А я ему - раз!

По словам Лоренса Персона:
- Классические киберпанковские персонажи — маргинализованые, отчуждённые одиночки, которые живут на краю общества в преимущественно дистопичном будущем, где в повседневную жизнь стремительно ворвались технологические перемены, вездесущая инфосфера компьютеризованной информации и инвазивные модификации человеческого тела.

                А Я ЕМУ – РАЗ.

Первое время Сашок был очень горяч. Придет с работы, оттолкнёт меня от объятий, рысью в ванную, погремит пять минут душем, выскочит из ванны, в чём мать родила, и кричит истошно на меня:
      – Дура! Ты что-нибудь соображаешь? Видишь, что я тебя хочу так, что у меня глаза вылезают из орбит. Почему в одежде?
      Срывает он с меня кофточку, оторвав несколько пуговиц, хватается  руками за лифчик, срывая его грубо, – бросает в угол. Затем задирает он мне юбку и снова истошно кричит:
      – Дура! Руки вверх!
      Я поднимаю руки. Он стаскивает с меня через голову юбку, швыряет её со зверским лицом в другой угол, и хватает себя двумя руками за голову, задрав её вверх, и начинает материться, как последний сапожник:
      – Ну, чему тебя учили в яслях? Я всю дорогу ехал к тебе, чтобы сразу отделать тебя так, как отделал бог черепаху, а ты не смогла себя подготовить! У меня всё моё достоинство дымится от перевозбуждения, а тебе хоть бы хны! Я тебя давно уже должен был разорвать пополам, а приходится возиться тут с твоими трусами.
      Рвёт он двумя руками мои тоненькие, ажурные, дорогие трусики, которые можно было с меня сдуть; валит меня на ковер всю в слезах от счастья, ибо я так рада тому, что он меня так сильно хочет, и творит чудеса. И я совсем не сержусь на него за «дуру», ибо я таковой и являлась, и не сержусь на него за порванные мои любимые трусики, ибо это счастье, когда любимый от страсти потерял голову. Ты чувствуешь себя королевой. Никакие там Екатерины Великие никогда такого счастья в своей жизни не имели и никогда иметь не будут, ибо мой любимый меня любит не за титул «Князя из грязи», а за то, что я его жена, которая его любит больше собственной жизни. Семья – это свято!
      На следующий день снова начинается, как и накануне. Сашуля звонит в дверь, и ещё не войдя, опять на меня кричит с порога:
      – Опять ты та-та-та, та-та-та мешаешься при входе. У меня всё моё «достоинство» отваливается от страсти и дымится от желания тебя залюбить до смерти, а ты стоишь, как вкопанная!
      И тянет в мою сторону свои ласковые руки, чтобы оттолкнуть меня, а я ему – раз, и в сторону. Он и мимо. Пока он в душе, я уже подготовила ему сюрпризик. Становлюсь на середину ковра. Зачем у постели? Всё равно он меня скинет на ковёр. На ковре ему интереснее. Всё постель, да постель. Это же ведь ему скучно.
      Он, с ничего не видящими глазами, повылезавшими из глазниц, подходит вплотную ко мне, а я хитро ему эдак улыбаюсь. Он, урча бегемотом из африканских джунглей,  смотрит на меня и хрипит, как давно не смазанная ступица в телеге:
      – Опять, дура, ничего не поняла! Опять в одежде? Чему тебя учили в детском саду? Вот я сейчас тебя та-та-та, та-та-та: узнаешь, почём фунт лиха!
      А я ему – раз, и скинула халатик, прикрыв лобок руками. У него «шары» на лоб, а его «он» шлёпнул его по его же пупку. Грудь-то у меня выше, чем у него «он». Он хватает двумя руками мои сиськи, впивается своими озверевшими губами в мои соски и начинает их так самозабвенно целовать и тискать, что они чуть не выскочили из груди и не поотвалились, как отваливаются порою сосульки с крыши, когда видят, что под ними парень та-та-та, та-та-та девку так, что стало жарко даже сосулькам.
      Отрывается он от моей груди и тянет свои «грабли» к моим трусам, чтобы разорвать ещё одни мои ажурные трусики, крича:
      – Дура! Когда поумнеешь: опять в трусах? Чему тебя учили в школе?
     А я ему – раз, и открываю мои руки, прикрывавшие моё потаённое местечко. Трусов-то – нет. А моё потаённое местечко, которое так заждалось этого разбушевавшегося сексуального маньяка, что уже давно плачет обильными слезами, страдая от долгого ожидания его волшебной палочки, совсем разомлело. И только он сказал своё последнее слово, как а я ему – раз,  и развела ручки свои в стороны, и это потаённое место, переполненное подогретой моей любовью так расцвело от счастья и предвкушения нечеловеческой радости, что стало розовой лилией. 
      У моего любимого опять «шары» на лоб. Он становится на колени и только начнёт нести меня по кочкам за то, что я никак не раздвигаю свои стройные ноженьки, как я – раз, и кладу свою правую ножку ему на плечо, – моему дорогому и единственному. Он начинает в безумии целовать всё, что ему попадётся под руку, а я, дура, и рада до слёз.
      Я уже не на этом свете, а на том. Он своим язычком выделывает такие кренделя, что если попытаться из полоски теста повторить за ним его путь, то получится плюшка с 24-ёх кратными завитушками.  Гордиев узел тут отдыхает. После того, как мой любимый насладится всеми прелестями моего тела, он снова начинает нести меня уже не по кочкам, а по ухабам:
      – Опять тебя, дуру старую, чтоб тебе ни дна, ни покрышки нужно валить на ковёр.  Чему тебя учили в институте?
А я, «старая дура», которая моложе его на десять лет, на всё это не обижаюсь, а млея от счастья делаю всё, что только пожелает мой любимый.
      Он тянет свои ласковые ручки, чтобы толкнуть меня в мою почти девственную грудь, а я ему – раз, да падаю, как подкошенная на только что пропылесосенный ковёр, ибо здоровый секс только в гигиенических условиях. У него в который раз «шары» на лоб? Уж и не припомню. Затем он, мой любимый, опять начинать орать на меня с таким отборным та-та-та, что сыплется штукатурка с потолка:
      – Та-та-та, та-та-та раздвинь свои коленки так, как тебя учили в аспирантуре!
      Тянет он, мой родной, свои ласковые с поволокой руки, потому что он этими руками любит устраивать мне выволочку за мои волосы во время любви, а я ему – раз,  и раздвигаю коленочки свои так широко, что шпагат в спортивной гимнастике отдыхает. У него снова «шары» на лоб. Интересно, в который раз? Но тут он снова начинает меня материть так, что люстра, вроде бы, сорвалась с крюка, но повисла на проводах:
      – Опять ты, та-та-та, та-та-та, губами своими разшлёпалась. Я что, должен как Диоген днём с огнём бегать по окрестностям и искать вход?
      Хочет он рукою нащупать мою тайно-вожделенную дверцу в мир счастья и блаженства, как я ему – раз, – и его «дымящийся», по мановению моей левой волшебной руки, оказывается сам в нужном месте и в добром часе. Иногда даже и долее…
      И тут мои сладкие грёзы прерываются звонком в дверь. Конечно же, – это пришёл мой любимый и долгожданный. Как трудно нам, жёнам, ждать пока наши мужья придут и упадут в наши объятия…
      – Дорогая и любимая, дай я тебя поцелую! Извини, что я немного задержался в пробке, моя бесценная. Цветы поставь в вазу. Но почему я целый час не могу дозвониться? Ты что? Спала? Спала и как всегда видела счастливый сон про то, как я приду с работы, нежно тебя поцелую, и как я с трудом буду ждать того сладкого мига, когда я тебя, моя любимая, покрою…Да, да, да! С ног до головы покрою поцелуями, потому что у меня кроме тебя, моя радость, нет никого на свете из женщин целого мира, которых бы я так сильно любил, как тебя, и с которыми я хотел бы оказаться, как с тобою, в ложе любви.

                ***

                P. S.
                Это и многие другие рассказы, а также песни и инструментальную музыку, Вы можете послушать в авторском исполнении в формате МР-3 на ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ:

                http://www.chitalnya.ru/work/249039/