Полет в неизвестность

В аэропорту после трехдневной тишины, когда все спали вповалку - где и как придется, наконец, наступило оживление. У стойки регистрации билетов началось столпотворение.

- Пустите же вы меня! Вы меня придавили, а я после операции, - визжала худощавая женщина в пуховой шали, которая сбилась и обнажила желтое ухо и завитки седеющих волос.

Она расталкивала всех локтями, постоянно взывая к жалости словами "я после операции". Больше всего доставалось крупному мужчине слева. Наконец, он не выдержал и вытолкнул ее из очереди:

- У меня командировка два дня назад закончилась. И, в конце концов - у меня билет на этот рейс, а у вас только на следующий, вы сами вчера признались.

- Но я же после операции, мне надо скорее домой!

- А нам так не надо! Мы здесь жить собираемся! - вступила в перепалку женщина лет тридцати. - У меня ребенок грудной дома, вон, даже куртка от молока промокла. Муж там, наверное, с ума сходит. Я здесь трое суток просидела! Мне к сыну надо, он же такой маленький! - И женщина в бессилии заплакала.

- Крокодиловы слезы! - взвизгнула женщина в сером пальто. - Я после операции!

- Замолчи ты, - не выдержал мужчина с костылем в руке, - оглушила всех со своей операцией. Я ветеран войны, а не лезу вперед.

- Девушка, девушка, милая, у меня четверо детей с собой, - молодая женщина пыталась посадить на стойку самого маленького, годовалого. Тот отчаянно верещал. Мать левой рукой прижимала к себе остальных, взывая к милосердию:

- Женщины, милые, у меня ребенок простуженный. Температура под сорок! Будьте милосердными, пропустите нас, - ее трясло. Пуговицы шубы оторвались в толчее, дорогая шапка из соболя сбилась набок.

Наконец, "милосердие" отозвалось глухим ворчанием тяжело дышащего толстого мужчины в крытой шубе:

- Дома сидеть надо, если нарожала как щенят, а не шастать по городам. Сдурела баба, это надо же - такая молодая, и уже четверо детей! И теперь лезет эта мать-героиня: "Будьте милосердными!"

Стоял такой гвалт, что ничего невозможно было понять. Молодая девица в синей форме "Аэрофлота", вышедшая на регистрацию, стояла молчаливая и безразличная, как сфинкс, разглядывая маникюр, словно все происходящее не имело к ней никакого отношения.

И вдруг, перекрывая шум, раздался голос, привычный говорить на аудиторию:

- Дорогие мои! Что же мы как стадо, в самом плохом смысле этого слова? Всем надо улететь, все устали. Но зачем же оскорблять друг друга? От этого мы быстрее в самолет не сядем, - все притихли. - Девушка, - обратился он к работнице аэропорта, - может, хватит изучать свои ногти? Займитесь делом, наконец.

Та лениво огрызнулась:

- Начну, когда порядок будет. В такой обстановке я работать не могу.

- А в какой "такой" обстановке? Все уже молчат. Простите меня, но это была ваша обязанность навести порядок.

Люди, все еще раскрасневшиеся, не остывшие от перепалки, потихоньку стали выстраиваться в очередь. И только мать с четырьмя детьми со слезами отошла влево, но не ушла - у нее был билет на следующий рейс, который полетит только завтра. Да женщина в сером пальто все пыталась подать свой багаж на весы, не уставая повторять, что она после операции.

Наконец, все формальности были закончены; зарегистрировались и женщина с детьми, и даже самая скандальная пассажирка, которая "после операции" - несколько человек за три дня сдали билеты, оттого и оказались свободные посадочные места в воздушном лайнере. Багаж был погружен в грузовой отсек, а пассажиры рассажены по местам. Еще продолжалась нервозная суета, но бортпроводница с дежурной белозубой улыбкой успокоила всех, предложила пристегнуть ремни.

Самолет вырулил на взлетную полосу, на минуту замер и начал набирать скорость. Небольшой толчок, и красивая серебристая металлическая птица ушла в небо, постепенно набирая высоту, пока не зашла в свой воздушный эшелон.

Стюардесса поприветствовала всех от имени экипажа, объявила, что командир корабля - пилот первого класса Лазарев Валерий Игнатьевич, выдала информацию о времени и высоте полета, температуре за бортом и правилах поведения во время полета. Затем она еще раз показала свои ослепительно-белые зубы и грациозно удалилась.

Большинство пассажиров, измученных трехдневной суетой и отсутствием удобств, в том числе и свободных кресел в зале ожидания, быстро заснули. Кто-то неотрывно смотрел в окно с восторгом в глазах - эти явно летели впервые. Мужчина лет пятидесяти, который навел порядок в очереди, оказался рядом с молодым человеком лет тридцати трех. В аэропорту он, в отличие от других, не скандалил, не суетился, а молча стоял в конце очереди.

- Ну, что ж, - проявил инициативу старший, - давайте знакомиться. Меня зовут Петр Степанович, или отец Петр, как вам будет удобнее - я православный священник.

- А я-то думаю, что за цепь такая у вас под пиджаком. А это крест, наверное. Ну, а меня зовут Игорь. Хотя на работе все зовут Игорь Антонович. Я - юрист. Лечу по делам одной фирмы в Алаевск.

- Ну, батенька, это нам совсем по пути. Я ведь из Алаевска. Это нам автобусом еще добираться часа четыре. Вот там-то не уснешь, дороги у нас, прямо скажем, не образцовые.

- Да я там был не раз, Петр Степанович, более того, я родом из Алаевска. Вот так.

- Значит, все-таки по имени-отчеству. В храм, видно, не ходите - не верующий?

- Да как сказать, вроде и верю, и не верю, легко склоняюсь то в ту, то в другую сторону, смотря какой оппонент попадется. Нет, в церковь не хожу. И тянет меня туда, а подойду - такой страх нападает, поэтому я уже и не пробую.

- Да, батенька, не в ладу вы с собой. Впрочем, потом поговорим. Вот идет наша улыбчивая кормилица с вареной курицей и остальным стандартным набором для наших желудков. Давайте-ка подкрепимся. Не скоро еще дома будем, а запасы я все в аэропортовской гостинице съел. А потом побеседуем, хорошо?

- Нет, я, пожалуй, посплю. Не до еды и не до беседы - вымотался за дорогу. Извините.

Через полтора часа Игорь проснулся и попросил бортпроводницу принести журналы. Когда она сложила их аккуратной стопкой на выдвижном столике, отец Петр мягко накрыл своей теплой ладонью руку Игоря.

- Мы ведь побеседовать собирались, верно? Ни один журнал не заменит живой речи. Может, расскажете о себе? Кто ваши родители? Я ведь недавно в Алаевске. Пришел, как говорится, на готовенькое. Всю жизнь собирался что-то фундаментальное свершить, построить храм, например, и никак не выходит. Видно, такое предназначение Господь мне дал - проповедовать. Меня на приход назначили ввиду скорбных обстоятельств - ваш прежний батюшка скончался после тяжелой болезни. Отец Серафим. Слышали?

- Нет, не слышал. Я ведь редко на родине бываю. Только по делам и не долго - два-три дня. В Алаевске у меня никого нет, останавливаюсь в вашей крошечной гостиничке. Родители мои умерли, когда еще ребенком был, меня тетка вырастила, мамина сестра. Сейчас со мной живет. Еще не старая, энергичная такая! - он улыбнулся. - Все какие-то общества организует, не сидится ей на месте. Кстати, у нас церковь строится, так она по организациям добровольно средства собирает. Неплохо у нее получается. Настоятель собирается ее казначеем назначить.

- Вот даже как... А вы так далеки от Церкви. Печально...

- Давайте все-таки почитаем. Что в мире делается, поинтересуемся. Да, много и не почитаем, - сказал Игорь, посмотрев в иллюминатор. Подлетаем уже.

Самолет слегка вздрогнул, послышался приглушенный щелчок, и снова все стихло. Через несколько минут этот звук повторился.

Игорь нервно взял священника за руку. Тот заволновался:

- Что с вами?

- Тише, отец Петр! Тише... Шасси не выходит.

- А вы откуда знаете? Вы же не специалист.

- Специалист. Я - авиаконструктор. Просто теперь сменил профессию. Не до того сейчас, отец Петр. Заметьте вон тот березовый околок внизу, запомните его форму. Просто запомните. И еще обратите внимание, как бортпроводницы засуетились. Видите, второй пилот через салон прошел? Беда у нас. Серьезная беда! - Игорь несколько минут молчал. - Вон-вон, смотрите! Узнаете место, где мы уже пролетали? Пилот керосин сжигает. На "живот" садиться будем.

- Господи, на все воля Твоя. Спаси и сохрани! Оставь нам долги наша, вольные и невольные. Пресвятая Матерь Божия, Заступница, милость Твою призываю на чад сих. Прости им согрешения вольная и невольная, Господь Милосердный!

Стюардесса с тревожными глазами и приклеенной улыбкой вещала:

- Уважаемые пассажиры! Пристегните ремни и не вставайте с мест. Детей возьмите на руки и до полной остановки самолета не отпускайте. Температура за бортом...

- Какая температура! Мы же пятый круг делаем над одним и тем же местом! - взвизгнула дама в сером пальто. Мы разобьемся!

В салоне послышались крики и плач детей.

- Не смейте сеять панику, - встал отец Петр. - Все в порядке. Лишнее горючее всегда вылетывают при приземлении. Молитесь, если веруете. Это никогда не помешает.

Его уверенный голос успокоил начавшуюся было панику. Некоторые молились, вняв совету.

- Отец Петр, исповедуйте меня! Мы можем погибнуть. Я вас не пугаю. Говорю, как специалист. Вероятность очень высока. Исповедуйте. Времени мало.

- Хорошо, - священник широко перекрестился, достал маленький деревянный крест и старенькое Евангелие, разложил на выдвижном столике.

- Батюшка, я убил человека. Убил! Я молод еще был, думал, моя девушка изменяет мне, смеется надо мной. Я пришел вечером, дома кроме нее никого не было. Я не хотел ее убивать, не хотел, поверьте. Я был зол. А она смеялась, смеялась! И я схватил ее за горло, чтобы не слышать этого смеха, а когда отпустил, она была мертва. В эту же ночь я собрал вещи и уехал к тетке, она годом раньше переехала в другой город и ждала меня там. Я только из-за нее, из-за... Татьяны не ехал, жениться хотел. А вон как вышло. Прости меня, Господи, прости, прости, прости!

- Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию, щедротами человеколюбия Своего да простит ти, чадо Игорь, вся согрешения твоя: и аз, недостойный иерей, властию Его, мне данной, прощаю и разрешаю Тя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Господи, Иисусе Христе, помилуй и мя, грешнаго, приими мя во Царствии Твоем!

И тут раздался глухой мягкий щелчок, словно кто-то за бортом сказал: "Пух!"

Игорь плакал:

- Батюшка, шасси вышли, вышли! Мы не умрем! Слава тебе, Господи!

* * *

Автобус до Алаевска свернул с трассы и направился в город на большой скорости, не обращая внимания на скверную дорогу. Иногда потрепанный транспорт так подбрасывало, что у пассажиров зубы стучали. Водитель включил музыку на свой вкус и слушал блатные песни с явным удовольствием, подпевая во весь голос. Наконец, отец Петр, слыша возмущения пассажиров, встал с места и подошел к водителю:

- Алексий, не дрова везешь, людей живых, убавь скорость. И музыку выключи, не всем она по вкусу.

- Батюшка, как же я вас не заметил? И кондуктор ничего не сказала. Сейчас все сделаю в лучшем виде.

- Храни тебя Господь, чадо!

Священник сел на свое место и обратился к Игорю:

- Не жалеешь, что под влиянием обстоятельств рассказал о своей беде?

- Что вы, отец Петр! Как камень с души свалился. Вот теперь и в церковь буду заходить без боязни.

- Ты можешь не отвечать, если не захочешь, но как же тебя не искали, как ты сам ничего не слышал, приезжая в Алаевск? Ведь встречались тебе знакомые. Неужели никогда ни о чем не спрашивали, не намекали?

- Нет, сам удивляюсь. Не искал никто, и никто речи о Татьяне не заводил. А я ведь из-за нее не женился до сих пор. Никого так и не полюбил. А может, грех этот не давал на женщин смотреть. Я очень изменился с тех пор. Я ведь вспыльчивый был, задиристый. Чуть что не по мне - сразу в драку. Сейчас словно другой человек. Эх, вернуть бы Танюшку! Да оттуда не возвращаются...

- Игорь, а ведь жива твоя Татьяна. Не убил ты ее, оттого и не искали тебя. Она бухгалтером работает на заводе точных приборов. Единственный завод в нашем городе. Южина ее фамилия, так ведь?

- Так. Но откуда вы...

- Бухгалтерию она ведет при храме по выходным. Эту историю я от нее слышал, только в другом варианте. Она тогда сразу в себя пришла и слышала, как ты убегал. Знала, что уезжаешь, думала - разлюбил. Про убийство ей и в голову не приходило. И замуж до сих пор не вышла. Тебя любит. Говорили ей, что ты приезжаешь, но коль ни разу не зашел, тем более утвердилась в том, что разлюбил. Игорь, Игорь, а вот плакать мужчине не гоже.