Нежное очарование кгб

               
                (дополненное и доработанное)
                - КГБ?
                - КГБ…
                - Плохо работаете.
                - Как умеем, так и работаем.
                Анекдот.
     Смеркается. Вечер в самом начале. Город и окраины погружаются в темноту.
    Центр и окраины – старший, опытный брат, и младшие братья и сестры, тоже хлебнувшие жизни полными ковшами.
     Чем-то они похожи, как близнецы и десять отличий не найдешь. В чем-то – не обнаружишь и одного сходства.
    Общий мир центра и окраин разделен невидимой границей. Иногда трудно понять, где кончается центр и где – начинается окраина. Те же дома, те же улицы, те же пешеходы на тротуарах и покупатели в магазинах. Но… Но что-то есть едва различимое, отчего порой слеза отчаяния готова  обильно скатиться по щеке или горький ком вдруг станет в горле, не продохнуть. Дело не в лоске и грязи. Того и другого в избытке и там и там. Дело в другом.
    В чем? Не раз пытался разобраться, но так и оставался при своих интересах, т.к. за ответом на один вопрос сразу же возникал новый, не менее острый вопрос.
    В чем?
    В чем прелесть центра?
    В чем прелесть окраин?
   
    Итак, прелесть центра в том, что все улицы освещены. Там, в центре, что днем, что ночью ты, как на ладони. Словно сквозь рентген ты виден всем насквозь. Вся твоя сущность напоказ. И спрятаться некуда, да и негде. Фонтанируешь себя всем, равно как и все фонтанируют себя тебе.
    Неуютно. Неуютно как-то.
    Вроде бы и в своей среде, но и, в то же время, в среде чужеродной. Сотни глаз вонзают в тебя острые стрелы взглядов, пропитанные ядом зависти и злости; ты же точно такой взаимностью отвечаешь им. Подобное к подобному. Еще сэр Ньютон оформил это примерно так: «Вектор силы равен отрицательному вектору силы». И для наглядности боднул головой стену. После сего довольно наглядно продемонстрированного опыта пять дней провалялся с легкой тошнотой и головокружением, лечась при этом бренди с портером.
    А в чем прелесть окраин?
    Очевидно, что это видно на лицо. Приглушенная иллюминация, это когда через столб или два горит фонарь. Мягкая обволакивающая темнота окружает  со всех сторон. Идешь и чувствуешь, на другой планете находишься.
    При наличии воображения можно много чего напридумать, вглядываясь пристально в темноту.
    Иногда так накрутишь воображение, что не только мурашки промеж лопаток и холодок в груди, а, и, ноги будто свинцом наливаются, да так, что с места двинуться не можешь.
    Но в этот вечер я обошелся без фантазий.
    Также обошелся без лишних рефлексий, разного рода ритуальных танцев и гортанных песнопений.
    Ergo (следовательно),не отягощенный никаким морально-физическим грузом, решил пятничным вечерним моционом подготовиться к законным выходным. Обещающим с пугающим постоянством одно и, то же. Без изменений. И без вариантов.
    Ходил по сумеречным улицам и переулкам, то от меня шарахались бродячие псы, то я шарахался от них, когда те внезапно молчаливо показывались из темноты и так же исчезали.
    *Час вечерний, не поздний. Улицы облегченно пусты и до безобразия чисты. И только легкий северный ветер, безмятежный странник, был моим попутчиком и безмолвным собеседником.
    Я ходил пил пиво из бутылки, грыз орешки, и мысли мои летали попеременно то вблизи, то вдали от меня .
    Весенние сумерки они не летние. Стоит зайти солнцу за горизонт, как свежая знобящая прохлада спешит забраться под одежду.
    Чувствуя, что зябну, решил выпить третью бутылку пива, пойти, сделав небольшой круг, домой.
    В частных домах за плотными шторами кое-где света уже не было. Окраина  медленно погружалась в заслуженный трудовой  непрочный сон. Сон без отдыха и без сновидений.
    Я жил в недавно построенной пятиэтажке. Уж в ней-то окна все освещены радостно и весело. Населяли дом в основном семьи молодые, и спать, соответственно, ложились всегда далеко за полночь.
    Среди всех светящихся окон, лишь мои зияли черными провалами пустоты.
    « Ничего, - подумал, - сейчас зайду, освещу жилище строгое ненадолго, и спать улягусь». Выпитое пиво всегда на меня действовало лучше всякого снотворного. Уходил в сон легко, едва коснувшись головой подушки.

*               *               *
   
    На четвертый этаж взлетел быстро подстрекаемый зовом Природы. На свежачке об этом как-то не думалось, а вот зашел в тепло подъезда, как тотчас призывный зов ускорил мой ход.
    Не восстановив дыхания, достал ключ, вставил в замок и повернул. Он радостно скрипнул, свистнул всеми своими секретами, отзываясь на знакомый пароль, но тихо, приглушенно и нежно.
    Стальная дверь отворилась, бесшумно скользя на смазанных петлях.
    Вошел. Протянул руку к выключателю и, чего-то остерегаясь, задержал дыхание. Зов Природы ушел на второй план. Раздался легкий хлопок и немного погодя услышал следующее:
    - Patron, elle mort (Патрон, она мертва.). – Произнес кто-то легким шепотом.
    - А на родном языке тяжело, -  поинтересовался басовито, но также шепотом другой голос.
    - Можно, потише. – Это третий произнес, едва дыша, - а то…


    Яркий свет от люстры осветил троих, сидящих за столом мужчин в возрастном диапазоне от 30 до 45 лет. Появившееся на лице удивление мгновенно сменилось на выражение выжидающее и напряженное.
    Вспомнив все, чему  учил тренер на секции восточных практик, выключил свет и в полной темноте исполнил все вспомнившееся. Дыхание сбилось на третьем. Соотношение один к трем явно не в мою пользу, но, видимо, что-то или кто-то в этот вечер явно был на моей стороне.
    Почувствовав снова усиливающийся зов Природы, сходил в туалет. Весело взвизгнув, бачок выпустил воду. Я – пар. Вытирая руки полотенцем, вошел в зал, включил свет, снова усадил визитеров на стулья и крепко привязал к стульям скотчем. Все-таки, не все утратил за годы, проведенные без тренировок, да и просмотр фильмов о действиях спецназа дал хоть какую-то ценную пользу. Все трое были без сознания, и возвращаться в него почему-то не торопились.
    Силы, видать, не рассчитал. Что ж, действовал почти в экстремальной обстановке, вот организм и отреагировал соответственно.
    Внимательно всмотрелся в лица, на которые понемногу возвращались мимика и эмоции.
    Тот, что постарше, явно был начальник. Моего роста и телосложения, волосы ежиком, усов и бороды не было  и взгляду зацепиться было не за что. А вот его компаньоны, были кренделя поинтереснее: у блондина усы подковой свисали с подбородка, щегольская прическа, делали его похожим на соседа, тоже носившего усы подковой и еженедельно ходившего к парикмахеру и второй, шатен, усики щеточкой и мини-бородка эспаньолка.
    Те еще, видно, ребята.
     О! начали приоткрываться глаза. Появились попытки что-то сказать, но предусмотрительно наклеенный на рот скотч лишал их таковой возможности, отчего и дыхание было затруднено. Все трое сопели, как паровозы.
    - Ну, что, ребята-акробаты, разговаривать будем? – Спросил, усаживаясь на стул напротив троицы. – Что молчим-то?
    Старший замычал и закрутил глазами.
     - А-а-а! – произнес я. – Сейчас скотч отлеплю!
    Что и сделал.
    - Да что вы себе позволяете? Вы в курсе, кто мы такие? – Возмущению старшего не было видно предела. – Мы сотрудники КГБ!
    Вот тут я и привстал со стула.
    - Сотрудники – чего? – С язвинкой переспросил я.
    - Сотрудники К-Г-Б!!! – Почти прокричал старший.
    Удар по голове привел его в надлежащее состояние, и кусочек скотча занял свое место.
    - Значит, КГБ? – Я прошел от стены к стене. – М-м-м?
    Блондин и шатен замычали в унисон и закивали головами. Уж больно у них это слаженно получилось!
    Увидев, что старший пришел в себя, приложил указательный палец к губам и отлепил скотч.
    - Говори!
    - Мы сотрудники КГБ, - произнес спокойно, взяв себя в руки, старший.
    - Какое КГБ? Уж лет сколько, забыл, называетесь ФСБ! – ответил я.
    - Причем здесь финансисты?
    - Какие финансисты?
    - Финансово-счетное бюро. – Гордо вскинув подбородок, произнес старший. – Одно из учетных подразделений КГБ!
    - Какого КГБ? – Чувствую, что закипаю.
    - Такого! – Взвизгнул, закричал, брызжа слюной и наливаясь пунцовостью. – Комитета Галактической Безопасности!
    Вот тут уж я в полной растерянности опустился на стул и произнес нараспев, как загипнотизированный удавом кролик:
    - Комитет… Галактической… Безопасности… КГБ!
    И зашелся диким истерическим смехом.
    Не знаю, может со стороны это выглядело и смешно и нелепо, но подавить свой смех я не мог. От смеха закачалась люстра и стала подмигивать одна лампочка.
    Мои визитеры смотрели на меня с полным непониманием.
    С трудом справившись со смехом и с икотой, произнес:
    - Ребята, а, может, вы артисты?
    И снял скотч с губ всех троих.
    Громкое трио утвердило:
    - Нет!
    Не знаю почему, но никаких флюидов агрессии от визитеров не исходило. Подумав, обратился к сташему:
    - Может быть, я совершаю ошибку, но тебя я развяжу. Ты – своих компаньеро. Обиды не таите, надеюсь? Предлагаю выпить на мировую, да и просто выпить хочется до ужаса... Итак?
    Услышав очень жизнеутверждающий ответ, пошел на кухню. Давно известно, отказываться от приглашения выпить и закусить - да еще на халяву! -  не входит в круг привычек русского человека.
    А то, что они именно русские, хоть убей, сомнений у меня не возникло. Почему-то…

*             *             *

    Круглый стол съинтерьерила скатерть-шотландка цвета бордо, в тон намечающейся гармонии вечера. Не менее изящно и элегантно украсила стол со слезой на боках  початая литровая бутыль водки «Наличной» и девственно заманчивая бутылка виски « White Horse». Помимо этого на столе уютно разместились тарелка со шпротами, с сельдью и луком с укропом, с салом и копченой колбасой, а также тарелка с нарезанными крупно свежими помидорами и огурцами. Обычная закуска, не любящего утруждать себя излишними кулинарными изысками человека.
     - Мужики, извините, хлеба нет. Только засохший батон! – Несколько виновато произнес я.
    - Сухарь улучшает перистальтику, - академическим менторным тоном озвучил шатен свою мысль.

    Закусочные тарелки вместе с вилками в последнюю очередь были расставлены перед каждым гостем. Но! Фурор произвели серебряные под старину рюмки. Ярко горя боками они празднично украсили стол.
    - Натюрмортисто, блин! – Чуть не задыхаясь от умиления, произнес старший.
    Дальше – немая сцена.
    Больше – сказать нечего.

*            *             *
    
    На правах хозяина я разлил по рюмкам водку. Сладко-острый аромат алкоголя всколыхнул застоявшийся в комнате воздух. Что-то незримое вдруг пришло в движение и что-то мгновенно преобразилось, что-то, что нельзя передать словами.
    - За знакомство!
    Я встал и единым махом осушил рюмку. Крякнул и с протягом втянул воздух носом.
    - Хороша!..
    Гости повторили всю процедуру без изменений.
    И действительно!
     В самом деле, что-то изменилось не только в комнате, но и внутри каждого, находящегося за столом.

    - Савва! – Я протянул руку старшему.
    - Интеллект-майор КГБ Лебедь! – С пафосом.
    - Савва!
    - Интеллект-лейтенант Рак! – Скромнее.
    - Савва!
    - Интеллект-сержант Щука! – Сама скромность, почему взгляд не потупил?
   
    Вот чего не ожидал, того не ожидал. Прям  все по Крылову:
    - Однажды лебедь, рак и щука… Телега где?
    На интеллектуалов из КГБ это не произвело ровным счетом никакого впечатления.
    Сочли, вероятно, за комплимент.
     Лебедь по командирски просто:
    - Чтоб не охмелеть, руку менять не будем. Савва, наливай водку! Коня из стойла выведем позже…
    Не закусывая после первой, также лихо опрокинули по второй и, расслабленные, сели и принялись за закуски.

*               *              *

    - Ергуцк… Это где? – Спросил Щука, изучив внимательно рюмку и надпись на ней.
    - На севере… -Ответил я.
    - Се-е-ве-ер!.. – Мечтательно произнес Щука. – Север – это да!
    - Антиквариат?
    - Не, новодел.

    На севере мрачном, на дикой скале
      Кедр одинокий под снегом белеет
    И сладко заснул он в инистой мгле
      И сон его вьюга лелеет.

    - Красота! – Резюмировал Лебедь.
    - Мировая классика, Гейне! – сумничал Щука.
    - Федор Иваныч… - Встрял Рак.
    - Кто таков? – Насторожился Лебедь.
   - Тютчев, - сглаживая, ответил Рак.

    Нас всех учили понемногу
    Чему-нибудь и как-нибудь,
    Так что ученьем, слава Богу,
    У нас не мудрено блеснуть.
   
    Продекламировал Щука и радостно потер руками.
    « Интеллектуалы, - подумал я. – Ишь, классику про север шпарят, АСа приплели. А сказал бы, на Юге, что б тогда? Например: Огни  Ростова поезд захватил в пути, вагон к перрону тихо подходил…»
    От мыслей горестных отвлек Лебедь.
    - Савва, наливай! Раз вечер так начался, то и закончить его нужно в той же тональности.
    - Звездячками, что ли?
    - Нет. Поймал врасплох. Не туда попали и подрастерялись чуток.
    - Это я шутя, дабы беседа не прерывалась. Разлил. Выпили. Закусили.
    Бескомпромиссно: – Как, насчет, покурить?
    - Где? – В три голоса.
    - Здесь, - обвел рукой комнату. – Женщин и детей нет.
     Встал и взял из буфета массивную пепельницу из горного хрусталя со вставками из меди (подарок друзей), спички и пачку папирос «Черномор».
    - Раритетом балуешься, Савва? – Неуемный Рак.
    - Полно. Какой раритет? В любой табачной лавке добра этого, пруд пруди.

    Сами же интеллект-кгбисты достали нечто среднее между длинным мундштуком и трубкой, прикурили самым загадочным образом и пустили в потолок тонкие струи дыма. Поплыл над столом табачный дым, таинственно переливаясь клубами, густой и сизый. Распробовав через табачную завесу, что «Черномор»  то таки все же лучше, попросили, а, по народному говоря, стрельнули по папироске каждый. Закурили с видимым удовольствием и с удовлетворенным видом, откинувшись на спинки стульев, принялись усиленно дымить…
    Через какое-то время, табачный дым висел слоями в комнате, придавая ей некую оригинальность, но, и в то же время, можно было вешать топор.
    Десять минут длилось молчание. Никто не умер и не родился, ваз хрустальных на пол не ронял. Время текло ему самому известным руслом и в это русло вписались мы, самым что ни на есть комильфотным образом.
    Тишина, пронзительная до звона, огласилась боем часов.
    Резкий порыв ветра вспарусил шторы и через приоткрытое окно в комнату вторглась грозовая свежесть, смешав и разогнав устоявшийся табачный дым. Резко запахло ожиданием дождя, речной влаги и болотной сырости.
    Издалека донесся раскатистый рокот грома, рассыпавшийся мелкими камешками по вечернему небу. Быстро набежавшие тучи скрыли звезды и луну.
    Чу! Яркая молния осветила темный небосвод. Гром повторно оглушил слух, рассыпаясь мелкой дробью в окружающем пространстве. Стоящие в серванте рюмки и фужеры мелодично и застенчиво отозвались в ответ.
    Раз! Два! Три! Как по заказу, молния на доли секунд осветила небосвод.
    Раз! Два! Три! Гром басовито, деловито – профессионально! - исполнял свою арию и хрустальная посуда унисон подпевала ему.
    Все мысли сконцентрировались вокруг грозы.
    Робко и несмело первые капли дождя  часто застучали по стеклу и жестяному отливу.
    Вслед за громом, окрестности окраин огласились тревожным ревом сирены.
    - У вас здесь как, всегда так спокойно? – Несколько, с издевкой спросил Лебедь.
    - Практически, - отвечаю.
    - А…, - головой мотнул в окно Лебедь.
    - Бывает, всяко, укусит и собака, - вторю в тон ему.
    Часы повторно огласились боем. И бой часов, насыщенный и медный, дополнил какофонию небесных сфер.
    Содержимое «Наличной» понемногу убывало. И такой же счастливый конец маячил на горизонте виски.
    - Ребята, а в чем заключается ваша интеллект-работа? – скорее рожаю, чем соображаю спросить. – Мысли исподтишка читаете, силой мысли врага с ног сбиваете, предметы передвигаете, али, еще чем народ удивляете?
    - Не язви, Савва, -  с укором произнес Лебедь.
    - Ничем подобным не грешим и секретов, явных ли, и скрытых ли отродясь в работе нашей не бывало.
    - Так в чем, в чем секрет-то? – Это уже спьяну кураж попер из меня. – Какую такую тайну скрываете?
    - Ничего не скрываем.
    И я, немного устыдясь, почти слезливо говорю:
    - Ну, хоть то, что можно. В двух словах…
    - Если только в двух. – Лебедь указал глазами на рюмки.
    Я понял и налил.
    - Выпьем, значит, никуда не торопясь…
   
    И он начал рассказ.
    То ли водка уже начинала действовать, то ли он, кот - баюн вещий, словами особыми заболтал, но вспомнить все дословно не могу. Чувствовал, что проваливаюсь в какую-то яму, дух захватывало, меж лопаток дрожь и во время то же в сознании ясном. То вверх воспарю, то вниз бросаюсь, как в пропасть бездонную, на грани безумия и бесконечного счастья. Перед глазами картины проносились, как при ускоренном просмотре в кино, картины одна другой ярче и изумительней, красками насыщены такой полноты цвета неописуемой, что казалось, в мир другой попал. От полета кружилась голова, и тошнота подступала к горлу и, на какое-то мгновение почувствовал полное ощущение отсутствия физического тела. Иные миры, иные планеты, наполненные фантастическими зверьми и людьми, очень уж на нас похожих. Природа буйством красок напоминала и земную природу и внеземную. Все проносилось стремительно, и овладела мной эйфория, да такая, что на радостях  полез, было целоваться с моими гостями. Но сработал внутренний тормоз. Рассказчик, очевидно, произнес  условное слово-пароль, отчего вдруг спала пелена с глаз, и вернулся слух. И вот я сижу за столом и курю… Как в анекдоте: - Сизу пью цай. Заходят…
    - Ты думаешь, Саввушка, мы с врагом грудь на грудь биться выходим? Не-е-ет! Мы, - Лебедь постучал согнутым указательным пальцем по голове, - интеллектуалы! Мы ведем настолько тонкие игры, в таких плоскостях разума… В общем, поле нашей битвы – миры астральные и ментальные. Бывали, - слышишь? – бывали сбои, но чтобы проиграть – никогда! Интеллект - подразделения КГБ – авангард защиты всеобщего разума! Полное отсутствие кровопролития – наш непререкаемый постулат. Враг побежден врагом  ума – всегда!
    Рак и Щука клевали носом или делали вид.
    Все-таки, соотношение один к трем не в мою пользу. Так получилось, что больше всех пил я, и как хозяин, и как бы за гостей тоже.
    Мы с Лебедем приговорили водочку и под кофе « вывели из стойла коня»; так витиевато выразился  он, когда свинчивал крышку с бутылки.
    На мое предложение выпить виски с кофе, Лебедь отреагировал адекватно:
    - Кофе, надеюсь, настоящий, молотый?
    - Не «Полуденный колос», чай, натуральная «Арабика». Сам сейчас и оценишь.
    Кофеварка, тонко свистнув, известила о том, что кофе готов.
    Кофе разлил в тонкие фарфоровые чашечки, предварительно обдав их кипятком. Тонкий тягучий аромат  пополз в ноздри, щекоча и дразня. Чтобы оттенить аромат, высказал предположение и предложение, что, мол, было бы не плохо, добавить в кофе виски, за неимением коньяку. Предположение,  также как и предложение было одобрено. Любители кофе наверняка знают, что сей напиток, весьма хорош и сам по себе, но ежели в него добавить коньяк, либо виски, или ликер, или уж на худой конец, простой водки, то он начинает играть всеми оттенками вкусовой гармонии и, в зависимости от того, у кого какие рецепторы, тот именно так и поймет и оценит обогащенный вкус сего благородного напитка. Поймите правильно, значение чая ни в коей мере не умаляю. Просто – каждому свое.
    Крепкий кофе с виски немного отрезвил.
    - Выходит, работа тонкая и опасная…
    - Не тебе судить, Савва. Еще древние говорили: «tantum possumus, quantem scimus», т.е. столько можем, сколько знаем.
    - Слышь, майор, а как вы здесь очутились и как уходить собираетесь?
    Лебедь затушил закуренную (потерянную со счета) папиросу в пепельнице. Дымили мы отчаянно много. До безобразия много. Встал со стула и попятился задом к окну.
    Вспузырившаяся штора слегка приобняла фигуру Лебедя, придав ему некоторую мистичность.
    - Easy come, easy go! Сейчас увидишь. Без фокусов и обмана! Все просто, - и резко скомандовал. - Рак, Щука, ко мне!
    Спавшие или делавшие вид, Рак и Щука  мигом очутились возле майора.
   
    - Погоди, майор, не гони коней.  Хочу уяснить - кто мертв и кто это – она? – Спросил напоследок.
    - Ах да!  Это муха. Вот! – Щука поспешно снял с книжного шкафа расплющенное насекомое. – Мешала, понимаешь ли, работать.
    - Хотел увидеть, как уйдем? Смотри! Нервных просим удалиться! – произнес несколько наигранно интеллект-майор.
   
    Лебедь щелкнул пальцами и все трое, отдав честь, растворились в воздухе, оставив после себя легкий запах озона и давно забытый аромат одеколона «Красная Москва».
                11 - 29 мая 2010г.