Исповедь декадента

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Шарль Бодлер "Цветы зла"

Один из моих самых любимых романов - «Моби Дик» Германа Мелвилла - начинается так: «Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад - когда именно, неважно - я обнаружил, что в  кошельке у меня почти не осталось денег, а  на земле  не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны». А в качестве эпилога американский писатель предлагает нам энциклопедические экскурсы в историю отношений человека и морского чудовища Левиафана (он же кит, он же кашалот). Я бы мог начать аналогичным образом свой смелый рассказ: и представиться, и рассказать о своих жизненных злоключениях, приведших меня к явному презрению к жизненным банальностям, и даже привести множество цитат о том, о чем бы я хотел вам рассказать. Но хотел бы главным образом остановиться на другом - на причинах моего духовного недуга. Как говорил Октав - главный герой «Исповеди сына века» - только общество, пораженное неизлечимой болезнью, меланхолией, погибает в пучине распутства и разврата. Действительно, а что еще в качестве альтернативы?

Дорогой читатель, мы живем в такие времена, когда имя не играет большой роли. Зовите меня просто: НН, прекрасный человек. Наше время не производит новых смыслов, а только ими питается, жадно поглощает, а затем противно изрыгает. Я бы хотел рассказать вам о своем первом опыте познания той любви, которую именуют продажной, той, за которую мы отдаем конкретные деньги, трепим конкретные нервы и в результате конкретно залетаем. Я пошел на это совершенно сознательно, томимой необъятной страстью к исследованию человеческих отношений. А каково это в реале - взять и пойти по проституткам? И как ты себя ощущаешь там - в месте, где царит безмерная похоть и всюду пахнет душевном упадком?

Ко мне подошел мой друг - назовем его Печориным наших дней, - и спросил: «Слушай, а почему бы и нет? Я знаю очень дешевых шлюшек. Хочешь развеяться?» А я подумал: действительно, зачем отказываться? Почему я должен стесняться того, чего по большому счету не стеснялся ни один французский поэт века так 18 или 19? Ведь что наши отношения, как не «купля-продажа». Ты платишь одному за внимание, он тебе платит в ответ, причем порой забывая о сдаче. Проститутка честно признается в том, каким образом она зарабатывает себе на жизнь, и в этом смысле абсолютно неверно ее осуждать. В моральном смысле она чище остальных: если человек - как бы он не поступал - делает это открыто и без обиняков, то за что ее осуждать? Ведь тогда можно и животных осуждать за то, что они убивают и едят друг друга. А на самом деле они выполняют свой природный долг, да и только. Аморальность поступка заключается прежде всего в том, что у тебя есть выбор, и ты становишься на сторону зла. У проститутки выбора уже нет - он был сделан когда-то давно, уже и позабылось когда, - и ей остается только одно: честно, без противного лицемерия исполнять свой долг. Что она, собственно, и делает.
- Ты еще здесь? - перебивает мои размышления Печорин, заинтересованный в моем эксперименте, - ну так что? Мы идем?
- Да, конечно, никаких сомнений, - робко ответил я.

Сомнения, разумеется, были, но носили они исключительно психологический характер. Ведь для меня это первый опыт, первое познание философии будуара, первая встреча с низовой реальностью. Секс для меня давным-давно перестал носить сакральные смыслы, он превратился в физиологический акт, который доставляет мне удовольствие и в некотором роде даже лечит. В данном случае мне важен был не столько секс, сколько знакомство с той стороной жизни, которая скрыта от большинства людей и лихорадочно осуждаема. Пусть я перейду границу здравого смысла, пусть истлею в сладострастном пекле, пусть утону в бескрайнем море распутства, но узнаю, что это такое.

Печорин, который раньше меня потерял веру в любовь, позвонил по телефону, найденному на одном из интернет-сайтов.
- Алло, - начал он, - нам бы девочек посмотреть. Можно? А? Да-да, конечно, мы подъедем. Какой адрес? Хорошо. Тогда, как только мы доберемся до места, мы позвоним. Отлично. Всего доброго, - и уставился на меня, - Ну что пойдем? Все по плану.
- Слушай, а почему ты на это идешь?
- Как и любой мужчина, я нахожусь в беспрестанном поиске чувственности. И остановиться просто не могу. Для меня единственная женщина в жизни все равно что гроб. Жизнь заканчивается и истлевает. А ощущения нуждаются в беспрерывной подпитке.

Я его прекрасно понимал, потому что сам испытывал подобные ощущения. Если внимательно вчитаться в литературные произведения, то можно извлечь такую мысль: где-то с эпохи возрождения и по наш неугодный 20 век восхвалялась только чувственная любовь, физическая - но не пошлая, а поэтическая. Сегодня же в искусстве наблюдается обратное, когда все стремятся постичь любовь духовную, а физическую порицают. При этом, как данность, всегда вспоминают каких-нибудь средневековых принцесс. Люди, опомнитесь, какие средневековые принцессы, ей богу? Да они все без преувеличения жаждали вступить с кем-нибудь в сексуальный контакт, с кем-нибудь соединиться, дабы достичь абсолютной телесной гармонии. Да нафиг им не сдалась пресловутая душа. Они вообще о ней не думали, потому что она превратилась в банальность, скатилась в пошлость. Это сегодня стало модой говорить о ней, потому что в пошлость скатилось все, но душа никогда не была особой статьей! Понимаете? Никогда! Часть, немаловажная, неотъемлемая, мыслящая, но не главенствующая. С душой вы, извините, жить не будете, целовать ее не станете и никаких отношений строить не сможете. Душа - это как красивая коробка к конфетам, искусно выполненная, выразительная, но не более того. Это не конфеты! Не конфеты, которые хочешь беспрерывно жрать и давиться. Потому что твое тело требует соединения буквального, прямого соития, а не трепетного содрогания. Это оставьте сентиментальным романам, в которых правда перестала играть особое значение и выродилась в бесцеремонную ложь и лицемерие.

Мы пришли к условленному месту - это был старый дом, времен хрущевской оттепели. Печорин подошел к домофону и набрал квартиру «78», которую ему назвали по телефону. Вернее, так ему показалось, что назвали, на самом же деле он ошибся одной цифрой. Впрочем, в такой ситуации лучше вообще не ошибаться.

- Да? Слушаю вас... - раздался женский голос в домофоне.
- Здравствуйте, нам бы девочек, - непринужденно вымолвил Печорин.
- Какие нахер девочки? Вы заебали сюда звонить! Еще раз позвоните, вызову милицию!
Мне стало не по себе.
- Блин, Печорин, ты с головой дружишь? Как мы теперь пойдем?
- Как? Я цифру не ту набрал. Сейчас наберу «79» и поднимемся.
- Да я не об этом совсем. Подумай сам. Как мы теперь поднимемся на этож? Да злобная соседка тут же сожрет нас с потрохами.
- Не беспокойся. Думаю, она уже привыкла к таким звонкам. Эта агрессивная реакция лишь подтверждает мою мысль.

Поднявшись на необходимый этаж, мы позвонили в дверь. Я стоял в стороне, ожидая, что сейчас из какой-нибудь двери выбежит сумасшедшая женщина с растрепанными волосами и начнет меня учить нравственности. Но этого не произошло, и слава богу, в конце концов мы не первые и не последние. Ей бы поберечь силы.

- Привет, друзья, заходите, - девушка лет 30-ти открыла нам дверь и приветливо пригласила к себе. Она была в лифчике и трусиках, которые, откровенно говоря, смотрелись на ней по-дурацки. Не сказать, что она - толстая или некрасивая, просто пошлость ее наряда затемняла все остальное. Я все-таки люблю рубашки, легкие накидочки, но не вульгарные лифчик и трусы. Как на пляже себя чувствуешь.
- Пройдите в эту комнату, - продолжала она, - садитесь, через несколько секунд я приведу девочек на выбор.
Прошло с полминуты и девочки действительно явились. В комнату вошли две зрелые женщины, о возрасте которых я вообще бы умолчал - у них не только неэтично спрашивать о прожитых годах, но и говорить о них. Возле шкафа встали две негритянки, а на диван уселась женщина из серии «ничо так». «Выбирайте» - промолвила хозяйка квартиры. Я пробежал глазами еще раз и, не зацепившись ни за одну, случайно узрел девушку, спрятавшуюся в коридоре.
- А что это за девушка там? За дверью?
Все оглянулись.
- Нет-нет, я устала, Больше не работаю, - ответила она и удалилась.
Несколько обидно, как будто я ей не понравился.
- Ну ладно, - решился я и еще раз оглядел присутствующих, - давайте вот эту, - и показал на негритянку, вполне себе миловидную. Хотя я в них совсем не разбираюсь, экзотика же. Печорин же выбрал «ничо так» и пошел с ней в другую комнату, оставив меня наедине с чернокожей бестией.

Вот оно, думаю я, наконец-то. Сейчас я попробую это сам. Попытаюсь уловить каждый вздох, каждое ощущение, каждый миг, проведенный с ней. Я еще раз присмотрелся: она казалась вполне себе симпатичной. Видимо, в момент выбора чувства притупляются и разум начинает играть ключевую роль, а когда же он отправляется на заслуженный отдых, чувства вновь возвращаются к тебе. Ее глаза были накрашены чем-то - хрен знает чем, я в этом ничего не смыслю, - но выглядело это мило. Сходив в душ и накрывшись полотенцем, я уселся на большой диван в ожидании любовных услад. В углу стоял телевизор, - кажется, там показывали «Папиных дочек», - на стене висел азиатский веер, на полках стоял музыкальный центр. Негритянка медленно вошла в комнату и включила его. Полагаю, играло радио, причем какое-нибудь русское и безвкусное. Из колонок полились знакомые звуки совершенно не эротического ритма. Это группа Любэ что ли, нахмурился я. Но мне не хватило времени подумать об этом, негритянка быстро принялась за дело.

Опустим то, что происходило в постели - скажем так, это было очень хорошо. Многие считают, что проститутки ведут себя совершенно пассивно: мол, не получают наслаждения, поскольку все их чувства притупились, равнодушно лежат и думают: «Когда же закончится этот тоскливый час?» Может это и так, но к моей девушке эти слова ни коим образом не относятся. Она была гибка, пластична, изворотлива, как африканская змея, и ненасытна, как хищный лев. Сначала она меня обласкала с ног до головы, а затем своими ритмичными движениями завела так, что я съел ее и готов был есть хоть до самой ночи. Но час, он и в Африке час.

Изнеможенный и отдавший все свои силы и энергию этой красавице, я лежал и упоенно вдыхал ароматы свершившегося блуда. Она посмотрела на меня и кротко улыбнулась.
- Слушай, я первый раз. Так непривычно, неудобно.
Она слушала меня и молчала.
- Ты очень красивая, - признался я, - спасибо, мне очень понравилось.
Улыбка не сбегала с ее лица.
- Может поговорим, а? Ну что ты молчишь? Давай.

И только тут до меня дошло, что она ничего не понимала по-русски. Не удивительно же, блин, она же черная! А ты что думал, начал разговаривать я сам с собой, она начнет высокоинтеллектуально изъясняться, на великом могучем русском языке? Это только у меня, наверное, так было, и то по чистой случайности. Одной из своих девушек я очень хотел почитать Ремарка, но так вышло, что вместо этого она возжелала совокупиться со мной. И что вы думаете? Я, такой упертый баран, не стал отказываться от своего плана и принялся еще патетичнее читать Ремарка после самого акта. Все-таки Ремарк и секс - вещи несовместимые, но в контексте того вечера это виделось одним поэтическим целым. Раз запомнилось, стало быть, тот вечер был несомненно отраден. Впрочем, этот вечер ничем не уступал.

- Да ты, наверное, говоришь по-английски! Do you speak English?
- Yeaah! - обрадовалась она.

А вот я-то совсем не спикал. Изучал давно, знания позабылись, практики не было. Черт возьми, куда делось твое красноречие? Чем я буду охмурять эту девицу? «Фак» - вырвалось у меня вслух. Она засмеялась. Да, да, мы только что фак. Я начал мучительно вспоминать давно забытые штампы на английском языке и смог выдавить нечто вроде «Лондон - столица Англии», «Меня зовут НН», «Как пройти туда-то», «Как ты?, «Я - хорошо, спасибо» (далее по тексту я буду озвучивать все на русском языке для ясности изложения). Выходило коряво, но она что-то понимала. Попробую дословно воспроизвести диалог:

- Откуда ты?
- Из Ганы.
- Гана! Круто! Майкл Эссьен, Челси, Чемпионат мира по футболу в Африке. Да?
- Да-да, - смеялась она и гладила мои волосы правой рукой, - ты очень красивый.
- Правда? Хе-хе, - дальше я хотел бы сказать, что это не так, ничего подобного, но ограничился одной фразой, которую вспомнил, - Сенк ю вери мач. А как ты сюда попала?
- Прилетела. Я люблю летать, - красивый ответ, подумал я, - Меня зовут Жюли.
- Жюли! Юлия по-русски!
- Да, да, - улыбалась Жюли, - Ты хочешь чай?
- Разумеется.

Она вышла из комнаты за чаем, а я принялся одеваться. Теперь сразу стало ясно, почему я, простите за выражение, трахался под группу Любе. Может она думала, что это песня о любви? О романтических отношениях? Тогда как все это время стонал «Комбат-батяня, батяня-комбат». Сюрреализм не отпускает нас не на секунду, он сидит буквально в каждой клеточке организма под названием жизнь. В этом, пожалуй, и суть сюрреализма - наступать внезапно, ибо предсказуемый сюрреализм, как секс по расписанию: вроде тоже самое, а чувство-то иное.

Жюли принесла мне чай и начала вновь гладить мою голову.

- У тебя странная прическа, - сказала она.
- Я странный. Все странные. Музыка странная, - выдавил из себя последние знания английских выражений.
- Музыка?
- Да, музыка. Сейчас играет музыка о том.. - и я задумался как это сформулировать, - о том, что человек живет войной и не может жить без войны.

Жюли сделала задумчивое лицо. Я догадался, что сказал глупость.

- Наша жизнь - это война. Война с традициями, нормами.. война!

По всей видимости, она поняла, что я сейчас буду утомительно растекаться мыслью по древу, и присела сзади, начав плести мне на голове африканские косички. Тем временем я взял два кусочка сахара и заговорил:

- Нет. Наша жизнь как чашка чая. Как чай. Или сладкий, или нет, - я кинул сахар в чашку и ухмыльнулся, - моя жизнь - сладкая.

Пока я рассуждал, на моей голове образовались непонятные мне волосяные узоры. Мне даже стало любопытно, что она там такого наплела. Подойдя к зеркалу, я присмотрелся - по-моему, прическа получилась на славу. С такой, конечно, не выйдешь на люди, зато чувствуешь себя моделью. Она еще раз подошла ко мне и поцеловала в шею, прошептав «ты красивый». Я оглянулся и ответил: «Ты тоже».

- Дай мне свой номер телефона, - неожиданно сказала Жюли.
- Принеси-ка листочек и бумажку.
- Ок.

У меня осталось пять минут на заключительные размышления. Что со мной произошло? Что я почувствовал? Получил ли то, чего хотел? Не знаю. Мне как-то с детства претило делать что-то ради результата, попахивало какой-то корыстью, меркантильностью. Я ставил цель, но редко ее достигал, наслаждаясь самим процессом. Не зря было сказано кем-то из великих: ожидание чуда слаще самого чуда. Вряд ли автор этих слов являлся дураком, не дождавшимся своего чуда. Я и сам не понимал, отчего мне так приятно: от того, что испытал телесное наслаждение или пообщался с приятной девушкой? А может от мысли, что я не совершенен и мне стоит выучить английский? Согласитесь, ощущение несовершенства - главный двигатель прогресса. Есть куда стремиться, а покой нам только снится. Вот и стих непроизвольный вышел. Я не чувствовал стыда за то, что сделал, совесть меня не грызла. Скорее мне хотелось взять Евангелие и почитать проститутке главу о воскресении Лазаря, как в «Преступлении и наказании», помните? Набоков вот хорошо запомнил, это место его самое нелюбимое в произведении. Но то, что оно его разозлило, еще раз доказывает его необходимость. А что мне еще хотелось? Наверное, встретиться, погулять, показать ей Красную площадь, о существовании которой она вряд ли и догадывается.

Вернувшись, Жюли вручила мне ручку с бумажкой. Я посмотрел в ее накрашенные глаза и спросил:

- Какие фильмы тебе нравятся?
- Комедии о любви...
- А актеры? Бред Питт? Джонни Депп?

Ее взгляд говорил о том, что она впервые слышит эти имена. «Джонни Депп» звучало для нее, как «Бертолуччи» для среднестатистического зрителя. Странно, ее жизнь совершенно лишена красок, не исполнена выразительности.

- Мне нравится Джулия Робертс.
- Знаю. Знаю, - сразу вспомнил «Красотку» и хотел добавить «Я хочу стать твоим Ричардом Гиром», но передумал, вдруг обидел бы. Я решил просто ее обнять. Ее тело пропиталось моим запахом, она медленно закачалась из стороны в сторону. Мне захотелось станцевать с ней и что-нибудь при этом спеть, но ничего путного в голову не приходило. Только «Yellow submarine» вертелось на языке. Присев за стол и достав ручку, я задумался. «Что бы мне нарисовать такого? Что написать?» Буква за буквой, линия за линией и нарисовалось нечто похожее на букет цветов с надписью «Цветы от Николая, с любовью». Отложив ручку, я протянул листочек Жюли. Телефон я намеренно не написал: интересно, она вспомнит о своей просьбе? Если он ей так действительно важен, то вспомнит. И она вспомнила.

- А телефон?
- А, извини, одну минуту! - и начеркал 11 заветных цифр.

Мы с Печориным вышли из дома с довольными лицами. Соседка не побила нас метлой, девушки оказались очень любезными, обстановка - необычной, но не отталкивающей. Если кому-то интересно, то стоило это удовольствие 2 тысячи рублей. Девушки с них получают всего 600, но, кажется, их это устраивает. Моя Жюли из Ганы - тихое, безропотное создание, - сказала напоследок, что в Москве трудно найти работу. И мне стало ее немного жаль. Совсем чуточку. Ведь она такая милашка. С ней еще можно постичь множество глубин! Не верите? А мне вот в голову пришла такая философская концепция: чтобы воплотить Инь и Янь на практике, достаточно заняться с ней любовью в позе 69. Это все так, мысли, не подумайте чего худого, просто они помогают забыть на минуту нашу скорбную реальность.

Измаил, главный герой «Моби Дика», вышел в море, утратив стремление жить на суше. Я ухожу в мечты, утратив стремление жить в реальности. Если вы думаете, что поход к проститутке - это реальность, то вы ошибаетесь. Это больше, чем реальность. Потому что важен не сам опыт, а важно его воспоминание, которое никогда не забудется. Марсель Пруст в своих произведениях безрезультатно искал утраченное время, вскользь повторяя, что оно проявляется в памяти. Мое время цепко схвачено, и зафиксировано на нетленной бумаге. Ну а как же иначе? Я же за него заплатил!