Абонент

                *
 
             Я ему позвонил, а мне: абонент – не абонент.   
             Потом общий приятель просветил:
-- А чего ты хочешь? Он ислам принял.
-- Так.
-- Живет теперь на Коста-Рике.
-- О, бля!
-- Как минимум.
             Это ж надо как людей жизнь кроет. Вот такой диалог: Ты где живешь? На Коста-Рике. За это можно все отдать, чтоб послушать.
             О чем надо думать, чтобы туда уехать?

             В троллейбусе видел даму лет двадцати семи, одета как гот (готка?), от шеи до впадины между грудей, – татуировка. Веером рассыпаны карты, напоминает покерный расклад, что-то типа флеш-рояля. Татуировка очень похожа на настоящую. Партачка, как говорили во времена моей академической юности.
             Вызывает устойчивое уважение, переходящее в оторопь.
             А тут еще школьный дружбан на Коста-Рике молится на Мекку.
             Жизнь не перестает радовать.

             БГ увезли с сердечным приступом в самарскую больницу (если не врут) и я подумал, что в прошлом году у него уже был инфаркт (если не врут), и затосковал. Не так много людей, чья жизнь (независимо от того чем они занимаются), скрашивает мою. Одной руки хватит пересчитать. БГ – из них, еще Памук меня радует, может быть, Кустурица. То есть, просто, живут люди на белом свете, мандрячат там чего-нибудь за деньги, а мне от этой мысли – хорошо. Не будет их, станет значительно хуже.
             Потому что, «есть только два пути – джа растафара или война».
 
             Прошло семь лет в Тибете.
             Небо обрушилось на землю, я вылез из палатки и огляделся. Вокруг пасся скот: лохматые яки, овцы и козы. Они пожирали питательные высокогорные травы и мычали, каждый по-своему. Пятьдесят миллионов гектар пастбищ и подножного корма. Пастухи обнимались с собаками и глушили лапсанг. Небо, обрушившееся на землю, можно было черпать рукой и жамкать между ладоней. Чем я и занялся, отбросив альпинистское снаряжение. Потому что веревки и карабины не удержат меня на поверхности, когда начнется большая раздача тибетских слонов.

             Потом она перестала писать письма и звонить. Из моей жизни выкачали воздух и, производя любое действие (ставя чайник на плиту), я чувствовал как сердце подлетает в груди, делает оборот и падает обратно. В автобусе, глядя в окно на деревья и автомобили, я знал стопудово, что все пройдет и не повторится никогда.
             Память, что там еще, жизненный опыт – неприятные штуки.
             И я останусь нищим.
             До этого был Крёзом и Мидасом, а останусь босяком. Потому что, если все к чему ты прикасаешься не превращается в любовь, то превращается в деньги.
             А сертификаты и ваучеры доверия, давно просрочены, проебаны и пропиты.

             Трудно проследить взаимосвязь всех нитей бытия, люди, обычно, лишь отражение своих поступков.
             Когда женщина ломает ноготь, она уже ничего не соображает.
             Это цитата.
             Поэтому связываться с женщиной сломавшей ноготь я не стал и пошел прогуляться. Брел по улице и смотрел на людей. Разглядывал собак, лежащих на асфальте или траве, детей, носящихся на велосипедах по тротуарам. И думал.
             О рождении и смерти любви. О доверии и ненависти. О предательстве и выгоде. Об ответственности и непонимании.

             Тогда я призвал свидетелей Иеговы и возопил в пустыне мегаполиса.

             Мне всегда было интересно, как нужно поступать в ситуации принятия решений. Набить уроду морду, сказать подонку, что он подонок и потом терзаться? Или не бить, не говорить и потом терзаться два раза?
             Нет баланса, что не сделай, терзания обеспечены.
             И у каждого своя версия событий.
             Недавно, сидя под яблоней в саду, перечитал рассказ Акутагавы «В чаще» и придумал седьмую версию убийства описанного в рассказе. Двадцатишестилетнего самурая убил странствующий монах, который, на самом деле, был знаменитым разбойником.
         
             Поднятые с земли камни выпадали из рук.
             Недоеденный бутерброд с сыром, засох до бетонного состояния.
             Я заколбасился и затосковал, теряя любовь к жизни. А вечером раздался телефонный звонок.
-- Ты чего меня искал?
-- Кто это?
-- Я.
-- Не может быть!
-- Все может быть.
-- И нахера ты мне звонишь?
-- У нас жара, а у вас?
             Коста-Рика ближе, чем я думал сорок пять лет тому назад.