Пути господни неисповедимы, да!

 Эта говорливая женщина с грубым лицом, широко расставленными глазами, когда-то бывшая моей знакомой, попала в кабинет случайно. Я не помнила, как ее зовут, но она, говоря о себе в третьем лице, не раз называла свое имя - Зоя, и я свой конфуз обнаружить, слава богу, не успела.

 Вообще-то она совсем не нуждалась в моих вопросах или ответах - фонтанировала сама без остановки, показывая глубокое знание тонкостей службы мужа, и оперируя милицейскими служебными словечками, как настоящий профи своего дела.

В течение часа ее маленький рот с узкими губами успел высыпать на мою бедную голову много чего интересного. Самая примечательная история была вот эта:


-Ты, может, не знаешь, но мой муж - работник милиции. Ему через девять месяцев уже на пенсию. А был момент, когда его этот тифозный Ботов уволил из органов. Но я тогда же ему поклялась, что я - не я, если не восстановлю мужа сразу же. А Кириллову, Кире этому, как его звали подчиненные, начальнику-то изолятора, который не защитил мужа, а подпевал начальству, я сказала, что он сам непременно окажется на скамье подсудимых, и моему мужу доведется еще его конвоировать. И как в воду глядела!- Она хотела, чтобы и я восхитилась ею и смотрела на меня с ожиданием.

 -Что ты говор…?- Только успела я рот открыть, как дальше посыпались  ее слова:


-Борис у меня всю жизнь работает милиционером конвойного отделения. Да!
Слушай же, как это все было. Мой бедный муж,  да, его зовут Борис, ах, да! я ж это, кажется, уже говорила, веришь, овечка, который никогда-никогда не обидит никого. Воспитывался он сначала в детдоме, а потом его усыновили два божьих одуванчика, которые тряслись над ним всю жизнь, пока не умерли. Мне он достался совершенным ребенком - женился на мне, разведенке, когда ему было всего двадцать два года. А мне, - она горделиво выпятила грудь, - было уже под тридцать! И в милицию пихнула его уже я сама - хотелось какой-то стабильности, а у них, сама знаешь, зарплата хоть и не такая уж и достойная - шиковать не получится! но выплачивалась-то без задержек!.. Он очень добросовестный и старательный, мой Борька!

Я сидела, понурившись, еле сохраняя приличия.


-Знаешь, он никогда не возьмет из передач арестованных ни чая, ни сигарет, ни чего–нибудь другого! Веришь, он за всю жизнь принес одну м-а-а-а-а-ленькую пачку цейлонского чая и один огромный грейпфрут! Ну, точно – с мою голову! Я до сих пор думаю, как он еще на дереве удерживался?!- Помолчав секунду. - Ой, я отвлеклась!..Так вот, когда я нахмурилась, увидя все это, он сразу начал оправдываться, мой Борька:


-Ты не думай, Заинька, это мне подарили! Честное слово, подарили! Ты же знаешь, что я никогда не возьму у бедных арестантов ничего! Меня угостили дед-аварец и его внук. Они приехали за своим сыном и отцом - его освобождали. Наверно, я им показался хорошим человеком, а, может, он им сказал что-то про меня. Да! Они еще меня спросили, есть ли у меня дети. И, когда я похвастался сыном, они и дали это со словами: «Отнесешь сыну!». Вот я и принес...

Ну, что ж. Раз это так, я решила сменить гнев на милость - ведь я его, так же, как и сына, сама воспитываю всю жизнь. Кто б его еще воспитывал?! Правда же? Когда родителей–то у него, считай, и не было. А дед с бабкой - господи, какое воспитание они могли ему дать? Вот и вырос он совершенно бесхребетный. – Она задумалась на один только миг.- Да. О чем это я? Да! За свою доброту и расплатился мой Борька... Ты знаешь, после дежурства он приходил сам не свой - его начальник Кириллов, этот Петька-Киря, пил беспробудно. И Борька каждый раз сокрушался, что доведет  Киря их до беды - сам проверяет сумки с передачами, забирает оттуда сигареты, сало, чай, печенье - все, что понравится. Потом засядет в кабинете у себя и пьет вместе с такими же, как он - милиционерами-любителями  дармовщинки... Выпивку-то несут родственники арестантов вместе с передачками - сама знаешь про сарафанное радио-то. Знают, что с удовольствием возьмут водочку и закуску...

Но не повезло-то как раз моему простофиле - выпало как-то ему конвоировать арестованного из суда. Тот не ожидал, что его арестуют, за мелкую-то кражу! После суда он собирался вернуться и отметить день рождения дочки. А тут -  арест! Ты понимаешь? Так он упросил Борьку не отвозить его сразу в изолятор, а дать ему попрощаться с детьми, не огорчать дочку-именинницу.

 Борька, этот дурачок, вместо изолятора, и повез его в поселок - домой, представляешь?! – Непонятно было, чего в ней больше: гордости за своего бесшабашного мужа или удивления его безответственному поступку.
И продолжила, но уже со злостью, нет, не в адрес мужа:

- А ведь нашелся какой-то гнида, донес на него, и, когда вечером приезжают туда, в поселок, там мой голубчик - во главе стола, а вокруг – вся семейка арестанта! Конечно, сразу же служебное расследование и моего Борьку – геть из органов! Никакие мои просьбы и слезы не помогли!- Она подняла указательный палец: - Пока-а-а! Да! Слушай же  дальше!

Полыхнув гневными глазами из-за далеких событий:
- Потому что - не на ту они напали! Ведь Борька мой, хоть и вахлаковат, но он самый добросовестный был из них из всех - он никогда не пил во время смены, в отличие от них, алкоголиков! Сколько его внезапно ни проверяли, ни разу у него не обнаружили нарушения при несении службы - можно ж было все это проверить по журналу проверяющих! - Блеснула она опять знанием порядка в изоляторе временного содержания заключенных. - Повторяю, не было ни одного замечания! Вот почему я взбеленилась!

 И что ты думаешь, я надумала?! Поехала в город и купила самый крутой диктофон, какой был в магазине! Положила кассету туда на девяносто минут. И пошла к начальнику изолятора временного содержания - к Кире к этому!.. А он, как всегда, опять пьяный в своем кабинете! Слава богу, один оказался!

 Незаметно включив диктофон, я стала возмущаться, что моего мужа уволили, а тут у всех рыльце в пушку: кто, мол, не знает, что сам начальник милиции берет взятки; что следователи и гаишники меняют машины каждый год и строят дворцы; да и сам он, Кириллов, не без греха - вот и сейчас, как всегда, пьян… - Зоя торжествующе блеснула глазами:


-Вот тут и посыпалось из него, как из рога изобилия - не выдержал того, что сам крохоборничает, а те ворочают такими деньжищами! Представь, сколько он наговорил на всех – с пьяных-то глаз!

… А я с этой записью поехала к министру и дала ему послушать ее. Как они забегали, как начали передо мной лебезить! Начиная с начальника милиции и кончая Кирей. Но его так и не сняли тогда с работы! - изобразила она удивление, подняв короткие брови домиком.- Предупредили о служебном несоответствии. На свою голову! Потому что ты дальше услышишь еще не то!..

Я поняла, что я "на свою голову" стала ее слушать! Схватилась за бумажки, ударила несколько раз по клавиатуре – мол, время поджимает. Но не тут-то было!


-Восстановили тогда Борьку моего на работе! - с ликованием продолжила та.- И компенсацию выплатили за все месяцы, сколько он вынужденно просидел дома! А бог есть! Я тебе уже говорила, как Кире я угрожала, что его посадят, а Борька мой будет его конвоировать? Так вот. Ты слышала, какой грандиозный побег организовали из ИВС арестованные в том районе? Там  менты все ж-таки допились! Пить с арестованными! Ты представляешь?


 Она показала знание  психологии:
 -Арестанты - они же хитрые и коварные! Но оказались и умными: выждали, пока их конвойные наберутся до поросячьего визга, раздели тепленьких, переоделись в их мундиры и – поминай, как звали! Вот когда Кирю и арестовали. Бог все видит! И воздает по заслугам! Но это еще не все! Вот, слушай дальше! - горели у нее нестерпимым блеском глаза:- Из пяти арестантов  одного  так и не нашли - как канул в воду! А других сколько разыскивали, ты наверное слышала! - Зоя  перевела дыхание.

 -Судили их не там, в своем районе, а в республиканском центре, куда мы переехали лет десять назад. Как только я услышала об этой истории, побежала к Извекову, начальнику изолятора, где теперь служит мой Боря, и попросила его сделать одно доброе дело - поставить мужа  в смену, которая будет конвоировать в суд Кириллова, Кирю этого.
 
Извеков хорошо относится к нам - все ведь ценят хороших работников, правда же? А Борька мой не зря медаль получил, правда, я забыла, как она называется. Плохим работникам медали не дают! - заверила она меня. – Так вот! Поставили моего Бориса в смену, и, когда Киря увидел, кто будет в конвое, он заскрежетал зубами и заиграл желваками - видно, вспомнил, как я ему именно это и предрекала. Это Боря мне потом рассказывал.


 «Отвернулся, - говорит, - сразу от меня, потом начал исподлобья следить за мной. Но я-то вижу, что Кириллов хочет чего-то, но не решается обратиться».

 - Мой Борька, он же такой добрый! Сам подошел к нему и спросил, не хочет ли он чего- нибудь. Сигарету, может быть. Тот промолчал, но, когда Боря вытянул одну из пачки и протянул ему, взял молча. Тогда Борька отдал ему всю пачку.


С глубоким вздохом удовлетворения:
-Теперь он сидит. А Боре моему осталось всего девять месяцев до пенсии. Ой, я же опоздала на маршрутку! Ну, чао - какао!

Я долго отходила от ее трескотни. Но вечером, придя с работы, полезла в Интернет, сомневаясь в этой истории. Но  нашла подтверждение Зоиной истории  в виде короткого сообщения: «Осуждены милиционеры изолятора временного содержания задержанных и арестованных, допустивших побег из ИВС…»

Да, уж! Пути господни, точно, неисповедимы. Как бы Зоя, в поисках свободных ушей, опять не забрела ко мне…