Синий заяц

Звуки были нелепо   красивые… завораживающие своей простой и какой-то немыслимой красотой.  Звуки сплетались с  воплями, хныками, создавая картину этого мира, детского мира, напоминая мне МОЙ детский мир. Мира, которого уже никогда не будет.
Кто-то из обычного детского игрушечного ксилофона извлекал песню….Песенку, которую пела мне в детстве мама…  Давно уже…. И больше не споет… Отрывки слов, словно конфетти… Нет смысла, нет рифмы – одни воспоминания…

« спит….ночь… малыш…».

Минуя стеллажи с робокопами, куклами  с тупым выражением  на одинаковых лицах, я вдруг за очередным поворотом  чуть не уткнулась в него.
Он стоял ко мне спиной…  Ссутулившись, в длинном черном пальто. В не по сезону лакированных штиблетах и брючках с разрезом вдоль стрелки. Именно от этого милого в принципе разреза я  впала в ступор: я такого еще не видела.  Низ явно дорогих брюк  промок, под его ботинками потемнело покрытие пола, из голубого став темно-синим.
Я стояла и смотрела на это темное пятно,  и слушала как он играл: самозабвенно, с упоением… Музыка оборвалась резко и стало оглушительно тихо… в ушах зазвенело…

Он обернулся, и я увидела его глаза…. Огромные карие глаза полные такой тоски…   
Нет. Это была не тоска. Это было…  Как сказать-то?  Представьте себе, что в жаркий полдень вы покупаете мороженное, разворачиваете обертку, предвкушая райское наслаждение. Вы полны этим ожиданием. Вы почти счастливы… Вы откусываете  кусочек шоколада. И вонзаете зубы в плотный удивительно холодный очаровательно ароматный пломбир…  И тут ваш кариес напоминает о себе резкой болью…. Вот это миг: ожидание рая с полным недоумением от внезапной боли с примесью вселенской обиды на несовершенство мира…

 Два больших вопросительных знака «За что?»  И именно ЭТО было в его глазах… Рай и ад одновременно…
Несколько секунд… словно вечность.  И вдруг: осознание,  понимание и желание догнать. Обнять. Защитить. Но он уже  уходил, медленно, оставляя мокрые следы. Шаркающей походкой старика. А я, молча, кричала ему вслед «Подожди, не уходи… я тоже…». Продолжая стоять у полки с музыкальными инструментами с этой болью «Я тоже…». Очнувшись, я взяла тот самый ксилофон. Ударила несколько раз по клавишам…  Так, пустые звуки…  Детский сад какой-то. Но я купила его.  Сама не знаю, зачем и почему. Но смутно,  краешком сознания я понимала: что-то в нем есть. Что-то волшебное, и  он изменит мою жизнь.  Или ОН изменит мою жизнь…

Вначале я ждала чуда. Ксилофон стоял на моем письменном столе как напоминание. Как символ чуда. И я регулярно забегала в магазин детских игрушек. Так просто. То дочке подруги что-нибудь подыскать, то сотруднице…. Но на самом деле я хотела снова увидеть ЕГО. И исправить то, что не сделала в тот раз. Хотя, скорее всего, я снова молча простояла бы рядом, а потом снова бичевала бы себя за нерешительность… Я всегда живу с частицей «бы..» рука об руку. В ожидании рая и с четким знанием: рая не бывает. С желание  исправить то, что уже никогда не исправишь.

И чудеса тоже не происходят. С другими – бывают. Но не со мной.   И в этот раз все повторилось. Подтверждая мое знание о вероятности чудес в моей жизни как равное абсолютному нулю.

Но я все же  ждала почти 3 месяца. Подруга говорит: в России все случается через цифру 7. То есть : через 7 дней, 7 месяцев, 7 лет…  И ждать мне чуда 7 лет? А может 77?  Семь недель размышлений и  ксилофон за ненадобностью  был жестоко удален в дальние края - на антресоль. Выбросить рука не поднялась, подарить  - жалко стало. Пусть стоит, кушать же не просит.

  А потом наступила жара… С купанием в фонтанах, газировкой и мороженным. И я забыла о нем.   И о ксилофоне тоже. Но даже летом бывают неудачи.  Или наоборот: удачи? Случилось страшное - я испытала то самое чувство «рай+ад», откусив от слишком уж замороженного мороженного. Нелепо да? Замороженное мороженное. Но именно так, и никак иначе.  Лето затмилось мыслью о стоматологе. Лишь мыслью.  Мысль привела в действие глупые детские страхи. А за страхами последовали странные желания.

…Ксилофон лежал одиноко и почти пыльно.  Мучаясь от зубной боли, я нажала на клавишу. Другую…   А дальше руки сами извлекали мелодию: словно сосульки мартовским днем звенят… Динь-динь-динь.  Словно синичка, почуяв тепло, поет: пинь-пинь-пинь… Я играла.  Боль уходила тихо по-английски…   Словно   ей стало  стыдно за свое поведение, за свое коварство…

 Ад закончился…

А потом  закончилось лето... Духота, пыль – закончились…   Но и сарафаны, топики,  шлепки  тоже закончились. И наступило то самое время года, которое одни поэту воспевали, другие впадали от него в черную меланхолию.  Я скорее отношусь ко второй категории. Нет, я не поэт…   Но осень ненавижу. Сырость, мрякость и унылость…   Горе, печаль. Потери… Не хочу вспоминать, не хочу думать об этом.  А до весны еще так далеко, нужно зиму пережить, потом снова эту мокрость ранней весной… Слишком долго,  слишком серо, слишком грустно… Пережить, переболеть – и так год за годом. Осень за осенью.

  И в этом сером настроении я брела по улицам, загребая листья ногами. Мама с детства ругала меня за это: испачканная обувь, мокрые джинсы… Как давно это было?  Никто уже не отругает. Никто не пожалеет…  Ну и пусть будут мокрые ноги. Пусть я  заболею и умру…

На скамейке  одиноко лежал, кем-то брошенный, покрытый капельками вчерашнего,  толи дождя, толи плача облаков, венок из кленовых листьев. Он так подходил к моему настрою: такому же слезливому. И я возложила его на свою непутевую голову. Мокрый, но печально красивый.  И мы побрели  уже вместе – я и венок, трогательные в своем одиноком плавании по мокрым улицам. Но гордые и с королевской посадкой головы. Моей. Так как с венка стекали слезинки по моим щекам. Холодные…
 
Или это у же мои собственные? 

Не зря говорят: пути Господни … И вот я снова  в том самом детском мире, стою у стеллажа с мягкими игрушками.  Пушистый синий заяц смотрит на меня выпученными пуговками черных глаз.  И почему он синий? Может, ему печально, как и мне?  На ощупь: нежный шелковистый и пахнет сладким,  детским, словно его тискал малыш в желании унести подальше отсюда, оставив на синей шкурке запах своих ладошек, испачканных шоколадом. 
Нажимаю на кнопку – тихая песенка… Нежная колыбельная: « Спи и ты малыш…» С моих ботинок натекла лужица, а я стою и уже в который раз слушаю «Ложкой снег мешая, ночь идет большая…»,  прижимая зайца к груди, забыв обо всем на свете:  «Что же ты, глупышка, не спишь?…»  И Слезы, теплые и соленые по моим щекам… Или это венок оттаял в тепле этого мира?

… Я обернулась и споткнулась об эти глаза: «два больших вопроса: Почему?»   

Я растерялась… Вопросы ко мне? Или вопросы о своем? Он стоял и смотрел. На меня и венок, и на синего зайца. 
Потом подошел  - «И Ты?»
« Это не я» – хотела сказать я…
«Это он – глазами показываю на зайца.- Это ему плохо». 
И в сторону:  «И мне тоже…»
Он не слышит.
В глазах вселенская печаль. Осознание. Принятие, желание  защитить.
Он – отражение меня. Он -  моя тоска. Он - моя любовь. Мое ожидание. 

Мы идем рядом… Рука в руке. Слеза к слезе. 
Ад  отступил… Ожидание Рая…

 И слова маминой песни  от синего зайца:

«Ложкой снег мешая,
Hочь идет большая,
Что же ты, глупышка, не спишь?
Спят твои соседи,
Белые медведи,
Спи и ты скорей, малыш.

Мы плывем на льдине
Как на бригантине,
По седым суровым морям.
И всю ночь соседи -
Звездные медведи
Светят дальним кораблям»