Студенческая добардовская песня

Уважаемые читатели!
Отдаю на ваш суд новую главу своей будущей книги “Истоки бардовской песни”, отдельные главы которой были опубликованы ранее. Это самый большой раздел. Надеюсь услышать от вас отзывы: передан ли в моем тексте дух студенческой песни? Рад буду любому мнению.
Заранее благодарен,
Виталий Миронов

Первокурсники 50-х самые простенькие песенки из огромного студенческого репертуара усваивали быстро. Дело в том, что в те годы во всех вузах СССР учебный год начинался одинаково: студенты ехали в колхозы на сельхозработы. И там, общаясь со старшекурсниками, вчерашние абитуриенты легко вызубривали азы пестрого студенческого фольклора: «У Лукоморья дуб зеленый» (в котором просто варварски расправлялись со всеми героями и предметами пушкинского произведения), «Кузнечика» (который сидел «коленками назад»), «Комара» (который сидел на дубу), или вот такой образец студенческого творчества:

Течет, течет речка,
Через речку мостик,
На мосту овечка,
У овечки хвостик

с припевом еще более незамысловатым:

А что тебе надо?
Ничего не надо!
А что тебе нужно?
Ничего не нужно!

Примитивные песенки эти запоминались моментально и распевались первокурсниками всего СССР.  В различных вузах некоторые из них отличались отдельными строками, куплетами, а иногда даже и мелодией.
Придя в себя, после эйфории первого месяца вольной студенческой жизни, первокурсники, разумеется, в свободное от учебы время, открывали для себя необъятную страну студенческого фольклора. Необъятную – ведь некоторые из песен уходили своими корнями в далекое дореволюционное прошлое: например, любимая строевая песня юнкеров – учащихся средних военно-учебных заведений – «Пошел на речку Виверлей» или получившая большое распространение во многих вузах Союза песня «От зари до зари». Я привожу первую песенку про Виверлея (это, кстати, старинное русское имя) так, как мы ее пели еще в пионерском лагере:

Пошел купаться Виверлей,
Оставив дома Доротею.
Взял в помощь па-а-а-ру пузырей-ей-ей
Ведь плавать не умел он.

В целях безопасности Виверлей привязал эти таинственные пузыри почему-то к ногам, а когда нырнул, то "голова-а-а тяжелей ног-ог-ог осталась под водою".
Доротея, "узнав про ту беду", прибежала на место происшествия и "ноги милого в пруду, / узнав, она окаменела".

Прошли года и пруд заглох,
И поросли травой аллеи,
Но всё торча-а-ала пара ног-ог-ог
И остов бедной Доротеи.

Вот под такую печальную песенку, чеканя на плацу шаг (особенно на этих многочисленных - "а-а" и "ог-ог") маршировали беззаботные молодые юнкера, не чувствуя приближающийся грозный 1917 год.

Вторая песенка "От зари до зари" была любима, наверное, во всех ВУЗах Союза:

От зари до зари как зажгутся фонари
Все студенты по улицам шляются,
Они горькую пьют, они песни поют
И еще кое-чем занимаются

с лихим хоровым припевом:

Через тумбу-тумбу – раз!
Через тумбу-тумбу – два!
Через тумбу три-четыре
Спотыкаются.

Краткое содержание песни:

А Святой Пантелей с колокольни своей
На студентов глядит, ухмыляется,
Он и сам бы не прочь провести с ними ночь
Да на старости лет не решается.

Но однажды все-таки соблазнился, о чем ябеда - святой Гавриил тут же донес куда следует. Святого Пантелея выгоняют с небес, но на грешной земле он не пропал, не затерялся, а был зачислен в студенты - так как "он и горькую пьет" и т.д. В Ждановском металлургическом институте была своя концовка песни, которую я не встречал в других сборниках: выясняется, что в "деканате все, что называется, будто ангелы притворяются, а сами горькую пьют" и т.д. Этот куплет мы пели с особым удовольствием.

Да, чуть не забыл! Главный-то вывод песни - доносчику первый кнут:

А святой Гавриил по рогам получил
И с тех пор доносить не решается,
С горя горькую пьет, на начальство плюет
И еще кое-чем занимается

и поехало: "Через тумбу-тумбу-раз!" и т.д.

В своих воспоминаниях А.Городницкий приводит иное начало этой песни:

Там, где Крюков канал и Фонтанка - река
Словно брат и сестра обнимаются…

Песня действительно была написана в Петербурге и начиналась именно так, но в других городах студенты таинственный для них Крюков канал и Фонтанку упразднили и пели: «От зари до зари…»

На мой взгляд, бурное развитие студенческой песни началось еще в послевоенное время. В период войны было написано много замечательных песен, а новое время в веселой студенческой среде вызвало к жизни совсем другой репертуар. Лучшим подтвержением песенного студенческого бума в послевоенное время является содержание этой главы, в которой упоминаются названия тридцати песен, приводится хотя бы один куплет тридцати двух песен и анализируется тридцать пять песен. И это без поисков в Интернете, а только те песни, которые сохранились в моих блонотах. Самая лучшая проверка песни – проверка временем. Я перечислю только некоторые очень популярные студенческие песни, точные даты написания которых, благодаря мемуарной литературе, удалось определить: «Глобус» - 1947 год, «В первые минуты бог создал институты» - 1948 год, «В имении, в Ясной поляне» и «Я был батальонный разведчик» - 1950 год, «Факультет» - 1953 год. Песенки про Толстого и батальонного разведчика в течение длительного времени были просто народные, «Глобус» и «В первые минуты…» - считались неофициальными гимнами студентов СССР, а «Факультет» - гимн московских студентов.

Про создание сверхзнаменитого «Глобуса» рассказывает автор песни в книге А.Беленького «Возьмемся за руки, друзья». Два куплета этой песни написал поэт и сценарист Михаил Львовский на мелодию песни поэта Михаила Светлова "За зелёным заборчиком", а все остальные – плоды студенческого творчества.

Второй неофициальный гимн студентов «В первые минуты» написан Владленом Бахновым – студентом литературного института на мотив «Песенки военных корреспондентов» (музыка М.Блантера, слова К.Симонова). В своих воспоминаниях известный советский поэт Константин Ваншенкин - соученик Бахнова приводит такое начало песни:

В первые минуты бог создал институты
И Адам студентом первым был…

Адам оказался бездельником и гуленой, правда, гулял только с одной (других просто не было) за что его сначала лишили стипендии, а потом пошли другие репрессии:

У Адама драма – вызвали Адама
На проверку в божий деканат.
И на землю прямо сбросили Адама…

Справедливости ради необходимо отметить, что в отдельных областях Адам проявил себя толково и плоды его упорного труда видны налицо:

От Евы и Адама пошел народ упрямый,
Лихой неунывающий народ,
От сессии до сессии живут студенты весело
А сессия всего два раза в год.

Как «весело» в песне тоже расшифровывается:

День мы прогуляем, ночь мы промотаем…

но именно такой образ жизни – пример для настоящего студента:

Так выпьем за гулявших, ничего не знавших,
Сессию сдававших наобум!

К одному из многочисленных капустников в 1953 году студенты МГПИ Юрий Визбор, Владимир Красновский и Юрий Ряшенцев написали песенку. Позже она получила название «Факультет». Несмотря на то, что она была написана для конкретного московского вуза, ее бодрые жизнеутверждающие слова и мотив охотно подхватили студенты всего Союза:

Пусть нам издалека зачеты грозят,
Думать каждый раз об этом все же нельзя.
С песней кончил день ты. Мы с тобой – студенты!
Это значит – мы с тобой друзья.

Позднее песня стала гимном МГПИ, а в сборниках туристских песен приводится как «Гимн московских студентов».

Студенческие гимны – это огромный раздел студенческого песенного творчества. Приведу некоторые из них:

Как я физиком стал, так тужить перестал
На физтехе не жизнь, а малина.
Только в физике соль, остальное всё - ноль.
А филолог, биолог - дубина.

Солидности гимну физиков придавало то, что они пели его на мотив знаменитой "Дубинушки".

Не уступают им математики, создавшие свой гимн на мотив авиамарша "Всё выше и выше, и выше...". Они возомнили:

Мы - соль земли, мы - украшение мира,
Мы - полубоги, это - постулат...

И припев у гимна был соответствующий:

Всё больше и больше, и больше
Другие от нас отстают
И физики - младшие братья,
Нам громкую славу поют.

В припеве ко второму куплету "громкую славу" математикам, хотя бы за то, что именно математики "создали таблицу умноженья, бином и Пифагоровы штаны" должны были петь химики. В припеве к последнему куплету математики, более чем снисходительно относясь к студентам других ВУЗов, чем-то перекликаясь с народной фразой - "ходят тут всякие", пели:

Всё больше, и больше, и больше
Другие от нас отстают.
И всякие младшие братья,
Нам громкую славу поют.

Химики свой гимн, в отличие от студентов иных специальностей, сочинили не только с юмором, но даже с иронией:

Мы рождены пролить всё то, что льется
Просыпать то, чего нельзя пролить.
Наш институт химическим зовется,
Мы будем вечно химию любить.

Пропахли мы аммиаком и хлором,
И кислотой до сердца прожжены,
Предосторожность мы считаем вздором,
Мы всё на вкус попробовать должны.

Припев бодрый и самокритичный:

Всё выше и выше, и выше
К вершинам наук мы идем
И если в пути не сопьемся
То, значит, получим диплом.

И хотя в их гимне тоже есть: "не любим мы механиков-пижонов", но это не так высокомерно, как у тех же математиков, зато из следующих строчек видно, что химики - вечные трудяги:

И по халатам рваным и прожженным
всегда, везде органики видны.

А гордиться химикам есть чем:
Учимся в таком мы институте,
И на факультете на таком,
Что любые яды, кроме ртути,
Голыми руками мы берём.

Но самой юморной и жизнерадостной является популярная во многих технических вузах песенка "электричества" - она же гимн студентов-энергетиков:

Придет счастливый век - и всё преобразится,
Не будем мы тогда, как лошади, трудиться.
Все заживут легко, не чувствуя забот,
Нажал на кнопку, чик-чирик - и всё само пойдет.

Заметьте доброжелательность авторов гимна: не "мы заживем легко", а "все заживут легко".

И припев тоже жизнерадостный:

Нам электричество сделать всё сумеет,
Нам электричество сплошную тьму развеет,
Нас электричество избавит от хлопот,
Нажал на кнопку, чик-чирик - всё само пойдет.

И тогда в наших суровых буднях наступят колоссальные сдвиги: "не будет лысых, нет, мы все омолодимся", "в квартире каждой будет большой винопровод" и т.д. и т.п. Некоторые энергетики даже детородную функцию мечтали доверить электрической аппаратуре:

Не будет акушерок, врачей и докторов.
Нажал на кнопку, чик-чирик - и человек готов.

Но если при этом, так сказать, коммунизме и будут отдельные огрехи: "и будет воровать за нас электровор", то особых проблем с этим не будет, так как:

Преступников сажать начнет электропрокурор.

В то же время более осторожные были против повального внедрения электричества в быт: мол, загулявшего мужа может встретить "жена с электрокочергой".

Песне лет шестьдесят, не меньше. К сожалению, нет винопровода, да и лысину я только что почесал, из всех фантазийных мечтаний студентов-энергетиков в наше время сбылась только "электрокочерга" - современный электрошокер (так можно назвать в несколько измененном виде электрокочергу).

Студенты сельскохозяйственного вуза, как и положено аграриям, подходили  к своей профессии более заземленно:

Мы получим диплом, хильнём в деревню,
Будем ночью и днем пахать там землю.
Мы новым способом своим заменим старый,
И стране мы дадим сто пудов с гектара

Вариант двух последних строчек:

Мы будем сеять рожь, овёс под звуки "буги",
Мы прославим колхоз по всей округе.

Песня написана в 50-е годы. Это четко видно по "стиляжному сленгу" (о стилягах разговор впереди):

Жил в деревне той дед, ел щи и кашу,
Подвалил раз тот дед на лабу нашу,
И стал дед клёвым чуваком
Через соломку ловко тянет коктейль и самогонку.

Но так как "битва за урожай" всегда имеет непредсказуемые результаты, то аграрии далеко не такие оптимисты, как энергетики:

Так проходит вся жизнь в деревне дикой,
Будем мы умирать в тоске великой.
И похоронят нас с тобой в колхозе на погосте,
Будут гнить в той земле и ваши кости.

Иногда бывали гимны конкретной профессии. Для студентов - геофизиков, учившихся на специальности – геофизические методы поисков радиоактивно-полезных ископаемых, А.Городницкий сочинил на мотив популярной среди геологов песни “Золотоискатель” песню, которую геофизики тут же сделали своим гимном:

На уран он жизнь свою истратил,
Много лет в горах его искал…

Молодые студенты-геофизики знали, что их профессия может преподнести определенные нежелательные сюрпризы, но с юношеской беззаботностью распевали:

Он заплакал и пошел, рыдая,
Через реки, горы и поля,
И лежала перед ним большая
Женщинами полная Земля…

Большинство студенческих гимнов – шуточные. Одним из лучших серьезных гимнов, на мой взгляд, является, озвученный когда-то на заре КВН на весь союз, гимн студентов Первого Московского медицинского института. В нем студенты медики “смелые, с проверенными нервами” признавались в любви  к вырастившему их вузу. Несколько грустноваты слова о расставании с ним, но утвердительная интонация последней строки куплета в целом придавали гимну оптимистическое звучание:

Уходят вдаль московских улиц ленты
С Москвою расстаются москвичи
Пускай сегодня мы еще студенты
Мы завтра настоящие врачи!

В юморных гимнах медики высказываются очень конкретно, будто ставят диагноз:

Вся пища его - это хлеб и вода,
Бывает еще кукуруза,
Но сытым не буде нигде никогда
Студент медицинского вуза.
Стипендию гордо в карман он кладет,
Как символ бесценного груза,
Дрожащей рукою долги отдает
Студент медицинского вуза.

Гимны – особый раздел студенческого песенного творчества. А сейчас мы, используя студенческий песенный фольклор, перейдем к бытоописанию студенческой жизни. И сделаем это необычным путем: в сборниках, допустим, про туристскую песню, не принято делать отдельные главы про трудности похода, про костер и т.д. Обычно, каждая глава посвящается отдельному барду. В студенческих песнях конца 40-50-х чаще всего невозможно выяснить не только автора, а даже вуз, в котором сочинили песню. Зато можно сгруппировать песни по определенной тематике. У нас получатся страницы про веселую, но и подчас нелегкую студенческую жизнь, любовь (счастливую и несчастливую), учебу (успешную и с «хвостами»), трудности экзаменационной сессии, студенческую практику, спорт, туризм, жизнь в военных студенческих лагерях, окончание вуза, получение диплома и обязательное в те годы распределение.

Вот по такому пути мы и пойдем в необъятную страну студенческой песни.

«Бытие определяет сознание» - один из первых постулатов, что узнавал первокурсник на кафедре марксизма-ленинизма, а бытие – это у студентов конца 40-х было весьма нелегким. Многочисленные песни об этом повествуют так:

Зима. Студент не торжествуя,
В ботинках обновляет путь
И голой пяткой снег почуя,
Несется рысью в институт.
Бразды пушистые вздымая,
Летит студент быстрей трамвая,
И на штанах его давно
В Европу продрано окно…

или на мотив популярного фокстрота:

Зимою и летом мы ездим без билетов,
Кондукторы нас знают – штрафуют, гоняют…

Ну еще бы: если и билет купить не за что, так как:

Пришла зима, настала сессия,
И вот я снова без стипендии,
Тоскуя и скорбя.

В приведенных куплетах авторы слегка сгустили краски: очень уж суровая эта жизнь получается. А ведь даже при всегдашнем безденежье студент находил копейки на психологическую разгрузку. На Украине, например, для этой цели существовал очень дешевый напиток – «Біле міцне» (в народе – «биомицин»). Теме - «Выпивка» в студенческом фольклоре посвящено немало строк. Если бы сейчас существовала комсомольская цензура, она бы обвинила меня в подтасовке фактов и, как следствие, в очернительстве советского студенчества: очень уж тематика многих студенческих песен не соответствовала моральному облику молодого строителя коммунизма. И, странное дело, почитайте Городницкого и Визбора: на севере и в Арктике спиртом заливались (я не хочу бросать тень на геологов, летчиков и т. д. -разумеется, это делалось в свободное от работы время), но в своих песнях, те же геологи, не афишировали это явление. В студенческих песнях, наоборот - огромное количество песен посвящено выпивке. Наверное, сказывалась просто-напросто эдакая юношеская бравада.

А возможно это наследие прошлого? Причем, что интересно, наши предки пили по двум причинам. Вот как описывается студенческая жизнь обеспеченного сына русского помещика - поэта Николая Языкова в книге "Три века русской позии": "Николай Языков с одиннадцати лет учился в Петербурге в горном кадетском корпусе и институте инженеров путей сообщения, а с 1822 года поступил в Дерптский университет... Здесь царила атмосфера бесшабашного студенческого разгула, и Языков, без которого не обходилась ни одна пирушка, завоевал славу певца любви, дружбы и вина".

Вот выдержки из его стиха "Песня":

Мы любим шумные пиры
Вино и радости мы любим.
...
Приди сюда хоть русский царь,
Мы от бокалов не привстанем
Хоть громом бог в наш стол ударь
Мы пировать не перестанем...

А у простого народа - иная причина. Вот как объясняет это советсткий поэт Василий Федоров в своей поэме "Золотая жила":

Почему сыны твои, Россия,
Больше всех на свете водку пьют?
Почему?
Не надо удивляться.
Наши деды по нужде, поверь,
Пили столько,
Что опохмеляться
Внукам их
Приходится теперь.

Советские послевоенные студенты удивительно сочетали в себе обе причины. И коль я упомянул о буйных студенческих годах поэта Языкова в Дерпском университете, я хочу поделиться с Вами, уважаемый читатель, таким интересным фактом, который я прочитал в журнале "Вокруг света" за июль 2012 года: у входа в Вроцлавский университет стоит скульптура обнаженного студента со шпагой в руках. Идет такое пояснение: "В 18 веке здешние студенты были отчаянными дуэлянтами и картежниками. Этот юноша проиграл всё, но продавать шпагу (то есть честь) не стал. Кстати, у нынешних студентов есть традиция мыть памятник перед началом учебного года: парни - верх, девушки - низ".

Но вернемся к теме - выпивка в студенческом фольклоре. В широко распространенной студенческой песне радостно сообщалось:

В пещере каменной нашли наперсток водки,
Комарик жареный валялся на полу...

Пусть вас не смущают столь микроскопические объемы выпивки и закуски. Выпивка с каждым куплетом нарастала более чем в геометрической прогрессии: наперсток, чекушка, пол литра... цистерна... Да что там мельчить: в последнем куплете в пещере просто-напросто забил источник водки! Особенность исполнения песни: солирующий после каждого куплета спрашивал: «Ну что, ребята, выпьем?» Но хор студентов ненасытно орал: «Мало! Очень мало!» Закуска едва поспевала за выпивкой: жареный комарик, хвост селедки (правда, "слегка обглоданный»), баран... туши жареных мамонтов.
О немалой эрудиции студентов говорит тот факт, что пелась эта песня на мотив арии варяжского гостя из оперы Римского-Корсакова «Садко».
Народная мудрость гласит: из песни слова не выкинешь. А у кого поднимется рука вы-бросить такой куплет:

И солнце ярче светит,
И веселей пейзаж,
Когда в желудок хлещет
С2Н5ОН.

или:

Даже если спирт замерзнет,
Все равно его не брошу,
Буду грызть его зубами,
Потому, что он хороший!

А вот добавить эффектное, с их точки зрения, словечко – другое, студенты – мастера. Так, в 50-е годы (после долгого запрета) вся страна стала петь песню на стихи Есенина. Неожиданно оказалось, что контингент почитателей этих песен очень широк: эстеты-интеллигенты восторгались тем, что в «саду горит костер рябины красной», в подворотнях подростки наяривали на гитарах «Глухарей», а на взрослых застольях неизменно звучало «Ты жива еще, моя старушка». Студенты тоже сделали свой выбор. Слегка переделав есенинские строки, они пели: «Смелым дается радость, робким - тоска-печаль...» Причем с особым азартом выкрикивался куплет:

Что же вы не пьете, дьяволы?
Или я не сын страны?
Или я за рюмку водки...

тут в есенинскую строку вносилась маленькая, но эффектная студенческая поправка - хором выкрикивалось: «Московской!» или «Столичной!» - и далее по тексту:

Не закладывал штаны,
да, да, да...

Студенты - народ молодой, крепкий, и, по их мнению, это увлечение С2Н5ОН и его производными не должно было отражаться на учебном процессе. Хотя, помните у химиков проскакивала нотка сомнения:

И если в пути не сопьемся,
То, значит, получим диплом.

Иногда в песне звучали отдельные робкие возражения: «Да я не пью», но они тонули в дружном хоре: «Врешь, пьешь!» «Ей Богу, нет», - лепетал жалкий одиночка. «А Бога нет!», - торжествующе кричали, подкованные на кафедре атеизма, студенты.

Это я вспомнил слова из популярнейшей песни «Колумб Америку открыл»:

Ужасно тесен божий мир,
Мы в нём набиты, как селёдки.
В одном ошибся наш творец,
Что создал море не из водки.

Когда студент на свет родился,
То разверзлися небеса
Оттуда выпала бутылка
И роздалися голоса...

В песне вспоминают многих великих людей: Коперника, Колумба, Дарвина, Менделеева, Ньютона. Как вспоминают? А вот так:

Коперник много лет трудился,
Чтоб доказать Земли вращенье.
Чудак, чего он не напился
Тогда бы не было сомненья.

или так:

Ньютон работать не ленился
Чтоб доказать тел притяженье.
Чудак! Уж лучше бы влюбился
Тогда бы не было сомненья.

И далее в таком же духе добрых двадцать куплетов. Авторы песни сочинять припев начали с просьбы : “По рюмочке, по-маленькой налей, налей, налей…” и так, в конце концов, набрались, что стали утверждать:

Непьющие студентки редки,
Они повымерли давно!

Ага, вот речь зашла не только о выпивке, но и о девушках. Более плавного перехода от выпивки к девушкам, чем в песне "Файдули, файдули, фай" и не придумаешь. Для студентов-технарей, где девушек училось мало это было даже специальной темой:

Что же нам делать: женщинов нету?
Файдули, файдули-фай,
Эх, полечу на другую планету,
Файдули-файдули-фай...

Наивный технарь прилетел на Венеру - опа! - а "там на Венере девы святые, Файдули-файдули-фай, пятые точки у них золотые..." в общем, плюнул он на всё (я опускаю бесконечные "Файдули-файдули-фай"):

К черту пошлю я любую планету,
Если вина там и женщинов нету!

И решился на самое надежное и проверенное:

Лучше возьму я деву земную
И заселю с ней планету любую,

но в конце песни все-таки признается, что он - земной студент - парень не промах:

Кончена песня, ставлю я точку
А на Венере оставил я дочку.

Есть в студенческом фольклоре еще одна песенка, объединяющая эти два понятия - «В гареме нежится султан». Написана она на мотив очень популярной в послевоенные годы песенки футбольного болельщика «Пошел я раз на стадион».

Ай, да студенты! Ах, лукавые существа! Вы посмотрите, какие скромняги! Как деликатно, буквально одним словом - «нежится» они описали полную эротики жизнь султана:

В гареме нежится султан,
да, султан!
Ему счастливый жребий дан,
жребий дан!
Он может многих девушек любить
Хотел бы я султаном быть.

Вроде бы, есть чему позавидовать, но:

Он - несчастный человек,
человек,
Вина не знает целый век,
целый век!

А кто может пить без ограничения? Да - папа римский! Но:

Он - несчастный человек
Не знает женщин целый век!

Герой песни - человек решительный:

Я раздвоений не терплю,
не терплю!
Вино и женщин я люблю,
да, люблю!
И чтобы это все соединить,
Простым студентом надо быть.

И даже описывается сам процесс:

В одной руке держу бокал,
да, бокал!
Да так держу, чтоб не упал,
не упал!
Другой рукой сжимаю нежный стан,
Теперь я папа и султан!

Раз уж мы заговорили о гареме, то надо отметить, что проблему многоженства студенты тоже не обошли стороной. Эта тема довольно подробно разработана в песне «Магомет»:

На востоке, говорят, жил пророк Магомет
И иметь по девять жен разрешал Магомет...

Все девять жен находились, как говорится, при деле: первая подавала (и надо понимать, готовила) обед; вторая и третья (уже в те годы знали, как трудно одной женщине воспитывать детей) - занимались подрастающим поколением; остальные тоже не сидели сложа руки. Самые пикантные обязанности были у последней по счету жены:

А девятой (иногда!) разрешал изменять.

В конце песни выяснялось, что все то, что у Магомета делали девять женщин, у советского человека с успехом делает одна:
Но мужчины говорят: «Магомет был чудак!
У меня одна жена управляется и так,
Успевает присмотреть за детьми и за мной,
Даже премию не раз пропивала  со  мной!

В песне пару раз упоминаются дети. Немногочисленные студенты, связавшие себя цепями Гименея, не могли пройти мимо этой темы. В начале 50-х из-за дверей общежития, в котором проживали студенческие семейные пары, нередко доносились убаюкивающие слова «Студенческой колыбельной»:

Заснули люди, спит инженер,
Спит архитектор, бухгалтер, летчик,
Спит ученица, спит пионер...
Спокойной ночи, спокойной ночи,
Спит ученица, спит пионер.
Спокойной ночи, приятных снов.

Про малыша в «Колыбельной», само собой, не забыли:

Младенец в люльке от сна обмяк,
Старушка няня над ним хлопочет,
Ему приснилось, что он моряк -
и он поплыл.
Спокойной ночи, спокойной ночи...

Про маму младенца строки были такие, что любого литературного цензора 50-х после их прочтения хватил бы инфаркт:

В роддоме в окна глядит луна,
Младая мать во сне хохочет,
Приснились ей семь сыновей -
от всех отцов,
Спокойной ночи, спокойной ночи...

И конечно же, что за студенческая песня, если нет ни одного слова про студента:

Спит в общежитии студент Петров,
То повернется, то вновь подскочит,
Ему приснилось, что нет клопов
и  нет хвостов,
Спокойной ночи, спокойной ночи...

Но чаще всего в студенческих песнях семейная жизнь рассматривалась несерьезно:

Задумал я, братишечки, жениться,
Боже мой,
Пошел жену себе искать,
Нашел красотку молодую
Годков под восемьдесят пять...
 
Эта песня, широко распространенная во многих вузах страны, создавалась не один год и не одним вузом. В результате сформировалась очень длинная песня.

В конце XX века появился шлягер со словами: «Ну, что ж ты страшная такая?», в котором по ходу песни наивный герой удивлялся: «Ты ненакрашенная страшная, и накрашенная!» Да его девушка была просто Василиса Прекрасная по сравнению с героиней песни «Задумал я, братишечки, жениться»! Ну, посудите сами: помог ли какой-нибудь макияж девице, у которой:

Из уха сыпался песочек,
Из носа капала вода?..

Затем дефекты невесты усиливались до такой степени, что слабонервных прошу дальше не читать:

Одна щека была с фанеры,
А глаз соломой был заткнут.

Но это цветочки. Об основном дефекте красотки герой песни узнавал явно поздновато:

И вот уже идут из загса гости,
боже мой,
Вино и водка на столе,
Гляжу, а у моей красотки
Одна нога на костыле!

Есть и такой вариант:

Вам хорошо, братишечки, смеяться,
боже мой,
У вас двуногая жена,
А у моей одна из мяса,
Другая просто из бревна.

Нашего очень спокойного, можно даже сказать, заторможенного, героя этот дефект волновал вот почему:

Пойдут у вас семейные раздоры,
боже мой,
Жена вас ножкою толкнет,
Ну, а моя как дышлом двинет,
Так все печенки отобьет!

Вот из-за этого-то наш герой и решился на крайнюю меру -ампутацию:

Пойду-ка я в железную контору,
боже мой,
Куплю железную пилу,
И как уснет моя красотка,
Я деревяшку отпилю!

Но и тут ему не повезло: произведенная наспех и, скорее всего, в темноте операция дала нежелательный результат: была удалена именно «мясная нога».

Иногда в песне про семейную жизнь говорится не напрямую, а так издалека, что с первых слов и не поймешь, что же будет дальше в этой песне:

Какой ты молодец - один трамвай,
Какой ты сильный, смелый и здоровый,
Валяй в таком же духе продолжай,
Не вздумай прицепить к себе другого...

А все дело в том, что:

Не то задор ты потеряешь свой,
Как глупый перепел, попавший в сети.
Когда же надоест тебе второй,
А там, глядишь, появится и третий.

И только в последнем куплете эзоповский язык отбрасывается:

И в жизни так случается порой:
Жил паренек беспечный, желторотый,
Но вот обзаведется он семьей,
ой-ёй-ёй-ёй,
и как трамвай скрипит на поворотах.

Да что там наши отечественные скрипящие трамваи! Вот «за бугром», где-нибудь в Бразилии, о которой так мечтал Остап Бендер, в которых «мачо» в белых брюках гоняют на шикарных «мерсах», к любви относятся с южным темпераментом и бросаются в нее, как в омут, с глупенькой, обалдевшей от счастья и страсти головой:

Всем известно, что в Бразилии
Красотки в изобилии,
Всем известен бравый парень Джим.
Он идет походкой клячи,
Напевает «кукарачи»
И в чужую он жену влюблен...

И припев-предупреждение:

Береги жену,
Береги карман,
Береги часы,
Берегися сам, пам, пам, пам, пам,
Уча, уча, уча, ча.. .а.. .а

Во втором куплете очень кратенько положительно охарактеризовываются девушки:

Вам известно, что девицы
Непорочны, словно птицы,
Всем известно, как они скромны...

Но потом, спохватившись, признаются, что бедный студенческий карман становится еще беднее в результате общения с такими скромницами:

Но порой бывает в мае,
Поцелуем награждая,
Снимут с вас последние штаны...

На этот раз первая строка в куплете звучит так:

Береги штаны...(далее по тексту).

А что возьмешь с бедного студента?

Всем известно, что студенты
Редко платят алименты...

Не могу не отметить удачную и главное, редкую рифму: «Студенты - алименты»… Далее в песне речь идет о наших студентах и получалось, что кое в чем, они не уступают хваленым бразильским «мачо»… Разве что в «мерсах» не гоняют…

Но когда реальная жизнь возвращала с заоблачных высей с надуманными бразильскими красотками в родную аудиторию, тут, нередко, бывало не до смеха. И песня была полна реальных невыдуманных страданий:

На лекцию ты пришла
И взглядом меня пленила,
Я понял тогда, что ты навсегда
Сердце мое разбила.
И сразу же в первый день
Забыл обо всем на свете
И только тебя, безумно любя
Я видел на всей планете.

Эта печальная студенческая песенка – образец классического студенческого фольклора: хорошо раскрыты чувства скромного влюбленного паренька плюс полный набор вузовских словечек: лекция, чертежка, сессия, дипломник и даже «хвост».

О том, что песня написана в 50-е годы можно догадаться по описанию внешности студентки:

Все косы твои, да бантики
Да прядь золотых волос
На блузке витые кантики
Да милый курносый нос.

Вот вам идеал студентки 50-х! Никакой косметики, красителей и никаких Карденов. Но даже эта скромная красота на влюбленного студента действовала губительным образом:

Ты снишься мне по ночам
И даже, такое дело,
С чертежных листов ты строго без слов,
В упор на меня глядела.

Но скромный, по всей видимости, парень, увы, не привлек внимание девицы:

А в сущности только раз
Твой взгляд на меня спустился
Когда в поздний час,
В чертежке у нас
Твой лист мне к ногам скатился

А потом случилась роковая встреча:

Но скоро пришла весна
С поличным ты мне попалась
Стройна и нежна с дипломником шла
И только ему улыбалась…
Вся жизнь кувырком пошла
На сессии плавал, как губка,
А знаешь ли ты, что эти «хвосты»
Мне ты подарила, голубка?

Песня исполнялась в 50-х годах в спектакле одного из московских театров. Я не имею данных: написана ли она была для спектакля, а потом распространилась среди студентов, или режиссер ввел в спектакль подлинную студенческую песню. Мотив песни в обоих случаях был примерно одинаков, но артисты распевали ее как веселую легкомысленную песенку, а студенты несколько грустновато, будто сами очутились на месте незадачливого паренька. Хотелось думать: погорюет, пересдаст «хвосты», будет дальше грысть гранит науки и, конечно, встретит свою любовь.

Разумеется, не все студенты были такие робкие. Вот, например, как с дон-жуанской разболтанностью, объясняется в любви студент-медик, избалованный большим процентом девушек в своем институте:

Вы мне нужней, чем сто рублей,
вы мне дороже килограмма сульфидина,
Я вас люблю, про вас пою,
Вы ж холодны, как заливная осетрина.

Но иногда в песне пылали прямо-таки шекспировские страсти. Например, как в популярной песенке «Тихо лаяли собаки». Это, удачно стилизованная под уличную, студенческая песенка. События в песне преподносятся по нарастающей:

Тихо лаяли собаки
В затухающую даль
Я пришел к вам в черном фраке
Элегантный, как рояль…

Речь идет об измене и вся атмосфера песни как бы предсказывает скорый трагический финал:

Было холодно и мокро
Тени жались по углам
Обливали слезы стекла
Как герои мелодрам…

Герой, правда, колеблется:

Я все думал, думал, думал:
Убивать? Не убивать?

Девица ни о чем не подозревает:

Вы лежали на диване
Двадцати неполных лет
Молча я сжимал в кармане
Леденящий пистолет…

Героиня песни, увидев своего возлюбленного, все поняла. С дивана его как ветром сдуло:

Вы упали на колени…
У моих красивых ног…

Легкомысленную девицу спасла случайность: по ходу песни есть намек, что герой собирался стрелять так, как было в те годы модно в детективах – не вынимая наган из кармана. В общем, вот таков финал:

Дым! Огонь! Сверкнуло пламя!
Ничего теперь не жаль…
Я лежал к дверям ногами
Элегантный, как рояль.

И совсем уже кровавая драма отображена в другой широко известной песне:

Была такая дела,
А дела было так,
Сказал Димитрий смело:
“Не рассчитывай, Машка, на брак! ”

Героиня песни приняла эти слова, ну очень близко  к сердцу:

Ах, раз такая дела,
Пусть будет мне хужей!
И в грудь свою вонзает
Ашнадцать столовых ножей.

Димитрий оказался не стопроцентным подлецом, с места трагедии не сбежал, а моментально вызвал скорую, которая и не замедлила приехать:

Мотор колесья рутит,
Вперди шумит Москва,
Маруська в институте
Сиклифасовскова,

где ей тут же оказали первую медицинскую помощь:

На стол Маруську ложат
Ашнадцать штук врачей,
И каждый врач свой ножик
Вынает из ейных грудей.

Жертва еще в сознании, но жить уже не хочет:

Вынайте, не вынайте:
Не жить мне с ним вместях!
Оставьте один ножик
На память о Митьке в грудях

Дело закончилось крематорием, а потрясенный и раскаявшийся Димитрий произносит такие слова:

Я сам ей жисть испортил,
И виноват я сам,
Отвесьте пеплу в портфель
На память четыреста грамм.

И хотя тема любви (то несчастливой, то прекрасной) разработана во многих песнях, студенты обогащали свой репертуар и за счет, так называемых, уличных песен про любовь. Особенно их любила женская половина:

Губки твои алые,
Брови дугой
Как расцеловала б я
Тебя дорогой…

Затем шло самоуверенное утверждение:

С ласками не справишься
Век ты будешь мой,
Ой как ты мне нравишься
Ой-ёй-ёй-ёй.

Но народная мудрость гласит: «не родись красивой, а родись счастливой» и те же «ой-ёй-ёй-ёй» иногда приходилось петь уже с совсем другими интонациями. Ойкать и задавать себе вечный вопрос:

Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю?

Чаще всего в песне виноват был ОН. Мужская половина, в свою очередь, обвиняла в неверности девушку. Так поется в песне «На бульваре Гоголя». А ведь вначале все было хорошо:

На бульваре Гоголя назначал свидание,
На скамейке крашеной крайней от угла.
В голубые сумерки в девять без пятнадцати
Через каждый вечер ты меня ждала.

Но, увы, по непонятным причинам:

Наши встречи кончились, мы чужими стали
Ты сказала первая: «Ухожу, прощай»
Что ж, живи пожалуйста, с кем тебе угодно
И кому угодно встречи назначай.

Были и компромиссные варианты. Так в песне «Листья желтые» события развивались так:

Листья желтые медленно падают 
В нашем старом забытом саду
Пусть они тебя больше не радуют
Все равно я к тебе не приду.

На протяжении трех куплетов не ясно: кто не придет – парень или девушка? И только в единственной строке последнего куплета ситуация проясняется. Но и эту строчку пели по-разному: девушки – “если даже другую не встретишь”, а парни, стараясь, их перекричать, пели: “если даже другого не встретишь, все равно я  к тебе не приду”.

Если мотив песенки был веселый (у студентов на этот счет было очень точное слово –“балдежный”), то даже слабенькая песенка про любовь была обречена на успех:

Расцвела сирень в моем садочке
Ты пришла в сиреневом платочке
Ты пришла и я пришел
И тибе, и мине хорошо.

То ли не прошла любовь проверку временем, то ли, просто, чувства поостыли, но:

Расцвела сирень в садочке снова
Ты ушла нашла себе другого
Ты ушла и я ушел
И тибе, и мине хорошо.

Далее неприхотливый этот куплет поется столько раз, сколько хотят исполнители, но при этом девица непременно находит только одного ухажера, а парни поют по нарастающей:

Я двух нашел…
Я трех нашел… и т.д.

Один из способов отвлечься от несчастливой любви – это с головой окунуться в учебу, а затем на практике успешно закрепить полученные знания. Вы полюбуйтесь, как умело пользуется своим профессиональным инструментом студент-геолог в песенке, написанной на мотив “Крутится, вертится шар голубой”:

Крутится, вертится теодолит,
Крутится, вертится,  лимбом скрипит…

Далее в песне речь идет о каких-то хитроумных винтах, которые студент подкручивает (очевидно добиваясь резкости изображения), румбах и т.д. В общем чувствуется, что парень не спал на лекциях и матчасть знает отлично. И только в последних строчках выясняется, что проказник-геолог технику свою использовал совсем не по назначению.

И любовался я девушкой той
Жалко лишь только, что вниз головой.

А вот как щеголяет своими знаниями студент-медик. Когда он станет врачом, то прочитать его рецепт или то, что он написал в медицинской карточке больного, будет также сложно, как пропеть специфический текст его песни:

Он говорил, что выводил наружу anys spreter naturalis
(я дико извиняюсь, но это, если я правильно понял медиков, вывод заднего прохода набок - В.М.)
Но коль больной был с прободной ("прободной язвой" - В.М.)
То ожидал его лишь exitus letalis ("летальный исход" - В.М.)

Надо отметить, что существует очень много студенческих песен именно у медиков. К сожалению, песни эти, частенько, со своими медицинскими заморочками, поэтому распространение они получили только в медицинских вузах. Вот и автор "Вместо предисловия" к книге "Очарованные песней" врач Михаил Кукулевич вспоминает студенческие песни-варианты: "Раскинулись sulkus по плоской кости, вдали позвонки разбирали..."

И коль я недавно упомянул о славных давних традициях студентов Дерптского и Вроцлавского университетов, не могу не упомянуть о многолетних традициях в русских медицинских институтах начала ХХ века (не знаю, соблюдаются ли они сейчас?).

У меня в архиве есть любопытная страничка из журнала "Наука и жизнь" № 3, к сожалению, не известно за какой год. В рубрике "Коллекция документов мемориальных" рассказывается, что в начале ХХ-го века в медицинских вузах экзаменатор по микробиологии спрашивал у студента: "- Ну-с, молодой человек! "Бактериаду" знаете?"

И если студент читал несколько строк из этой поэмы, то "тройка" ему в зачетке была гарантирована. Оказывается, одна из первых русских женщин-микробиологов Л.М.Горовиц-Власова в этой шуточной поэме изложила весь конспект по курсу микробиологии:

Многоразличны черты у бессмертной семьи Олимпийцев -
Полон величия облик у тучегонителя Зевсе,
Юной отвагой дышат черты молодого Гермеса,
Ярко блестит Афродита своей красотой лучезарной.
Так же различен и облик у видов различных бактерий.
Виды одни шаровидны, как лик серебристой Дианы,
Тихо глядящей с небес на Эндимиона в покое.
Кокками их называют, и все они схожи друг с другом,
Так, как в Нептуновом царстве шумящие волны похожи.
Кокки инные всегда одиноко и мрачно блуждают.
Так, как, чуждаясь друг друга, циклопы живут по пещерам.
...
Виды другие, напротив, - бациллами их называют -
Палочек облик имеют. Одни грациозны и тонки,
Как синегнойный бацилл, флюоренценс - бацилл дифтерита,
Многие ж виды бацилл неуклюжи и толсты бывают,
Словно веселый Силен, воспитавший прекрасного Вакха.

Можно только восхищаться огромному педагогическому и поэтическому таланту Любовь Михайловны, сумевшей в поэтических шутливых строках рассказать о бациллах, стафилококках и т.д. Остается только сожалеть, что в технических институтах не нашлось преподавателей, чтобы переложить, скажем, такой предмет, как ТММ - "Теория механизмов машин" (в студенческой среде расшифровывается недвусмысленно - "Тут Моя Могила") в поэтические строки. Имея такие славные традиции, не удивительно, что у студентов-медиков столь развита самодеятельное песенное творчество. Хотя и несколько специфическое.

Кроме учебы можно еще интенсивно загрузить свой организм физическими нагрузками, например, заняться спортом. Надо отметить, что в 50-60-е годы спорт был действительно массовым, а в студенческом обществе “Буревестник” особо поощрялся. Тем более удивительно небольшое количество песен про спорт.

Пожалуй, самая распространенная студенческая спортивная песенка была “Велогонка с общим стартом”, написанная на мотив шансона 20-х “Сквозь ночной туман мрачен океан” с задорным припевом:

Вперед не плача, давай крути
И ждет удача тебя в пути,
Не бойся пота, напор утрой,
Крути, работай и финиш твой.

Нехватка студенческих песен про отдельные виды спорта с лихвой компенсировались песнями про туризм и альпинизм.

О туристских песнях 50-х можно было бы написать целую книгу. Наряду с песнями, написанными в Великую Отечественную войну – “Баксанская”, “Ведь ты же инструктор”, “Барбарисовый куст” и немногочисленными хорошими туристскими песнями “Глобус”, “Холодная ночевка”, “Горит костер на горном перевале” и некоторыми другими, бытовало большое количество “бездушных, глупоэкзотических и просто пошлых песен” – так охарактеризовал их в 1959 г. в своем фельетоне “Репшнур- веревочка” молодой Юрий Визбор.

Но именно последние из перечисленных студент и осваивал в первую очередь. Попав на турбазу, он в первый же день у вечернего костра просто обалдевал от той атмосферы, которая там царила: сидящий рядом с ним сорокалетний (старый, с точки зрения восемнадцатилетнего студента), преподаватель одного из московских вузов вместе со всеми с воодушевлением выкрикивал: “тренеруйся, бабка, тренеруйся, Любка” или “а тумба-тумба раз, а тумба-тумба, раз…”. Потом студент начинал записывать в свой блокнотик все услышанные песни подряд, но, по молодости лет, отдавая предпочтение “орательным” песням: “Вдоль нависших ледников, ай здрасьте…”, “Бродили мы с товарищем в горах, ого-го-го”, “Ночь тиха, тайга молчит тревожно”, “Ах, эта Африка, ах, эти тропики”, “У девушки с острова Пасхи”, “Выпить бы нам, ох, как хочется, братцы”, “Долой, долой туристов, бродяг-авантюристов”, или вот такой незамысловатой песенке, даже не песенке, а куплету, который можно было петь только хором:

Джим-ковбой седлал кобылу один раз,
Джим-ковбой седлал кобылу один раз,
Джим-ковбой седлал кобылу один раз,
И поехал на Кавказ.

Исполнялся этот куплет со следующей особенностью: последнее слово в строке заменялось хлопком, затем выбрасывалось еще одно слово и следовало два хлопка и, в конце концов, у костра гремело: “Джим”, пять хлопков и толпа ревела: “И поехал на Кавказ”. Особым успехом в те годы пользовались многочисленные частушки, причем исполнение их, чаще всего, начиналось с частушки – “Когда едешь на Кавказ…”. Вернувшись в родной вуз студент – турист делился с сокурсниками уже усвоенным репертуаром. Частушка – жанр юморной и студенты, конечно, охотно распевали про физкультуру, которая довела бабушку Матрену до того, что ”бабушка – старушка в церковь в трусиках пришла”, про “тяжкий молот, острый серп” – атрибут советского герба, но сколько не вкалывай, а зарплата, все равно, очень низкая и т.д. Интересно, что в разных вузах припевы к этим частушкам были самые разные.

От краткого:

“Возросшие культурные туристские потребности”

до более многословных:

Рубль за сено, два за воз
Полтора за перевоз
Чечевика с викою
Да вика с чечевикою (вариант “а я сижу с чувихою” – В.М.)
Да не воротишься назад.

или:

Девушки, где вы?
- Тута, тута
А моей Марфуты да нету тута!
А твоя Марфута упала с парашюта!

или такого боевого:

Эх, комроты, даешь пулеметы!
Даешь батарею,
Чтоб жИлось веселее!..

Но вернемся к упомянутому ранее фельетону «Репшнур-веревочка». Честь и хвала Юрию Визбору и его единомышленникам, которые в конце 50-х не только объявили войну песенной пошлости и безвкусице, но и показали, что надо делать, написав песни, многие из которых теперь являются классикой самодеятельной песни, ее золотым фондом. В 1963 году в самом популярном молодежном журнале страны – «Юность» с легкого пера журналистки Аллы Гербер были ведены, а точнее возрождены, применительно к авторам самодеятельных песен, слова – «барды и менестрели». Прижилось краткое «бард» и появилось понятие «бардовская песня». А до этого года все песни Юрия Визбора, Ады Якушевой, Александра Городницкого, Юрия Кукина, Бориса Вахнюка и других молодых авторов тех лет называли «студенческими» или «туристскими».

«Стоп, стоп, стоп! - воскликнет иной скептик, - Девушки, С2Н5ОН, спорт, туризм, а где же непосредственно учебный процесс? А как все перечисленное сочеталось с занятиями? Не отражалась ли эта развеселая жизнь на учебе?». 

Конечно, отражалась. У некоторых. Вот пример:

Раскинулось море по модулю пять
Вдали интегралы стояли
Товарищ не смог производную взять
Ему в деканате сказали:
«Экзамен нельзя на арапа сдавать
Профессор тобой недоволен…
Изволь теорему Коши доказать
Не то с института уволим…»

Я написал: «профессор», но чаще всего, вместо этого слова в разных вузах фигурировала конкретная фамилия преподавателя высшей математики. Герой песни явно не первокурсник и не теряется: "набравшись нахальства «билет взял опять…», но и вопросы дополнительного билета оказались для него явно неподъемные:

В глазах у него помутилось…

И вершиной студенческого нахальства звучит строка:

Сказал на прощанье:
«А знал ведь на пять!»

Тут песня преувеличивает. В обычной, прозаической жизни (по себе знаю) в таких случаях лучше, преданно глядя в глаза преподавателю, бубнить: «Я учил, я учил…». А может и учил. Много учил. Вот и сказалась перегрузка:

Упал, сердце больше не билось.

В песне немало интересных моментов. Чего стоит одна сцена ажиотажа вокруг потерпевшего:

Напрасно билет предлагали другой
Пытаясь привести его в чувство,
Проректор сказал, покачав головой:
- Вот кара ему за беспутство.

Или:

К нему подбежала профессоров рать,
Друзья уж давно все там были,
Декан обещал и стипендию дать
Да, поздно, уже ноги остыли…

Замечательно! Чувствуете некое злорадство: «Ага, забегали, голубчики! Раньше, раньше надо было думать!»

Существует много вариантов отдельных строк, словечек и даже отдельных куплетов. Приведу один из наиболее удачных:

К нему подбежала профессоров рать,
Деканы его обступили.
Сулили двойную стипендию дать,
Да поздно: уж пятки остыли.

Следующий куплет в разных вузах пели по-разному. У нас – в ЖМИ он звучал так:

Всю ночь в деканате покойник лежал
В штаны Пифагора одетый
В руках он зачетную книжку держал
Единственной тройкой согретый.

Это очень точно! Для отличника и четверка – трагедия, а тут – «единственная тройка»… но как греет!

У студентов-химиков этот куплет звучал довольно мудрено:

Всю ночь в деканате покойник лежал
Одет в многочленные кольца.
Всю ночь в деканате профессор рыдал,
Читая  над ним Фихтенгольца.

Химику понятно, а мы не будем засорять голову ненужной информацией.
После философской концовки:

Напрасно старушка стипендию ждет
Наука без жертв не бывает…

(вариант: Напрасно студенты ждут друга в пивной)

Следовало элегантное завершение песни:

А синуса график волна за волной
По оси абсцисс набегает

Можно только предположить, что автор песни был далеко не отличник и, так сказать, выстрадал слова этой песни, но дополнительный завершающий куплет свидетельствует, что азы марксистско-ленинской философии он все-таки постиг:

Марксизм свое веское слово сказал:
“Материя не исчезает!
Загнется студент на могиле его
Огромный лопух вырастает.”

Хорошо отличникам: им незнакома ситуация, в которую попал наш герой, и они после сессии могут бесшабашно напевать:

Когда экзамены сданы
И в вуз ходить мы не должны
Тогда учить не надо муть
И можно с чувством отдохнуть
Институт!
Как надоело появляться тут…

Ну, а если ты имеешь после экзамена “хвост”? А если два? Два “хвоста” еще можно пересдать, три – это уже отчисление из вуза. В случае отчисления за “неуды” у бывшего студента 50-х была одна дорога – служба в вооруженных силах СССР (от армии в те годы не “косили”).

Студенческая (добардовская) песня
Часть 2

Шуточная песня “Уж осень, листья опадают, ёксиль-моксиль…” написана как раз на армейскую тему. Песня, кроме юморных моментов, столь любимых студентами, привлекает внимание своеобразностью исполнения. Запевала вёл песню, а отдельные слова куплета добавляли рядом сидящие друзья – иногда один человек, иногда два – три, в зависимости от количества этих самых добавочных слов:

Уж осень, листья опадают,(ёксиль-моксиль),
Пришла печальная пора (грязь и слякоть),
Ребят всех в армию забрали (фулиганов)
Настала очередь моя (главаря).

После того, как герой песни получал повестку “на бумажке, промокашке” (вариант: рваной-грязной) следовала очень живая бытовая сценка:

Мамаша в обморок упала (с печки на пол)
Сестра сметану пролила (большую кринку).

Тут называлась цена сметаны за 1 кг.(не помню уже ее стоимость в пятидесятые годы).

А будущий воин был полностью готов к службе. Он мгновенно ориентируется в непростой обстановке, о чем свидетельствуют его по-армейски четкие команды:

Мамашу с пола поднимите (в зад коленом)
Сестра, сметану подлижи (языком, чтоб чисто было!)
А я, молоденький парнишка (семнадцать, двадцать, тридцать, может больше)
На фронт германский подался (с вещмешком).

Песню эту распевали студенты еще в конце 40-х и немудрено, что герой попадает на фронт, причем по ходу песни упоминаются и знаменитые в годы войны мощные американские автомобили – студебеккеры:

И вот привозят нас на место (ёксель-моксель).
Навстречу ротный командир (ать-два!)
- Здорово, братцы-новобранцы (матер вашу!)
Давай в атаку пробегнём (левой-правой!)

Летят над нами самолеты (бомбовозы),
Хотят засыпать нас землей (с головой) (вариант: чернозёмом).
А я молоденький парнишка (лет семнадцать, двадцать, тридцать, может больше)
Лежу с оторванной ногой (челюсть сбоку, зубы рядом, притворяюсь).

Но ему тут же оказывают первую медицинскую помощь:

Ползет по полю санитарка (египтянка, звать Тамарка)
Давай тебя перевяжу (сикось-накось, хохмы ради),
И в санитарную машину ("студебеккер", трехколесный)
С собою рядом положу (в две шеренги, между трупов, носом к стенке).

А затем последовало и более серьезное лечение:

И вот лежу я в лазарете (забинтован),
Уткнувшись носом в потолок (в самый центр)
Читаю я литературу (стенгазету),
профессор ногу уволок (на ремонт).

Дотошный читатель может скривиться: “Песня какая-то босяцкая…и вообще. А как у студентов 50-х обстояли дела с культурой? С кругозором?”

Тут был полный порядок. По крайней мере с культурой поведения в общественных местах. На танцах, например. И помогал в этом тот же студенческий фольклор, а, конкретно, песенка “Школа бальных танцев Соломона Пляра”. Ну та самая, где основное движение:

Два шага налево, два шага направо
Шаг вперед и два назад.

Могут возразить: “Это же не студенческая, а одесская песенка!”. Да “одесская”, но с момента её создания она сразу же была взята на вооружение студентами и они, наверняка, добавили свои куплеты в эту юморную песенку.

Сколько полезных советов дается в добрых двух десятках куплетов! И как пригласить даму на танец:

Кавалеры, приглашайте дамов
Там, где брошка, - там перёд…

При этом вести себя, как джентльмен:

Кавалеры, не держите дамов
Ниже талии, вам говорят…

И как дамы должны приглашать кавалеров на белый танец:

Дамы, приглашайте кавалеров
Там, где галстук, там фасад…

И при этом не очень увлекаться:

Дамы, дамы, не вертите задом
Он ведь не пропеллер, а вы не самолет…

И вообще вести себя достойно:

Не сморкайтесь, дамы, в занавески
Это некультурно, вам говорят,
Это неприлично, негигиенично…

Иногда ненавязчиво давались советы конкретной особе:

Соня, Соня, не стройте Моне глазки
И не оттопыривайте зад.
Вы не на базаре, а на танцклассе…

Атмосфера на этой дружеской, как сейчас бы сказали “тусовке” была расслабляющей:

Попрошу Вас поднимите Борю,
Поднимите Борю, Вам говорят,…
Он наделал лужу возле туалета…

И далее то ли фиксировался размер этой самой лужи, то ли шла традиционная концовка куплета:

Шаг вперед и два назад.
И с кругозором у студентов был полный порядок! Кладезь знаний – вот что представлял из себя студент, освоивший студенческий фольклор! Например, если он выучил песню “Одесса зажигает огоньки” (сл. Аграновича), то знал, что именно в этом чудесном приморском городе жили и творили Бабель, Вера Инбер, Леонид Утесов… А Пушкин (которого в песне, с чисто одесской непосредственностью, запросто назвали Сашкой) именно здесь написал бессмертные строки: “Я помню чудное мгновенье”. Студент, выучивший песни “Отелло” или  “Гамлет”, мог бегло ответить на некоторые вопросы по творчеству великого английского драматурга Шекспира. Но истинно неисчерпаемым источником знаний была песня “В имении Ясной Поляне”.

Не только студент филфака, но и технарь, выучивший текст этой песни знал, что именно в Ясной Поляне

Жил граф Лев Николаевич Толстой
Он не кушал ни рыбы, ни мяса
И ходил по аллеям босой.

Песня с первых же строк настраивает на весёлый лад. Ведь даже очень грустный читатель должен улыбнуться и оценить такую строчку – шедевр:

Он очень удачно родился
В имении графском своем...

Воистину, лучше быть “здоровым и богатым, чем бедным и больным”!

И далее примерно двадцать куплетов про его семейную жизнь:

Жена его Софья Андревна,
Напротив, любила поесть,
По деревне босой не ходила,
Хранила фамильную честь.

Про бурную героическую молодость:

Граф часто в сраженьях сражался
Шашнадцать медалей принес…

Упоминается о сложных отношениях писателя с царским правительством и приводится краткий перечень основных произведений:

Имел он с правительством тренья,
Но он был народный кумир,
За рОман за свой “Воскресенье”
За сборник “Война или мир”

Рассказывается об отношении  простого народа к творчеству Льва Николаевича:

Как вспомню его сочиненья
По коже дирает мороз,
Роман его ”Анна Карена”
Читать невозможно без слез.

Не забыто о мировом значении Толстого:

К нему приходили славяне
И негры различных мастей.

И даже о довольно безалаберной интимной жизни графа:

Однажды покойная мама
К нему в сеновал забрела
Случилась ужасная драма
И мама меня понесла…

Имена подлинных авторов некоторых студенческих песен конца 50-х стали известны широким массам лет эдак через десять после написания песен. В этом смысле песня “В имении Ясной Поляне” побила все рекорды. Она обрела своего автора, точнее авторов, через сорок (!) лет. Тут справедливо было бы поставить сорок восклицательных знаков. Широкие читательские массы узнали фамилии подлинных авторов этих песен из “Антологии бардовской песни” – М. Изд-во ЭСМО, 2005 : Алексей Охрименко, Сергей Кристи и Владимир Шрейберг. Увы, авторство было установлено, когда в живых остался только Охрименко. Творческое содружество авторов длилось недолго – с 1947 по 1953 годы… Причем песни “Я был батальонный разведчик”, “В имении Ясной Поляне”, “Отелло” были написаны в одном - 1950 году! Так сказать, на одном дыхании. Сказать, что первые две песни были очень популярны – это ничего не сказать! Они были невероятно популярны и считались народными. Именно как народную исполнял в одной из телепередач “Белый попугай” Юрий Никулин песню "В имении Ясной Поляне".

Необходимо отметить, что над этой, как теперь известно, не народной, а авторской песней, народ, все-таки, очень славно поработал. В “Антологии” приводится авторский текст и, следует отметить, что и тот вариант, что пел Юрий Никулин и отдельные куплеты варианта, которые я привожу, по тексту имеют немало отличий. Так бывает с любимыми песнями.

В тени всесоюзно известной песни “В имении Ясной Поляне” как бедная родственница жила песенка “Отелло”. Учитывая, что пели ее в основном в студенческой среде, и она была меньше распространена, я остановлюсь на этой песне подробнее.  В ней великий английский драматург предстает, как некий средневековый папарацци:

Венецианский мавр Отелло
Один домишко посещал,
Шекспир разнюхал это дело
И водевильчик написал.
Да, посещал он сей домишко,
А кто не знает почему,
То почитать Шекспира книжку
Мы посоветуем ему
 
Тут авторы засомневались: “А побежит ли человек в библиотеку? А вдруг поленится?”. И, на всякий случай, бегло описывают основных героев пьесы.

Более подробно, но несколько вольно, трактуется образ отца Дездемоны. Ему в песне уделяется даже больше внимания, чем основным героям:

Папаша – дож Венецианский
Большой любитель был пожрать,
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать.
Любил он спеть романс цыганский
И компанейским парнем был,
Но только дож венецианский
Проклятых мавров не любил.

Да, нелегко отцу натуральной блондинки – Дездемоны было принять в свою семью чернокожего жениха:

Ведь мавр на дьявола похож!
И предложение Отелло
Ему, что в сердце финский нож.

Героине уделено гораздо меньше внимания:

…лицом, что полная луна

В песне она даже корыстная особа:

На генеральские погоны
Эх, позарилася она.

Но далее все по Шекспиру:

Был у Отелло подчиненный
По кличке Яшка – лейтенант,
На горе бедной Дездемоне
Он был ужасный интригант.

Отец, в конце концов, уступил и дал согласие на брак:

И стало все как у людей.

Уделив довольно много внимания описанию основных героев, авторы песни в одном единственном куплете пересказали почти всю пьесу:

Но вот в семье случилось горе
У ей платок куда-то сплыл.
Отелло был ревнив ужасно
И Дездемону задушил…

После чего и совершил суицид.

И в заключение, как в школьном сочинении, делается вывод:

Ах, девки, будьте осторожны,
Не торопитесь замуж вы,
И никому не доверяйте
Свои платочки носовы!

В последнем куплете авторы не осуждают, но и не одобряют, поступок мавра, а предоставляют это сделать самому читателю (при этом талантливо используют самую знаменитую фразу пьесы):

Да, поступил Отелло смело
Или трусливо – вам судить,
Но мавр – он сделал свое дело,
А значит, может уходить!

Разумеется этими шуточными песнями репертуар студента не исчерпывался. Пели и песни на слова поэтов – профессионалов: “Бригантину”, написанную в далеком 1938 году (слова, погибшего в войну студента Литературного института Павла Когана, музыка Г.Лепского); “От Махачкалы до Баку”, в основу которой было положено стихотворение, погибшего в сталинских лагерях поэта Бориса Корнилова – автора популярной в тридцатых годах “Песни о встречном”, романтическую “Легенду о маленькой фее” на слова Максима Горького; “Мы идем по Африке” на слова английского поэта Редьярда Киплинга; неофициальный гимн студенческой молодежи 50-х – “Глобус” на слова Михаила Львовского. В 1958 году Виктор Берковский создал замечательную мелодию к знаменитой “Гренаде” Михаила Светлова – песню, которая с одинаковым успехом звучала и на телевидении, и у туристского костра. Примерно тогда же Юрий Визбор положил на музыку замечательные строки Ярослава Смелякова “Если я заболею, к врачам обращаться не стану”.

Я попытался вспомнить самые разнообразные песни, написанные или распеваемые студентами в 50-е годы. Что упущено?

В своих воспоминаниях А.Городницкий пишет, что в студенческих коллективах города Ленинграда уличные песни с воровской тематикой не пели. И в других вузах не пели. Но если это была стилизованная под уличную юморная песня, то студенты охотно включали ее в свой репертуар.

 К таким песням относилась песня Глеба Горбовского “Когда качаются фонарики ночные”. Еще большим успехом пользовалась песня “Стою я раз на стреме”. Много лет спустя из книг Городницкого я узнал, что написана она была вовсе не “блатарями”, а ссыльным интеллигентом филологом Ахиллом Левинтоном. Некоторые литературные источники относили создание песни к 20-м годам - годам шпиономании. Скорее всего, песня возникла как реакция на идейно-выдержанную повесть популярного в 50-е годы юриста Льва Шейнина “Военная тайна”, первые главы которой появились еще в 1943 году. По повести был даже поставлен одноименный кинофильм. И книга, и фильм давно канули в Лету, поэтому я, в двух словах, расскажу один из эпизодов: мелкий воришка крадет у солидного иностранца кошелек, а дома обнаруживает в нем фотопленку с грифом “Секретно”. В карманщике борются два чувства: отнести пленку в органы (но есть риск, что посадят) или скрыть происшедшее. В конце концов он собирает чемоданчик с самыми необходимыми вещами и идет в милицию, как на плаху. Советская милиция оказалась самой гуманной милицией в мире: поступок воришки был высоко оценен и его отпустили. Прямо противоположный результат получился у героя песенки “Стою я раз на стреме”.

Песня исполняется от первого лица:

Стою я раз не стреме
Держу в руке наган

И вдруг, как вы понимаете, совершенно не вовремя, подходит к нашему герою мужик и интересуется:

Позвольте вас спросить
Где б можно было лихо
Эту ночку прокутить?
Чтоб были с нами девочки,
Чтоб было там вино,
А сколько будет стоить
Мне, право, все равно.

Очевидно, герой песни заколебался, а незнакомец грамотно действует не только на слух, но и на зрение:

И с этими словами
Таинственный граждан
Отмычкой отмыкает
Шикарный чемодан

А в чемодане… у воришки, наверное, даже дух перехватило. В общем, личность эта незнакомая оказался шпионом, который за “фунты, франки и жемчуга стакан” пытался получить план нашего секретного завода.

А диверсант – опытный психолог - рисовал морально неустойчивому герою песни такую картину:

А у нас, говорит, в Марселе
Такие кабаки!
Такие там мамзели!
Такие бардаки!

И чтобы окончательно сломить его жалкое сопротивление:

Там девочки танцуют голые,
Там дамы в соболях,
Лакеи носят вина там,
А воры носят фрак…

Да, нелегкий выбор был у главного героя песни: с одной стороны – куча денег, то к чему он всегда стремился в своей воровской жизни, да и “жемчуга стакан” тоже на дороге не валяется, с другой – ни много, ни мало: измена Родине! Пришлось посоветоваться с корешами:

Советская малина собралась на совет…

Не знаю, как распределились голоса “за” и “против”, даже сильно сомневаюсь, что голосование было единогласным, но коварный враг просчитался:

Советская малина врагу сказала: нет!

Шпиона обезвредили и сдали в НКВД и идет очаровательно- простодушное признание героя:

С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде.

А героя песни

“…хвалили власти
Жал руку прокурор
И сразу посадили под усиленный надзор”

Уже отбывая срок в исправительном учреждении, незадачливый герой признается:

С тех пор имею, братцы,
Одну лишь в жизни цель:
Ах, как бы мне добраться
В ту самую Марсель,
Где девочки…”

 и вспоминает полную мерзкого разврата картину заморской жизни, которую так красочно рисовал ему матерый шпион.

Но, если герой этой песенки устоял перед заграничным соблазном, то некоторые морально неустойчивые люди вели себя по-другому.

В начале 50-х среди молодежи, в том числе и в студенческой среде, появились люди, которых в народе окрестили “стилягами”. Среди стиляг были и первые диссиденты, но на одного из них приходилось сотня обычных молодых людей, желающих просто выделиться из окружающих (через сорок лет кое-кто из молодежи с той же целью, будет делать у себя на голове “красного ирокеза”). Ходили они в таких узких брюках, что говорят, не намылив пятки, их и нельзя было надеть. Стиляги носили туфли на толстенной платформе – “манке” и пиджаки с огромными плечами. К такому одеянию лучше всего подходил галстук с пальмой и обезьяной на ней и прическа – взбитый и набриолиненный кок.

Стиляги пели песни типа:

У нас в районе нету мюзик-холла…
А если есть, то не для нас,
Все чуваки давно ушли в подполье,
Где по ночам лабает джаз…

Проповедовали нездоровый образ жизни:

Не ходите дети в школу
Пейте дети кока-колу.
Не носите дети пОльта,
Покупайте дети кольта…

Они щедро вносили в свои песни жаргонные словечки:

Жил в деревне той дед, ел щи и кашу
Подвалил раз тот дед на лабу нашу,
И стал дед клевым чуваком
Через соломку ловко тянет коктейль и самогонку…

Еще большей популярностью у стиляг пользовалась песня, если ее действие происходило где-то “за бугром”. И млело сердце стиляг от строк:

“О, Сан-Луи! О, город стильных дам…”

или: 

“Только дикий рев гориллы
Нарушает джунглей сон,
Осторожней, друг мой милый,
друг любимый,
В джунглях воет саксофон…” - это из всесоюзно известной песни “Мы идем по Уругваю”.

В популярной в 80-е годы пьесе В.Славкина “Взрослая дочь молодого человека” есть монолог такого бывшего стиляги. Его блестяще исполнял по ходу пьесы (и как отдельный эстрадный номер) артист театра на Таганке Александр Филиппенко. Люди старшего поколения помнят ставшую крылатой фразу из этого монолога: “А Козел на саксе – фа, фа, фа!..”. Герой вспоминает, как уже в отдаленной юности его друг исполнял песню “Чуча”. Дело в том, что в пятидесятые годы на экранах Союза с огромным успехом прошел американский фильм 30-х годов “Серенада Солнечной долины” с трехкратной олимпийской чемпионкой по фигурному катанию Соней Хени. Советские идеологи только некоторое время спустя поняли, какую огромную ошибку они совершили, разрешив прокат этого фильма: замечательные джазовые мелодии из “Серенады Солнечной долины” стали огромным допингом для стиляг. Моментально были написаны многочисленные куплеты:

Чувиха спит
По ней керная муха бродит…

Или

Постой, чувак,
Не пей воды из унитаза…

Или песенки такого типа:

Папа рыжий, мама рыжий, рыжий я и сам
Вся семья моя покрыта рыжим волосам
Сколько я не бреюсь, сколько не стригусь
Все равно я рыжим остаюсь…

Иногда, хотя бы в песнях, стиляги делали попытку создать эдакое мифическое содружество:

Москва, Калуга, Лос-Анжелос
Объединились в один колхоз…

Но при этом  зарубежная жизнь преподносилась как бесконечный карнавал:

Закинем ногу на 102 этаж
Там банда негров лабает джаз

а наша – была полна нерешенных проблем. Действующим лицом этой песенки с нашей стороны выступали “колхозный сторож Иван Кузьмич”, ну, тот самый, что “продал корову – купил “Москвич” и доярка Маша. Кузьмича волновали глобальные проблемы:

Колхозный сторож Иван Кузьмич
В защиту мира лабает спич:
“Мы все за мир и мир за нас
Кто против мира – тот против нас”.

Его односельчанку Машу интересовали больше личные дела:

Доярка Маша дает рекорд…

Рекорд этот такой, что приводить его неловко… Ну, как вам сказать:

За третий месяц восьмой…

В общем рекорд ухудшал и без того безрадостную в стране демографическую картину…

Стилягу хлебом не корми, а дай поискажать советскую действительность. Уважаемый в СССР седовласый казахский акын Джамбул Джабаев, который лучше всех в стране пел про "великий сталинский закон":

Джамбул Джамбаев стилягой стал
Свою домбру на сакс сменял.

Такое очернительство не сходило им с рук. Со стилягами боролись милиция и “БСМ” – “бригады содействия милиции”. В народе их называли “бригадмильцы”. Во всех ВУЗ’ах в обязательном порядке были крупные бригады “бригадмильцев”.

А сколько журналистов и художников кормились на материалах о стилягах! Во всех парках культуры висели фанерные плакаты, на которых был изображен стиляга, в еще более карикатурном виде, чем он был в жизни. Надпись под таким плакатом гласила:

Сегодня он играет джаз,
А завтра Родину продаст.

Вот еще одна тема плаката: лежит на асфальте стиляга со следами автомобильных шин на стильном пиджаке и с восторгом говорит случайным пешеходам: ”Какое счастье, меня переехала иномарка!”

Но основная масса студентов была, безусловно, передовым отрядом интеллигенции: русской, украинской и прочих национальностей СССР. Она живо откликалась на события в стране. Так начало работ на целине (1954г.) молниеносно было отражено не только в песнях профессио-нальных композиторов (“Едут новоселы по земле целинной”), но и в студенческом фольклоре:

На целину нас ЦК послало,
Народу много, а толку мало.
Эх, Казахстан наш – край целинный,
А мы студенты – народ невинный.

Казахстан в студенческой песне был последовательно то “край новоселов” (и тогда следующей строкой пели: “а мы студенты – народ веселый”), то “край пшеничный”, и тогда студентам, ну, наверное, для этого самого веселья требовался не много, не мало- “вагон столичной”.

Несчетное количество студенческих песен-вариантов про летние работы на целине и в стройотрядах, а также про сентябрьские работы в народном хозяйстве написано на мотивы советской классики. Они очень разного уровня и написаны в разное время. Я приведу только три.

Простенькая песенка "как на стройку меня мать провожала" была написана на стихи советского кремлевского поэта Демьяна Бедного "Как родная меня мать провожала".

Несознательная мамаша предлагала своему чаду: "Лучше ехал бы со мною к Черну-морю" (ну, это, как сейчас крутые мама или папа предлагали бы сыну ехать на Майами).

Но студент 50-х знал, что ответить матери:

Если б ездили на юг все на лето,
То бы не было вокруг столько света.
Если б мамы все, как ты, говорили,
Нас давно б уж эти янки побили.

На мотив песенки из кинофильма "Кубанские казаки" студенты распевали:

"Ой, цветёт картошка, зеленеет луг,
Тихо выползает колорадский жук..." и про то, что академик Трофим Лысенко борется с этим жуком. Есть вариант второй строчки: "Полюбил картошку колорадский жук...", но мне больше нравится вариант, который мы пели в ЖдМИ: "Тихо выползает" - есть в этом что-то коварное, подлое, изподтишка, так как нам преподносили в годы "холодной войны". А Лысенко? Но мы ведь тогда все думали, что генетика - "продажная девка капитализма"!

Вот более фундаментальная песня на мелодию Фрадкина и слова Рождественского "За того парня":

Мы сегодня до зари встанем
По широкому пройдем полю,
Даже не был я знаком с парнем,
Что работал бок о бок рядом.

Льют дождинки по щекам впалым,
Отравиться бы с тоски ядом...

А в припеве:

Просыпаемся мы - мат грохочет над полночью,
То комиссар лагерь наш пробуждает от сна...

Когда в космос полетел Гагарин, в многотысячных демонстрациях первыми были студенты. Помню известную в те годы фотографию: ликующие студенты какого-то медицинского ВУЗа, и на белом халате одного из них наспех написано: «Я второй!» Само собой ясно, что на такое выдающееся событие студенты отреагировали и песней. На мотив популярного в те годы шлягера "Марина" была написана непритязательная песенка:

Гагарин, Гагарин, Гагарин -
Прекрасней фамилии нет.
Гагарин, Гагарин, Гагарин -
Об этом твердит целый свет.

Через добрых 50 лет официальная хроника расскажет, что этот полёт был очень рискованным. Но это она скажет, когда бывшие студенты будут с седыми головами. Тем удивительнее, что студенты еще в те далекие годы предугадали большой риск полета:

Все знают, что в России есть Гагарин,
Хрущев сказал, что он хороший парень,
Он облетел недавно всю планету
И на земле каким-то чудом сел.

Сама же песня очень многогранная. Начинается она тем, что студенты не безразличны к политическим событиям происходящим в мире:

Убили гады Патриса Лумумбу
На радостях танцует Чомбе румбу
На радостях танцует Чомбе румбу
И думает, кого б еще убить?
Лумумба, Лумумба, Лумумба,
Поём эту песню скорбя...

А заканчивается тем, что:

Американцы Кубу зажимают,
Войною ей всё время угрожают,
Шпионов они часто посылают,
Чтоб маленькую Кубу задушить.

Но:

Кубинцы, кубинцы, кубинцы,
Весёлый и смелый народ,
Кубинцы, кубинцы, кубинцы,
И каждый из них патриот.

В 1960 году советский генсек Хрущев совершил свою историческую поездку в Америку, после чего и призвал весь советский народ догнать и перегнать США. Студенты на мелодию народной песни “По улице ходила большая крокодила” сочинили свой ответ Америке с бодрым припевом:

Америку догоним, догоним, перегоним
Она, она - отсталая страна!

В том же 1960 году штормом унесло в океан баржу с четырьмя советскими солдатами: Зиганшиным, Поплавским, Крючковским и Федотовым. В течение 49 дней баржу с неработающей рацией носило по океану. Пищи не было. Были сварены и съедены гармошка и сапоги. Студенты написали сразу несколько вариантов песни на это событие. Наибольшее распространение получила песня:

Как-то в Тихом океане
Тонула баржа с чуваками
Тонули сорок девять дней
Четыре чувака на ней…

Сочный студенческий юмор, джазовая мелодия песни способствовали большому распространению песни, поэтому остановимся на ней несколько подробнее. Наряду с описанием реальных событий:

Гармошку ели сорок дней
И не оставили ремней…

Были и куплеты для колорита:

А шторм крепчал, и ветер дул,
Зиганшин пел, ловил акул,
Маруську ночью вспоминал
И всем покоя не давал.

Далее в песне живописались случайное спасение солдат американскими моряками, их беззаботное пребывание в США, где они пили «виски с содой» (надо понимать – с содовой водой) и поддавались тлетворному разлагающему американскому влиянию – учились танцевать их танцы:

Поплавский – буги,
Зиганшин – рок…

Тут необходимо сделать очередное маленькое отступление: в чем начисто проиграли советские идеологи это в.., танцах. Видя надвигающуюся угрозу со стороны этих самых «буги-вуги» и «рок-н-роллов», по команде «сверху» были срочно придуманы (как их очень точно позднее окрестили в нашей прессе – «кастрированные») новые советские танцы с прихлопами и притопами: «Террикон», «Стукалочка» и т.д. Но если рок и буги не получили в СССР большого распространения, то следующая волна очередного капиталистического танца – «твиста» начисто смела все запреты. Твист танцевал весь СССР (молодежь, разумеется).

Но вернемся к песне. Полностью разложиться советским солдатам не было суждено:

Но вот их черный день настал
Хрущев домой их отозвал,
Московской водкой напоил
И орденами наградил.
И вот в родном селе солдат
Тому, что жив остался рад.
Он налакался до чертей
И вспоминает Ю Эс Эй.

Одну из своих политических песен студенты исполняли способом, очень похожим на тот, который через несколько десятилетий окрестят словом «рэп». Не верите? Тогда попробуйте спеть другим способом слова:

«Фракция: Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним
Шепилов хотели нашего Никиту сбросить…»

Да что там рэп! Примерно в 70-х годах прошлого столетия появились детские куплеты-страшилки: "Мальчик в овраге нашел пулемёт, / Больше в деревне никто не живёт" или "Бабушка внучку из школы ждала, / Калий цианистый в ступке толкла..."

А студенты давно уже пели подобное:

«Мы лежим с тобой в маленьком гробике
Ты костями прижалась ко мне,
Череп твой аккуратно обглоданный,
По ночам улыбается мне…»

Скептик скривится - случайная песня! Ах, так! А вот вам песня с красноречивым названием "После первой атомной атаки":

И старички команды погребальной
За ноги стащат мой труп в кювет.
Жил собачьей жизнью аморальной
Развесёлый ты наш студент.

"Зажаренный труп" обмоют холодные дожди, заметут метели:

...И на могилу не придёт,
И только раннею весною
Сквозь дырку в черепе травинка прорастет.

Мало? Тогда содрогнитесь от пародии на мирный гимн студентов-химиков:

Обольем города толуолом,
Подожжем мы их с разных сторон,
Всех людей мы отравим фенолом,
Хлором вытравим зелень садов.

Недовольных - туда им дорога,
Мы засунем живьём в формалин,
Но их будет не так уж и много,
Остальных передушит зарин.

И цианистый калий спокойно
Всыпем мы в мировой океан.
Будет право: ты либо покойник,
Либо химик и вдребезги пьян.

В общем, берите камеру, снимайте и Альфред Хичкок будет рыдать от зависти. Хотя, может быть, Хичкок тоже скривится: "Мало масштабности, нет взрывов, нет потопа". Так я же не весь текст привёл! Нужны взрывы? Пожалуйста:

Мы вулканы забьём динамитом,
Разорвём на куски шар земной,
Во Вселенной, залитой ипритом,
Будет мир, тишина и покой.

И тогда в прорезиновых масках,
С этанолом в дрожащих руках,
Мы закружимся в бешенной пляске
На руинах, могилах, гробах.
 
Распевая такие песенки, беззаботно веселились студенты всех курсов, но песни пятикурсников уже пронизывала легкая грусть.

Пятый курс – уведут нас другие дороги,
Пятый курс – жизнь другой колеей побежит,
Пятый курс – поглотят нас другие тревоги
На душе неизвестность лежит.

Еще бы! Планы у некоторых были такие радужные, а суровая жизнь внесла свои коррективы:

Жил один студент на факультете,
О карьере славной он мечтал,
О машине личной, о жене столичной,
Но в аспирантуру не попал.

Не могу не привести еще несколько куплетов из этой всесоюзно известной и такой любимой пятикурсниками песни. Неудавшийся аспирант с «тощим чемоданом» уезжает в далекий Магадан. Отработав много лет, герой песни, у которого, увы, уже «не искрится молодость в глазах», «инженером старым с чемоданом толстым» возвращается в Москву. Инженером… не главным инженером или хотя бы каким-нибудь мелким начальником… Да, с карьерой что-то не вышло. И в личной жизни тоже прокол:

И никто не встретит как бывало
И жена не выйдет на вокзал
С лейтенантом юным с полпути сбежала
Он уже наверно генерал.

По сути дела, в огромной Москве – городе далекой студенческой юности, его никто не ждал:

Ты возьмешь такси до «Метрополя»
Будешь водку пить и шпроты жрать
И когда с полночи пьяным будешь очень
Ты начнешь студентов угощать.

«Шпроты жрать» - звучит грубовато, а ведь в молодости и он был лириком:

Будешь плакать пьяными слезами
И стихи Есенина читать
Вспоминать студентку с синими глазами,
Что могла твоей женою стать.

Есть парочка вариантов концовки песни. Но оба они одинаково безжалостные:

Годы пронеслись как две недели,
Молодость оставил ты в снегах,
Не согреешь душу ты в чужой постели,
Седину не скроешь на висках.

или:

Годы пронеслися как в тумане,
Не вернется молодость назад,
Не согреешь душу в кожаном реглане…

и от «седины на висках», опять же, никуда не денешься.
Мне больше нравится второй вариант: здесь удачная привязка к столь модному в послевоенные годы «кожаному реглану».

Может быть не все теперешние студенты знают, что в Советском Союзе существовало такое понятие, как «обязательное распределение». В кинофильме «Весна на Заречной улице» звучит такой куплет про распределение:

ВУЗ окончив, по глухим селеньям
Разлетимся в дальние края.
Ты уедешь к северным оленям
В знойный Казахстан уеду я.

Но молодость, даже если до окончания ВУЗа осталось несколько месяцев, легкомысленно восклицает: «Когда это будет?!» А впереди у студентов технических ВУЗов были военные преддипломные лагеря, а у студентов педагогических после окончания ВУЗа - срочная служба в армии.

Но даже в военных лагерях студенты ухитрялись не забывать, что они – «веселый народ - студенты». В конце 50-х со слов студентов-сибиряков я записал песню «Танкистов сделать из нас хотели». В ней студенты в шуточных тонах описывали основные события своей лагерной жизни. В песенке есть и начальный этап:

Пилотки дали, в ХБ одели
Маршировать заставили

и нелегкое овладение элементами вождения боевой машины в условиях максимально усложненных, когда “несутся танки по танкодрому”:

Полуоглохшие, хоть в шлемофонах,
Мы нажимали рычаги.

и огневая подготовка…

Из пистолетов мы стреляли
В мишень никто не попадал,
А пули в город улетали,
Куда комбат нас не пускал.

Надо понимать пули улетали не прямо в город (не дай бог!), а в направлении города (хотя и это небезопасно).

Одна из строевых студенческих песен в Ждановском металлургическом институте была «Сюзанна». Герой песни, по всей видимости, чернокожий солдат, либо борец за права негров, возвращается из армии домой:

Шел солдат из Алабамы
До своих родных краев,
До своей любимой мамы,
До сестер и до братьёв.

С лихим куплетом - припевом:

Эге-ге-гей, Сюзанна,
Любимая моя,
После долгих лет разлуки
Я пришел в свои края.

Но ожидал его неприятный сюрприз:

Перешел через дорогу
Глядь: разграблен отчий дом
И повешена собака
У Сюзанны под окном…

Возможно, не все молодые читатели знают, что такое «ку-клукс-клан»? В 50-е годы печатались даже детские рассказы и пьески («Снежок» и т.д.) про жизнь бедных негров за рубежом. Мы, советские пионеры, их всесоюзно жалели и ненавидели расистскую организацию со странным названием «ку-клукс-клан» (созвучно открыванию затвора с последующим досыланием патрона в канал ствола). А сообразительный солдат все понял:

И работу ку-клукс-клана
Я повсюду узнаю:
Отомщу я за Сюзанну
И за всю семью свою…

Старшекурсники, вернувшиеся из лагерей, рассказывали, как на строевой подготовке уже в конце первой недели сборов старшина – живой кладезь армейской мудрости командовал: «Отставить! Эту стерву отставить!» Это ему – большому поклоннику песни «Розпрягайте, хлопцы, коней» с лихим припевом “Маруся раз-два-три…” не понравилась, приспособленная под строевую, студенческая песенка «Зараза»:

Что ты смотришь на меня в упор?
Я твоих не испугаюсь глаз, зараза,
Брось, отставим этот разговор
Он у нас с тобой не в первый раз.

Да, мужчина поет! Это «брось» (как бритвой отрезано!) разбросано по песне и там и сям:

Ну что ж, так брось, бросай - жалеть не стану
Я таких как ты мильйон достану
Ты же поздно или рано
Все равно ко мне придешь сама,
Зараза.

И далее такие же слова не мальчика, но мужа:

Кто тебя по переулкам ждал
От ночного холода дрожа?
Зараза
Кто тебя по кабакам спасал,
От удара финского ножа?  и т.д.

Когда строевая подготовка проходила на виду у начальства пели песни советских композиторов, вроде «Взвейтесь, соколы, орлами» или серьезные студенческие песни. Например – на мотив «Прощание славянки» пели очень удачную студенческую песенку «Отшумела весенняя сессия»:

Отшумела весенняя сессия,
Над землей золотится заря,
Что ж ты милая смотришь невесело,
Провожая меня в лагеря.

Эта песня волнующе звучала еще на вокзале, когда студенты уезжали на военные сборы:

Не забудь ты студента веселого,
Пусть сегодня в пилотке простой,
Если надо в минуту суровую
Танки в бой поведет за собой.

Студенты 50-х, чье детство пришлось на суровые военные и послевоенные годы, помнили, что они должны быть достойны своих отцов:

Не напрасно учили мы тактику
И быть может в жестоком бою
Вспомним нашу суровую практику,
Вспомним роту родную свою.

Согласитесь, здорово! Такое же чувство патриотизма я пожелал бы теперешнему молодому поколению. Так пели танкисты. А если дело было в войсках ПВО, то студенты пели:

И когда на экране локатора
нет ни дальних, ни ближних целЕй,
На зелёном глазке индикатора
Вижу профиль любимой своей.

Вот на такой отличной серьезной ноте и закончить бы главу о студенческих песнях 50-60-х. Но в начале 60-х еще две студенческие песенки получили широкую известность.
 
На мотив модного шлягера была написана песенка с припевом «Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло» (теперешнее молодое поколение с этой песней ознакомил Леонид Агутин в первой телевизионной передаче «Старые песни о главном»).

Хитроумных и находчивых студентов тут же потянуло заменить в упомянутом припеве одно только слово, и, вроде бы, уже будет хорошая строчка: «Я хочу, студент, чтоб тебе повезло». Это заметили в разных ВУЗах и быстро придумали свои варианты песни.

Вторая широко распространенная песня по времени написания, и по тексту очень удачно вписывается в окончание нашей главы. В 1959 году на советской эстраде появилась невероятно популярная песня Колмановского на слова Константина Ваншенкина «Я люблю тебя, жизнь». Вскоре студенты написали свой вариант: «Я, ребята, студент». Начало студенческого варианта не блистало оригинальностью – те же, разработанные во многих песнях, строки о бедности студента:

Век живи, век учись,
Попивая чаек с маргарином…

Герой песни даже получает стипендию:

Мне не мало дано:
Сорок рэ на четыре недели…

И хотя для скромной жизни этого вроде и «немало», но:

Их проешь все равно,
И душа еле держится в теле.

Душа – понятие абстрактное, а вот человеческие органы существуют реально, и постоянно напоминают о себе:

В звоне каждого дня
Не дает мне желудок покоя,
Денег нет у меня,
Жизнь, ты знаешь, что это такое?

И в студенческой жизни «поют соловьи, полумрак, поцелуй на рассвете», но возвышенные строки Ваншенкина:

И вершина любви –
Это чудо великое – дети

студенты максимально приземляют:

За вершиной любви,
Как грибы, появляются дети.

И снова в оригинале прекрасные, светлые, но и одновременно грустные строчки:

Вновь мы с ними пройдем
Детство, юность, вокзалы, причалы…

И никакой лирики – только здравая проза жизни в студенческом варианте:

Из-за них ты пойдешь
Разгружать корабли на причале,
Будут деньги потом
Все опять повторится сначала.

Такая жизнь закаляла студенческий характер:

Жизнь, ты помнишь ребят,
Что потели, диплом защищая?

И, рассматривая диплом, как ступеньку к дальнейшему творческому росту и, окидывая взглядом, в общем-то, уже прошедшую институтскую жизнь, повзрослевший на пять лет студент, говорит (в этом слышатся слова не мальчика, но мужа):

Быстро годы летят
В стенах нашего милого ВУЗа,
Я люблю тебя, жизнь,
Но теперь я тебе не обуза.

Такую важную тему, как распределение и начало трудовой жизни молодого специалиста не могли обойти стороной и советские идеологи. Вот как ура-барабанно это получилось в песне «Студенческая-попутная» (сл. С.Фогельсона, муз. В.Соловьева-Седого), очень часто звучавшую на радио в 50-е годы:

Никого ты не уймешь,
Если едет молодежь!
Никого ты, вот и, вот и не уймешь,
Если едет, если едет молодежь!
Молодежь!.. Молодежь!..
Закончена учеба, работать пора.
Едут молодые мастера

и далее:

Каждый думает в пути
О победе впереди.
Каждый думу, думу думает в пути
О победе, о победе впереди!..
Впереди!.. Впереди!..
И правильная думка у наших ребят –
Знание и сила победят!

А можно про то же сказать не так плакатно? Конечно. Например, так задушевно, как в этой студенческой песенке:

Деканат подпишет последний приказ, товарищ,
Дали Забайкалья, Сахалин и Кавказ.
В мае или в марте взглянешь ты на карту
Вспомнишь ты друзей, а значит нас…

Это я привел куплет из уже упомянутой ранее студенческой песни «Факультет», которую написал для студенческого вечера будущий всесоюзно известный бард, а пока студент-второкурсник МГПИ Юрий Визбор со своими друзьями. А может маэстро Соловьев-Седой написал музыку на слова начинающего поэта? Да у этого поэта несколько песен вошли если не в золотой, то в серебряный фонд советской песни! Помните: «Были мы вчера сугубо штатские…» (песня  «Раз-два») или вот такая матросская «Синие очи далеких подруг…» (песня «Матросские ночи»)?

Я думаю, что объяснить провал песни авторов-профессионалов и успех песни “Факультет” можно так: молодым студентам были лучше известны их мысли и деяния, а у маэстро-профессионалов был просто заказ ЦК комсомола. Но вернемся к нашим самодеятельным студенческим песням. Итак: диплом получен, впереди нелегкие годы работы, и вчерашние студенты клянутся:

Институтские годы никогда не забудем,
Не забудем зачеты и сессии страх.
Не забудем колхозы, учебные будни,
И пусть время уходит, мы их вспомним не раз…

А время – увы! – не уходит, а катится и даже пролетает, но:

Мы теперь не студенты, а солидные люди
Кандидаты, начальники, жены, мужья,
Есть и дети, которые скоро взрослыми станут,
И узнают – родители жизнь прожили не зря.