Про Шикотан, 11

   
    Раз я подходила к нашему бараку после прогулки и увидела испуганно мечущуюся Марию Александровну: она была в трико, голую грудь держала руками, а на голове лежали  постиранные трусы и кричала: « Пожар, пожар!» - из окна её комнаты валил дым, она  же выпрыгнула в окно на улицу.
  Оказалось, это пошутили наши соседи: поставили под дверь дымовую шашку.
 
     В другой раз не было сайры, нам подали на укладку селёдку. Такое уже случалось пару раз. Тогда мы набрали селёдки домой, нажарили полную сковороду. Весь жир растаял и рыба была как будто залита доверху маслом. Было очень вкусно, но после  очень плохо: лично меня  тошнило. Потом меня  начинало тошнить только от зрительного образа аккуратных круглых кусочков в белом жировом окаймлении.  И теперь, ссылаясь на особую непереносимость продукта, мы с Иркой Снежковой сбежали с работы и отправились в ночное путешествие.
     Ира сказала, что скоро  ехать домой, а у нас нет красной икры, и мы решили пойти на завод в другом конце посёлка, куда, как мы слыхали, поступает горбуша.
     Дело было ночью. Пришли, прошмыгнули  мимо пропускника в цех: там укладывают красную рыбу в банки, как мы сайру. Мы поинтересовались, а где же икра, на что нам ответили, что икру закрывают на плавбазах.
     Разочарованные, мы набрали под кофты по нескольку банок бланшированной горбуши, только прошедшей тепловую обработку, еще  без  этикеток, и с невозмутимым видом вышли с завода. 
     Побрели на запах к хлебопекарне. Подумали, что неплохо поесть горячего хлеба. Входим: за столом сидит женщина, дежурная, рядом с ней надломленный свежий кирпич. Мы попросили продать нам хлеба. Она нас обругала и зачем-то вышла. Тогда мы украли её  буханку и со смехом убежали.
    Захотелось попробовать горбушу, но нужен консервный ключ.
    Ирка говорит: « Как ты думаешь,  москвичи сейчас спят?» - их барак был внизу, неподалеку. Я предложила пойти посмотреть. Мы пришли к их окнам, там было темно.
Настроение было разбитное. Сели под окна и стали горланить:
« Ой, да не вечер да не вечер! Мне-е малым-мало спало-о-ось…»  - а потом убежали.
   На следующий день они заявились к нам в обед, когда у нас был сон, «разбираться», кому это не спалось.

    Как-то в обед мы лежали "загорали" на пирсе возле завода: как были - в сапогах и косынках, только фартуки подстелили под себя грязной стороной вниз. Подъехал катер. Вышли корреспонденты из Москвы, человек пять. Женщины в платьях, на шпильках. Спросили нас, не знаем ли мы, кто тут передовики по выполнению плана. Мы указали на завод долгим кивком и продолжали неподвижно лежать. Было странно видеть этих журналистов и думалось, ну что они сейчас могут узнать о Шикотане? Мы же чувствовали себя частью этого острова.

     Была  последняя декада августа.
     Сайра росла, и в баночку помещалось уже порядка пятнадцати, а не тридцати, как раньше, кусков. 
     Тот столб,  на который вначале была прибита одна голова камбалы, был покрыт точно такими же головами сплошь, сверху донизу, и все с окурками  во рту.
     Отбывали в Москву наши друзья-физики. Мы обещали их проводить. Но я заснула у девчонок-москвичек  и проспала, и они пошли попрощаться без меня, забыв меня разбудить.
      Я потом расстроилась, но, оказалось,  Дима передал мне через Иру свою тельняшку на память. Мне было очень приятно. " А Коля вёз домой коляску складную, представляешь?- рассказывала подруга, - Таки женатый! Как ты узнала?" (Я ей говорила, что он женат).
     А спустя три дня мы получили от Димы телеграмму из Южно-Сахалинска, откуда они должны были вылетать в Москву: «Спасибо тебе и Ирке за песни».
   
     Через несколько дней мы тоже отчаливали.  Штормило, на причал пришло много народу. Пограничники держали  руками затвор у ворот из сетки,  медленно отбирая по одному человеку. Понтон раскачивало, желающие попасть на корабль напирали на  сетку. Теплоход стоял в стороне, ждал. Брали немного человек на катер. Соседка по бараку дала мне конверт с деньгами и попросила передать её гражданскому мужу, с которым она познакомилась тут, когда сойдём на землю, чтоб он не пропил в дороге. Он так и не попал на корабль. А я не знала её фамилии и, приехав во Владивосток, отправила деньги на адрес барака с указанием её комнаты и имени.
    У меня была морская болезнь, потом, пока добрались до Сахалина, всё прошло.
    На теплоходе мы оказались с ребятами, нашими сверстниками  из Владивостока, с которыми познакомились на Шикотане, они, выяснилось, везли на материк  полные чемоданы рыбы, которую поймали в реках, и икры. Они угостили нас. Мы проводили время в баре,  играя в карты, прячась от непогоды. При прощании  обменялись адресами.
    Во Владивостоке выяснилось, что в бухгалтерии нам подсунули детские билеты. Мы уже знали, что нас обманывали (все получили одинаковые зарплаты), но такого не ожидали. На самом деле так хотелось домой, что мы, накупив сувениров, в тот же день отправились в Киев самолётом, на что у нас едва хватило денег. А доплату за билеты Мария Александровна со временем выхлопотала.
   

Неотправленное письмо.

    «Серёжа, привет!  Я скучаю по вашим краям.
    Моё состояние можно было бы сравнить с тоской по родине, хотя родина моя здесь, где я сейчас сижу. Но все мои мысли – о Дальнем Востоке. Уже невмоготу ходить по этим улицам, общаться с преподавателями и пр. Тут нет ни моря, ни цвета, ни скал, ни рыбы. За окном грохочут автобусы: изверги, а не автобусы.  Сейчас пишу и вспоминаю, как от винта в воде рассыпАлись светящиеся "камешки"… Мы ещё надеемся туда попасть. Только вот терпения наберёмся.
   А как вы?
   Пока, пиши»...



/ Книга написана с благодарностью маме за сохраненные ею письма /.