна, подождите. Вы же не выслушали меня. Я же по делу к вам приезжал.
- А я по делу всё и рассказала. Чего ещё?
- Я жениться никак не могу. Были женщины у меня, вы правы, но как мамы не стало, отвернулось от меня счастье, хоть убей. Раньше ради забавы гулял – они ко мне липли, а теперь с серьёзными намерениями, а они бегут.
-Жениться? А с кем же приехал ты, разве не жена? - старуха смотрела хитро, с прищуром, и как будто с насмешкой.

Павел Иванович удивлённо округлил глаза, потом вспомнил про Аню в машине. Рукой махнул и хихикнул:

- Да что вы, это же Аня, друг мой.
- Друг? Вроде в юбке она, а ты – друг. А что же ты про зрение ничего не говоришь?
- А что зрение? Со зрением у меня всё хорошо, вижу всё.
- Видишь? С бабой ездишь, она тебя любит, а ты жену не найдёшь! Чего же ты видишь? Я же говорю, напутано у тебя в голове, дури в тебе много. Иди. Если не дурак, так поймёшь, что я тебе рассказала, - и прикрикнула, - иди, говорю.
- Сколько должен я вам за приём? - обернулся Павел Иванович уже у двери.
- Не принимала я тебя, не доктор, за что же ты мне должен? Посидели, поговорили, и всё. Ничего ты мне не должен. Иди, утомилась я уже с тобой.

Павел Иванович вышел за дверь. Яркий дневной свет ударил в глаза, задержал на пороге. Поднял голову вверх – жаворонок поёт. Тишина, вокруг зелено. Вдохнул глубоко – не воздух, а настой травяной. Хорошо здесь.
Вышел из калитки, Аню увидел. Сидит на лавочке, котёнка к себе, как дитя прижимает. Глаза на него свои подняла, смотрит с вопросом. Боже, красивые какие глаза у неё, как бусины серые, в пушистых ресницах. А кожа белая, нежная, с румянцем  по щекам чуть. Губы маленькие, аккуратненькие. Волосы ветром в окно по дороге растрепало. Улыбается…
Аня поднялась к нему навстречу. За тридцать уже, а она как подросток тоненькая.  А он и не замечал никогда. Серой мышкой считал. 
Что там бабка ему  про любовь говорила?